***
Мы порой совершаем вещи, о которых потом жалеем, хотя на тот момент нам казалось, что ничего другого мы не хотим, что именно этот наш выбор и поступок сделает нас самыми счастливыми на свете, что мы абсолютно ничего не потеряем, а только приобретем. Точно так же думала и Виктория Холмогорова, когда Витя Пчёлкин прикоснулся к её губам, когда он целовал её под мягкий шорох падающего снега, под удаленный на десяток километров бой курантов. И в ту самую секунду у неё было ощущение, что она парит под самым куполом неба, так высоко, что аж дыхание перехватывало и вниз было страшно глядеть. Она цеплялась тонкими пальцами за ткань его зимнего пальто и почему-то боялась отпустить. Земля уходила из-под ног снова и снова. Когда их взгляды встретились, она ощутила, как жар прилил к её лицу, а после волной разошелся внутри, как будто там разгорелось настоящее пламя. Они ещё долго стояли во дворе. Народ высыпал на улицу, а их словно никто не заметил. Или это они никого не заметили. А после он уехал. Она заставила его уехать, но при этом так крепко держала за руку. Никогда прежде она так сильно в нем не нуждалась. Но почему теперь в груди так пусто? Она ничего не чувствует, кроме стыда. Но Виктор ждет явно не этого, когда, минуя коридоры, идет к ней. Он зашел в её кабинет без стука, закрыл дверь и остановился на пороге лишь для того, чтобы ощутить блаженную и безопасную тишину, которая приносит ему удачу. Вика сидела за столом, листая какие-то договора. Как только Пчёлкин оказался в кабинете, её охватил почти что панический страх. Она понятия не имела, как себя теперь с ним вести, она была готова выпрыгнуть в окно, лишь бы не оправдываться за свой поступок. Тот поцелуй был для неё сродни преступлению, предательству. И, пожалуй, в первую очередь совершенных против себя. – Привет, занята? – Привет… Немного. Ты по делу? Она сразу же начала обозначать границы. Так легче отступать. – По делу. – Я тебя слушаю, – щедрая и милосердная улыбка наигранного высокомерия. Притворство. Ненависть к собственному отражению в темном экране монитора. Вертя в руках ручку, девушка облокотилась о стол и с ожиданием смотрела на парня. Витя не обратил внимания на этот показательный спектакль. Она, конечно, любит повыеживаться. Этой привычки у неё не отнять. Он и не собирался. Он тоже намеревался вести себя так, как привык. Потому медленно приблизившись, он бесцеремонно уселся на стол. – Не наглейте, Виктор Павлович. – Наглость – второе счастье. А знаешь, какое первое? – И какое же? – её голос задрожал, тело пробила мелкая дрожь. Он предугадывала ответ. И не промахнулась. – Целовать тебя, – прошептал он и без спроса нагнулся к ней, чтобы урвать очередную свою частичку личного счастья, но Вика в тот же момент отстранилась и отвернула лицо. Тень неловкой улыбки прошлась по её губам. Она, чуть отъехав на своем кресле, встала и отошла к окну. Невыносимая пауза, которую сложно было выдержать дольше пяти секунд, на протяжении которых был слышен только стук сердца. – Солнце, че-то случилось? – глядя ей в спину, он боролся с желанием зайти с тыла, приблизиться и обвить руками её талию. От неё веяло холодом, и на его фоне даже зимний мороз меркнул. – Извини меня, – пролепетала едва слышно, а смотреть в глаза боялась. – Я не должна была… тогда… Витя изменился в лице. Он прекрасно понял из обрывка невнятной фразы, что она пытается сказать, но у неё словно не хватает на это сил – довести мысль до конца. – Ну да, прости, забыл, – легкий смешок разбавил его тон. – Мы же друзья, и все такое. Пчёлкину безумно хотелось выхватить у неё из рук ту самую ручку, которой она щелкала прямо сейчас, жутко раздражая. Хотелось выхватить и сломать напополам. И тогда бы в этом кабинете стало на один сломанный предмет больше. А на что он вообще рассчитывал? Привык, что ни одна перед его соблазном устоять не