***
«Линкольн» резво пересекал улицы. Последний летний день выдался прохладным, но солнечным. Уже вечерело, когда Космос, Пчёла и Фил ехали к дому Саши. – Ну че? Где он? – Витя прожигал взглядом подъездную дверь и ждал, когда та откроется. Как только это случилось, парни встрепенулись, но вместо Белова из подъезда выбежали двое ребятишек и ринулись на детскую площадку. – Время-то… Может, он уже ушел? – Фил взглянул на наручные часы. – Поехали, Кос. По дороге подхватим его. Холмогоров молча завел машину и включил музыку. Через пару минут они нагнали Сашу, который, сунув руки в карманы спортивной куртки, шагал на бой в гордом одиночестве. Заметив его издалека, Космос начал сигналить. – Не, вы видали его? Упрямый, как осел египетский. Говорил же ему – дождись! – Тормози-ка, – хохотнул Пчёла, – идея есть. Со свистом шин «Линкольн» встал как вкопанный возле Саши. Стекла медленно опустились, и из машины высунулась пара рук с перевернутыми вниз большими пальцами. Этот жест использовали, когда ловили на дорогах ночных бабочек. Белов смиренно усмехнулся над идиотской шуткой друзей и под их дружный смех сел на заднее сидение.***
Не самое благоприятное место – милицейский участок, тем не менее Швед мог спокойно переступить его порог, но приходилось топтаться неподалеку, мозолить посторонним глаза. Вот чего он ужасно не любил. Люди в форме его не сильно напрягают, но береженного, как говорится… Сюда он приходит только в крайнем случае, и сегодня как раз выпал именно он – крайний. При других обстоятельствах он бы не торчал здесь полчаса, поджидая нужного человека. И где его только носит? Договорились же, в четыре ровно. Ох уж эти менты! Когда не надо, очень пунктуальные! Хотя ему-то грех жаловаться. Наконец знакомая фигура замелькала на выходе. Протерев плешивую голову платочком, невысокий мужчина с довольством накрывает её шляпой, по пути кому-то протягивает руку, при этом перекладывая свою папку подмышку. На долю минуты задерживается ради бесполезной и пустой болтовни со своим коллегой, а затем направляется прямиком к Шведу. Тот сегодня мало походит на лондонского денди: спортивный костюм, кроссовки и, как всегда, кепка на голове. – Ну здорово, – голос с хрипотцой мог бы выдать в нем заядлого курильщика, но к сигаретам у него пристрастия никогда не было. В маленьких глазах сверкнула хитрая и обманчивая радость от встречи, скупая улыбка на тонких губах известила о приподнятом настроении, но в тот же миг лицо приобрело задумчивый и суровый вид. – Подождать не мог? – Не сегодня. Братец твой гладиаторские бои открывает. – В курсе, в курсе… Сдалась ему эта шлюха… – Да не о ней речь. Дело принципа. Не успокоится, пока не отомстит. – Ладно, давай без лирики. Главное, чтобы мне потом, как обычно, разгребать его принципы не пришлось. Кстати, с бабой этой все решили, надеюсь? – Все сделал, как ты сказал: освободил, отвез домой. Мент поджал губы, поправил галстук и пристально поглядел по сторонам. – Не настучит? – Уверен. – Одной головной боли меньше… Швед выплюнул в кусты жвачку и метнулся к машине. Он быстро что-то достал из бардачка и вернулся к менту, который молчаливо ждал его. – Книженция хорошая, советую, – методично передав милиционеру «Преступление и наказание», он нагло ухмыльнулся в его нахмуренное лицо. Представитель закона шутки не оценил, зато оценил то, что лежало между страничками. – Умник. Ладно, за Серегой гляди лучше. Я на тебя надеюсь. – Понял. Мент достаточно быстро скрылся из вида, запихнув по дороге книгу в свою папку. Запахнув коричневый плащ, он уселся в служебную «Жигули» и поехал своей дорогой, к женушке, что жарила дома аппетитные котлеты. Не жизнь, а малина. Шведу же предстояло через двадцать минут наблюдать кровавый поединок с участием Мухи и мало известного, но уже заставившего себя уважать Белого, который среди люберецких носил разные клички: от крепыша до сучонка.***
