Просторная деревянная беседка стояла прямо напротив дома Саши Белова – нынешнего военнослужащего. Притесненные к её дощатым стенам, росли кустарники и жгучая крапива. Здесь, под крышей, расположены четыре простенькие лавочки, а чуть подальше, за беседкой кто-то однажды установил крепкий турник. Фил любил кайфовать, мотаясь на нем вверх ногами несколько минут. Они облюбовали этот уютный уголок ещё в детстве, и как-то так получилось, что эта беседка стала их козырным местечком постоянных сборов. Не было ничего лучше, чем посидеть там с компанией теплыми ночами и попеть под гитару назло вредным соседям и на радость ценителям душевных подъездных песен. А как здорово прятаться в ней от дождя. Он стучит по дереву, пытается пробиться, но все тщетно. Лена и Саша стоят там вдвоем, а он накидывает ей на плечи свою куртку, обнимает крепко-крепко, что аж дух захватывает. И так почти до самого утра. Дождь кончается, тучи разбегаются и тают, небо постепенно розовеет, наступает прохладное утро, над землей плывет прозрачная дымка тумана. А они все ещё болтают ни о чем и обо всем сразу. Они никак не могут наговориться, им мало этих часов, им мало этой ночи, им мало, казалось, и целой жизни.
Космос расхаживал туда-сюда в тесном пространстве, покуривая сигарету. Погода стояла жаркая после проливных дождей, поэтому рукава его белой рубашки были загнуты почти до самых локтей, а верхние пуговицы расстегнуты. В другой руке он держал нераспечатанное письмо, повнимательнее разглядывая интересные марки на конверте. Минуту назад он встретил Татьяну Николаевну, мать Белова, которая тоже получила от сына письмо из армии и теперь счастливая бежала домой, чтобы скорее прочесть. Саше приходилось отсылать сразу несколько писем, включая особенное письмо и для своей невесты. Наверняка Лена Елисеева тоже сейчас скачет по квартире с конвертом в руках и целует бесчувственный клочок бумаги, прежде чем наконец открыть его.
Наконец на горизонте мелькают две знакомые фигуры. Двое парней резво шагают в сторону беседки, громко разговаривая и умолкая только на подходе.
– Здоров, космонавт, – Пчёлкин тянет руку для пожатия.
– Чего за срочность? – Валера хлопает Холмогорова по плечу.
– Никак Слепнева залетела? – усмехнулся Витя, разваливаясь на скамейке.
– Сплюнь, мерзавец, – Космос щелкнул по козырьку его любимой кепки, а затем наградил пендалем, – одни бабы у тебя на уме.
Валера примостился у подпорки, сунув руки в карманы спортивных штанов.
– Она, между прочим, барышня ушлая. Своего не упустит.
– Фила, у тебя часом никакого средства от диких пчёл нет?
– Есть, а то как же! – Филатов шутливо ухватил Витю за шею и потрепал его макушку. Верный прием, который полностью обезоруживает противника.
– Да всё, хорош! – с хохотом отмахнулся Пчёлкин. – Давай уже, чудовище инопланетное, трынди.
– Пляшите, пацаны, – с видом загадочника Космос достает конверт из внутреннего кармана пиджака. – Последние новости с границы.
– О! От Белого! – почти в один голос отозвались парни. – Сразу не мог сказать? Открывай скорее!
– Терпение, други мои. Ща все будет.
Издеваясь, Космос с торжественным видом того типа, которому обычно достается честь перерезать красную ленту, очень осторожно рвал конверт, медленно извлекал оттуда письмо, испытывая выдержку друзей.
– Да давай уже бегом, Кос, не тяни кота за яйца, – поторапливал его Фил, которому захотелось вырвать из рук друга письмо, чтобы наконец удариться в чтение.
– Готово! – Холмогоров развернул разлинованный тетрадный лист, сплошь исписанный изящным почерком. Саша хорошо рисовал и писал всегда прилежно, без единой помарки и ошибки. Он излагал свои мысли, тщательно выводя каждое слово. Эти мысли непременно были связаны с родным домом, с самыми близкими людьми, согревающими его по ночам в казенной кровати.
– «Привет, братья, сестренка Вика, – начал Кос с улыбкой. – Не знаю, с вами ли она сейчас, но, если нет, то передавайте ей от меня большой и пламенный. Она уж наверно выросла будь здоров, школу закончила.
Как вы там, дома? Год службы подходит к концу, а ещё ни одного дня не прошло, чтобы я не скучал по вам всем. Считаю дни, хотя понимаю, что считать ещё очень долго. Младшего сержанта дали, пацаны. До сих пор отойти не могу.
Жарища тут просто сумасшедшая, а вот ночи холодные, порой даже невольно вспоминаешь русские зимы.
