***
А куда, собственно, бежать? Она мчится по улицам, как будто точно знает, как поступить, но вдруг останавливается больше для того, чтобы отдышаться немного, ибо грудь сдавила рвущая боль. Он мерещился ей в каждом прохожем, в проезжающих мимо машинах она боялась узнать черную «Девятку», и как только нечто похожее показывалось на дороге, она заставляла себя бежать ещё дальше, без оглядки. Наконец она нашла прибежище в Сокольниках. Москвичи без зазрения совести отдыхали в свой законный выходной, не обремененные, кажется, ничем другим, кроме своего отдыха. Случались моменты, когда уставший от повседневности и дум мозг просто закрывался от насущных проблем. Люди строили иллюзии, пока страна стремительно менялась, рушила старые установки, освобождая место для новых штампов, которые на тот момент ещё казались невероятным открытием. Вика была предоставлена самой себе. Если хочешь спрятаться, выбери людное место. И она пряталась, только не понимала, от кого. Урок давно усвоен: от себя не убежать. И от времени, кстати, тоже. Оно поджимало, оно напоминало о сегодняшней встречи с Сашей, и Холмогорова, глядя на стрелки, понимала, что придется распрощаться с этой мечтой. Никто… Никто не должен знать, в какую ситуацию она угодила, особенно Белов. Если они увидятся сегодня, то он заставит её все рассказать, дать логическое объяснение натянутой улыбке, тяжелому молчанию. И она не в силах будет отвертеться от этого. За каждый свой поступок, будь он из добрых побуждений, или от недалекости ума, или во зло другим, придется ответить сполна. Вика сегодня познала новый жизненный урок. Ей с самого начала не стоило вмешиваться, тем самым подставляя себя под удар. Мужские разборки никогда не были завидной участью, и Космос всю жизнь огораживал сестру от таких проблем, но беззащитная канарейка вырвалась на свободу и решила, что она – орел. Космос не уследил, и она сто раз пожелала сейчас вновь оказаться под его надежным крылом. Слишком поздно…***
Сегодняшний день значил для Саши очень много. День исполнения заветных желаний – великое счастье, которого многие люди ждут полжизни, а кто-то и вовсе не дожидается. Со временем эти мечты как будто уменьшаются в размере, немного слабеют и угасают, оставаясь навсегда лишь маленьким воспоминанием, непременно связанным с образом беззаботного детства или быстролетной юности. Но Белов не позволял своим мечтам рассыпаться на осколки. В конце концов, он не так много просит от жизни. Всего лишь собаку. Да, пусть это и чуть-чуть ассоциирует его с Малышом из «Карлсона», но он подошел к этому вопросу абсолютно серьезно, так что щенок уже ждал у заводчика. И Саша, бережно спрятав занятую у мамы тысячу в карман штанов, насвистывая застрявший в голове отрывок из услышанной по утреннему радио песни, уже собирался в прихожей. – Ой, сынок, – вздохнула Татьяна Николаевна, пристроившись у стены, – ты точно решил? Деньги-то немалые. – Ма, я клянусь, что все верну до копейки. – Да что ты, Саша! Я ж не об этом. Вдруг не приживется она у нас. – Что значит «не приживется», ма? Да она так заживет, что другие собаки завидовать будут! – Ой, выдумщик! – рассмеялась женщина. – Дай воротник поправлю. Ты, кстати, с Космосом едешь? – Не-а. С девушкой. – Загадочная улыбка заиграла на губах парня. – Эта та, с которой вы недавно гуляли? – осторожно уточнила Татьяна Николаевна. – Я вас в окне видела. А что за девушка? – Так это ж Вика Холмогорова, сестра Космоса. Помнишь её? Мелкая такая, шебутная. – Она? – светлые брови матушки взметнулись вверх. – Боже мой, да я её сто лет не встречала! Помню вроде малютку черноволосую, а сейчас увижу и не узнаю совсем. – Да, она выросла. Красавица. Только не спеши Кате разбалтывать, ладно? Между нами ничего такого нет. – Когда я разбалтывала? – с наигранным удивлением отозвалась мама. – Знаю я вас. Две сплетницы. – Ну ладно тебе. – Все, мамуль, я погнал, – Саша чмокнул мать в щеку, как всегда, на прощание, и она проводила его взглядом и закрыла дверь лишь тогда, когда он скрылся из виду в подъезде. На сердце