Наступивший сентябрь вскружил голову, но не золотом листьев, что усыпали парки и расстилали ковры под ногами, а взявшей свое начало студенческой жизнью.
Последняя лекция на сегодня подходила к своему завершению. Правая рука отваливалась от спешной записи материала, пальцы едва смогли оправиться от ручки, а буквы в тетради под конец почти что ложились на строчку по сравнению с теми, что красовались в названии темы и на первых двух страницах.
Но Вика была счастлива. После того как Геннадий Маркович благословил их на удачное выполнение домашней работы, она черканула в тетради ещё пару строк для памятки, а потом наконец начала укладывать вещи в сумку: закинула тетрадку с ручкой.
У выхода из аудитории её уже ждала настроенная на долгожданный выходной Алина Назарова. Подругами они стали почти сразу после зачисления на курс. В группе их было всего двадцать человек, а казалось, что и того меньше, когда все рассаживались в огромной аудитории. Вика, с первых дней зарекомендовавшая себя, как прилежная студентка, сидела на первой парте, ближе всех к преподавательскому «гнездышку». Алина скорее по дружбе расположилась рядом. Так и учились, и уже две недели благополучно пролетели.
Алинка – говорунья, каких поискать. Словесный поток иногда не поддается сигналу «СТОП». Энергичная, легко увлекающаяся и столь же легко переключающаяся с темы на тему, она утверждает, что никогда не влюбится, искренне сочувствуя Виктории при этом. Холмогорова уже успела пожалеть, что однажды её потянуло на душевные откровения. Теперь нет спасу. Легкомысленная, ветреная Алина считает своим долгом по-дружески уличить её в совершенной глупости. «Любовь – это ловушка», – утверждает она. Утверждает так, будто за её плечами уже опыт, накопленный годами. По всей видимости, случались в её жизни разочарования. Так что Вика втихушку подсмеивалась над ней, но в спор не вступала.
– Я собираюсь к Понамареву сегодня вечером. Составишь компанию?
– Алин, я, кажется, говорила, что не сую нос на такие мероприятия.
– Что в этом такого? У него хата каждые выходные забита, а ты ни разу не была.
– Да просто не люблю это примитивное сборище.
– Не будь занудой. Какое нам дело до сборищ? Мы идем отрываться.
– Лучше без меня, – Холмогорова ненавидела, когда на неё обижались по пустякам, а Назарова – любитель демонстративно отворачивать голову, «вешать нос», словно ребенок из яселек. – Эй, ну хватит. Я искренне верю, что ты найдешь подходящую компанию для танцулек.
Желто-оранжевые листья засыпали тротуар и теперь по воле ветра летели на дорогу, прямо под колеса машин, одна из которых притормозила, несколько раз просигналив на всю улицу. Виктория в тот же миг обернулась – уж слишком узнаваемый клаксон. За девушками тихонько двигался огненный «Линкольн».
– Кто это такие? – Назарова бросила на автомобиль немного напуганный взгляд.
– Не обращай внимания, – усмехнулась Вика, решив потрепать братцу нервы. Снова раздался сигнал клаксона, и Алина вздрогнула.
– Что за придурки? Ты их знаешь?
– Охрана, которую я давно уволила. А она все катается за мной.
– Это тот парень, по которому ты сохнешь?
– Если бы… Это его друзья.
Тротуар предательски закончился, и девушкам нужно было повернуть налево, но в этот момент, засвистев шинами, «Линкольн» объехал поворот и перекрыл девчонкам дорогу. Космос опустил стекло и взглянул на обеих, чуть приподняв солнечные очки.
– Дорога перекрыта. Дальше на колесах.
– Какого хрена тебе надо, Космос? Мы же договорились, что ты больше меня не встречаешь.
– Не помню, чтобы я на такое соглашался.
– Это твои проблемы!
– Вик, я лучше пойду, – Алина решила включить скромницу, до которой ей еще далеко.
– Никто не пойдет. Все поедут. Пчёл, скажи им.
Паренек, сидящий рядом с водителем, определенно, привлек внимание Назаровой, когда его голова высунулась из окна. Игривой, обаятельной улыбки было достаточно, чтобы мгновенно переменить настроение однокурсницы. Но она и вида не подала, а только смотрела на Холмогорову с немой мольбой. Та же упрямо не желала поддаваться хитростям брата, который так и норовит всюду её проконтролировать. Если поначалу ей было приятно почти каждый день уезжать на личном автомобиле домой, то сейчас, когда она поняла, что заботой тут пахнет не так уж и сильно, начала всячески избегать этих нечаянных встреч с любимым братом. К счастью, его приметную машину узнать легко и так же легко от неё удрать. Но не в этот раз. Вика прямо всеми клеточками тела чувствовала, что Алина готова хоть на крышу сесть, лишь бы поехать с ними.
– Да прыгайте уже. Прокатим с ветерком. Доставим в целости и сохранности.
– Вы бы хоть представились для начала, – подала голос Алина, закручивая на пальце локон светлых волос.
– Алинк, познакомься, этой мой брат Космос и моя вечная головная боль. А тот, что рядом, очевидно, твой жених на ближайшую пару дней. Вон как глазами зыркает.
– Все сказала? – терпеливо выслушав глупости Виктории, Холмогоров надвинул на нос солнечные очки. – А теперь марш на заднее сидение.