На днях задержали наркодилера. Моджахеды-лазутчики прут и прут на границу, то наркотой напичканы, то взрывчаткой нашпигованы. Поль у меня натасканный на этих тварей, враз их просекает. Страшно там, за линией, братья… Страшно. Хотя поговаривают, что наших уже домой потихоньку снаряжают…
А в общем, пацаны, я в поряде. Маме письмо настрочил, да Ленке штуки три, а она за последние два месяца ни на одно не ответила… Кос, Пчёл, Фила, узнайте: может, случилось у неё чего?» – после этого Космос сделал недолгую паузу и поочередно поглядел на друзей. – «Может, ей помощь нужна. Я в долгу не останусь, вы ж знаете.
Что бы ещё написать?.. А что тут напишешь? Чужбина, палящее солнце, Шахристанский перевал, цветет все кругом. Красота. Но все равно на родину тянет. А помните, как мы в поход ходили, пацаны? Коса с Машкой в лесу полночи искали. Не знаю, что-то вдруг вспомнилось. Здесь тоже леса есть, но на наши, русские, не похожи совсем.
Вы мне снились недавно. Только сна такого и врагу не пожелаешь. Будто мы с вами на передовой, в Афгане… Пчёла в армейской бандане вместо кепки, Валерка – прямо коммандос, весь разукрашенный, а Кос с калашом на перевес. А они повсюду – эти боевики. Наступают со всех сторон, смерти не боятся, стреляют, стреляют по нам. У них пули-то бесконечные… Утром проснулся в холодном поту…
Вот так… Война-то вроде и далеко от нас, а эхо её доносится. Эх, ладно, о грустном на сегодня хватит. Ещё годик, и домой. Теперь он уже не кажется вечностью. Только вот за Ленку мою душа болит… Ребят, на вас вся надежда. Вы передайте ей, что я люблю её и жду её ответа и вашего.
До скорой встречи в Москве, братья.»
Бумага… Казалось бы, что можно понять по ней? Разве что только определить, как рука дрожала при письме, или увидеть ровные круглые следы непрошенных слез. Ни того, ни другого не было. Однако, в этих строках раскрывается вся глубокая печаль и тревога солдата, какая-то внутренняя и невыразимая тоска, зашифрованная в словах. Видно, как Саша искал повод улыбнуться, обращаясь к воспоминаниям уже ушедших школьных лет, но в итоге вновь и вновь возвращался к настоящему, ко всему, что его окружало там, вдали от родины. Но он сильный, он держится. И тут разговор заходит о Ленке…
Пчёла, Космос и Фил озадаченно переглянулись между собой, но все трое продолжали сохранять молчание.
– Давно Елисееву-то видел кто-нибудь из вас? – Валера, как человек абсолютно далекий от общества Сашкиной невесты, сразу же воззрился на парней.
– Да в общем-то, давно, – пожал плечами Космос. – Пчёлкин, че скажешь? – он обратился к другу, как к последней инстанции.
– Без понятия, чем она сейчас дышит. Гулял как-то с Настькой, подружкой её. Но про Ленку разговора не было.
– Х-ха! Когда это ты с бабами разговоры разговаривал? – поддел Валера, сцепив руки в замок. – Пацаны, надо все прознать. Может, она из города уехала? Мало ли, лето все-таки. Может, на дачу или в отпуск?
– Да не, – тут же покачал головой Витя, – семья у неё еле-еле концы с концами сводит. Слышь, Кос, у неё ведь отец-то не родной?
– Да, отчим.
– А Вика в курсе быть не может?
– Они с Елисеевой на ножах, Фил, – ответил Пчёлкин с видом великого знатока, – из-за Санька.
– Опять ща начнет всякую фигню выдумывать, – Космос уставился на друга уже даже без особого интереса, так как прекрасно знал, к чему тот постоянно клонит.
– Разуй глаза, Кос. Ниче я не выдумываю. Втюрилась она в него по уши.
– Так вот чего она такая смурная в последнее время, – немедленно подхватил Валера. Он вообще никогда не лез в чужие отношения и чувства – не имел такой привычки, но некоторые вещи бросались в глаза неотвратимо, их сложно было упустить из виду.
– В последнее... Лет десять уж наверно!
– Сеструху мою оставьте в покое, – наконец вмешался Кос, – речь не о ней. Нам надо Елисееву пробить. Пчёл, завтра двинем по адресу?
– Двинем... Чай не прогонит. Мы ж все-таки друзья.
Как-то не очень убедительно прозвучала его последняя фраза. Пчёла, кажется, и сам в неё не верил. И все же поддаваться панике пока рано, и спешить с выводами – тоже. Могла ведь произойти самая нелепая история, ставшая причиной её молчания. Например, у неё мог сгореть почтовый ящик со всеми Саниными письмами. Всякое ведь случается.
Однако парни со стыдом признавались самим себе, что должным образом не следили за невестой друга и не поддерживали связь с ней. А тем временем она и вправду могла угодить в какую-нибудь неприятность, что просто не до писем. Время сейчас такое непредсказуемое. Страны, какой они все её помнят, больше уже не будет; она по кирпичику разваливается, будто старый дом. И теперь здесь возможно все.
