***
Звонок в дверь в такую рань – дело редкое, но Павел Викторович наверняка знал, кого можно ожидать на пороге их скромной квартиры. – Здорово, бать, – Пчёлкин зашел внутрь, пожав руку пожилому отцу, которому пришлось прервать просмотр утренних новостей и скинуть с глаз очки в толстой оправе. Те, связанные резинкой, теперь мотались на его груди. – Ну здорово, здорово. Мать, глянь, кто приехал. Из кухни тотчас же появилась Валентина Степановна – женщина невысокого роста с неглубокими морщинами на лице и золотистыми волосами, отросшими до плеч. – Сыночка, утро доброе, – обрадованно воскликнула мама. Витя поцеловал её теплую щеку и тут же раскрыл перед ней пакет. – Я тут купил кое-что. Фрукты там, яблоки сладкие. И муки. Ты сказала, у тебя закончилась. – Да-да, я ведь шарлотку хотела сегодня испечь. Давай неси на кухню. Ты не торопишься? – Да нет, – пожал плечами Пчёлкин, – есть ещё время до одной важной встречи. Хотя так хочется забить… И это тоже случалось крайне редко, чтобы Витя позволил взять себе поддаваться меланхолии, едва расставшись с воскресеньем. Такого не случается, даже когда он в состоянии жуткого похмелья. Но и пить, как не странно, его совсем не тянуло. Однако внутри было настолько паскудно, что хотелось выть волком. Он устал, но усталость не была ни физической, ни умственной, а скорее моральной. Чувство опустошенности, бессмыслицы, серости, будто надвое раскололи, и он никак не может собраться заново, перезагрузить мозг и зажить прежней жизнью. Болезнь. Доктора не помогут. Они пока не настолько волшебники, да и лекарства от этого в принципе не бывает. Все, что до этого помогало, теперь оказалось плацебо. И он развеял свою тоску на некоторое время в компании отца, за разговорами о бытовом и насущном, о последних отечественных новостях. Он сидел с ним, пока с кухни не потянуло душистым ароматом приготовленной шарлотки. Тогда Валентина Степановна позвала всех к столу. Ничего, пожалуй, лучше общества родителей в простом домашнем чаепитии и не придумаешь. Иногда душе это крайне необходимо – просто получить капельку тепла и уюта. Мамина шарлотка всегда была образцом для подражания для всех её соседских подружек. Валентина Степановна по доброте душевной раздавала свои рецепты и открывала тайны кулинарии, а маленький Витюшка все думал, что она поступает неправильно. Ведь то, что она делает, бесподобно, а значит, в будущем они могли бы открыть свой ресторан и готовили бы по её рецептам замечательные блюда, и народ со всего мира потянулся бы к ним ради таких божественных вкусностей. И вот Пчёлкин рассказывал ей про свои наполеоновские планы, а она только смеялась в ответ и махала рукой. А ведь бизнес-план, пожалуй, звучал куда лучше того, чем они занимались с друзьями теперь. Витя редко задумывался о правильности собственных поступков, а тут вдруг как будто накатило многокилометровой волной с Атлантического океана. – Витюш, чего такой невеселый ты у меня? От мамы ничего не скроется. Конечно, она все замечает и никогда не упустит момента спросить, хотя Валентина Степановна не надеялась получить в ответ что-то, кроме «да так, на работе запара». – На работе проблемы? – опередила она сына. Тот вяло улыбнулся и пожал плечами. – Нет, мамуль, на работе все нормально. – Так, – Валентина Степановна подсела к Вите с чашкой смородинного чая. – Ну и как её зовут? – Кого? – будто очнувшись ото сна, спросил Пчёлкин. – Кого… Её, ту самую. – Не-е-е, мам, это не то, что ты подумала. Я у тебя, может, и обалдуй, но ещё не до такой степени, чтоб влюбиться. – Как ты там в детстве говорил? Не кроши мне тут батон! – рассмеялась женщина, и Витя прыснул следом за ней. – Не говорил я такого... – Говорил-говорил. Витенька, я же все вижу. И в том, что ты влюбился, нет ничего плохого. Он вынужден был согласиться с тем, что мама его весьма проницательная женщина, но вот с чем он категорически был не согласен, так это со своими собственными переживаниями и вообще с их существованием. И тем не менее Холмогорова не выходила у него из головы с тех самых пор, как они встретились в ресторане. Ему не давала покоя мысль, что Вика снова теперь так рядом и в то же время так далеко, а