Это были самые долгие часы томления, которым, как казалось Виктории, никогда не наступит конца. Она слонялась по пустой квартире в муках и надежде на лучшее, но в голову в ответ лезли самые дурные мысли. Отгонять их это все равно что мыть окна во время дождя. Мгновенно воображение облепляли страшные картины. Так можно довести себя до психбольницы. В гостиной затрезвонил телефон, и Вика побежала, чтобы взять трубку, но вовремя успела подумать, что это мог быть отец. Он по голосу тут же распознает, что она расстроена, и начнет волноваться. Лучше пусть считает, что никого нет дома. Телефон звенел и звенел, и Вика насчитала ровно одиннадцать трелей. Она не сводила глаз с часов, и стрелки на них словно совсем не двигались, но при этом в полной тишине что-то тикало и раздражало слух. За окном медленно наступал вечер, 1 сентября неумолимо приближалось, а студентка Виктория Холмогорова напрочь о нем забыла. Завтра утром она должна появиться в институте выспавшейся, освеженной и полностью готовой к получению знаний, а ещё необходимо прилично выглядеть на торжественной линейке. Однако в этот самый момент никакой календарь её не беспокоил, никакие важные даты не обременяли, даже самого слово «завтра» не существовало. Она просто не представляла, как пережить сегодняшний день. И вновь в голове промелькнули чудовищные воспоминания. В который раз по телу пробежала зябкая дрожь; Вика обняла себя руками и окинула взглядом уютную гостиную, освещенную мягким светом торшера. Зачем только она вмешалась? Для того, чтобы опять почувствовать себя ничтожно маленькой и бесполезной, глупой и слабой девочкой, чье мнение не учитывается, чьи потуги до того смешны и нелепы, что хочется плакать и смеяться одновременно? Как же она ненавидела это чувство в детстве, чувство, когда становишься посмешищем для «опытных» взрослых. Как же ей противно от собственного вида! Она не в состоянии защитить себя, не говоря уж о любимом человеке! Больше всего она боялась создавать проблемы для кого-то, нежели для себя, но сидеть сложа руки тоже было вне всяких возможностей. Попытка не пытка, но от неё только убытки… Самоедство продолжалось бы бесконечно, если бы тревожные мысли, стучавшие по мозгам, не заставили её одеться и выйти на улицу. Единственное место, где ей, как она полагала, станет чуточку спокойнее, это беседка. А вдруг парни уже давно там? Они и в ус не дуют, совсем забыли о ней! Дома Космос может появиться только под утро, а ей всего-то и надо – убедиться, что с ними со всеми все в порядке, что злыдень Муха горазд лишь молоть языком и что Саша, которого он грозился едва ли на разорвать на кусочки, отделался лишь парой синяков. Сомневалась ли она в нем? Нет. Но вероятность худшего имела все шансы на то, чтобы перевоплотиться в реальность. Нельзя быть уверенной на все сто в подобных делах. Наверное, для парней драка – просто шутейное развлечение, отличное шоу. Их мало волнуют увечья. Они не привыкли себя жалеть, особенно, если затронута их гордость. А у Саши этого добра хоть отбавляй. Вкупе с упертостью она способна протолкнуть его сквозь любые дебри, но вместе с тем натолкнуть и на нож. Тогда уж на сцену выходит её благородие удача. Теплящаяся внутри надежда не оправдалась – беседка пустовала. Лампочку колыхал равнодушный ветерок, отчего она еле слышно поскрипывала, мотаясь тихонько из стороны в сторону, будто силясь загипнотизировать. Ровный круг света скользил по деревянному полу. Вика застегнула джинсовку до конца, забралась на лавочку и уставилась на дорогу. Скорее бы подъехал черный «Линкольн»! Вокруг стояла вечерняя тишь; высокие березы напоминали обездвиженных статуй, листва постепенно опадала и ложилась у их подножия; ровные прямоугольники многоглазых домов темнели на