На следующий день Пчёлкин и Холмогоров направились к Лене Елисеевой примерно в двенадцатом часу дня. Она жила на улице Строителей, её дом стоял прямо напротив школы, что было не очень хорошо для Саши, ведь провожать её приходилось недалеко, потому они могли сидеть ещё несколько часов возле подъезда, совершенно забывая о голоде, об уроках, а порой делая их вместе в беседке, куда направлялись порой сразу после конца учебной смены.
Домик был семиэтажным. Ленка жила на третьем этаже, поэтому ребята обошлись без услуг лифта и меньше, чем за минуту, добрались до нужной двери. Подъезд был у них ухоженный, чистый, стены разукрашены в зеленый цвет, а на подоконнике стояли под лучами солнца цветы в горшках.
Кос позвонил в дверь, а Пчёлкин приложил ухо к её деревянной поверхности, чтобы послушать, нет ли там каких шагов.
– Звякни ещё разок, – сказал он другу, – там кто-то шоркается.
Кос удержал большой палец на кнопке, и вот зашевелился замок с той стороны. Дверь открыл не особо приятный на внешность мужчина в тельняшке, спортивных штанах и тапках. Лицо раскрасневшееся, обросшее колючей темной щетиной, в зубах спичка, а в глазах туман. Ну и, разумеется, как можно было не учуять этот стойкий аромат перегара?
– О, приветствую, пацаны, – выпучив глаза, мужчина, покачиваясь, удивленно разглядывал нежданных гостей. – Выпить есть?
– Да не, дядь, мы по-другому вопросу, – усмехнулся Витя, поморщившись, – нам Лена нужна. Она дома?
– А вы че, друзья, что ли? – невозмутимо, но все ещё изумленно он глядел на Коса и Пчёлу, протирая опухшие глаза.
– Да, в одной школе учились.
– А-а-а, – протянул он и прищемил язык между зубами – Нету её, друзья мои… Нету. Работает она.
– Работает? А где? – в допрос включился и Космос.
Поочередно посмотрев на одного и на другого, мужчина молча извлек из кармана мятую десятку и протянул их Пчёлкину.
– Пацаны, сгоняйте а. Похмелиться во как надо, – он провел по своему горлу ребром ладони.
– Мужик, мы те че, шестерки, что ли, или кореша какие? – Витя даже не прикоснулся к сальным деньгам, хотя и понимал, что информации они не получат, если не угодят этому конченному алкашу. – За водярой мы ещё не бегали. Ты нам скажи, где Ленка-то работает, и мы пойдем.
– Пацаны, ну очень надо, – разочарованный алкоголик умоляюще посмотрел на Коса.
– Мужик, слышь, ты куришь? – спросил Холмогоров его, словно старого друга, но все же не решился к нему прикасаться – уж больно нехорошо тот выглядел, да и вонял.
– Вот, заодно и сигареток мне принесите. Пацаны, ну…
– Давай так: за пузырем ты сам сгоняешь, а сигаретками я тебя угощу, – щедрый Космос достает из кармана джинсов пачку «Мальборо» и протягивает обалдевшему мужчине. Он сроду таких в руках не держал.
– Это что, мне? Вся пачка?
Пчёла с издевательской улыбкой наблюдал за этим актом благотворительности.
– Тебе-тебе. Бери.
«Мальборо» затряслась в его жилистой руке.
– Так где нам Лену найти? – спросил Космос, не до конца ещё осознавая, что теперь придется «стрелять» никотин у друга.
– А, так это… Четырнадцатый дом тут… За углом. Там прачечная у этого… как бишь его…
– У Шанса? – тут же догадался Витя.
– Точно-точно, – закивал мужик, – там она работает.
– Ладно, бывай, дядь, – сказал Пчёлкин, собираясь уже спускаться вслед за Косом, но потом остановился и повернулся к обрадованному пьянице, который выковыривал из пачки сигарету. – Ты это… Короче, если Ленку хоть раз обидешь, водку будешь через капельницу пить, понял?
– Да вы что, пацаны? Я её и пальцем никогда не трогаю… Бухаю, ну… А кто сейчас не бухает?
– Мы тебя предупредили.
– Спасибо, пацаны. Мальборо… Надо же!
– Не парься, Косматый, – взъерошив густые волосы друга, хохотнул Витя. – Иногда приходится чем-то жертвовать. На вот, не плачь. – Наполовину выкуренная пачка «Самца» была предоставлена с большой братской любовью, хоть и не без капли иронии.
– Да иди ты. Он же их скурит за один день и даже вкуса не почувствует. А мне ещё пятерину припасай. Где этот четырнадцатый дом?
– Да вон там. Шанса не знаешь, что ли?
– Не близко. А че за перец?
– Да пивной ларек через улицу крышует. Гастроном местный ему отстегивает как по часам. Короче, набирает обороты потихоньку. Пацаны к нему сбегаются подзаработать.