В принципе, Вика понимала, что эта короткая словесная схватка ничего для неё не изменит. Сжав зубы от раздражения, она открывает дверь и забирается куда сказали, нарочито громко захлопывая её.
– Эй, полегче там! Это тебя не ЗИЛ.
Усевшаяся рядом Назарова явно была впечатлена. Кататься на заграничном авто ей ещё не приходилось, да и в городе таких не встретишь. Однако рассматривать салон ей надоело почти в ту же секунду, как только Пчёлкин повернулся к ним, уделяя должное внимание фигуристой Назаровой. Вика же сидела с кислой миной и уже предсказывала, что сейчас начнется. Витя никогда не упускал момента пофлиртовать со смазливой мордашкой. А Алиночка была весьма симпатичной.
– Витя, – юноша протянул Назаровой руку.
– Алина, можно просто Лина, – кокетливо отозвалась та. – А Вика мне про вас много рассказывала.
– Не верь ей, она все врет, – Пчёлкин любил иногда её подзадорить, это было особым наслаждением – наблюдать, как она выходит из себя. Правда, сейчас она упорно делала вид, что её не касается ничего из того, что происходит в машине. Она отвернулась и глядела в окно, прижав к себе свою сумку. Космос приглушенно включил радио и понесся по московским улицам.
– Ну че, студентки, как учеба продвигается? – задавая вопрос обеим, Пчёла в большей степени обращался к Алине.
– Полным ходом, сегодня по фонетике заработала пять, – с большой радостью поведала она, едва не раздуваясь от гордости. С язвительной усмешкой на губах Холмогорова мгновенно спустила её на землю:
– Не напрягайся так, его не отличницы привлекают. Да, Пчёлкин?
– Тебе лучше знать, Холмогорова, – его намек быстро дал желаемый результат, и покрасневшая Виктория снова отвернулась. – А вот то, что ты утаила от нас такое сокровище, я тебе не прощу.
– Это что, про меня? – Назарова почти потеряла дар речи.
– Про тебя. Какие планы на вечер, девчонки?
– Да все планы псу под хвост, – недовольно заговорил Космос, притормаживая на светофоре. – Белый в отказе. К экзамену готовится, так что в стане зубрилок прибыло.
– Он подал документы? – тут же оживилась Вика.
– Подал. Теперь учебники штудирует. Эх, на что человеку молодость, спрашивается.
– А что за институт?
– Да хер его знает. Горный вроде, да, Пчёл?
– Угу. Вулканологом будет… А че, полезная профессия. Денежная…
– Деньги не главное! – выкрикнула Вика, обратив на себя внимания удивленного Вити, вскинувшего брови. Космос лишь подавил легкий смешок. Иногда его сестра любила сморозить какую-нибудь ересь веселья ради, сама того не осознавая.
– Да и жратва, в общем-то, тоже, – с нескрываемым сарказмом вывернул Пчёла. – Не в пирогах счастье. Лина, ты тоже согласна с подружкой?
– Нет конечно!
– Я не совсем это имела в виду, – начала было оправдываться Вика, но в тот же миг плюнула на это дело. Все равно они поймут по-своему. Ни у кого из них нет мечты и цели, они всего-навсего плывут против течения в одном смысле, и по течению – в другом. Нынешнее время стремительно меняет приоритеты, и то, что ценилось года два назад, потеряло всякую актуальность сейчас. Саша уходил из страны, в которой было необходимо образование, а вернулся в страну, где молодежь предпочла университетам легкий заработок путем незаконных мелких спекуляций и рэкета, прочно вошедшего в современные рыночные отношения.
– Я считаю, что каждому свое, – подытожила Назарова с видом великого ученого, даже толком не понимая, наверное, о чем идет речь. Конечно, её семья не нуждалась в беседах на эту тему, дочь надежно росла под крылом отца-академика, профессора лингвистики, а мать, кажется, была актрисой большого театра. – Кто-то на заводе, кто-то на вулканах, а кто-то – нигде.
– Это она про вас, – тут же нашлась Вика.
– Нет! Это я про бездельников.
Вика театрально призадумалась и ответила, пожав плечами:
– Ну, все правильно. Говорю же, про вас.
– Кос, как ты её терпишь?
– Годы тренировок, Витек.
Вика, однако, была довольна, что снова смогла их умыть. Быть может, она делала это, чтобы навсегда отбить охоту у брата приезжать за ней, а у Пчёлкина – зазнаваться перед девушками и строить из себя хозяина жизни. Она их обоих бесконечно любила, но никогда не боялась говорить им в лицо все, что думала. Из всей четверки только они вызывали жуткое желание включить режим мгновенной морали. Хотелось прочесть им все лекции мира, пусть даже они не прибавят и грамма здравого ума в их головах. Они наметили, что их жизнь будет так или иначе сопряжена с риском, и прокладывать иного пути в страну будущего просто нет смысла.
«Линкольн» по просьбе Лины остановился недалеко от её дома. Видно, что она была расстроена вынужденным прощанием, но Пчёлкин был не намерен торопить события.
– Давай я тебя провожу, – не дожидаясь её разрешения, он выскользнул из машины и не дал девушке даже опомниться. Ей явно симпатизировали настойчивые парни, она просто не посмела ему отказать. Вика же отчего-то злилась ещё больше, глядя им вслед.
– Бабник хренов… – послышалось угрюмо с заднего сидения.
– Хреново твое настроение, пиявка, – Кос развернулся к сестре, избавившись наконец от солнечных очков и вооружившись последней сигаретой из пачки.