стало легче теперь, когда он смело мог говорить о другой девушке, строить другие отношения и стремительно идти на поправку после болезненного расставания с Елисеевой. К счастью, былые переживания не оставили на нем никакого следа, кроме единственного синяка на лице, которого уже почти не видно. Татьяна Николаевна мало знакома с Викторией Холмогоровой, но, как и любая рассудительная и умная женщина, не делала никаких выводов о ней, судя по её брату. Хотелось просто надеяться на лучшее, а ещё безумно хотелось-таки созвониться с Катей. Ведь у её единственного племянника налаживается жизнь! Белов ждал Холмогорову на месте назначенной встречи – в беседке. Минутная стрелка давно уже перескочила порог двенадцати и беззаботно двинулась вперед, вернее, дальше по кругу. Ну и жизнь у неё однообразная… Хотя многих такая жизнь вполне устраивает. Сашу, например. Он был готов связать себя рутиной в виде работы, учебы, редкими вылазками в кино и на свиданки, в то время как его друзья кутили на полную катушку и насыщали свои жизни пестрыми красками криминала, развернувшего свой лагерь в уголках столицы. Но об этом он не думал, и больше не было рвения обсуждать разрозненные дорожки. Их дружбу ничто не способно сломать. Вика сейчас его беспокоила. Точнее, её неявка. Ждать он больше не мог – тоже спешил. Ещё раз оглядевшись вокруг, не приметив знакомого силуэта, он с огорчением покинул беседку.***
Эх, нелегкое это дело – ожидание. Обычно опаздывать на свидание присуще дамам, но сегодня Тамаре пришлось прогуливаться взад-вперед возле входа в «Октябрь», высматривая со всех сторон Валеру Филатова. Ей не так хотелось успеть на сеанс, как поскорее увидеть его и расспросить о медосмотре, который он должен был сегодня пройти. Заметно, что девушка слегка нервничала, все никак не могла оставить в покое свою тонкую косичку, пока в конце концов совсем её не расплела. Кудри рассыпались по плечам, она накинула черную курточку, когда прохладный ветер закружил возле неё и заставил поежиться. Вдруг вдалеке замаячил знакомый парень в сером пиджаке, несущийся со всех ног через толпу прохожих, с поразительной ловкостью избегая столкновения с ними. Двинувшись ему навстречу, Тома уже через минуту оказалась в его сильных объятиях. – Привет, заждалась меня? – Филатов поцеловал девушку в макушку, и та, обхватив его своими ручками, закивала. – Заждалась. Рассказывай скорее, как все прошло? – Что, прям так сразу? Может, сначала в киношку? А то и так уже опоздали, наверное. – Да и Бог с ним. Фил, однако, не спешил огорчать невесту, отношения с которой пока что скрывал от друзей. Он и сам не знал почему скрывает. Скорее всего это получалось не нарочно. Закрутилось между ними все с молниеносной скоростью, кажется, что за столь короткие, как вспышки, мгновения, они и сами не успевали понять, что происходит. Они и не задавались подобными вопросами, а просто чувствовали, что становится все сложнее переживать миг разлуки, и каждая новая встреча является глотком свежего воздуха. – Валер, не тяни. Что врач сказал? – Тома продолжала пытливо вглядываться в лицо парня, а он в ответ натянуто улыбнулся и снова её поцеловал. – Да все в порядке, в общем-то… – Когда все в порядке, так не говорят! – А как говорят? – Ты не закончил свою фразу, Валер. Все в порядке, но?.. Филатов задумался, а после как-то неестественно рассмеялся. – Полный бред. Представляешь, этот ай-болит нашел у меня болезнь Паркинсона. – А это опасно? – Да черт его знает… Трясучка какая-то. Да это не самое главное, Томка! Говорит, с боксом… – Фил скрестил раскрытые ладони, – все… Велел завязывать. – Валер, ну, подожди… Неужели ничего нельзя придумать? – Да можно, мышонок, можно. Я уже придумал. – Что? – Да забить на его слова, вот что. Нет у меня никакого Паркинсона! Я здоров, как лось. Я ему так и сказал. Филатов был абсолютно убежден в своих словах, не имея конкретных доводов. Он себя чувствовал на все двести процентов и оставлять любимое дело даже не собирался. А вот Тамара выглядела тревожно, стоя в его объятиях. Всякий