способна, привык, что перед ним раздвигают ноги по первому приказу. Не нужно сильно напрягаться, чтобы заполучить даже королеву красоты. Но как быть с этой королевой? Так уж вышло, что других ему не надо. Какой такой магией он должен обладать, чтобы завоевать её сердце? – Вить, – наконец Холмогорова соизволила показать лицо, и в нем Витя не нашел ни капли того, что всегда искал. Одно сплошное сожаление. И даже не горькость. Пресность. – В прошлый раз я… – Да не надо ниче объяснять, – он вновь усмехнулся, по-доброму так, словно мальчишка, втаптывающий в грязь собственную оплошность, ошибку. Старательно сводя все к очередной неудавшейся шутке. – Все нормально, расслабься. – Вить, послушай… – Ты это… занята вроде была, я тебе помешал, – он в ту же секунду развернулся и вальяжной походкой направился к двери, на ходу обернулся и ткнул пальцем в компьютер. – Работай. – Витя! – крикнула Холмогорова, но дверь захлопнулась с таким грохотом, что по стене возле неё прошел треск. Наверное, все здание тряхнуло. Как будто извержение вулкана. Виктория разревелась, закинув ручку в дальний угол кабинета. Та все же разлетелась на части. Сломалась, как Пчёлкин того и хотел. Вика и не знала до этого момента, что способна причинять людям точно такую же боль, какую испытывала сама. Не нарочно. Не специально. Но это ничуть её не оправдывало. Чувства, с которыми Пчёлкин вышел отсюда, были ей хорошо знакомы, были её неотъемлемой частью, её важным жизненным компонентом. Срослась, свыклась. Но вот заражать ими других она точно не планировала. Достаточно одной неизлечимо больной. В какой-то момент она была готова броситься вслед за Витей, догнать его и даже ринулась к двери, но резко остановилась, понимая, что это ничего не изменит.***
Юрий Ростиславович не на шутку перепугался, когда увидел, что красная линия на градуснике поднялась до отметки 38 и 5. Марго тяжело кашляла, но при этом продолжала возиться сидя на диване со своими игрушками, озвучивая их диалоги охрипшим голосом. Но по бледному лицу было понятно, что сил ей на эту игру едва хватает. Юрий схватился за телефонную трубку, стирая пот со лба платком. После нескольких гудков его соединили с дочерью. Это был её прямой рабочий номер. – Вик, я уже вызвал Антонину Игоревну. Должна приехать с минуты на минуту. Может быть, ты вырвешься пораньше домой? – Я еду, – бросив трубку на рычаг, она выключила компьютер, схватила со стола сумку, с дивана – пальто и быстро выбежала из кабинета. Рита температурила уже второй день. Думали, обойдется. Но положение ухудшилось. Сегодня утром она оставила её крепко спящей, предварительно потрогав лоб. Был холодным. Но простуда – одна из самых хитрых болезней. Она только делает вид, что сдается без боя. Предупредить о своем вынужденном отъезде было некого: вокруг пусто и тихо, словно весь персонал вместе с начальниками собрались разом и махнули в отпуск. В самую неподходящую секунду она вспомнила, что Саша просил её собрать данные на одного из американских предпринимателей русского происхождения, который выдвинул интересное предложение по расширению бизнеса за границей. Бумаги лежали на столе, и за ними пришлось возвращаться. Тем же ускоренным шагом она, ругая себя последними словами, вернулась назад, а вот на выходе из кабинета, прямо в приемной, врезалась в какого-то мужчину ростом со шкаф, выронив из рук бумаги. – Господи! – воскликнула она. – Из-под земли вырос, что ли? – Смотреть надо, куда идете, – отозвался он, сохраняя вежливость, и даже нагнулся, чтобы помочь с документами. – Сама справлюсь! – дерзит в ответ, а молодой человек в свою очередь остается спокойным и терпеливым. Виктория выхватывает у него из рук слегка потрепанную, но крайне важную макулатуру. Он продолжает топтаться на одном месте, удерживая правую руку на бедре, словно что-то прячет под ней. Мужчина в поношенной кожаной куртке на