– Это ты мне его испортил! Я не планировала сегодня быть колючим ежом. Хватит уже меня контролировать!
– Вики, это не контроль. Тебе не приходило в башку, что я по тебе скучаю, например? Днем ты на учебе, а вечерами нет меня.
– Раньше тебя это мало трогало.
– Раньше мы виделись чаще. А теперь… мне без тебя одиноко. Вообще не представляю себе, что ты могла умотать в свою Америку. Как бы я жил тут без тебя, систер?
– А как же пацаны?
– Пацаны – это пацаны. Они братья. А ты – это совсем другое. Я начинаю паниковать, когда тебя долго не вижу. Ты уж прости, ерепенься сколько хочешь, но я буду временами влезать в твое пространство. Просто чтобы убедиться, что в ты в поряде.
– Со мной все прекрасно, как видишь. Жива, здорова и никому не мешаю жить.
– А я тебе типа мешаю?
– Нет, ты просто всюду норовишь меня пропасти, словно я корова какая-то. Может, мне колокольчик на шею повесить? Будь ты на моем месте, взвыл бы от вечной опеки.
– Ладно, больше я не приеду. – Он чиркнул спичкой, и салон мгновенно наполнился острым ароматом табака. Дым плавненько уходил на улицу через открытое окно, а тишину нарушало только едва различимое, журчащее радио. Кажется, Вика добилась своего, но осадок от этого разговора остался неприятный. Ей хочется, чтобы он её понял, а не включал характер.
– Космик, – отбросив сумку, она прижалась к его сидению, обхватив руками брата, – давай не будем ссориться. Я ценю твои переживания, но они напрасны. Ну пожалуйста, посмотри на меня.
Холмогоров продолжал курить, вытряхивая пепел на влажный асфальт.
– Я же сказал – больше не приеду.
– Ну Кос! Ну и ладно… – Вика вернулась на свое место и заприметила бегущего к машине Витю. – О, шлепает вездехахаль.
– Ну че, захомутал бедную овечку? – поинтересовался Холмогоров.
– Сегодня встречаемся, – объявил Витя и с замиранием сердца ждал реакции Вики. Он почему-то был уверен, что она не оставит без внимания этот безвредный флирт с своей однокурсницей.
– Красава.
– Смотри, не лопни от гордости, – прокомментировала Виктория с заднего сидения. Её выводила из себя довольная физиономия этого блудника, но куда больше её раздражало поведение Алины, этой лицемерки, которая противоречит своим же собственным словам. – Кос, отвези меня домой.
– Ща… До Рижского долетим, капусту заберем, и отвезу.
– А без меня никак?
– Гоняться сто раз неохота. В машине посидишь пока.
За все время, что они ехали до Рижского, Вика не произнесла ни слова. Равнодушно глядя перед собой, она думала обо всем и одновременно ни о чем. Мысли проносились быстрее, чем улицы за окном. Парни в клочья разрывали её осеннюю хандру своим хохотом и чересчур громким «перетиранием» своих тем, в подробности которых Холмогорова не вдавалась. Кажется, её больше не интересовал род деятельности брата, его участившиеся скандалы с отцом и абсолютная беспечность. Прямо сейчас она возилась с собственным клубком нитей: пытаясь распутать его, она запутывала ещё больше. Чем её так задел этот дешевый флирт Пчёлы с Назаровой? Она и раньше была частой свидетельницей подобного, но… после того поцелуя в ней что-то поменялось, что-то щелкнуло, зажглась тусклая лампочка, и все, что искала Вика, это выключатель. Нет, это не любовь! Однако, это что-то, отдаленно напоминающее ревность. И Вике это не нравилось, с другой стороны, она почти что готова была признать, что безответные чувства, наверное, имеют способность высыхать. Пусть медленно, так медленно, как таят арктические льды, но все же слабеют. Сколько можно отдавать всю себя и не получать ничего взамен?
Космос резко дал по газам, и усыпленная своими мыслями Холмогорова едва не влетела лицом прямо в сидение.
– Больной совсем? – заверещала она, ударив кулаком по сидению.
– Сука, прям под колеса бросилась!
– Кто?
– Кошка! – раздраженно выплюнул Кос, но животное, к счастью, осталось невредимым. Вика попыталась разыскать бедного зверя на дороге, но тот, вероятно, уже улизнул куда-нибудь в кусты или на дерево.
«Линкольн» вновь покатил по прямой, и Холмогоров чуть поддал газа. Автомобиль ринулся по мостовой, и минут через пять уже въезжал на Рижский рынок, разгоняя людей фирменным клаксоном. Те недовольно оглядывались, плевались от возмущения, но все же расступались. Космос притормозил на широкой площадке среди палаток.
– Ладно, я скоро.
Вика надеялась, что они оба уйдут и дадут ей возможность хоть немного побыть одной, но Пчёла, как назло, остался в машине. Чуть подвинув сидение назад, он откинулся на спинку, а одну ногу закинул на панель.
Сквозь приоткрытые окна в образовавшуюся тишину то и дело врывались диалоги прохожих, их обрывки от скуки заставляли Викторию придумывать к ним продолжение. Она глядела в спины шедших мимо людей, пока ей не надоело равнодушное молчание Пчёлкина. Он её словно специально испытывал.