Шанцев Егор на весь район был известен под кличкой Шанс. Он неплохо успел развернуться за полгода, вначале запустил свои длинные руки на рынках и держал там несколько точек под своей гарантированной и относительно недорогой крышей. Перейти ему дорогу мало кто решался. Комично звучала известная тавтологическая фраза, которой любили пугать недоброжелателей его люди: «Шанс второй шанс не дает».
У него в оккупации было несколько пивных и продуктовых ларьков и прачечная, открывшаяся три месяца назад. Лена Елисеева работает там уже около двух недель, а все потому, что мать не справляется в одиночку, горбатясь на рынке, чтобы прокормить их троих, включая вечно пьяного отчима. У девятнадцатилетней Лены не было другого выбора, но и работы получше тоже не было. Открывшаяся прачечная стала её спасательным кругом в этом океане полнейшей неразберихи, который медленно затапливал уголки СССР. Платили там исправно и даже слишком много для обычной «прачки».
Ни Кос, ни Пчёла не имели понятия, с какими трудностями столкнулась её семья. Только Саша знал об их финансовых трудностях и ещё до своего призыва помогал ей чем мог. Елисеева отказывалась всякий раз, и деньги приходилось силой запихивать в кармашек её брюк. Белов велел ей обращаться к его друзьям, если вдруг понадобятся деньги, он предупредил их об этом, и они были рады помочь, но все быстро выветрилось из головы, потому что Ленка так ни разу и не попросила у ребят помощи. Ей и без того всегда было неудобно, когда Саша отдавал свои личные последние сбережения, и она просто не могла позволить себе трясти с кого-то ещё деньги для своей семьи.
Поэтому теперь она носила белый халат, упаковывала выстиранное, пахнущее свежестью альпийских лугов белье в прозрачные пакеты и передавала хозяевам после того, как они убедятся, что следы их неаккуратности устранены. Бывают и те, кто придирается к каждой мелочи, уверяет, что нашлось ещё одно пятно, которого точно не было до стирки. Тогда приходится сдерживаться, чтобы не обронить грубость, поджав губы, брать белье назад под угрозой, что о халтуре персонала станет известно могучему Шансу. Хотя кого-кого, а вот своего работодателя Лена Елисеева не боялась и поэтому смело отвечала вредным и въедливым клиентам, что они вольны жаловаться сколько угодно. Остальные её напарницы такого себе не позволяли.
Её волосы стали чуть длиннее, чем были в школе, больше она не подвязывала их ленточкой на затылке, а убирала в банальный конский хвост и пучок. Лена брела между полками и обнаружила стопку белья, которая прибыла из больницы. Оно уже было обработанным и отстиранным, а завтра его должны были забрать.
В руках она держала маленький блокнотик и ручку; делая вид, что что-то записывает, она рисовала цветочек от внезапно накатившей скуки. Работка и в самом деле не блистала разнообразием: целый день перед глазами мелькали только простыни, наволочки и пододеяльники однотонных расцветок. Бесконечная обработка, стойкий запах порошков и мыла, гуд «Сибири», давящий на уши, глажка, от которой к концу дня болели руки. Вот такие перерывы, как сейчас, случались крайне редко. Какие-то несчастные десять-пятнадцать минут давались на то, чтобы просто размяться, сбегать за сухим пайком, погонять чаи. Лена же тратила свой законный отдых на тягостные и сумрачные мысли, которые действовали подобно воспалению: заставляли сердце ударяться в панический стук, возбуждали паранойю и головную боль. Ни с кем Елисеева не могла ими поделиться – ни здесь, ни дома. Она чувствовала, что с каждым днем запутывается сама в себе все сильнее, узлы затягиваются все прочнее, и она понятия не имеет, как освободиться от них.
– Лен, ты тут? – в помещение, куда складывали чистое белье, постучалась Катерина – напарница. Лена вздрогнула, но отозвалась на зов. – Иди, тебя там какие-то два парня спрашивают.
– Какие ещё два парня? – Елисеева приблизилась к Кате и насторожилась. В тот же миг сердце ускорило свой и без того частый ритм.
– Не знаю, они не представились вообще-то. Но такие милые оба. Иди давай, они ждут.
Лена уже догадывалась, кто мог ждать её, но она все же выглянула в зал, чтобы убедиться. В пустой прачечной стояли Пчёлкин и Холмогоров, оценивающе окидывая взглядом небольшое помещение. Елисеева в тот же миг забежала обратно и спряталась за стену.
– Кать, скажи им, что меня нет, – затараторила она сбивчивым шепотом.
– Но я им уже сказала, что ты здесь!
– Значит скажи, что ошиблась. Придумай что-нибудь! Советоваться надо, прежде чем ляпать!
– Откуда я знала-то?..
– Кать, иди и скажи, что я куда-то вышла, а куда – ты не знаешь. А лучше всего скажи, что я тут больше не работаю.
– Да ты с ума сошла? Они мне не поверят. Я же пошла тебя искать.
Этот нервный девичий шепот был прерван свистом Пчёлкина, и обе девушки немедленно умолкли.