вид того же возраста, что и ребята, а может, чуть старше. В серых глазах оттенялись суровость и твердость, черты лица отдавали легкой грубостью, хотя с виду он был довольно симпатичен. Волчьи глаза, подумалось в этот момент Холмогоровой. Ничего доброго собой не несут. Стало не по себе. – А вам, собственно, кого надо? Зачем сюда пришли? – Да я вообще-то… Он недоуменно разглядывал её и параллельно осматривался вокруг в поисках кого-то, кто бы смог помочь ему донести до этой психованной девушки, что он здесь работает вот уже второй год. И поддержка наконец появилась. Из двери напротив вышел Саша. – Че за шум, Макс? – Да вот… девушку сбил с ног случайно, – указав на Викторию, Максим переминался с ноги на ногу, словно школьник, немного сутулясь. – Вик, ты в порядке? – Белов приблизился, обняв её за плечи. Она же перевела взгляд с Максима на Белова. – Да, все хорошо, – осторожно убрав его руки с себя, Холмогорова зачесала мешающуюся челку. – Она у нас недавно тут, ещё не всех выучила, – снова пришел на помощь Белов. Макс понимающе кивнул. – Вот здесь данные, которые ты просил. Алексей… как там его?.. – Райский. – Белов забрал бумаги, но в данный момент они для него особого значения не представляли. – Да. У них просто Алекс. Саш, мне нужно уехать срочно прямо сейчас. – Проблемы? – он изучающе уставился на Холмогорову, пожевывая жвачку. Запах мяты и освежающего одеколона «Ягуар» вскружили ей голову. А может быть, это все-таки из-за нервотрепки её пошатнуло слегка. Это заставило Белова крепко ухватить её под руку. – Нормально все со мной, Саш, пусти. Мне нужно домой. – Ну ладно, езжай, раз надо, – без протестов ответил он, ибо спорить сейчас не видел смысла. Глаза у неё были напуганы и какие-то ошалелые. – Макс, отвези её. Мужчина кивнул и беспрекословно направился к выходу. Виктория же осталась в приемной. Саша, несмотря на её просьбу, по-прежнему продолжал держать её за руку. Голова действительно кружилась. Все мысли сейчас были только о дочери. – Может, тебе помощь какая нужна? Ты только скажи. Ты знаешь, что я все сделаю. От помощи она бы не отказалась. Но ту, которая ей требуется, он оказать не сможет ни ей, ни своей дочери. Но винить его за это она не имеет права. А впрочем, сейчас нет времени и желания об этом думать. Выдавив благодарную улыбку, она осторожно сжала его ладонь тонкими пальцами. – Не нравишься ты мне, Вика, – её черный волнистый локон выбился из прически и небрежно свисал с виска. Белов, едва касаясь кожи, заделал его за ухо. – Ох как не нравишься. – Спасибо на добром слове, – вяло ответила девушка. – Меня может не быть пару дней. Не страшно? – Страшно. Надеюсь, когда вернешься, объяснишь, наконец, свое поведение. Или пытать тебя прикажешь? – Сашенька, поверь, – сделав шаг ближе к нему, она прикоснулась к воротнику его рубашки и немного поправила, – ты не хочешь этого знать. Стук каблуков её сапог начал быстро отдаляться. Снова унесла с собой все свои секреты. Он чувствует, что она темнит, точно знает, что она врет ему, пытаясь порой придумать нечто такое, во что бы он без оглядки поверил, но всякий раз прокалывается и опять начинает юлить. Уходя, оставляет яркий след своей лжи, который сводит его с ума. Да и с Космосом после её возвращения у них как-то разладилось. Ощущение, будто и он от него что-то утаивает. И Белову было непонятно. От этого тревожно. Что ж, так и быть, он потерпит эти два дня, но после, если ничего не изменится, пойдет напролом.***