раз, когда ветер разбрасывал её волосы, Фил заботливо заправлял светлые пряди за уши. – Валерочка, а может быть, стоит ещё раз провериться? Сходить к другому доктору. – Да говорю тебе, брехня это все! Как я могу болеть, если я себя больным не ощущаю? И никогда не ощущал. Что, оно на меня с луны свалилось, что ли? Уговоры точно были бесполезны, и девушка лишь смиренно вздохнула. Оставалось лишь довериться Филатову и его отменному здоровью, которое ещё ни разу его не подводило и просто не имело на это никакого права в двадцать-то лет! – Значит, бокс ты не бросишь? – Да я даже думать об этом не хочу, Том. И ты не думай. Все нормально будет, обещаю. – Он прижал девушку к своей груди. – Давай прогуляемся? А то мне ещё сегодня с пацанами увидеться нужно. Дельце есть одно. – Не поделишься? – Обязательно поделюсь. Как только сделаем, сразу же поделюсь. У меня от тебя секретов нет, ты же помнишь. – Помню, – необыкновенная улыбка заискрилась на её губах, что вскружила Филатову голову ещё в день знакомства. После их первой встречи запах апельсиновых духов повсюду его сопровождал: стоило лишь где-то учуять, так глаза так и бегали в поисках этой маленькой, светлой феи, которая стала для него великой наградой судьбы. – Куда пойдем? – Не знай… Да какая разница, Томка? Главное – с тобой. Они вдвоем побрели по тротуару в обнимку, а Филатов благополучно продолжал умалчивать о предстоящих боях без правил, которые пройдут сегодня в Раменском. Принять для него этот вызов было своего рода самопроверкой. Его не так сильно волновала финансовая часть этого договора, как сам процесс боя. Никогда прежде он в подобной самодеятельности не участвовал, и соперники там обещали быть разнообразными. Самоуверенность, однако, делала свое дело, и никакие трудности Филатова не пугали. Не существовало для него непобедимых.***
Щенок мастифа уже весил около десяти килограмм, но при этом считался еще совсем малышом. Довольный Белов осторожно вытащил его из автомобиля своего потенциального конкурента в гонке за этим псом, который оказался порядочным и честным человеком. – Но у меня только тысяча, – Саша протянул своему теске Александру немного помятую купюру. – Я ж с ним в рассрочку договорился. – Ничего страшного. Остальное вернешь потом. – Мужчина дружелюбно похлопал его по плечу. – Вот тебе моя карточка. Будет время – звони. – Спасибо, – Белов обезумел от счастья, прижимая к себе долгожданного щенка и забирая из рук своего нового знакомого визитку. – Подбросить? – Да не, вон ребята мои едут, – Белову и без того было жутко неудобно, хотя в сложившейся путанице ещё у заводчика он точно не нарушал никакого закона. – Спасибо вам. Спасибо! «Линкольн» притормозил на обочине, едва иномарка Александра тронулась с места. Шумная компания из двух человек под развеселое напевание прилепившейся популярной мелодии выскочила из машины. – Санек, это че у тебя такое? – заржал Пчёлкин, протягивая руки к зверю. – Щеночек, ты мой золотой, – Космос на удивление искренне умилился, трепля собачонку за висящие уши. – Э, не тискай, не тискай его, – предупредил Белов беззлобно. – Санечек, а ты поднимаешься, я смотрю, – обняв друга за плечи, сказал Холмогоров. – Знаешь, кто это был? – Витя кивнул в сторону давно скрывшегося из виду автомобиля. – Дядька-то? Не знаю, кинолог, наверное, какой-нибудь. – Ага, кино который снимает, – захохотал Космос. – Саня, это чемпион Москвы по карате, понял? И каскадер к тому же. Надеюсь, ты ему ничего не брякнул? – Да он мне визитку дал, – пожал плечами Саша. Друзья решили не верить ему на слово, так что в ответ Белов снова услышал громогласный хохот. – Ладно, все, бери бульдога, и поехали, – скомандовал Витя, и щенка снова наградили крепкими объятиями. Все трое, а вернее, четверо загрузились в «Линкольн»; Космос залихватски развернулся на пустой дороге и помчал в сторону города. – Слушай, а этот сенбернар твой на сидение не навалит? – поинтересовался Витя, развернувшись к Саше, поглаживающего свое «чадо» по холке. – Будем надеяться на лучшее. – Ха! Вспомнил, Настька