– И надолго это? – спросила она. Витя не повернулся, продолжая увлеченно поигрывать спичечным коробком. Жаль, невозможно разглядеть его глаз из-за солнечных очков, которые он напялил, и Вика снова приняла это на свой счет.
– Да сейчас бабки заберет, и поедем, – послышалось с переднего сидения.
– Я не о том. Я спрашиваю, надолго твои отношения с Назаровой?
Теперь ему захотелось увидеть её глаза. Он повернулся всего на миг, и этого мига ему вполне хватит, чтобы понять, с какой целью (да и есть ли вообще цель?) она интересуется тем, что раньше никогда её не волновало.
– Чего смотришь? Она – моя подруга, и я не дам тебе её обидеть, понял меня?
– Никто и не собирается её обижать.
– А что ты собираешься с ней делать? Зачем она тебе?
Пчёлкин желчно усмехнулся, постукивая пальцем по коробку.
– А зачем тебе Белый?
Сердце ударилось о грудную клетку так, что по телу словно прошла взрывная волна. В голове раздается бешеный пульс, а лицо прямо пылает, как будто она стоит слишком близко к костру.
– А он здесь причем?
– Да так…
– Ты не ответил на вопрос. Я говорю о своей подруге! Я ведь тебя прекрасно знаю!
– Не преувеличивай.
– И все-таки…
– Отвечу словами твоего брата: не суйся, малявка. Может, я влюбился в неё.
Невозможно было сдержать смеха от такой несерьезной фразы, произнесенной таким серьезным голосом.
– Че ты ржешь? Считаешь, я на это не способен?
– О, да вы, кажется, совсем больны, Виктор Павлович, – издевательски залепетала Вика. – Не переживайте, это пройдет сразу после первого траха. Другое дело, что я тебе не позволю обмануть Алинку. Ищи себе другую жертву.
– Тогда тебя.
– Что?
– Если мне нужно переспать с тобой, чтобы внутри все прошло, то я согласен.
– Чт… что ты этим хочешь сказать? – в её горле мгновенно пересохло. Пчёлкин же остался невозмутимым. Выудив сигарету из пачки, он как ни в чем не бывало закурил.
– Я хотел сказать именно то, что сказал.
– А что у тебя внутри?.. – несмело спросила девушка.
– Судя по твоим словам, ни хера там нет.
Вход в узкий и тесный мирок «Линкольна» вновь внедрились посторонние голоса. Вика непроизвольно повернулась на звук, и прямо перед её глазами возник Пума. Занятый разговором с Космосом, он, конечно же, её не заметил.
– О чем братва гудит?
– Новый боец объявился. Мухина отбуцал.
– Да растоптал просто, как носорог, – гордо смеялся в ответ Холмогоров. Они оба стояли у капота, и Виктории было отлично видно их обоих, так же, как и им её. Однако ни один не смотрел в её сторону. Пользуясь моментом, она перебралась и спряталась за сидение Вити.
– Че, все ещё очкуешь братцу рассказать о своем дружке? – язвительный Пчёла, покуривая, понимает, что пришла его очередь издеваться над ней.
– Не твоего ума дела, – огрызается Вика.
– Ему не жить, если узнаю, что между вами что-то есть.
– Больше не об кого кулаки почесать?
– Я тебя просто предупредил.
– Да иди знаешь куда со своими угрозами?
– Бог с тобой, какие угрозы? Этим пусть Кос занимается.
Холмогорова не выдержала и пнула его сидение коленом. Пассажир, сидящий на нем, лишь рассмеялся. Она пнула ещё и ещё.
– Да тихо там, разрушишь тачку. Тогда тебя Космосила точно кончит.
– Слушай, что тебе от меня надо?
– Мне ничего. Это тебя понесло не в ту степь. Ты вдруг заинтересовалась моей жизнью, с кем я встречаюсь и как долго. Давай договоримся, что это было в первый и в последний раз. Чего молчишь? Договорились, или нет?
– Отстань от меня, жук полосатый…
– Странно, я думал, мы с тобой друзья.
– Я тоже так думала. Отвали от Назаровой, и мы вновь станем друзьями.
Пчёла резво развернулся к своей собеседнице. Сложно определить по голосу, что она конкретно имеет в виду. Но Витя знал её с детства и знал, что с ней зачастую бывает непросто.
– Почему тебя это так задевает? Дело не в несчастной подруге, верно? Тем более, что несчастной она не выглядела. Дело?..
– Дело в том, что ты её кинешь через неделю, а мне её потом утешать. Как будто заняться больше нечем…
– Тогда не парься. Обещаюсь оставить её максимально удовлетворенной.
– Циничный гад ты, Витя…
Её оскорбление скорее польстило ему, нежели затронуло. Космос наконец прервал их пустой диалог, который, кажется, они оба завели просто ради того, чтобы разбавить тягомотное ожидание Холмогорова. Виктория, во всяком случае, точно не могла разобраться до конца в причинах своего «наезда», а Пчёлкин не выбирал слова, как прежде. Ему попросту надоело постоянно разыгрывать неуместные и совершенно ненатуральные комедии; его намеки превратились в правду-матку, но все же завуалированную под грубым сарказмом.
– На, считай, – на глазах сестры Кос передает Пчёлкину пачку почти свеженьких купюр. Никаких вопросов Виктория им больше не задавала – все очевидно. Эти «труженики» не пахали полей и не разгружали вагоны, они даже студентами стать не захотели, следовательно, честных заработков они не имеют. Тем не менее, развеселый Витя бережно и с наслаждением ощупывал каждую купюру, растягивая удовольствие в их счете.