Эти сутки стали самым настоящим испытанием. Никогда ещё Маргарита так серьезно не болела, и у Виктории холодели руки от мысли, что это далеко не последняя простуда в жизни дочери. Не привыкшая к новому суровому климату, Марго продержалась не так уж и долго без кашля и насморка. Едва они прошли обследование у всех врачей и провели плановый осмотр, как старая-добрая ангина пожаловала в гости. И выгнать её никак не получалось. Двух дней Холмогоровой точно было мало для того, чтобы окончательно отстоять у въедливой болезни свою двухлетнюю дочь. Девушка уснула, привалившись к кровати, но чья-то теплая рука легла на её плечо и немедленно разбудила. Холмогорова испуганно распахнула глаза, тут же взглянув на Риту, что мирно спала в обнимку с одной из своих кукол. – Это я, систер, – раздался ласковый шепот Космоса над головой. – Иди поспи в моей комнате, а я с ней посижу. Чего ты над собой издеваешься? – Не, не, Кос, я тут останусь, с ней. Вдруг проснется, вдруг ей что-то понадобится. – Ну так а я на что? Давай без базара лишнего, слышь. Иди отсюда. И чтобы до завтрашнего утра я тебя не видел. Холмогорова глубоко вздохнула, поправив дочери одеяло. – Уверен, что справишься с ролью няньки? – И не стыдно тебе? – Холмогоров отвесил сестре слабенький подзатыльник любя. – Думаешь, я с тобой не сидел, когда ты болела? – Не помню… Но помню, как мы оба зеленые по дому бегали. Сколько нам тогда было? Лет шесть, наверное. Ты меня ветрянкой заразил. Оба тихонько рассмеялись. – Меня самого заразили. Пчёла ржал, как конь. Отболел он, видишь ли, в три года. – Да… А ведь Маргаритка ещё не болела… – Виктория грустно перевела взгляд на дочку. Бедняжка уснула не так давно, но, кажется, крепко. Вика прижала её ладошку к губам. Теплая. Жар отступил, и она с облегчением выдохнула. – Ну все, чеши давай, – приобнял её Космос, – сами мы тут разберемся. – Космик, если что, буди меня, окей? – Разбужу. – Он поцеловал сестру во влажный лоб, и на миг ему почудилось, что и у неё тоже температура. – Сама как себя чувствуешь? Горячая вроде. – В порядке я, не переживай, – сжав его ладонь, она бесшумно вышла из комнаты и прикрыла дверь. Холмогоров остался с племянницей наедине. Здесь приглушенно горел светильник в виде все того же желтого пузатого медведя из сказки с баночкой мёда в лапах. Космос снял жилетку и расстегнул верхние пуговицы синей рубашки. Ненароком он бросил взгляд на письменный стол сестры. Не так давно он был завален книгами на английском языке, косметическим барахлом, кассетами и прочей девчачьей ерундой, а сейчас на нем лежат детские распашонки, пара подгузников для всякого случая, мягкий зайчик с бантом и орава кукол Барби, а ещё детские сиропы, лекарства и носовые платки. Космос аккуратно встал и подошел к столу, чтобы немного прибраться. Игрушки переложил в кресло, лекарства расставил в углу, рядом со светильником, а подгузники решил засунуть в ящик. Открыв его, он наткнулся на фотографию одного из своих лучших друзей – Саши Белова. Она лежала сверху, её он когда-то прислал из армии, а Виктория в свою очередь однажды стащила её из семейного альбома и с тех пор хранила у себя. Маленькая Ритка вряд ли видела в лицо своего отца, даже на фотографии. И Виктория абсолютно точно не собиралась его ей показывать. Что ж, это не его дело. Вмешиваться на этот раз он не планировал. Вика теперь уже совсем взрослая, сама мать, и здесь он ей не советчик, но поддержать любое её решение готов, ну или почти любое. А ещё ему страшно не нравилось лгать лучшему другу. Белый уже не раз пытался узнать, что происходит с Викой, но тот лишний раз в глаза боялся поглядеть, чтобы лишнего не взболтнуть. Он уже давно не злится. Прошло. Хоть Белов и был виновен в том, что его сестре пришлось страдать, но огромную роль сыграли и подлые обстоятельства. Быть может, не встань они тогда на дороге люберецких, все у этих двоих получилось бы. Холмогоров задвинул ящик и услышал, как Рита в кровати завозилась и захныкала. Немедленно подошел к ней и сел рядом. Она зашлась кашлем, а потом повернулась на левый бок, не открывая глаз. Космос осторожно потянулся к её лбу и коснулся тонкими пальцами. Теплый. Марго затихла и, кажется, снова провалилась в сон. Холмогоров выдохнул и медленно откинулся на спинку стула и вскоре тоже задремал.***