фоне лилового неба; шумная дорога, затихая на мгновение, изредка освещалась автомобильными фарами. Только вот нужной машины все ещё не было видно. А ещё Вика все думала о Мухе, вспоминая его нахальные и пронырливые глаза. От этого парня за версту несло безумием; кажется, нет ничего в этом мире, что было бы ему не по силам. Правда, вряд ли среди целого списка найдется хоть одно достойное дело. Таким людям свойственно просто наслаждаться жизнью, получать от неё все, идти по головам. У него нет принципов, а скорее одержимость, а ещё дурная голова, бешеный нрав и нерастраченная энергия, которую некому направить в нормальное русло. Авторитет должен иметь не только холодное оружие, но и холодный ум, здравомыслие, чего Мухе явно недостает. Да, наверное, он по-своему привлекательный молодой человек, но абсолютно лишенный самоконтроля. Таким ни в коем случае нельзя давать волю. И Швед не давал, но делал это чисто, аккуратно, ненавязчиво. «Правая рука» умела думать, и лишь по этой причине Вика сейчас была на свободе. Как же хочется курить! Никогда в жизни организм так не тосковал по никотину, не требовал свою законную дозу яда, чтобы встряхнуть нервные клетки. А смысл? Они все равно уже не восстановятся. Вздохнув полной грудью, Холмогорова снова уставилась на дорогу, но в задержавшейся на мгновение тишине вдруг ясно услышала шаги. Кто-то шел прям к беседке. Она сию же секунду поднялась с лавочки, но так и села обратно, когда увидела перед собой того, кого совсем не ждала. – Ты? – Лена Елисеева точно так же была неприятно удивлена её присутствием. – А ты чего тут забыла? Где та дерзкая и стервозная девица, с которой она говорила в последний раз? Где её штукатурка, что она накладывала на лицо, чтобы привлечь внимание тех недоразвитых приматов? Где напускная резкость и гордо вскинутый подбородок, где шальной смех и пламенный блеск в выразительных глазах? Пожалуй, неизменными остались лишь её французские духи. Раньше она не часто ими баловалась. Да и баловаться особо было нечем. Мамина «Осень» были единственным способом почувствовать себя зрелой леди. Нет на ней и ярких блузок, нет и короткой юбки. Перед Холмогоровой стояла та Лена Елисеева, которую она знала на протяжении долгих школьных лет. Спортивный костюм, светлые волосы убраны в хвост, а вот личико после злоупотребления макияжем как будто немного состарилось. В любом случае, сейчас она не выглядела такой экстравагантной, как на той дискотеке в обнимку с Мухиным. – Я пришла не к тебе, – отозвалась Лена, однако в беседку пройти не решалась. – Приятно это слышать. Но, прости, я отсюда ни ногой. Елисеева опустила глаза и расстегнула немного спортивную куртку. – Ты ребят ждешь? – Жду. – Ты знаешь о драке? Если бы только у Вики был стакан хотя бы с водой, она непременно бы плеснула ей содержимое прямо в лицо. – Я знаю куда больше твоего. Что тебе тут надо? Извиняться пришла? Лена не настроена с нею ссориться, хотя вынуждена признать, что трудно сдерживаться рядом с ней, тем более, когда она плещется ядом, как чертова кобра. – Не допускаешь, что я переживаю за Сашу? – спокойно отзывается Елисеева, чем вызывает у Вики приступ удивления. – Муха – страшный человек… – Серьезно? А чего же ты в его койке кувыркалась? Лена, стараясь не приближаться к Холмогоровой, села на лавочку в углу. – Я не хочу с тобой это обсуждать! Лучше оставь меня одну. – Да ты и так одна… Я не думаю, что парни обрадуются, когда увидят тебя здесь. – Мне плевать на них. Я здесь только ради Саши. Виктория бы немедленно ушла при иных обстоятельствах, но не сейчас. Она с ума сойдет, если эти бандиты с минуты на минуту не появятся, если никаких известий с «поля боя» не поступит. Елисеева кажется спокойной, если не приглядываться к ней особо. Тем не менее руки её дрожали, сердце колотилось как бешеное, она