– Космосила! Это все нам! – восторженные вопли ещё больше расстраивали Вику, но она сидела молча. Космос лишь раз обернулся, чтобы проверить, на месте ли она, а то эта подозрительная тишина наводила панику.
– Может и ты когда-нибудь общак держать будешь, – мечтательно заявил Холмогоров, вытаскивая сигарету из пачки нелюбимого «Самца».
– А че? Легко! – тут же нашелся Витя, приняв его слова за вызов.
– Уверен?
– Без базара. Че пацаны перетирают?
– Слухи, брат, слухи… Белый теперь в героях ходит. Местная братва любопытствует.
– А ты?
– А че я? Сказал, как есть.
– А что им от Саши нужно? – Вика не могла и теперь делать вид, что её тут нет.
– Да ничего им не нужно. Побакланят и успокоятся.
Несложно было догадаться, что легенды разлетятся со скоростью света. В этом разрастающемся бандитском мире редко удается скрыть нечто грандиозное. Муха славился своим буйством, а тут появился несмышленыш из армии и отделал этого местного аборигена в два счета. Но самое интересное – после этого благородно скрылся с чужих глаз и захотел пойти своей дорогой. Естественно, что теперь каждого второго гложет интерес: а каков же он – северный-то олень?
***
Стрелки на наручных часиках показывали десять утра, когда Вика устроила себе очередную воскресную пешую прогулку. Бедный Космос сегодня будет один хозяйничать на кухне в поисках чего-нибудь съестного на завтрак.
Сунув ладошки в карманы джинсовки, Холмогорова бродила из одного двора в другой, будто обхаживала свои личные владения. В последнее время она стремилась к одиночеству, и суета компании начинала её раздражать, она вдруг поняла, что ничего не меняется, что все вокруг находится во многовековом застое, и время вроде бы двигается, но невыносимо долго. Она ждала часа, когда к ней заглянет счастье, о котором она мечтала. И только сейчас на неё снисходит озарение: насколько наивной и глупой она была и осталась. Ведь не Елисеева мешала ей стать счастливой. Все дело в Саше.
Теперь, когда она лишила себя возможности разорвать старую, нержавеющую любовь в клочья, она ещё больше осознает, насколько прав был Пума, права была тетка. Она ждет зря, и весь её героизм и жертвенность просто напрасны и никому не нужны. Она сделала хуже только себе самой.
Уныние, в которое превращался каждый её день, наполнялся ещё и полной бессмысленностью. Она ходила в этот университет и умудрялась не терять к учебе интереса, и только он один держал её на плаву. Она совсем отдалилась от Космоса, мало общалась с отцом и стала похожа на равнодушную скульптуру, что по какой-то нелепой случайности ожила и начала двигаться. Внутри, кроме бездушного мрамора, нет ничего.
А осень гладит по голове ветреными пальцами, будто любящая мать, ласкает, перебирая черную копну волос, жалеет и засыпает листьями – своим единственным богатством. Обдавая прохладой, она как будто пытается вдохнуть в девушку жизнь, недовольно шумит и злится, стряхивая с осиротевших деревьев пожелтевшие и усохшие украшения, высылает в подмогу серый и холодный дождь, и Вика, поднимая глаза к нему без капли благодарности, натягивает капюшон. Если б этот дождь смывал горесть и печали с души, очищал и пробуждал желание к новой жизни, но нет… В нем нет спасения. Разве что скрыть слезы он поможет. Но Вика сегодня не собирается плакать. Она решила с этим завязывать. Это не менее вредно, чем курение.
Подумав немного, она сняла капюшон, и, улыбнувшись хмурому осеннему небу, расправила руки, ловя хрустальные капли ладонями. С глухим звоном они разбивались о её кожу. Как там пелось? Ах да… «У природы нет плохой погоды».
Белов курил у приоткрытого окна на кухне, безразлично наблюдая за тем, как капли дождя, падая на стекло, начинают соревноваться между собой, постепенно скатываясь вниз. Ещё недавно ему казалось, что и он покатиться вот так же, в самый низ, без своей Ленки. Но, как не странно, сильные чувства стремительно начали угасать, разрывающая боль внутри утихала, однако образ Елисеевой все ещё был слишком свеж, чтобы точно так же быстро стереться навсегда. Да и вряд ли он когда-нибудь забудет, как она выглядела в первую встречу и в последнюю. Такое ощущение, что это две совершенно разные и непохожие друг на друга девушки. Он иногда думал о ней, вспоминал, сравнивал, а потом, докуривая до фильтра, снова возвращался к реальности, в которой места для Елисеевой больше нет. Здесь есть место матери, друзьям, институту и… собаке.
В это пасмурное утро, однако, вовсе не сигарета заставила его вынырнуть из очередного путешествия по прошлому, а сестра Космоса, бредущая под дождем мимо его дома. Заметив её под своим окном, Белов не раздумывая открыл его пошире и окликнул девушку. Та остановилась, и, словно промокший воробушек, начала озаряться по сторонам в поисках источника звука.
– Вика, я тут, – Саша помахал рукой, когда она наконец нашла его. Стоит ли говорить, что на её лице в секунду расцвела улыбка? – Погоди, я ща спущусь. Только не уходи, ладно?
Затушив окурок в пепельнице, он ринулся в прихожую, быстро надвинул кеды и схватил с вешалки спортивную куртку.