Схватив со стола пачку «Самца», Белов достал сигарету и быстро закурил, падая в кресло. – Люд, кофе принеси мне, – отдал он команду секретарше через телефон. Через два часа была назначена встреча с солнцевской братвой. Назревали серьезные темы для долгих обсуждений. Положение в стране стремительно менялось, потому приходилось подстраиваться под новые реалии. Однако Белов строил далеко идущие планы, которые по его задумке должны были по минимуму соприкасаться с незаконной деятельностью. Они укрепили свои позиции в новом мире, теперь предстояло снова расширяться и обелить их бизнес. Чашка кофе, принесенная Людой, не избавила от «головняка», и сигарета не отвлекла от придирчивых мыслей. Работы было по горло, а тут ещё свалившаяся с неба Вика Холмогорова била по нервам. Она не выходила у него из башки, и через два дня не появилась, а ведь он серьезно намеревался с ней поговорить обо всем, что его беспокоит, и плевать, что ей это не нужно и она всеми силами упирается. Космос тоже увиливал от ответа, говорил, что вообще не в курсе, какие у неё проблемы, но Саша в это не верил. Оба темнят, скрывают. Дома мозг выносила Ольга: все никак не могла найти себе занятие. Собирались ведь в Ялту, но так и не съездили. А проветриться стоило бы. Белов планировал осуществить задуманное в ближайшее время. Но сперва стоило уладить мелкие проблемы в Москве, в том числе касающиеся Вики. Пусть это будет трижды не его дело, но то, что происходит в жизни Холмогоровой, он узнать обязан. Он не привык отступать. Не привык не быть в курсе дела. Его вынуждают идти на крайние меры, и вероятно, что потом ему будет самому стыдно за свой поступок, но иного средства он не видит. Подумав ещё немного, заполняя кабинет прозрачным сигаретным домом и едким запахом. Стряхивая пепел, он затягивался снова и снова, расхаживая возле стола. Решился. Больше ждать не хочет. Вызвонил Макса. Тот поднялся из охранки с первого этажа. – Здоров, входи. – Докурено до фильтра. Белов садится в кресло. Макс протягивает начальнику руку, и тот крепко жмет её. – Братан, дело есть. Только чтоб ни одна живая душа не узнала. Возьми надежного человечка и поставь наружку за девушкой. Той, которая тебе в приемной разнос устроила. Виктория Холмогорова. Макс удивленно вскинул густые брови. Он получает от своего босса задания всегда одного и того же типа: прессануть, выбить информацию или дурь из чьей-нибудь головы, сопроводить кого-то на стрелку и прочее. Следить тоже приходилось. Но имя клиента в этот раз поразило его. – Да, тебе не послышалось, – исподлобья глядя на Макса, добавил Саша. – Она родная сестра Космоса, но сейчас не об этом. Как ты понимаешь, ему мы тоже ничего не скажем. – А что установить нужно? – Все, что возможно. С кем общается, где бывает. Докладывать мне лично. Но вести аккуратно. – Понял. Что ещё? – Ни один волос с её головы упасть не должен. Ты там сразу предупреди, чтоб без самодеятельности. Мне нужна только информация. Иначе на куски порву. – Саш, все сделаем. Белов кивнул головой. – И заряжай людей. Через полчаса поедем. Макс всегда выполнял грамотно все, что от него требовалось, и зарекомендовал себя как надежный человек, с опытом и зорким глазом. Бывший военный, прошедший Афган. Белов сам нес службу вблизи горячей точки, потому проникся к этому человеку, доверился ему и непременно уважал. Фил пробил Максима Карельского и его людей, но биография оказалась чистейшей. Никаких сомнений о приеме их на работу ни Валера, ни сам Саша не имели. Со стороны Белова не было никаких нареканий, тем не менее по-настоящему надежную спину Макса проверять пока, к счастью, не приходилось: жизнь шла спокойно. Однако Саша Белый, криминальный авторитет, не мог обещать, что завтра все будет точно так же ровно, как сейчас, собственно, как и любой другой гражданин разваленного Союза.