скоро ещё и в офисе будет постоянно мозолить глаза. Не спрячешься. Но самое поганое, что спустя два года ничего не изменилось: она по-прежнему без памяти любит Белова, и по её глазам он давно научился разгадывать это прилипшее к ней чувство безответной, но живучей любви. – Как же нет, когда уже голова от неё раскалывается. Фигня все это... Она меня и не замечает, сохнет по другому. – А что тот, другой? Имени другого называть Витя не стал, впрочем, как и имени той тайной особы, хотя мама знала их обоих. Вику Холмогорову она в последний раз видела лет десять назад. Дело было ещё в школьные годы. – Другой?.. Женат он. Для неё он словно всю жизнь был женат. – А ты, значит, решил сдаться? – В смысле? – Пчёлкин сдвинул брови, взглянув на матушку с удивлением. – Ну а как ещё понимать твое настроение? Может быть, ты ей этим жизнь сломаешь. Если ты её так любишь, то не должен терять надежду, а ещё не должен сейчас тут сидеть, а должен идти и немедленно её добиваться. Витя засмеялся, потер глаза. – Да ты у меня боец, мамуль. – И ты боец. А на любви, знаешь ли, как на фронте. А те, кому она легко досталась, и не ценят её по-настоящему. Так что не упускай времени, тогда и её не упустишь. – Знать бы ещё, как… Я ведь что только не пробовал. – Так начни с того, что ещё не пробовал, сынок. С нами порой трудно бывает, приходится попотеть. – Это верно… – Дай ей разглядеть свое счастье и понять, что без тебя оно не настанет. Вдохновение для поэтов. Оказалось, что и для бандитов вполне подходящее. И, наверное, лучше Валентины Степановны никто бы не смог его вдохновить на последующие поступки. Стоит попытаться ещё раз подпрыгнуть и дотянуться до звезды, а там, может, и вправду повезет, и сорвать её наконец удастся.***
Здание фирмы Курс-Ин-Вест было уже перед ними. Космос зарулил в арку и вскоре остановился на парковке, перекрыв проезд какой-то черной БМВ. В этот момент Белов стоял возле парадной и докуривал сигарету. На улице уже немного подмораживало, и оставшиеся после дождя лужи затянуло тонкой коркой льда, а пожухлая трава покрылась инеем, больше напоминающим сахарную пудру, которой посыпают пышные булочки. Двор был просторным, а тропинки широкими. Облетевшие деревья мрачно склонялись к земле, постепенно засыпая и увядая. Десятки окон глядели на Викторию, и она даже немного растерялась от их количества. – Ничего себе офис. Это ж целый дворец, Кос! – Ага, а вон и Раджа твой стоит, – подковырнул он, кивнув на Белого. Вика пихнула его в плечо. Коротко просигналив клаксоном, Холмогоров обратил на себя внимание Саши, и тот махнул рукой в знак приветствия, а потом вдруг совершенно неожиданно для себя увидел Викторию, открывшую пассажирскую дверь. Он абсолютно забыл о том, что сегодня она устраивается к ним в офис, что сегодня состоится их вторая встреча после долгой разлуки, а он вообще к ней не готов. Она прямо как снег посреди летнего зноя. Хорошо хоть, покурить успел, но от вполне естественного трепета где-то в области грудной клетки сигарета не спасла. – Кос, ты не пойдешь? – Виктория старалась держаться не только на ногах, но и на каблуках тоже. А они были высокими, жутко неудобными. Её бедные ноги молили о пощаде. – Нет, у меня есть дела поважнее, – отмахнулся брат, даже не взглянув в её сторону. – Тогда до вечера, – смиренно ответила Вика и захлопнула дверь машины. Да, каблуки точно были лишними, да и берет, казалось, нелепо смотрится на её голове, и пальто неуместное. Вырядилась! Прямо как на свиданку! Противно! С другой стороны, не идти же сюда в лохмотьях? Ничего особенного в её одежде никто и не углядит. Обычная девушка современной России. Она медленно шла навстречу Саше, а он неминуемо приближался к ней. Ей на мгновение вспомнилось, как они полетели друг к дружке, когда он вернулся из армии. Он тогда её даже не признал сразу. Вот и сейчас он раскрыл для неё свои объятия, и ей волей-неволей пришлось в них упасть. Его губы коснулись её щеки. Она успела замерзнуть за эту минуту, и раскраснелась, должно быть, как раз из-за этого. – Ну привет, родная, – произнес Белов, продолжая её обнимать. – Чего как легко оделась? Морозно сегодня. Зима на носу. Отвыкла там в