подбирала слова и осознавала, насколько скуден её словарный запас. Он не поможет ей объяснить Саше, как все получилось, как она докатилась до такой жизни и почему его предала. Свалить на беса? Не слишком ли много мы на него сваливаем? Никто не заставлял её становиться той, кем она стала. И сейчас её счастье зависело лишь от Сашиного милосердия, от его понимания и прощения. Ведь раньше у них всегда так было: хватало одного слова, чтобы все прояснить. Но это было так давно… А теперь от тех по-настоящему счастливых дней осталось только помолвленное колечко. Его-то Лена и сжимала в ладошке, пряча её в кармане. Ах, если бы только вещи обладали магическими способностями, как в сказках, они бы непременно все вернули на свои места… Вика молча, украдкой наблюдала за своей потенциальной соперницей, но думать о ней сейчас хотелось меньше всего. Они обе сидели на лавочке, отвернувшись друг от друга, и переживали почти об одном и том же. – У тебя закурить есть? – внезапно даже для самой себя выдала Холмогорова. Лена не успела отреагировать на её вопрос – погруженную в полумрак беседку осветили две яркие фары. Холмогорова подскочила на месте и ринулась навстречу, не веря своим глазам. Долгожданный «Линкольн» притормозил прямо напротив, и из него с громогласным хохотом повыскакивала довольная жизнью четверка неразлучных друзей. Парни и не увидели поначалу ни Лены, ни Вики. – Хах, идиоты, – смеялся Белов, шутливо толкая Пчёлкина в плечо. Вика с трепетной улыбкой глядела только на него и в глаза сразу же бросилось побитое лицо. В общем-то, положение не такое уж и критическое. Несколько дней, и все синяки заживут. Он её тоже увидел и улыбнулся ей, собираясь подойти, но почти в тот же миг на глаза попалась Елисеева. Белов замер. Мир вокруг перестал его касаться. – Ну че, Санек? Пивка для рывка, а? – бодро крикнул Космос, доставая сумку, наполненную бутылками пива, из багажника и не понимая, чего это братья вдруг умолкли. Валера, сунув руки в карманы, неловко топтался у машины, а Пчёла, присев на капот, шнырял глазами и не знал, куда их деть. Он старался не пялиться открыто на Вику, хотя именно сейчас никто не мешал ему этого делать. Она все равно этого не заметит, потому что глядит на другого. – Я не понял, а ты че здесь делаешь? – первым нарушил тишину Космос, и Виктория вздрогнула невольно, приняв его слова на свой счет. Боже, да она хоть сейчас уйдет, убежит и будет дома кричать от счастья. Белов жив и вроде невредим! Космос угрожающе двинулся вперед. – Ты че здесь делаешь, тебя спрашивают. А ну давай отсюда… – Однако удивлению не было предела, когда выяснилось, что неприятные возмущения относились к Лене. – Иди отсюда, – произнес Холмогоров, приблизившись к застывшей девушке, но та не обращала на него ни малейшего внимания. – Космос, остынь, – окликнул Белов. – Не, Сань, я чего-то тебя не пойму. Может, ты женишься на ней? Неприкаянная Виктория притихла, и легче ей стало, только когда брат подошел, обнял её, одарив поцелуем в висок. Закинув руку ей на плечо, он завел её в беседку и с грохотом поставил на лавочку сумку. Белов и Елисеева в это время незаметно скрылись от посторонних глаз. Вика упустила этот момент, и тревога отразилась на её лице. – Ну, а ты чего тут гуляешь одна? – ласково заговорил Космос, беря в ладони её холодные щеки. – Стоит, мерзнет. – Вас ждала, – отозвалась Вика измученно. – Как все прошло? – Сама же видишь, все зашибись, – широкая улыбка брата не могла её не заразить. – Скажи, Фила. Как Белый отделал этого немощного! – Да, он теперь в себя нескоро придет, – с радостью подтвердил Валера. Фил достал из сумки свою законную бутылку и плюхнулся на лавочку, отвернул крышку, отчего та испустила короткое шипение. – Осталось ещё эту шалаву отвадить, – вздохнул Холмогоров. – И чего приперлась? – Прощения