– Саш, а ты куда? – Татьяна Николаевна едва успела поинтересоваться у заторопившегося сына. Сидел-сидел, вдруг как стеганули…
– Я ненадолго, ма.
– Ну куда в такую погоду? Зонтик хоть возьми.
– Зонтик? Давай. – Он, чмокнув маму в щечку, взял из её рук зонт и скрылся за дверью. У Татьяны Николаевны не на шутку разыгралось любопытство. Она осторожненько засеменила в сторону кухни и выглянула в окно. На сердце стало немного неспокойно, когда она увидела, как Саша почти что выбегает навстречу к девушке и раскрывает над ней зонт. Они минуту стоят у подъезда, а потом уходят. Женщина провожает их взглядом и все никак не может распознать темноволосую незнакомку рядом с сыном. Лица она не видела. Поразительно, как вообще Белов узнал её, когда она проходила мимо?
– Саш, ну встань под зонт, я тебя прошу, – Вика ютилась под черным зонтом, а Белов отчего-то не решался сократить между ней и собой дистанцию.
– Да нормально все, идем лучше под крышу, в беседку, – парень слегка подхватил её под локоть и повел в сторону уютного убежища за домом. – Так здорово, что я тебя увидел.
– Почему?
– Я хотел поговорить с тобой после той драки.
– Со мной? О чем?
– Да обо всем. О том, что здесь, о том, что на чужбине.
Легкая тень дрожащей улыбки тронула её губы. Чтобы скрыть её, она поджала их. Дождик барабанил по зонту, его холодные капли беспощадно усеивали Сашину спортивную куртку, и Холмогорова все же не выдержала и, взяв Белова за рукав, потянула ближе к себе, вернее, под зонтик.
– Идем, – сказала она.
В беседке и впрямь лучше, уютней, даже теплее, но как-то пусто, когда нет ребят. Но есть ли сейчас в них нужда, когда Вика наконец с Сашей вдвоем? Больше всего она боится, что кто-то по закону подлости вдруг ворвется в этот крошечный мирок и разрушит его и без того некрепкий фундамент.
– Ну что же ты? Хотел поговорить, а сам молчишь.
– Да я не знаю, с чего начать… Месяца не прошло, а уже столько всего навалилось. Знаешь, тут как-то подумал: а не вернуться ли тебе в армию, Белов? Ну на фиг все эти вулканы.
– Ну уж нет, больше я тебя не отпущу, – засмеялась Вика, пригрозив пальцем, – то есть… мы. Мы не отпустим. Надеюсь, ты шутишь.
– Да кому я там нужен? – отмахнулся Саша. – Отслужил свое.
– А расскажи что-нибудь, – Вика уселась поудобнее и с интересом уставилась на парня, который застенчиво почесал затылок.
– Тебе хочется узнать, как рядовой Белов стал старшим сержантом?
– Мне хочется знать все. Но всего ты мне не расскажешь. Поделись чем-нибудь, чего не жалко.
Белову всегда нравилась её откровенность, её бесхитростность, чистота её слов, искренность. Она могла слушать его часами и молчать, и это его порой поражало. Она ни слова не скажет о себе, пока он не спросит. Она, наверное, думает, что ему все равно. Но нет. Она ошибается. Он никогда о ней не забывал, она неотделима от братьев, она маленькая частичка его жизни, и он дорожит ею, печется о ней, любит. Правда… не так, как ей бы хотелось.
– Мне для тебя ничего не жалко, сестренка.
Холмогорова терпеливо снесла прицепившееся к ней позывное.
– Ну тогда не томи! – с натянутой бодростью отозвалась она. – Я вот лично не представляю, каково это – прожить два года вдали от семьи, от друзей.
– Тоскливо, Вик, тоскливо… Но человек приспосабливается к любым условиям. Он ко всему привыкает, и к долгой разлуке тоже.
– Там, наверное, ещё и начальники строгие были, да?
– Командиры, глупышка, – рассмеялся Саша, усевшись рядом. – Всякие были. Иной раз реальные сволочи попадались. И не только среди офицеров, и среди дембелей, и среди рядовых. Таких приходилось воспитывать.
– А друзья у тебя там были?
– Полно. Но лучших было всего двое, один на четырех ногах.
– Как это?
– Пес у меня был классный. Полем звали. Полтора года со мной, и в огонь, и в воду. Раньше никогда не задумывался, насколько собаки умными бывают. А этот даже говорить умел. На все задания со мной, на караул со мной, в ночную со мной.
– Тяжело с ним было прощаться?
– Ещё как… С одной стороны вроде радуешься – домой как-никак, а с другой – скребло на душе.
– А про второго друга расскажи.
– Про Фару-то? Отличный пацан, порядочный, правильный. Таджик. Все мне мудрости свои задвигал восточные, – вспоминал Саша с улыбкой. – А у них этих мудростей куры не клюют. Я иногда вообще не понимал, о чем он говорит. Ни одного умного слова не запомнил.
Вика следом за Сашей рассмеялась.
– Да, куда уж нам, белым людям?
– Это точно! Нет, весело служили, и драки были, и ссоры случались, но все плохое оно почему-то недолго в памяти задерживается. А рядом война, границы близко, так что риска хоть отбавляй. Каждую неделю нет-нет да попадется на мушку душман.
Виктория только сейчас обратила внимание на костяшки его пальцев с ободранной кожей и заживающими болячками, когда Белов потянулся в карман штанов за пачкой «Родопи».