своей Америке от русских холодов. – Отвыкла, – только и ответила Холмогорова, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Её действительно трясло, он не ошибся. Но дело было не в русских заморозках. – Ничего, пару недель – и войдешь в ритм. Значит, ты у нас переводчиком заделаться решила? – Ну пока да, а там поглядим. Может, ещё на что сгожусь. У меня архитектурное образование. – Серьезно? Умничка. Буду иметь в виду. Мы расширяться только начинаем. Планов выше крыши. – Да, неплохо вы тут развернулись, пока меня не было. – Ты много чего интересного пропустила. Хотя, может, это и к лучшему. – Кто знает... Ладно, давайте, показывайте ваши владения, Александр Николаевич, – ощутив внезапную легкость и непринужденность в голосе самого Белова, она также попыталась стать самой собой. Кажется, новый статус ничуть его не изменил, разве что сделал чуточку взрослым, да и на бандита этот солидный молодой человек не был похож. Ей больше нравилось определение «бизнесмен». Однако бизнесмены в России это далеко не то же самое, что бизнесмены в Америке, и, проведя больше двух лет на чужбине, она не могла увидеть сейчас эту существенную разницу. Как только она оказалась в парадной, Саша любезно помог ей избавиться от верхней одежды. Её пальто нес в своих руках. На первом этаже была приоткрыта дверь в небольшую каморку охраны, которые решали, кому открывать дверь, а кому нет. Они видели посетителей через экран домофона, выводившего изображение на компьютер. Здесь им даны все условия для работы: от диванчика до холодильника. – Нам наверх, – указал Саша, и Виктория с улыбкой кивнула. Лестница, по которой они поднимались, была широкой и устланной ковром, словно в музее. Хотя картины, развешанные на стенах, скорее напоминали галерею. Зеленые растения на подставках приятно украшали углы. Видно, за ними здесь трепетно ухаживали. Уборщики вообще не пропускали ни одного сантиметра в коридоре и кабинетах, и даже такой чистоплотной особе, как Холмогоровой, потребовалось бы много времени, чтобы найти хоть один изъян. – А почему никого нет? – спросила Виктория. – Да у нас пока народу не так много. Кое-кого сократить пришлось. Несколько менеджеров остались, секретарша. Набираем персонал потихоньку. – Секретарша? Красивая? Не так ли самая, что выбирала платья для Марго? Саша усмехнулся. – Ты оценишь. Виктория зашла вместе с ним в один из коридоров и сразу же увидела ту, которую должна была оценить. За стойкой сидела девушка с короткими светлыми волосами, макияж на лице был не броский, но со вкусом. Она вроде бы вначале приветливо улыбнулась своему начальнику, а потом, увидев рядом с ним яркую брюнетку, как будто сошедшую со страниц модного журнала, даже побледнела. – Привет, Людочка, знакомься, наш переводчик, Виктория Юрьевна. Прошу любить и жаловать, а ещё немедленно напоить… чаем с лимоном. Четыре ложки сахара. Правильно я помню? – Сколько лет ты хранишь эту информацию, Белов? Ой, то есть Александр Николаевич. – А сейчас изменилось что-то? – Многое. Но четыре ложки сахара остались прежними. – Вот и славно. Люд, в кабинет ко мне принеси. Ну пойдем, все обсудим. – Белов открыл дверь и первой пропустил Холмогорову в кабинет, оттого реакцию секретарши Виктория не увидела, но была уверена, что пришлась ей не по вкусу. Людмила действительно неприязненно поморщилась, но даже с таким лицом была обязана заварить заказанный чай со всеми указанными ингредиентами. Кабинет Белова был огромный, просторный. Здесь, помимо широкого стола, стоял кожаный диван и кресла, а ещё был шкаф, набитый какими-то папками. Сквозь полуприкрытые оконные жалюзи вдруг прорезался совершенно нежданный солнечный свет и бросил яркие полоски на паркетный пол. – Располагайся, Вик, будь как дома. Она прошла едва ли не на цыпочках и устроилась на кожаном кресле, ещё раз осмотрелась, и во взгляде её непременно мелькнула гордость. Она ведь помнит их пацанами, мелкими хулиганами, она и подумать не могла, что они вчетвером могут добиться таких вот высот. Хотя внутренний голос все же подсказывал, что не все здесь так чисто и безупречно, как хотелось бы думать. Но Виктории не хотелось обо всем этом думать, не хотелось