Племя

Феаноро говорит: — Занятно, да? Я едва помню твоё имя, а ты передо мною стелишься, как будто я самый почётный гость. Тут тебе и «как ваши дела, дядя?» и «не хотите ли чаю?» Куруфинвэ чувствует себя в чужой гостиной как хозяин. Он смотрит на Финрода насмешливо и чуть наклонив голову, а затем делает шаг, заставляя племянника упереться спиной в перила лестницы, ведущей на второй этаж. Хочется постыдно сбежать от чужого тяжёлого взгляда, но Финдэ только сглатывает, когда старший принц продолжает: — Нет, не хочу чаю. И я тебе не дядя, — остро. Финрод уверен, что Феаноро наслаждается произведённым эффектом, наслаждается чужой обидой. — Эру, это же простая вежливость, — Финдарато свои эмоции не прячет. Они выставлены напоказ, блестят в глазах и краснеют на щеках, когда Финдэ разводит руками. Руки эти — дрожат. А Феаноро всё замечает. — Это простая бесхребетность, потому что тебе не хватает духу сказать то, что ты думаешь. Потому что ты боишься меня. Потому что ты почти плачешь. Финрод мотает головой, но при этом прячет глаза и кусает губу, а Куруфинвэ издаёт короткий смешок и вдруг обхватывает своею широкой и сильной рукой шею Финдарато. В его ладонь бьётся жизнь Финдэ, и ни один из них не признался бы, насколько сильно им нравится это. Финрод закрывает глаза и старается дышать ровнее, чтобы это выглядело, будто он стоически терпит чужой порыв и ждёт, когда Феаноро уйдёт. Чтобы дядя не догадался что его племянник сумасшедший и, кажется, абсолютно влюблённый. Сумасшедший, потому что «едва помню, как тебя зовут», «я тебе не дядя», «это простая бесхребетность» — и всё равно душа к нему, злому и желчному, тянется. Хочется руки свои куда-то пристроить, желательно Феаноро на широкие плечи или — ещё лучше! — обхватить дрожащими пальцами его лицо, приблизиться, насколько это возможно, и разгладить насмешливый изгиб губ. Но Финдэ не двигается и молчит, потому что Феаноро был прав, когда говорил, что Финроду не хватит духу сказать то, что он действительно думает. Хоть Куруфинвэ имел ввиду совершенно другое. — Ты даже не сопротивляешься, — презрительно выплёвывает Феаноро, и племянник не смотрит ему в глаза, потому что знает, что это будет больно. Только когда чужая рука отпускает шею, Финрод перехватывает её и сжимает, сдерживая (слава Эру) порыв поцеловать костяшки. — Вам нравится, когда вам сопротивляются? — говорит Финдарато. У него золотые кудри рассыпаны по плечам, губы распахнуты, а в прозрачно-голубых глазах всё написано. Абсолютно — всё. «И ты слепец, Феаноро, если этого не замечаешь». — Мне не нравится, что такое ничтожество как ты смеет называть себя нолдо. Ничтожество. Вот как. Финрод не гордится тем, что происходит дальше, потому что длинные его ресницы опускаются, в попытке скрыть слёзы, которые текут по щекам. Финдэ закусывает губу совсем как маленький и отворачивается, закрывая лицо рукой. Феаноро мгновенно перехватывает его запястье, и они встречаются глазами. Взгляд дяди становится мягче, но он всё ещё ничего не понимает, когда говорит: — Довёл ребёнка до слёз. Ну, что я за чудовище? «Я не ребёнок!» — хочется крикнуть. Но у Феаноро семеро сыновей, и он должен знать, что как раз так и говорят дети. Поэтому Финдэ молчит и только слушает, как сердце стучит в ушах. Он знает, что собирается сейчас сделать, и поэтому он вдвойне сумасшедший. Просто Финрод действительно не ребёнок, и он рвётся навстречу, и неловко прижимается к чужим губам. Отстраняется до того, как его успевают оттолкнуть, хоть кажется, что Куруфинвэ не собирается отталкивать. Финдэ говорит: — Мне хватило духу. У Феаноро глаза распахнутые, лицо застывшее от изумления и губы приоткрыты. Кажется, время остановилось в это мгновение и, кажется, Финроду пора спасаться бегством, пока оно не возобновило свой ход. Финдарато ёжится, будто ждёт удара, но Куруфинвэ только поднимает челюсть с пола и кивает: — Вижу. Его не получается удержать. Его нечем удерживать, но Финрод блестит глазами и всё ими говорит. Только Феаноро всё равно отстраняется и уходит, хотя изначально собирался дождаться, пока вернётся Финарфин. Финдэ становится холодно.