– Там сейчас вроде как затишье.
– Десять лет уж под осадой. Должен же быть конец.
Никто не знал, настал ли долгожданный мир в Афгане, но русские солдаты вернулись домой, все, кому посчастливилось выжить там.
– А как у тебя с универом? – Вика решила переключиться на более современные темы, близкие к настоящему, к родному дому. – Кос говорил, ты поступил.
– Пока только документы подал, к экзаменам буду готовиться.
– Все-таки в Горный решил?
– Не вижу себя в другой области. Кучу литературы перелопатил. Вулканы… Настолько непредсказуемая загадка природы. Одно из мощнейших извержений было в тысячи восемьсот восемьдесят третьем году. Кракатау дал прикурить. А Везувий? Половину жителей Помпеи просто уничтожил.
– А я очень давно слышала по новостям про извержение какого-то вулкана в Колумбии. Не помню точно, в каком году.
– Восемьдесят пятый. Руис, если не ошибаюсь.
Он, кажется, знал и не единственную дату крупных извержений, и он рассказывал об этом со страстным увлечением и безграничным удовольствием, не подозревая, возможно, или не желая замечать, что рядом с ним сидит девушка с раскаленными внутри неё чувствами, которые, будто сметающая лава, отрезают ей все пути для отступления. Она задается вопросами: зачем он её окликнул? почему просто не дал пройти мимо? зачем спустился к ней и едва ли не силой укрыл под зонтом от дождя?
Его внезапная забота немного пугала её, несмотря на то что она была пределом всех мечтаний, несмотря на то что снилась по ночам. Она так привыкла к грезам, что теперь, когда он так тепло улыбается ей наяву и травит армейские байки, она даже растерялась, понятия не имела, как себя вести.
– Да, армейские друзья – это, конечно, здорово, но как же быть с теми, которые здесь?
– Ты о чем сейчас? – Белов взглянул на Вику с толикой беспокойства.
– Ты ж в курсе, чем они промышляют?
– Ну так, в общих чертах. Я тебя вообще-то за старшую оставлял. – Его шутливый тон заставил её улыбнуться, но улыбка только добавила печали её лицу. – Не доглядела.
– Извини… Подвела я тебя. Но твой план изначально был провальным.
– Согласен. Знаешь, Вик, у меня такое чувство, будто я вернулся в какую-то чужую страну, здесь все стало иначе, а я себя пытаюсь оградить от этого, закрыться, не думать, а просто… пойти по верной дороге. Тем более, что до моей цели другой не существует.
– Значит, ты не поддерживаешь ребят?
– Кто знает, может быть, то, чем они решили заняться, сейчас более востребовано. Я не буду диктовать им, как жить, если ты об этом. В конце концов, для чего-то же им дана башка на плечах.
– Это чтобы есть, Саш.
– Ну, тогда основную функцию они выполняют. А если без шуток, маленькая, то тебе нужно как можно меньше этим грузиться. Мне не нравятся твои грустные глаза, твои прогулки под дождем без зонта, – он едва ощутимо коснулся большим пальцем её щеки, которая в ту же минуту покрылась румянцем.
– А что ещё тебе во мне не нравится?
– В тебе мне все нравится. Слушай, а поехали завтра со мной?
Сердце зашлось частым ритмом и чуть не лопнуло.
– К-куда? – её глаза невольно расширились.
– Я завтра собаку покупаю. Составишь компанию?
– Собаку? Ты серьезно?
– Абсолютно. Уже договорился, щенок ждет.
– Сашка, я… Я с радостью!
– Пацаны нас потом подхватят, так что… Только ехать за город придется. Не забоишься?
– С тобой – нет.
Самый подходящий момент для фразы: «С тобой хоть на край света». Однако Холмогорова не произнесла её вслух, и Белов скорее всего был бы ей за это благодарен. Оказывается, не так уж много ей было нужно для счастья. Полдня с ним, а остальные полдня в ожидании нового утра, когда они снова встретятся. И на этот раз это не пустые надежды и не поиски якобы случайного пересечения, а самая настоящая совместная прогулка, обоюдная, желанная. Только вдвоем.
***
Вика намеревалась отметить этот день в календаре красным, но так закрутилась утром, что обо всем забыла. Как выяснится позже, её забывчивость иногда бывает на руку.
Утро суматошное и шумное. Отец сегодня планирует провести вечер в компании коллег; на так называемые «академические посиделки» он тащил и Надю. Та порой не против была выхода в свет, но сегодня отчего-то дико упрямилась и ленилась. Однако слово Юрия Ростиславовича – закон! И Вика тихонечко радовалась тому, что отец-таки приструнил свою недоделку-жену.
До встречи с Сашей ей оставалось ещё три часа.
– Представляешь, он мне сам утром позвонил! – восторженно заявила Холмогорова. Не менее счастливая Назарова слушала её с открытым ртом. Однокурсницы неспеша шагали по тротуару, проживая по-летнему солнечный и теплый выходной, забросив мысленно завтрашние пары. Были дела куда важнее, и обсудить их немедленно являлось смыслом жизни. – Хорошо, что папа был занят, и я трубку взяла, а то бы потом от вопросов не отделалась.
– Значит, у вас сегодня свидание?
– Ну… свиданием это вроде и не назовешь. Просто вместе купим собаку.