вникать в то, в чем она не сильно разбиралась. – А у вас тут ничего, миленько. Мне нравится. – Нравится ей, – смаковал Белов, усаживаясь напротив. – А ты думала, у нас тут не хуже Америки. Ладно, давай рассказывай, как ты там жила? Все рассказывай, Вик, я хочу знать все о своей подчиненной. – Разбежался, босс. Я ещё пока не твоя подчиненная. – Ладно, не вредничай. Я тебя сто лет не видел, сестренка, и я на самом деле дико соскучился. Это был буквально выброс в прошлое. Она словно села в машину времени и перенеслась на несколько лет назад, и эхом в её голове отразилось «Сестренка». – Ну как я жила… Обыкновенно, так же, как и здесь. Учеба, потом… – Сердце едва не упало в пятки, когда запретные слова о Рите чуть не вырвались изо рта. – Потом практика… Тетя с дядей очень помогли и с адаптацией, и с образованием. В общем, море новых впечатлений и людей. – Замуж вышла? Она вдруг взглянула на него и обиженно загнула губы. – А должна была? – Ну мало ли, перевпечатлялась и выскочила за первого попавшегося без разрешения старших. – Была у меня такая возможность, но я хотела быть примерной студенткой и по мелочам не размениваться. – А почему вдруг решила вернуться? Я так понял, у тебя там все на мази было: родственники, образование, работа, да ещё и этот муженек недоделанный. Странно как-то звучали его слова, будто он ревнует, хотя ревность с простым ребяческим флиртом, который Виктория терпеть не могла, перепутать очень легко. И от этого ей стало некомфортно, но она позволяла ему делать что угодно, лишь бы он продолжал говорить и спрашивать, лишь бы он продолжал смотреть на неё и даже прикидываться эдаким хозяином. Однако его новый вопрос поставил её в тупик. Она не могла вот так вот с ходу придумать причину своего возвращения, и от подобного её замешательства он сразу бы прочел в её словах ложь. Тем не менее это ничего не меняло. – По родине соскучилась, – уклонилась она, и ей было действительно плевать, как он воспримет её ответ. Саша опять усмехнулся. В этот самый момент обстановку разрядила вошедшая с чаем Люда. Её физиономия все ещё была кислой, с серым оттенком. Вика ненароком подумала, что сейчас горячий чай окажется на её голове, но Людмила и не помышляла о подобном. Она поставила чашечку с блюдцем перед Холмогоровой, получила свою заслуженную благодарность и была вынуждена уйти. – Гляжу, ты тоже времени зря не терял. У тебя очень красивая жена. И хорошая. Неизвестно, кому нужен был этот комплимент. А главное, зачем? Но Вика оказала милость, сделала его. Показала, что принимает его выбор, будто он нуждался в её разрешении. – Спасибо на добром слове. Вы познакомились? – Да, ещё в ресторане. Пообщались немного. А где вы встретились? – Вика немного знала эту историю из писем Космоса, но ей было интересно, что расскажет Белов. – В дачном поселке. Она жила прямо напротив. Тогда много чего произошло… Но давай лучше соскочим с этой темы. Мы ведь здесь все-таки по другому поводу собрались. – Как скажешь, – Вика пригубила немного чая. – Короче, смотри. Мы сейчас заключаем контракты с парой забугорных фирм, одна из которых как раз по твоей части – из Штатов. Другая – в Испании. И ещё ведется сотрудничество с голландским банком. Пчёлкин летал туда неделю назад, но, говорит, без шептало ни хрена непонятно. – Без кого? – Ну без переводчика. – То есть в мои обязанности будет входить перевод иностранных документов? – Не только. Будешь ездить в командировки с нашими людьми за границу для переговоров. – Поняла. В принципе мне это под силу, только… сколько обычно длятся такие командировки? – Всегда по-разному, Вик. От нескольких дней до недели. Все от обстановы зависит. А что? Проблемы какие-то? Да, проблема действительно была в виде двухлетней дочери, которую Вике совершенно не хочется оставлять надолго. – Почти никаких. – А если по чесноку? – Да нет, правда, ничего такого, за что тебе бы стоило переживать. Я не подведу, Саш. – Да я и не сомневаюсь. – Вдруг он как-то странно посмотрел на неё, и этот взгляд напомнил ей то время, что они вместе провели на даче у Царёвых. Полон нежности и сдержанного восхищения. – Ладно, что мне нужно подписать? – покраснев, она поспешила