– Иди, я тебе говорю, – подталкивала Лена Катерину, – ври им что хочешь, но чтобы они отсюда ушли.
Той ничего не оставалось, кроме как возвращаться к ожидающим молодым людям. Нацепив на лицо свою очаровательную улыбку, которой надеялась сгладить нелепую ситуацию, Катерина несмело шла назад, а Елисеева осталась в своем убежище и принялась подслушивать, к чему приведет этот внезапный визит Сашиных друзей.
– Ребят, а её нет, – сказала Катя с наигранным сожалением. – Она… Вы знаете, это я – дура. Заработалась… Они ж сменами поменялись с Женькой. Женька сегодня со мной, а Лена в другой день выходит.
Кос и Витя недоверчиво переглянулись.
– Ну, Женьку тогда позови, – попросил Пчёлкин, усмехнувшись. Катерина вначале побледнела, а потом столь же резко залилась ярко-багровым цветом.
– Она вышла, – дрогнул её голосок. – И вообще, я не поняла, вам Женька нужна или Лена?
– И в какой день Елисеева выходит? – Кос, облокотившись о стойку, пытливо поглядел в глаза девушки.
– Не знаю, – пожала плечами Катя, спрятав лицо. – Ей что-то передать, может быть?
– Нет, ничего передавать не надо. Кос, идем.
– Ну пока, – Холмогоров напоследок подмигнул девчушке с рыжеватыми волосами и веснушками, и парни скрылись за дверью.
Оказавшись на улице, они оба огляделись по сторонам немного озадаченно и мрачно.
– Во телки хитрые а... – осклабился Витя, глянув в решетчатое окно в надежде, что где-то там сейчас промелькнет фигурка Елисеевой. – Гонят на чем свет стоит.
– Ну, и чего делать будем? – сердито спросил Кос. – Ошиваться тут, как маньяки? Говорить она с нами по любому не собирается.
– И чего ты предлагаешь?
– Я предлагаю заслать гонца.
– Че?
Космос на всякий случай сперва осмотрелся, нет ли поблизости ушей.
– Ты Настюху-то уже успел уломать? – понизив голос, поинтересовался он.
– И не раз, – запросто сказал Пчёла и даже удивился – мол, а разве были какие-то сомнения в этом вопросе?
– Значит, она теперь что угодно для тебя сделает. Расспроси её. Они же с Елисеевой подружки.
– Кос, да понимаешь, там такая ситуация… Расстались мы с ней плохо. Так что в эту степь соваться без мазы.
Холмогоров ухмыльнулся и покачал головой.
– Пчёл, ёпрст, ты как первый раз на лыжах. Накрути её, извинись… Нам позарез надо узнать, чего там за тишь, да Белому отписаться.
– Лады, попробую, но я ничего не обещаю.
Витя нахмурился, а Космос понял, что настал его черед издеваться над другом.
– А че хоть натворил? – полюбопытствовал он, готовясь уже придумывать способы безобидного подтрунивания.
– Да фигня. Просто забыл сказать эту заезженную фразу «между нами все кончено» и начал мутить с другой. Кто ж знал, что Настька застукает?
– Ой, Пчёла, смотри, доиграешься. Соберутся когда-нибудь эти козы гурьбой и отметелят тебя в подворотне.
– Думаешь? – с наигранным испугом Витя поднял на Коса глаза. – Фила попрошу, чтоб до дома провожал, а то мало ли…
Парни побрели своей дорогой, подыгрывая друг другу в шутейном диалоге.
В это время Лена Елисеева спокойно вернулась в зал, все ещё нервно сжимая ручку в руках. Она очень боялась, что Холмогоров и Пчёлкин вернутся сюда, что они не поверили в сказку Кати. Впрочем, о последнем она беспокоилась не напрасно.
– Надеюсь, я не зря выставила себя перед этими ребятами идиоткой? – внезапно Катерина оказалась рядом и выложила на столик пакет кексов и поставила две чашки дымящегося чая. – Может, объяснишь, в чем был прикол? Что за красавцы такие?
– Да так, просто знакомые… – отмахивалась Лена, не желая делиться своими мучительными мыслями с Катериной, которую не считала близкой подругой. Она может растрезвонить всей смене о случившемся, а ей потом отвечай на кучу бессмысленных и глупых вопросов. Потому Елисеева уперто молчит и все думает и думает... о Саше. Вернее, о том, что она внезапно оборвала с ним связь. Писем от неё младший сержант Белов не читал уже больше месяца, а её же почтовый ящик был до отказа ими завален. Она забрала их, но открыла не все. Только парочку. Прочитав их, она вдруг осознала, что ни трепетной радости, ни горькой тоски, ни едкой грусти не испытывает. Внутри пустота. Как будто ураган пронесся и не оставил камня на камне.