***

У Финрода босые ноги и улыбка от уха до уха, когда Феаноро оборачивается и видит племянника. Куруфинвэ даже не хочется кривится в ответ, потому что старший принц уже успел порядочно напиться на этом празднике и потому что Финдарато протягивает белую руку с нежным цветочным букетом. — С праздником, дядя. Стоит снова одёрнуть его грубым «я тебе не дядя» и отшвырнуть этот глупый подарок в сторону. И уйти домой, как Феаноро и собирался до того как встретил Финрода. Но кузнец просто кивает и продолжает смотреть на Финдэ, на лучи в его волосах, на расшитую цветочными узорами рубаху, на руки, выглядывающие из закатанных по локоть рукавов, на губы. Куруфинвэ протягивает ладонь, чтобы забрать цветы, но затем обхватывает запястье племянника. Они оба знают, что Финдарато не просто так подошёл именно теперь, когда праздник звенит и хохочет где-то в стороне, а их обнимает листва. Не полчаса назад, когда Феаноро сидел в кругу своих сыновей и обнимал свою жену. Про Нерданэль Финрод не думает, его мысли весьма избирательны и сосредоточены на серьёзном скуластом лице дяди и на ощущении его горячей руки. Финдэ хочет прижаться к чужой широкой груди, и он делает это, потому что в его жилах течёт вино и потому что, Эру, он же целовал Феаноро всего несколько дней назад в гостинной, когда в любой момент со второго этажа могли спуститься братья Финдарато. Возможно это ничего не значило. Возможно, Феаноро его сейчас оттолкнёт и поступит правильно, но Финрод успевает три раза выдохнуть в камзол Куруфинвэ, прежде чем чужие руки прикасаются к лопаткам. И прижимают Финдэ ближе. — Вы… — восторженно выдыхает Финдарато, а руки его сами смыкаются на шее у Феаноро. — На что ещё тебе хватит духу? — шепчет Куруфинвэ на ухо. Финрод от этих слов краснеет и чувствует, как здравый смысл и болезненное «он тебя не любит, он просто тобой пользуется» прорывается сквозь золотое марево восторга. Финдарато глушит его поцелуями и не обращает внимание на то, что дядя издаёт глухой и, кажется, издевательский смешок, когда бросает на траву подаренные цветы и просто… Финдарато задыхается, потому что руки Куруфинвэ сжимают талию сильно, почти грубо, и это делает их ещё ближе. Финдарато почти не стыдно, когда он трётся о Феаноро всем телом, так что кузнец рычит в поцелуй и на мгновение теряет всю свою снисходительную уверенность. Финрод хочет сделать с ним что-то такое, чтобы Куруфинвэ стонал и смотрел с мольбой, но Финдэ позволяет отстранить себя и утянуть за руку во тьму. Феаноро глазами сообщает «всё будет по моим правилам», а вслух говорит: — Надеюсь, тебе хватит ума не придать этому особого значения. Финрод вздрагивает и даже предпринимает глупую попытку вырвать руку. Он знает: будет правильно сделать вид, что ничего не было, улыбнуться и спрятать глаза в которых снова всё написано, в которых снова ломкая боль и убежать от чужого ядовитого голоса и горячих рук. Он знает: Феаноро прав, у них не может быть ничего кроме тайного и быстрого совокупления с закушенными губами, чтобы не было слышно стонов. Он знает: как бы ни закончился этот вечер, утром Куруфинвэ вернётся домой, поцелует каждого из своих сыновей в висок и обнимет жену. Финдэ не идиот (хотя Феаноро так не думает), он знает всё это и даже больше, и ему кажется, что он напарывается грудью на ядовитый кинжал, когда кивает, соглашаясь. Соглашаясь на эту незавидную роль. Соглашаясь сгубить свою душу. Но в награду Куруфинвэ улыбается и ради этого можно стерпеть всё, что угодно, потому что: «многие ли видели его таким?» Феаноро протягивает раскрытую ладонь и говорит: — Иди ко мне. И это «ко мне» сводит с ума. Финдэ даже не краснеет, когда его укладывают на ложе из цветов и травы и когда Куруфинвэ задирает его вышитую рубаху и прижимается губами к животу. Запустить руки ему в волосы — можно. Можно притянуть его голову к себе и смотреть глаза в глаза, когда руки мастера оголяют его бёдра и чертят их изгибы, как будто Финдарато произведение искусства. Финдэ мученически изгибает брови, и дрожит ресницами, и толкается навстречу рукам. Кажется, Финрод кричит, когда пальцы кузнеца касаются восставшей плоти и оглаживает её по всей длине. — Тихо, — недовольно шипит Феаноро. Это возвращает с небес на землю. Это делает больно, но Финдэ отчаянно обнимает чужие плечи, целует благоговейно чужое лицо, в