спрятать лицо, перевести тему, отдышаться, удариться в быт. – Когда приступать к работе? С чего начинать? Белов будто очнулся и растерянно окинул взглядом свой стол, а после снова взглянул на Холмогорову, опустившую глаза. – Рабочее место свое не хочешь посмотреть? – нашелся-таки Белый. – А что, и кабинет личный будет? – Обижаешь, сестренка. Снова как кнутом по спине. Он словно издевается. Вика встала и медленно пошла за ним, а потом вдруг остановилась. – Просьбу можно? Остановился и Белов, развернулся и теперь неумолимо, но медленно приближался. – Любую. – Обещаешь, что выполнишь? – Я за свои слова отвечаю, ты же знаешь. Она все знает. Она знает его запах, который не маскируется даже дорогим одеколоном. И у неё кружилась голова, когда он встал так близко. Он мотнула головой и неуверенно сделала шажок назад, внезапно ощутив его руку на своей талии, и эта рука не позволила её отстраниться. – Может быть, я даже тебя об этом уже просила, но ты мог забыть, – голос предательски дрожал. – Больше никогда не называй меня сестренкой. Мы с вами… д-договорились, Александр… Николаевич? – Договорились, Виктория Юрьевна. Их губы уже навострились навстречу друг другу, но дверь кабинета очень неожиданно и резко распахнулась. Витя Пчёлкин ворвался без стука – не привык он стучать ни в прямом, ни в переносном смысле. И в этот момент он пожалел о своей привычке. Этих двоих растащило по разные стороны, прямо отдернуло друг от друга, но Витя мог себе представить, что было за секунду до этого, и он не удивился. Он не позволил себя разоблачить и в этот раз. – Двери запирать надо, – то ли в шутку, то ли всерьез, но он высказался. – У нас стрелка через полчаса с Вяленым. Выезжать пора. Этот сученыш кредит не вернул. – Жди в машине, – отозвался Белов. – Сейчас выйду. Пчёлкин кивнул и уже собрался выходить, но голос, который он не ожидал услышать, да и не хотел, заставил его остановиться. – Здравствуй, Вить, – и он звучал виновато, так звонко и ласково, что стало не по себе. Будто она ни к нему обращается, а к кому-то другому. Он повернул голову и бесцветно произнес: – Здравствуй, здравствуй. Дверь закрылась, и в кабинете настала натянутая тишина. Виктория дрожала всем телом, и сердце в груди просто превратилось в маленький молоточек, работающий без устали и с таким усердием, что было аж больно от его стука. Пчёлкин будто вошел сюда и на обоих выплеснул ведро ледяной воды, остудил их пыл и молча отругал за какую-то бессознательную тягу друг к другу, давно уже запрещенную. Никогда ещё так неловко она себя не чувствовала. Хотелось бить себя по рукам и по щекам. Белов же оставался невозмутимым, он никак не показывал свои истинные ощущения, а может, ничего особенного в этот момент и не испытывал. А ещё он отвечал за слова, которые давал, а вот она за свои слова отвечать совсем не умела, и все её уверения, что к прежнему она не вернется, пошли прахом в первый же день. – Так, давай я передам тебя всецело в руки Люды. Она тебе все покажет здесь, а мне и вправду пора. Ты извини, что так вышло… – Не извиняйся. Это я дура, не нужно было… – Что – приходить? – И приходить, наверное, тоже. Белов приобнял её и постарался приободрить. Может быть, ей только показалось?.. Может, она себе все придумала? – Нос выше, Вика. И на Пчёлу внимания не обращай. А она именно так всегда и делала, зная при этом, что он к ней не равнодушен. И от этого парой становилось невыносимо тяжело. Вике пришлось остаться с Людой, и та, собрав волю в кулак, любезно показала ей кабинет и по велению Белова передала ей папку с какими-то документами, в которых не было ни одного русского слова. Виктория наконец оказалась в тишине собственных владений, где тоже был уютный диванчик, кофейный столик и много растений в горшках. Такой официальный сад. Холмогорова села за свой стол, оглядела его содержимое, в том числе и компьютер, повертела в руках статуэтку маленького белого ангела, которая стояла рядом с крутящейся подставкой для ручек и карандашей, а потом расслабленно повалилась на спинку кресла. Уставившись в потолок, она вновь и вновь терзалась вопросом, который звучал в её голове голосом брата: зачем? Зачем ты сюда пришла?