Дни с каждым разом пролетали все быстрее, будто шустрые стрижи над землей, а не как полгода назад – медленно тянулись и казались почти бескрайними. Раньше она глядела на часы и умоляла время поторопиться, а теперь она их совсем не замечает. Кто-то скажет, что это хорошо, ведь так долгожданный дембель наступит почти мгновенно. Но Лена будто бы этого приказа уже и не ждала. Она попросту разучилась ждать.
Маленькое помолвленное колечко лежало в одном из ящиков стола. Она сняла его и спрятала. А когда нашла, то примерила снова, но через минуту вновь сняла и положила на прежнее место, в пыльный ящик, под стопку каких-то листков и тетрадей. Лена не понимала, что с ней происходит, но без кольца она чувствовала себя свободнее. Свободы ей не хватало, причем она толком не понимала, какая именно свобода ей нужна и от чего. От ожидания? От обязанности ждать? А если бы Сашу отправили в Афган, ей бы пришлось ждать больше двух лет? Прошел год, и весь этот год она почти не выходила из дома, пока проблемы за стенами комнаты не коснулись её. Теперь она за пределами дома, где пришлось столкнуться с совершенно незнакомой жизнью. С неё как будто бы упал тяжелый занавес, и мир в одночасье перевернулся.
– Эй, Лено-о-ок? – сквозь стену окруживших мыслей Елисеева услышала чей-то голос и почувствовала прикосновение к своей щеке. Она вздрогнула и ожила, невидящим взглядом посмотрев на сероглазого парня в черной футболке и белых брюках, который покручивал в руке ключи от машины.
– Ой, привет, Егор, – растеряно бросила она.
– Чего такая унылая?
– Да так, ерунда, – улыбнулась она, поправив воротник халата. – За выручкой ты ещё рано.
– Да не за ней я, – сказал он, усевшись на столик, – я тебя повидать.
Лена слегка отпрянула назад, но от глаз его оторваться не смогла. Чернобровый, коренастый, немного смугловатый, с белоснежной улыбкой, ну прямо как голливудский актер. Лене было сложно противостоять его природному обаянию. Она слышала про него столько же лестных историй, сколько в противовес существовало правдивых. И первое время её пугало его особенное отношение к ней, но теперь сопротивляться ему становится все сложнее и сложнее.
Он нравится ей своей беспечностью, ей нравится, что он способен влиять на жизнь, а не наоборот, ей нравится, что он управляет обстоятельствами, что он может позволить себе почти все, что пожелает. Очень трудно не поддаться соблазну, когда он предлагает покататься по городу. И в самом деле, ничего плохого в этом нет! Ничего плохого нет в том, что они будут только вдвоем. Они ведь не чужие друг другу люди. Вообще, если бы не Егор, ей и её матери пришлось бы несладко. Поэтому никакая совесть не должна капать на мозги. Ничего противозаконного. Ничего!
Лена твердила себе это весь оставшийся день, убеждала себя и утешала, оправдывала и жалела. Саша ведь даже не представляет, как трудно ей сейчас, её никто не покормит, если она не заработает денег на еду, а он питается в армии по часам, как положено. Поэтому ни он, ни кто-либо другой просто не имеет права её осуждать.
***
Прошло ещё несколько дней переменчивого июня, который никак не мог окончательно определиться со своим настроением: то несусветная жара сводит с ума город, то внезапно начинаются затяжные дожди и сильные грозы.
Июль уже стоял на пороге; лето стремительно бежало вперед, и Вика Холмогорова никак не успевала за ним. Она пыталась готовиться к экзаменам, вечерами сидела над книгами и читала длинные тексты на английском и немецком языках, переводила какие-то статьи, но почти не вникала в них.
Минула уже неделя со свадьбы отца, и уже неделю ей приходится терпеть дома его новую жену. Надя, в чем, собственно, не было сомнений, оказалась не подарок. Даже хуже.
Она претендовала на роль абсолютной хозяйки, но выполнять её прямые обязанности не собиралась. Видимо, за основу идеальной семьи она взяла сюжет сказки про Золушку. Вот только Вика не имеет ничего общего с Золушкой ни в характере, ни во внешности. Да и отец жив и здоров!
Холмогорова отчаянно воевала с Надей, делила территорию, всячески пыталась завоевать внимание и любовь отца. Космоса эта битва двух домохозяек в семье почти не касалась. Он, конечно, мог ей нахамить исподтишка, но чаще всего просто игнорировал, да и она старалась с ним лишний раз не сталкиваться, зато тему о безответственности старшего сына считала своим долгом поддержать.
Виктория бы очень хотела не замечать её шмоток, разбросанной по всей ванной косметики, запаха её "Пуазона" и лаков для ногтей, живущих теперь во всех комнатах и даже, кажется, в подъезде, модных журналов, которые она листает целыми днями лежа в кресле. Отец задарил её подарками разного сорта: серьги, кольца, цепочки. В общем, голая она отсюда точно не уйдет. А Вике же остается лишь беспомощно наблюдать за всем этим и молча глотать слезы, надеясь, что папа рано или поздно одумается.