Ветрова себе тоже вот такое сокровище завела. Хотел я к ней в гости зайти, на чаек, так эта псина мои кеды сгрызла. – А все потому, Витек, что собаки – народ чувствительный. Их не обманешь. Когда это ты к бабам на чаек ходил? Заливает, сидит тут. – Ну сначала-то мы чай пили. А этот засранец уселся и пялится. Вот так и пили чай весь день, пока я домой не свалил. Не, дама с собачкой – этой тухлая затея. Кажется, у Вити подобных историй накопилось на все случаи жизни. К любой ситуации он непременно вспоминал какой-нибудь идиотский или до боли в животе смешной пример из собственного опыта, и, как правило, каждый такой пример был связан с какой-нибудь легкомысленной особой с сомнительной репутацией. Пацаны всегда подшучивали, что Пчёлкин уже трижды отец, а тот лишь отмахивался, мол, всегда осторожен, но, честно признаться, побаивался слегка и опасался, что доля правды в этих шутках отчасти может быть. – Кстати, о дамах, – опомнился Белов, когда первая волна счастья от ушастого и хвостатого приобретения плавно начала отступать. – Кос, а где Вика? Не знаешь? Широкая улыбка Холмогорова мгновенно рассеялась. – Без понятия, – бросил он коротко и сделал это так, словно речь шла о чужом человеке, слышать о котором он больше не желает. – Я с ней виделся вчера, – поведал Саша, – мы договорились поехать вместе за щенком, а она так и не пришла. Витя, сняв с головы кепку и пригладив разлохмаченные волосы ладонью, вопросительно взглянул на Космоса, который все ещё оставался невозмутимым. – Тебя совсем не парит? – затормошил Пчёлкин друга. – Совсем. С этого дня я снимаю с себя всякую ответственность за неё. Она – девочка взрослая, самостоятельная. – Да хорош тебе. Куда ты от неё денешься? – Наебло уже, честное слово, пацаны. Ей догляд мой не нужен, ну и хрен с ней!Посмотрим, как она сама о себе позаботится. – Не, Кос, так не пойдет, – отозвался Саша, подходя к конфликту с точки зрения разума, – она же не прилипала какая-нибудь. Она – сестра. Не слушай ты, что она говорит. Делай, что считаешь нужным. А так, получается, ты её кидаешь как негодную, и провались все… Ты же потом на стенку будешь бросаться от чувства вины. – А ты, Пчёла, че молчишь? Не ты ли мне трындел, что её надо оставить в покое? Витя почесал затылок и нахмурил лоб. – Говорил, но я не имел в виду забивать на неё болт. Вот ты её сегодня вообще видел? – Ну не видел, и че? – И я не видел, – подчеркнул Саша. – Она обещала прийти и не пришла. На неё это не похоже. – И чего вы ща хотите от меня? Чтобы я бросился по всей Москве её разыскивать? Да плевать не хотел! Не пришла – значит, забыла. – Кос, ты сам-то в это веришь? Чтобы она забыла о встрече с Саней? – Ну, значит, дела поважнее возникли. Увижу – спрошу, если вам так интересно. Все! Мужики, закрыли тему. Кажется, Космос ничуть не лукавил в своих словах и в своем безразличии. Но это вовсе не обрадовало друзей. Они только переглянулись между собой, но почему-то смолчали в ответ, ни на чем не настояли, хотя и были против. Никому не хотелось думать о плохом, никому не хотелось испытывать лишнего волнения, оба посчитали, что в отношения этих двоих не стоит вмешиваться. Ведь с одной стороны, Космос прав: он не всю жизнь будет рядом с ней, и когда-нибудь ему нужно научиться её отпускать, не дергать, не останавливать; а ей – уметь справляться без его помощи. Наверное, сейчас самый благоприятный момент для этого. Однако у Белова на душе было неспокойно. Он прекрасно помнит её глаза, как они у неё загорелись, когда он позвал её с собой. Не могла она проспать или забыть об их встрече, не могла проигнорировать, не могла добровольно от неё отказаться.***