том время как Куруфинвэ разводит ему ноги, не тратя время на лишние нежности, переходя сразу к делу. Финрод чувствует укус на шее, но радуется ему как самому нежному поцелую. Он сам шарит руками по чужому телу, по ткани, которой много, так много. Когда рука всё же накрывает чужой пах, Феаноро тихо и коротко стонет, но этого стона Финдэ мало, и он сжимает член Куруфинвэ через штаны, так что чужая голова вжимается в плечо, а их руки сталкиваются, и пальцы путаются, когда Феаноро снова тянется к плоти Финдарато. Хочется по-детски держать Куруфинвэ за руку, как будто это важнее желания, которое сковывает тело, но Финрод сдерживает этот порыв, и уже через секунду чувствует, как чужие пальцы проникают в его тело, готовя. Готовя к тому, что случится. — Будет больно, — обещает Феаноро. Это звучит уверенно и спокойно, словно Куруфинвэ вовсе не возбуждён, словно это не он толкается в руку уже без преграды в виде ткани. Финрод понимает, как глупо было надеяться, что ему удастся вызвать у Феаноро искренние и прекрасные эмоции. Как глупо было надеяться, что, он, Финдэ, сможет, станет, будет. Нет. Никогда. — Знаю, — выдыхает Финдарато в ответ, потому что больше ничего Куруфинвэ от него не хочет слушать. Пальцы покидают тело, и его руку отстраняют от горячей чужой плоти. Ещё миг — и эта плоть прижимается ко входу в тело Финдэ. — Откуда только такие познания, — смешок. Ему смешно. А Финрод давится всхлипом ещё до того, как Феаноро успевает качнуться навстречу, но его жестокий дядя не замечает этого. Или хуже: замечает, но никак не реагирует, потому что ему совершенно наплевать. Финрод терпит боль и не кричит. Только комкает камзол на чужих плечах и вдыхает запах чужих волос. Он спрашивает сам себя: «ты же хотел этого. Ты этого так давно хотел. Почему сейчас плачешь?» Не так. Эру, он ждал… Не любви, конечно, но хотя бы… Заботы? Ждал, что Феаноро станет для него другим, но правда в том, что Феаноро — такой. Для таких как Финдарато — всегда такой. И ничего не меняет даже новый отчаянный поцелуй, на который Куруфинвэ отвечает, погружаясь глубоко и задевая какую-то особенно чувствительную точку внутри, так что это больно, но в то же время так приятно. Так хорошо, что Финдэ шепчет в чужие губы своё обречённое «люблю». Бросает его, и делай, Феаноро, что хочешь. Куруфинвэ меняется в лице. Он не сочувствует, но, по крайней мере, больше не насмехается, даже несмотря на то, что уши Финрода улавливают: — Глупый. Глупый мальчик, я же говорил тебе, — он не сочувствует, но собирает губами серебристые слёзы и вновь сжимает плоть Финдарато, как будто «это всё, что я могу тебе предложить». Финдэ выгибается, бьётся в руках любимого, обнимает его так сильно, что немеют руки. И он больше не плачет.

***

Финроду в голову внезапно приходит мысль: «а что если он был так жесток, чтобы оградить меня от того, что все равно случилось? Что если он просто не хотел, чтобы я в него влюблялся?» Финдарато грызёт травинку и отвечает сам себе: «это бы значило, что у него слова расходятся с делом, потому что мы же… Все же было. Я до сих пор прячу лиловый след на шее. Нет, это снова самообман, потому что с тех пор как это случилось он даже ни разу со мной не заговорил». Вдруг проснувшаяся гордость не позволяла Финдэ искать встречи самому, и поэтому он искусно делал вид, что у него всё в порядке и совершенно не искал глазами старшего принца, когда оказывался возле их дома. Совершенно не прислушивался к разговорам, когда в них мелькало имя Феаноро. — Ты совершенно меня не слушаешь, — говорит Макалаурэ. У него чуть нахмурены брови, а в глазах тревога. Наверное, он единственный, кто вообще заметил, что с Финдэ что-то не так. Финрод отворачивается, прячется от взгляда. Они сидят на веранде дома Кано, свесив ноги, и Финдарато усиленно старается не думать о том, чей ещё это дом. Он вообще мастер самообмана, потому что почти верит, что пришёл сюда, чтобы навестить друга и не рассчитывает на встречу с главой семейства. Только: «мне бы его увидеть хоть глазком. Хоть услышать его голос». А Маглору Финрод отвечает: — Извини, задумался, — и дежурная улыбка. Кано не нравится, как Финдарато себя ведёт, но он решает не лезть другу в душу. Или лезть, но аккуратно. В общем, он продолжает мысль, которую начал до того, как Финдэ ушёл в свои мысли. — Я говорю, что