Ранее утро нового дня. Вика вошла в кухню, а Надя была уже там. Суетилась, бегая между столом и полками, лазая по ящикам и хлопая дверками шкафчиков. На подносе дымился кофе, куда Надя бросила два кубика сахара.
– Для кого этот кофе? – поинтересовалась Холмогорова, встав у стола.
– Для Юры, – ответила Надежда, даже не глядя на назойливую падчерицу. Вика же закатила глаза.
– Правда? Тогда вы должны учесть для начала, что папа пьет кофе без сахара и не пьет растворимый. Так что можете оставить его себе, а я заварю ему новый.
Вика, не обратив внимания на побледневшее от гнева лицо Нади, взяла турку.
– Может хватит строить из себя начальницу, девочка? – подала голос коротко стриженная дама, чьи ноготки сияли ярко-алым цветом. – Хочешь ты этого или нет, но я – жена твоего отца, полноправная хозяйка на этой кухне, вон в той спальне, даже в твоей комнате. А тебе пора бы уже жить одной, тебе и твоему братцу. Школы свои вы закончили, нечего не шее папы висеть.
Виктория с натянутой улыбкой смотрела в глаза этой женщины и наконец-то радовалась, что видела её истинное лицо, которое она так быстро открыла.
– А, ну да, чтобы ты папину шею оккупировала. Нет, не дождешься.
– Я вообще-то старше тебя, так что не тыкай, – грозно заявила Надя.
– А ты не надейся, что можешь вышвырнуть меня и брата из дома.
– Я приложу все усилия, детка, чтобы вы не путались под моими ногами, поняла меня?
– Ты сначала приложи усилия, чтобы кофе мужу научиться варить, а потом уже права качай.
– Да ты что, оборзела совсем?! – закричала брюнетка. – Ты как со мной разговариваешь?
– Что здесь происходит? – строгий голос Юрия Ростиславовича предотвратил едва не начавшиеся женские бои без правил, к которым Вика уже была готова.
– Юра, твоя дочь опять начинает приставать ко мне! Она не дает мне покоя, – почти заплакала Надя и ринулась к мужу, – я ей везде мешаю! Может, мне вообще уйти?
Виктория, хлопая глазами, не успела ничего возразить.
– Она меня скоро до нервного срыва доведет! – разрыдалась Надя на плече мужа. Она даже не представляла, наверное, какая актриса пропадала в ней. Станиславский, если бы сейчас наблюдал эту сцену, непременно заорал бы во все горло: «Верю!». Впрочем, примерно то же самое закричал и Холмогоров-старший.
– Вика, что ты себе позволяешь? – Юрий Ростиславович сурово воззрился на дочь.
– Да ты бы слышал, что твоя жена мне тут наговорила, пап! – воскликнула Холмогорова, возмущенная до глубины души.
– Замолчи! Имей в виду, что я не потерплю к Наде такого отношения!
– Какого «такого»? Пап, да я…
– Всё, я сказал! Ещё раз нагрубишь ей, и я очень разозлюсь, – спокойно добавил Юрий Ростиславович, и Виктория обомлела. В глазах её задрожали слезы, но ни одну из них она не посмела выронить. Ни отец, ни эта лицемерная мерзавка не увидят их.
Юрий покинул кухню, ушел вслед за своей «принцессой чертового королевства», а Холмогорова только со злостью бросила турку в раковину и скрылась в своей комнате.
Примерно так заканчивался любой конфликт с мачехой. Они обе давно дали понять, что не выносят друг друга, и одна из них рано или поздно вторую выселит из этой квартиры.
Таким образом, утро выходного дня было испорчено. Вика не собиралась высовывать носа из комнаты по возможности до самого ужина. Забросив книги и тетради, она схватила свой плеер. Музыка обычно помогала избегать депрессии, да и вообще расслабляла и мысли, и тело. Вовремя Холмогорова вспомнила, что Космос не столь давно хвастался приобретенным полным альбомом Майкла Джексона под названием «Bad», вышедшим ещё в прошлом году, который ему удалось урвать на рынке. Кассета лежала где-то у него в комнате.
Пришлось пошарить по полкам, чтобы отыскать заветные записи, но там их не оказалось. На его столе снова завал. Вроде бы чистоплотный парень, а хлама на письменном столе в виде каких-то старых журналов, пластинок предостаточно. За их стопами уже и лампы не видать.
– Развел свинарник, – пробормотала Виктория, решив привести его стол в божеский вид и заодно нарыть такую нужную сейчас кассету. Что-то свалилось на пол из-за её нервных действий. То была кипа бумажного барахла. Холмогорова принялась собирать все то, что минуту назад покоилось на столе, и вдруг на её глаза попался конверт. Вначале она подумала, что это какое-нибудь любовное послание от очередной поклонницы. Открывать и читать его она, конечно, не собиралась, но было интересно узнать хотя бы имя потенциальной невесты.
Однако надписи на конверте гласили, что письмо «приехало» из цветущего и далекого Таджикистана.