– Как-то совсем не романтично, – скривилась Назарова. – А вот у нас с Пчёлкиным вчера было все.
– В каком смысле «все»? – остолбенев, Вика пристально поглядела на светящуюся от счастья подругу. Загадочное выражение её лица наводила на не самые приятные мысли.
– Ну, мы в кино ходили, потом по парку погуляли, а потом…
– А потом он тебя повел к себе? – вдруг перебила Холмогорова, накинувшись с обвинениями на главного героя вчерашнего дня. – Я так и знала! Пчёла – гад последний! Воспользовался тобой и кинул…
– Да нет же! Притормози коней. Не повел он меня к себе, он проводил меня до дома и поцеловал в щечку.
– В щечку? – неприкрытая усмешка подруги оскорбила влюбленную по уши Назарову.
– А что тут такого?
– Да ничего… Просто не похоже на Витю. Алин, я его сто лет знаю, с пеленок. Бабник он, с ним тебе ничего не светит.
– Ну, когда-то был, а теперь у него есть я, – её слова звучали так, словно исходили от пятилетнего ребенка, совсем ещё не нюхавшего жизни. Вике хотелось теперь смеяться в голос, но она чудом удержалась. Глаза Назаровой были залиты светом. Возможно, если бы у Вики сегодня была трезвая голова, она бы нашла подходящие слова, чтобы убедить Алину в своей правоте, но собственное маленькое счастье было настолько огромным, что затмевало собой весь мир со всеми его недостатками.
– Ладно, не буду с тобой спорить. Ты, главное, не ведись на его уговоры. Этот самец только того и ждет.
– У нас все будет хорошо! А ты лучше думай о своем Белове.
– Я о нем и думаю, – сладко вздохнув и улыбнувшись, проговорила Холмогорова.
– Пломбир хочешь?
– Не-а…
– А я сбегаю. Подождешь, хорошо?
Назарова забежала в гастроном и растворилась за окном в густой очереди. Вика осталась стоять на тротуаре, с нетерпением поглядывая на наручные часики на кожаном ремешке. Скорее бы наступил полдень. Они с Сашей договорились на двенадцать.
Позади послышался хлопок двери и тут же раздался густой и неприятный мужской хохот. Вика машинально обратила внимание на парней, которые покинули гастроном, и замерла в немом ужасе, в тот же миг столкнувшись взглядом с Мухиным. Она ещё не успела забыть его горящие безумием хитрые глаза, его змеиную ухмылочку.
– Опа! – воскликнул он, хлопнув в ладоши и потерев их. – Какая встреча! Птичка моя. Фома, ты посмотри. Красотка, а?
Полноватый мужик, шедший рядом, оценивающе посмотрел на Холмогорову, застывшую на месте и почти сжавшуюся под липким взглядом Мухина.
– Ну что ж ты, не рада меня видеть?
Её передернуло, как только он нахально обвил рукой её талию. Уперевшись руками в его грудь, Холмогорова попыталась оттолкнуть мужчину от себя.
– А ты, девочка, невоспитанная оказалась. Ушла и даже не попрощалась. Я расстроился. – Он словно пытался поймать её губы, крепко держа возле себя. А она молча отворачивалась, упираясь в его грудь. Страх перед этим человеком парализовал её, она боялась двигаться. Он будто ночной кошмар, выбравшийся из темной ночи и рухнувший на неё средь бела дня. – Швед тебя выпустил, да?
Вика упрямо молчала, отвернувшись от Сергея, задыхаясь от запаха табака. На ресницах задрожали бриллиантовые слезы.
– А как братишка поживает? Тихо, тихо, не рыпайся. Я ведь тебя на насилую. Мы просто разговариваем, моя хорошая.
– Отпусти…
– Как братишка-то, я не услышал?
– Все… нормально.
– Ты передай Белову, что недолго ему землю топтать. Я в долгу не останусь. – Глумливо посмеиваясь, он обнял её ещё крепче, обхватил запястье, когда она попыталась его ударить.
– Он же честно выиграл бой… – сдавленно проговорила Вика. – Честно!..
– Да плевать я хотел, усекла? – тихо ответил он. – Я с ним расквитаюсь по полной. Или… ты, может, снова хочешь его спасти?
– Что?..
– Это тебе по силам, птичка. Помнится, ты клялась и божилась сделать все, что угодно. Так сделай, и Белов будет жить.
В голове девушки зашумело, слезы полосовали нежную кожу на щеках. Лицо Мухина стало размытым пятном.
– Что ты… хочешь?
Нагнувшись к её уху, он обманчив-нежно зашептал:
– Ну, не прикидывайся ребенком, сладкая. Ты все понимаешь. Думай. Времени тебе до вечера. Ты знаешь, где меня найти.
– Подонок… – выдохнула она в бессильной злобе, услышав в ответ злорадную усмешку. Он вдохнул запах её черных волос и прижался губами к виску, отчего Виктория зажмурилась, будто от острой боли.
– Я не прощаюсь, малышка.
Он освободил её от грязных, отвратительных, жестких объятий, в которые заключил при встрече. Она обхватила себя руками, продолжая дрожать. Слезы бежали вниз, а мир вокруг, кажется, снова стал её касаться, но мир уже не был прежним, не был таким, как утром.
Неподалеку взвизгнули шины – черная «Девятка» Мухина рванула по трассе. Вика мучительно глядела ей вслед, а после, разрыдавшись, ослабшая опустилась на землю.