давно не слышал, как ты играешь что-то своё. Мне этого не хватает. Фраза «что случилось?» не звучит, и за это он благодарен Маглору, потому что Финдарато мог бы ответить что-то вроде: «я переспал с твоим отцом», и это было бы катастрофой. Честно, Финроду очень тяжело об этом молчать, ему хочется выговориться, хочется, чтобы его погладили по волосам и сказали, что всё нормально, но тому, кто мог бы это сделать на Финдэ плевать, а ещё совершенно ничего не нормально. Но Финдарато мастер самообмана. — Про что мне писать? — он спрашивает просто чтобы поддержать разговор, но вновь бесследно теряет нить этого разговора, когда происходит то, чего он так сильно боялся. То, чего не так сильно хотел. Просто спину обжигает взгляд, и это именно тот взгляд. Феаноро стоит в дверях, и Финрод говорит себе: «не оборачивайся, просто не оборачивайся». И Финдэ улыбается, когда Маглор, который ещё не заметил своего отца, советует: — О, это просто. Выбери себе прекрасную деву в качестве жертвы и посвяти ей балладу. Её прекрасным очам и манящей улыбке. И главное, не говори, кому именно посвятил. Будет загадка. Финдэ кажется, что Феаноро улыбается уголком губ, когда слышит слова своего сына. Финдэ кажется, что он определённо мог бы посвятить балладу его прекрасным очам и этой манящей улыбке, но Куруфинвэ точно справился бы с загадкой. О, это был бы отличный повод вновь напомнить Финроду, какое он ничтожество. Но Финдарато думает, что скорее всего Феаноро бы просто проигнорировал Финдэ и его попытки что-то сотворить, как и всегда, и это было бы больнее. Намного больнее — осознавать, что ты не стоишь даже его ядовитых комментариев. — Кстати, один раз я решил, что влюблён в деву, но она меня не замечала, и тогда я решил выразить свою любовь в музыке. И всё сразу прошло, — смеётся Макалаурэ. Финрод смеётся тоже. — Почему я не слышал эту историю? — Феаноро подхватывает шутливый тон, и теперь Финдарато может на него, наконец-то, посмотреть. Контраст между тем, каким был дядя, когда зашёл к ним домой (Финрод даже теперь не помнит, зачем), и тем, какой он у себя дома, поражает. Потому что Феаноро расслаблен, спокоен, одет просто, выглядит уставшим, волосы перехвачены одной лишь лентой, а в глазах, обращённых на Кано, плещется, что-то такое, что для чужих — никогда. Для Финдэ никогда, потому что близость не сделала их ближе. Потому что «надеюсь, ты не придашь этому особого значения». Но у Финрода глупое сердце, которое хотело верить. — Отец! — Маглор поднимается на ноги, кивает, и Финдэ тоже это делает, потому что он вежливый, и это простая вежливость. «Это простая бесхребетность». — Я же играл её, ты разве не помнишь? — Маглор стоит чуть впереди, и Феаноро смотрит только на него, потому что Финрод не достоин его взгляда. Финдэ пустое место, а Куруфинвэ не нравится, что такое ничтожество как он смеет называть себя нолдо. — Сыграй ещё раз. Мне и нашему гостю, — теперь Финрод гость, но Феаноро не проявляет вежливости. Он кладёт руку на плечо своего сына, а Кано кивает. — Схожу за лютней, — и Макалаурэ идёт. То есть действительно уходит, и они, он и Феаноро, остаются наедине — на какие-то ничтожные минуты. Финдарато думает, что он же так этого хотел, но сейчас грудную клетку сдавило, и он может только глупо моргать и глупо думать: «ты смотришь на меня теперь. Теперь больше не на кого смотреть». У Куруфинвэ разглаживаются все мимические морщинки, и он смотрит на племянника очень спокойно и очень серьёзно. Без насмешки. Финдэ хочет прижаться к нему, хочет, чтобы всё по-настоящему, хочет поцелуи в волосы и переплетённые пальцы, запомнить, как Феаноро пахнет хочет. Но он может только молчать и дрожать пальцами, как тогда, за несколько секунд до поцелуя. Кто-то из них должен что-то сказать. И Феаноро говорит: — То была баллада. Всё должно было пройти. Здесь нет вопроса, но ожидается, что Финрод беззаботно рассмеётся, как он это обычно делает, как он раньше это делал и скажет что-то вроде: «конечно, я вас больше не люблю», но когда они оба слышат шаги Кано, который возвращается к отцу и гостю, Финдэ едва слышно шепчет: — Но не прошло. У Финрода больше нет слёз, и он глаза не прячет, хоть в них снова всё написано. Через секунду Феаноро улыбается сыну, снова забывая про Финдарато, но в воздухе повисает «прости», которое Куруфинвэ не говорит.