Де(кон)струкция

      За пределами тайного убежища под мнемохирургическим корпусом Ранг не решался обсуждать «Темные вечера». Фройд как будто бы вовлек его затем, чтобы в свободное время было, с кем анализировать студентов из клуба. Но вскоре Ранг обнаружил, что боится того, куда может завести обсуждение. Он хотел бы быть тем смелым беспристрастным наблюдателем, который может выводить закономерности и ставить диагнозы, отстраняясь от собственной личности. Однако, когда Фройд начинал беседу, он возвращался мыслями к себе — и терял уверенность.       С одной стороны, эти беседы значили, что Фройд готов признать его равным. Едва ли он еще с кем-то между парами обсуждал, зачем мехам искажать собственную форму и скрывать это от других, почему мнемохирургия привлекает тех, кто боится потерять контроль в обычной жизни, и как причудливо между собой сплетаются цинизм и фатализм. Ранг стал избранным, безусловно, как и хотел. Но ему этого было мало. Он боялся показаться неумелым, неловким, глупым или скучным, путался в собственных теориях и изо всех сил старался не перевести разговор на себя.       Фройд — не мнемохирург, но наверняка видел его насквозь. Ранг не представлял, как можно мыслить так широко, так свободно позволять себе несовершенство, и при этом свысока судить других и каталогизировать наркотический бред, патетичные страдания и чужие травмы. Он стеснялся того, что не идеален, и это мучило Ранга — чем дальше, тем сильнее.       Он значил больше на этих собраниях с тех пор, как — так сформулировал Фройд — «принял себя». Ранг не знал, было ли его «я» темным — если верить Трепану, все «я» темные, можно лишь осознать это и перестать скрываться. Выпустить «тьму», тем не менее, не удавалось в разговоре с Фройдом. Не получалось даже предложить ему коннект на «Темных вечерах», даже под химией, даже когда Сандер зажимал их обоих, желая получить новую «метку смерти» за новую поэму. Ранг вырезал на нем уже несколько глифов. Фройд тоже регулярно совал ему руки с зажатыми между пальцами лезвиями в рот. Они могли бы тогда…       Нет. Они не могли. Существовала невидимая стена, граница, которую никакое «я» Ранга не в силах было преодолеть, сколько бы он ни снискал славы на «Темных вечерах». Он был Великим Бессмысленным, он становился центром спонтанных, абсурдных, восхваляющих Бесполезность богослужений, он воплощал что-то важное… и он был бессилен.       Трепан должен был контролировать его, чтобы не потерять авторитет, а потому предлагал новые и новые ритуалы. Каждая превращала Ранга в вещь все отчетливей: зачем Бессмысленному воля, зачем Бесполезному сила? Трепану непросто было сопротивляться. Еще Ранг хотел, чтобы Фройд поучаствовал хоть раз, и все тянул, тянул с отказами…       Они не сблизились здесь, по крайней мере, Ранг этого не чувствовал.       Однажды Трепан запланировал очередное обсуждение «архетипа Ранга» — «феномена Бесполезности». Обычно такие дискуссии носили сакрально-постановочный характер и вовлекали всех членов клуба. Ранг соответствовал идее погружения в себя, а не исследования внешнего мира, более чем кто-либо еще. Трепан пользовался этим в своих целях. Он превращал Ранга в бессмысленный инструмент в чужих руках; творческие осмысления его альтмода были неприменимы к жизни. Подводил итоги этих дискуссий тоже обычно не сам Ранг. И вот, он с огромным трудом убедил Трепана, что никакой оргии не будет — он сам выберет партнера из тех, чья интерпретация ему понравится. Естественно, участие было добровольным…       «Одно удовольствие тебя интерпретировать», — говорил Фройд, но в тот раз просто не пришел. Ему была известна программа, Трепан всегда делился с ним подробностями. Своим поступком Фройд точно дал Рангу понять, что его интерес не распространяется так далеко.       Ранг был так разочарован, что позволил «темной» стороне — в рамках саморазрушения, любимой членами клуба деструкции — выбрать Трепана. Он даже не слушал, о чем все говорят. Трепан пугал его и отталкивал. Он казался разрушительным в глубине искры — которую не открывал на «Темных вечерах», но которая просвечивала сквозь его инфернально поблескивающую оптику. Сверкала на кончиках игл.       Ранг не принимал ничего тогда — он готовился наконец что-то сказать Фройду, обсудить свои странные, непонятные, но мучительные чувства… он хотел быть трезвым, хотя, возможно, стоило упороться — так он боялся бы меньше. Он испугался еще сильнее, когда остался наедине с Трепаном — два некрупных меха в пустом зале, полностью в их распоряжении.       — Интересно, — проронил Трепан, разглядывая.       — Прости, — Ранг покосился на дверь, к счастью, за очками этого не было видно. — Я… не знаю, что на меня нашло. Я знаю, что мы не ладим.       — Соскакиваешь? — презрительно фыркнул тот. — Я думал, ты наконец бросил мне вызов.       — Я никогда не собирался, — возразил Ранг. — Давай просто разойдемся. Мне жаль, что…       Трепан поймал его за руку. Тонкие пальцы на тонком запястье. Неприятный симпатичный фейсплейт с узкими желтыми оптиками приблизился и исказился оскалом:       — Я устанавливаю правила. Ты никуда не пойдешь.       — М-мы… я не… добровольно… — Ранг попятился.       — Ты назвал мое имя, — возразил Трепан. — Я знаю, кого ты хотел видеть. Фройд слишком мягок с тобой. Ты жалок, Ранг. Ему стоило прийти и при всех сказать тебе «нет».       Ранг не привык к гневу, но после этих слов огрызнулся:       — Да что ты знаешь?!       — О! Я знаю, что он коннектился со мной, и с Сандером, и с Фармой, и с Квикмиксом, и с Флэтлайном… но не с тобой. Потому что он знает, что ты, влюбленный дурачок, уже не слезешь с его шеи, — Трепан сунул иглы к его очкам, не отпуская при этом руку. — Мне не нужен инструмент, чтобы прочитать твои мысли! Я уже давно не считаю тебя препятствием. Нет, из тебя можно слепить что угодно, если только дать тебе надежду… Ты жалок!       Пятясь, Ранг наткнулся на бочку, служившую обычно Трепану пьедесталом, сидением и кафедрой для выступлений. Та опрокинулась, загрохотала, с нее слетела черная шуршащая драпировка. Трепан уронил Ранга на нее и вдавил ладонь в горло.       — Ты даже после этого никуда не денешься, вот что я еще знаю. Ты ничего не значишь без наших встреч. Ты — пустое место, но воображаешь о себе невесть что! Фройд пристроил тебя в надежное место, — Трепан склонил голову набок. Свет над ним по-прежнему аритмично пульсировал. — Может, он надеялся, что ты найдешь здесь утешение, но — нет… Ты, со своими примитивными желаниями, с тупой любовью, как ты можешь смириться с идеей бессмысленности? Ты не станешь одним из нас, не станешь таким, как Фройд.       Ранг перехватил его за локти и попытался спихнуть с себя. Они боролись недолго, но при равной силе Трепан был злее и бил подлее, а Ранг едва понимал, что происходит. Трепан быстро заломил ему руки за голову и сдвинулся на честплейт, давя бедрами на стекло.       — Никакого насилия, — прошипел он. — Ты сам выбрал, Ранг.       Под очками Ранг отключил оптику. Он почувствовал, как иглы поддевают их, как они слетают, но не решился больше смотреть на Трепана. Он чувствовал тяжесть и злое напряжение в электромагнитном поле, и он боялся…       Ничего не происходило. Когда Ранг активировал видеопоток и справился с обработкой освещения, то увидел, что Трепан выпрямился и насмешливо ухмыляется.       — Думаю, считается, что я тебя поимел, — сказал он, брезгливо отдернул руку, которой удерживал кисти Ранга вдавленными в пол, и поднялся. — Славься, Бесполезный! — процитировал он ритуальную формулу, ставшую популярным приветствием в последнее время. — Заходи еще. Будет весело!       Он слегка пнул очки, но не стал ломать, хотя задумчиво покатал ступней по полу. А после — ушел. Ранг некоторое время лежал, свернувшись рядом с бочкой. Его мало волновало, расскажет ли Трепан остальным, как прошел диалог. Скорее… что Фройд говорил ему о своем отношении к Рангу. Ведь не сам он до всего догадался! Иглы или пьяный разговор? Или Фройд сознательно за его спиной озвучивал такие унизительные вещи…       Вернувшись в общежитие, Ранг не обнаружил Фройда. Под гнетом стычки с Трепаном, прокручивая в голове монолог, во время которого он не смог вставить и полслова, Ранг сломал все свои фигурки и выбросил их в окно. Это лишь немного помогло — он направил гнев, но не смог полностью сбавить его. Ему нужно было… поговорить с Фройдом. Узнать, правда ли он считает, что Ранг недостоин внимания. Что его роль — быть инструментом для кучки наркоманов. Что в его существовании на самом деле нет никакого смысла.       С такими мыслями Ранг обернулся — и обнаружил Фройда в дверях.       — Ты наконец-то приблизился к искусству, — заметил тот, проходя и выглядывая в окно. Обломки коллекционных корабликов раскатились по двору.       — К анализу, — огрызнулся Ранг сердито.       — Прости, что не пришел. Выяснилось, что у меня завтра семинар. Не могу его пропустить, пришлось готовиться. Как все прошло?       Голос звучал спокойно. Взгляд не транслировал тепла, но — это обычный взгляд Фройда. Связывался ли с ним Трепан? Слал ли сообщения кто-нибудь с «Темных вечеров»?       Ранг шагнул вперед и поцеловал его. В ребристую врезку на маске, чуть ниже ее верхней грани. Пришлось встать на мыски и уцепиться за его пояс, чтобы удержать равновесие. Стало еще страшнее — и еще жарче. Отчаяние захлестнуло его, он слышал, как его вентиляция отдается под круглой решеткой.       Фройд положил ладонь ему на спину и предупреждающе качнул головой:       — Ранг… я собираюсь провести в библиотеке всю ночь. Прости, пожалуйста, но этот семинар для меня очень важен. Я просто увидел, как ты швыряешь в окно вещи, и забеспокоился о своей половине комнаты.       Циничная ирония! Как всегда. Ранг поджал губы, не зная, что ему делать. Отстраняться теперь? Но Фройд его поддерживает. Ударить? Попробовать еще раз? Почему он не может настоять, он тоже имеет право…       — Я приду в следующий раз, — пообещал Фройд, убирая руку. Руку, которую Ранг не решился на этот раз погладить, хотя обычно не отказывал себе в этом.       Ему всегда казалось, Фройд готов дать их отношениям шанс. Иначе зачем… все? Беседы на «Темных вечерах» и за их пределами, обсуждения, откровенности?       — Ну, иди тогда, — сказал Ранг, отступая к своей платформе. — Я не буду выбрасывать твои вещи.       — Ничего себе! Спасибо!       Ранг поверить не мог, что Трепан прав.