Руки девушки задрожали, а внутри все затрепетало от накатившего волнения, когда она увидела, что конверт уже распечатан. Внутри лежало бесценное письмо от солдата пограничных войск Таджикистана, Александра Белова.
Сжимая пальцами столь значимую для неё бумагу, она не знала, что делать дальше. Имеет ли она право это читать? И как быть с непреодолимым желанием взглянуть хоть одним глазком на его почерк?
Космос может заявиться в любой момент и застукать её за этим низким и неприличным занятием, если только не сделать все быстро. Вика дала себе слово, что будет молчать. Она тихонечко и незаметно прочтет письмо, а потом свернет его, заложит обратно в конверт и сунет между журналами на стол брата, где оно изначально и пряталось.
Взяв конверт, Холмогорова скрыла его под своей рубашкой, замела все следы своего присутствия, оставив, соответственно, весь бардак на своем месте, и удалилась к себе.
То, что прочла в письме Белова, Вика ещё очень долго будет помнить наизусть, особенно ту строчку, в которой упомянуто её имя. Все потому, что она перечитала это письмо раз десять, а то и двадцать: заканчивая, она начинала сначала. Для неё было важно каждое его слово, каждая запятая, каждое многоточие. В каждой строке звенела его тоска по дому, но хранимые в сердце тепло и любовь приглушали этот звон. Остался всего один несчастный год, и он вернется в Москву поездом или самолетом – все равно. Он вернется!
О строку с именем Елисеевой Виктория буквально спотыкалась, но не падала. Она перечитывала и её тоже и вдруг ударилась в рассуждения: почему она, интересно, перестала ему отвечать? надоело? разлюбила? или, быть может, и впрямь что-нибудь плохое с ней произошло?
Последнего Холмогорова желала в последнюю очередь. Тем не менее, ей не терпелось узнать истинную причину, какой бы она ни была. Наверняка Космос и ребята уже расшиблись в лепешку, чтобы докопаться до истины, поговорили с Леной, все выяснили, и в ближайшее время брат сядет за ответное письмо. Расспрашивать его об этом все равно что сдать саму себя. Но как иначе? Она ведь сойдет с ума от неведения. Да и черт с ним! Пусть они с Косом даже поссорятся, но она не будет просто стоять в сторонке. Саша никогда не был ей безразличен, и пусть брат наконец об этом узнает.
***
– Ты где письмо взяла? – Космос сердито сверлил взглядом младшую сестру.
– На столе у тебя, где же ещё?
– А с хрена ли ты шманаешь мой стол?
Стыдно было признаться в своем поступке, но Вика не могла молчать. К тому же она не чувствовала себя такой уж виноватой, ведь она пришла в комнату брату совсем за другим и не собиралась устраивать ему никаких обысков.
– Я не специально, Кос... Я хотела одолжить у тебя кассету и случайно нашла письмо. Ты мог бы со мной поделиться этим. Я жду от Саши новостей не меньше, чем вы.
Холмогоров приблизился к сестре, сложив руки на груди и слегка свесив тяжелую от мыслей голову.
– Письмо на родину, – мрачно сказал он и протянул руку. Вика немедленно вернула украденное. – Чтобы больше такого не было.
Она глядела ему в спину, когда он отвернулся и подошел к столу, бросив туда письмо.
– Почему ты мне не сказал? – голосок её, кажется, обмяк и стал почти что слезным.
– Не посчитал нужным.
– Но, Кос, для меня важно все, что касается Саши.
Теперь парень хотел видеть её лицо воочию.
– Выходит, бред Пчёлы не такой уж и бред. Он давно говорил, что ты к Белому неровно дышишь.
– Ему-то что за дело? Пусть не лезет.
– Он и не лезет. – Холмогоров взлохматил свои густые темно-русые волосы и, спрятав руки в карманы серых брюк, примостился у стола, с сожалением взглянув на Викторию. – Вик, забудь ты его. Между вами ничего быть не может. Я говорю тебе это и как брательник твой, и просто как человек со стороны. Он, кроме Елисеевой, никого больше не замечает.
– А она? – Вика стойко перенесла эти страшные секунды, пока Космос говорил эти простую и понятную правду, которую сама она порой избегала в своих грезах. – Для неё он ещё имеет значение?
– Хочется думать, что да. Ради Сани хочется так думать.
– Вы ведь уже подсуетились, не так ли? Поговорили с ней?
Парень угрюмо покачал головой.
– Как сквозь землю провалилась. На глаза, видать, попасться боится.
– Моего визита она вряд ли ожидает. Я могу её прижать к стенке.
Космос усмехнулся: боевая сестра у него выросла, хоть эту её идею он не одобрил.
– Лучше не надо, Вики, мы сами.
– Кос, дай мне шанс. Пусть мы с ней и не подружки, но мы не такие уж и соперницы, получается... Для Сашки это важно, и я сделаю все. Как только что-то узнаю, я скажу.
– Дохлый номер... Сомневаюсь я, что она будет с тобой откровенничать.
– А мне и не нужны её откровения. Я все по глазам пойму.