просить, – пожал плечами Валера. Все ж очевидно. – Витек, ну ты где там? – Ща, докурю, – послышалось от сидящего на капоте Пчёлкина. – Ладно, Кос, я пойду, – тут же среагировала Вика, – не буду вам мешать. Да и устала немного… – Я тебя доброшу. – Не надо, я прогуляюсь, – она ободряюще улыбнулась и вышла из беседки, тут же столкнувшись с Витей. Бычок, что он бросил, едва заметно дымился в траве. Вика посмотрела ему в глаза, а затем молча обошла его и двинулась по направлении к дому. Заметив обеспокоенный взгляд Холмогорова, Пчёлкин кивнул ему, мол, я провожу, и последовал за девушкой. – Вик, подожди. – Ты чего? – обернувшись, она остановилась. – Брательник твой изведется весь. Не против, если я проконтролирую? Не было сил, чтобы отшить его, да и желания особого тоже. Ей очень хотелось с кем-то поговорить о случившемся. – Контролировать не надо. Но проводить можешь. Они неспеша шли вдвоем по пустым улицам и долгое время молчали, пока Витя не осмелился прервать это душное молчание, задав банальный вопрос, проявляя максимум заботы и внимания, которые снова не были оценены: – Не замерзла? А то куртку отдам. – Нет, спасибо. Интересно, у какого ангела она украла эту восхитительную улыбку? – И долго ты там сидела? – Где? – В беседке. – Не знаю… Да и какая разница? Да никакой! Конечно никакой! Просто надо о чем-то говорить! А ему в голову ничего, кроме тупых вопросов, не лезет. – Вить, – позвала она тихонько, – а как ты думаешь, они помирятся? – Кто? А… Белый с этой?.. А ты что, так этого боишься? – Ничего я не боюсь! Просто рассуждаю. – Не парься, не помирятся… – А почему ты так считаешь? – Я Санька не первый год знаю, викинг. – Но ведь он её любил… – Любил… Но есть вещи, которые нельзя прощать. Ты бы разве простила? Она никогда не задавалась этим вопросом. Никто из них не переживал такого рода предательства, никто не мог представить, каково испытать это на себе. Её участь - любовь безответная... И его - тоже. – Не знаю… А ты? Снова глубокомысленное молчание. Ставить себя на чужое место не так просто, как кажется. С чем-с чем, а с девчонками у Пчёлы никогда не было проблем, не считая той, что идет рядом. Но даже в этом случае богатое воображение не срабатывало: он просто не видел Вику своей, особенно теперь, когда между Белым и Елисеевой все кончено. – Меня больше другое интересует. – Что же? – Гудбай, Америка, о-о-о… - напел Витя, вызвав у девушки мимолетную улыбку с оттенками грусти. – В чем дело? Я думал, это твоя мечта. Эта тема вряд ли могла разрядить обстановку и отвлечь. Об Америке Вике было так же тяжело вспоминать. – Какое же Кос все-таки балаганное трепло. – Так почему вдруг по тормозам дала, Вик? Все ведь на мази было, как я понимаю. – И почему я должна перед вами всеми отчитываться? Я – взрослый человек! Захотела – поехала, захотела – осталась! Нельзя? – Че ты какая колючая? Никто не заставляет тебя отчитываться. – Ладно, прости… Вспылила. Наверное, Америка не для меня. Я поняла, что это попросту мой каприз, и я зря строила иллюзии по поводу жизни за границей. Там не будет моих близких… Вас не будет. – И Сани тоже… Она подняла на Витю потухший взгляд. Ей совсем неприятен его тонкий намек, но она сделала вид, что ничего не поняла. – Естественно. Неизвестно, к чему бы привел их дальнейший скованный диалог, если бы дом Холмогоровых вскоре не вырос в глухой ночи. – Спасибо, что проводил. Передай братишке, что со мной все окей. Ну пока… – Вик. – Да? – она, отойдя на несколько шагов, возвращаться не стала и была благодарна, что и он этого не сделал – не приблизился к ней. – Не знаю, зачем я это говорю, но я рад, что ты никуда не уехала. – Я тоже рада, – отсчитав три секунды, Вика как можно быстрее скрылась в подъезде. Витя стоял у дома до тех пор, пока на восьмом этаже в её комнате не зажегся свет. Только тогда он ушел.