Плотная тьма сгустилась на небе, вечер сегодня был по-осеннему холодным. Изо рта шел пар, а куртка её была распахнута. Она не мерзла, или попросту не ощущала, что мерзнет. Дорога до метро пролегала через пустынные дворы и улицы, на которых замолкал скрип качелей. Осенние заморозки всех немного остудили и напомнили, что давно пора прекратить длительные прогулки. Виктория Холмогорова шла по дороге, освещенной фонарями, втаптывая в асфальт промокшие от дождя пожухлые листья. Сегодня она ушла из дома ещё до полудня и не возвращалась туда больше, а вместо этого бродила в местах, которых уже и не помнит, ибо не особо следила за тем, что её окружает. В какой-то момент столица для неё ограничивалась лишь Люберцами, все её мысли были только об этом районе. Если раньше они для неё не значили ровным счетом ничего, то сейчас ассоциировались с леденящим кровь ужасом, с острыми ножами, кровью и похотью. Она не могла отделаться от чувства, будто за ней следят, но она смирилась с этим мнимым преследователем. Пусть следит, так он поймет, что она приняла решение не в свою пользу. В надежде, что все это закончится быстро и пройдет безболезненно, она старалась думать о будущем, что грядет за черной полосой. Она скроет ото всех свое преступление, совершенное против себя, забудет о нем, как о дурном сне, закопает так глубоко в памяти, чтобы потом самой никогда его там не найти, сделает все возможное, чтобы оно не сломало ей жизнь, чтобы пошло во благо самого дорогого человека на этой земле. Видимо, время сейчас такое… Время для жертв. И она готова пойти на любую, если это поможет Саше избежать беды. Ещё немного. Уже виден вход в метро. Кто-то на дороге сигналит ей и что-то орет из приоткрытого окна машины, но она делает вид, что её здесь нет. Хорошо бы для всех остаться призраком. Опустив голову, она ускоряет шаг, задевает кого-то случайно плечом и, не поднимая взгляда, извиняется. – Вика? – раздается за спиной знакомый женский голос. Холмогорова поворачивается. – Вика, ты? – Тамара? – Привет, – блондинка обрадованно улыбается и приближается к девушке, – а я думала, мне показалось. Слышу, голосок вроде знакомый. – Здравствуй… – вяло произносит Холмогорова. – Извини, я тебя не узнала. – Куда направляешься так поздно? Я вон от одногруппницы иду, конспект забирала. – Да так… По делам. – Вик, у тебя все в порядке? – ночь не стала для Тамары помехой, чтобы распознать что-то неладное в лице Виктории. – Ты вся бледная. – Да нет, просто холодно. – Ещё бы! В такой дубак ты идешь в куртке нараспашку! Заболеть решила? Холмогорова спрятала в рукава замерзшие руки и с мольбой взглянула на блондинку. Она, кажется, намеревалась что-то ответить, но подбородок её задрожал, она сжалась и поправила воротник свитера. – Вика, что с тобой? – Том, ты не знаешь… где ребята? – Нет, я не знаю. Валерка мне не докладывает об их делах. А что? Что-нибудь случилось? – Нет, нет. Извини меня, но я должна идти. – Так, стоп, куда идти? Никуда я тебя не пущу в таком состоянии! – Тома, мне надо… – слабое сопротивление было быстро подавлено. – Вначале ты мне расскажешь, что стряслось и куда ты намылилась. – Том, ты совсем не понимаешь, что может произойти… Саше угрожает опасность. Ты ведь знаешь про ту драку? – Да, что-то слышала, но без подробностей. – Человек, с которым он схлестнулся, не оставит его в покое, пока не отомстит. Я не могу этого допустить. – И как ты это сделаешь, интересно? Зачем ты вообще туда лезешь, Вика? – Мне всего-то нужно… – Вика запнулась, оборвалась, сглотнув ком в горле. – Я… должна сделать то, что он просит. – Ты дурочка совсем? – Тамара (откуда только взялись у неё силы?) крепко схватила Холмогорову за руку и дернула на себя. – Ты что, не понимаешь, чем все это закончится? Неужели ты думаешь, что после этого он от тебя отстанет? Да такие люди не перед чем не остановятся, если уж что-то задумали. А ты… ты… Даже не смей больше думать о таком! Немедленно идем со мной. Холмогорова полностью сдалась – уж слишком убедительно и правдиво звучало на слух все то, о чем она твердила сама себе. Ей не хватало рядом человека, который бы подтвердил её собственные догадки и опасения. Однако легче не стало. Легче не стало и не стало теплее, когда Тамара привела её в свое общежитие, с трудом уговорив комендантшу приютить беднягу на часок. Таким образом Тамара стала единственной, не считая люберецких, кто узнал о подвигах отчаянно влюбленной дочери профессора.