Племя

— Финьо, — вырывается. Кузен оборачивается, вопросительно кивает, а Майтимо вдруг ничего не может ему сказать, только руку протягивает, в одно мгновение успевая подумать, можно ли, нормально ли это будет. Нормально — они друзья и они попали под дождь. И потому Нельяфинвэ отводит мокрую прилипшую прядку от лица Финдекано. Получается даже слишком нежно, а ещё Майтимо задерживает руку на холодной щеке на целую секунду дольше, чем позволяют правила приличия. Он оправдывает это словами: — Ты совсем замёрз. Надо напоить тебя чаем, — хрипло. И Нельо улыбается. Они стоят в тёмном и узком коридоре, этажом ниже гремит посуда, слышится смех близнецов и монотонное ворчание Морьо. Они оба знают, что спускаться на кухню, к семье Майтимо Фингону не стоит, а потому Нельяфинвэ шепчет: — иди в мою комнату, я сейчас принесу. — Нельо, я же не маленький уже, — Финдекано пытается удержать кузена за рукав, но тот легко вырывается, подмигивает зачем-то и сбегает по лестнице. «Не маленький. Я заметил, что не маленький», — думает Майтимо с лёгкой ностальгией по детству Финьо и по своему собственному детству и теплом, непозволительной нежностью к этому взрослому Финдекано. — Ты весь промок! — говорит мама и ловит его в дверном проёме. Она в переднике, её рыжие кудряшки выбиваются из небрежной причёски, руки в муке. В кухне светло, тепло, пахнет ванилью и свежей выпечкой, — почему ты гулял под дождём? — Совсем немного и промок, — недовольно отзывается Нельо, поглядывая на младших — он терпеть не может, когда его отчитывают за такие глупости при них. Близнецы сидят за столом и усмехается свои большие дымящиеся чашки, Тьелко, который чуть менее мокрый, чем Нельо, но изрядно пушистый из-за подсыхающих волос, упирается подбородком в плечо Куруфина, а тот сосредоточенно распутывает колтун на светлой голове брата. Морьо методично жуёт, глядя, как пальцы Маглора выводят узоры на скатерти. А Нельо смотрит на всю эту идиллию и думает с тревогой: «если Курво здесь, то и отец, должно быть, вернулся из мастерской. Он не должен видеть Финьо. Конечно, их встреча не должна плохо кончится, но может. Вполне может». — Мне бы чаю, мам, — поспешно говорит Майтимо. А Нерданэль как-то понимающе кивает, подлетает к столу и даже успевает отобрать у недовольного Морьо оставшиеся два куска вишнёвого пирога вместе с тарелкой. Она не предлагает Нельо присоединиться к ужину, который закончился и даже не журит, как обычно, за позднее возвращение. Только извлекает из шкафчика одну чашку. А за тем ещё одну. — У нас же гости, верно? — мама улыбается лукаво и суёт поднос со всем этим добром сыну в руки. Когда он расплывается в благодарной улыбке, она добавляет строже, но тише — чтобы остальные не слышали, — переодеться в сухое и тёплое. Быстро! И его переодень. — Обязательно, — Нельо накрывает внезапной нежностью, потому что братья за одним столом веселятся и не спорят, потому что Нерданэль уютная, тёплая и родная, потому что Финьо ждёт его в комнате. Майтимо быстро наклоняется к маме и чмокает её в щёку, которая тоже перемазана в муке. — Беги, — говорит ему она, но быстро отворачивается, и Нельо уже издалека слышит: — Тьелко! Я же просила, никаких волос рядом с едой. — Так нет уже никакой еды, мам. Морьо же взялся за дело. — Эй, вообще-то... Но Нельо дальше не вслушивается, ведь действительно почти бежит по лестнице, хорошо, что поднос не переворачивает. И замирает только у комнат, мнётся почему-то, пока дверь сама не открывается у него перед носом. — Долго ты, — говорит Финьо. Он всё ещё мокрый и какой-то бледный. — Зато смотри, что принёс, — Майтимо сбрасывает какие-то карты, не церемонясь, прямо на пол, и ставит поднос на стол. Затем поворачивается к кузену, говоря бодро: — мне было сказано тебя согреть и переодеть. Так что не отнекивайся. Я тебе что-то из своего одолжу. Фингон наливает чай им обоим и греет руки об одну из чашек. — Ладно, — он пожимает плечами. — Раздевайся, — командует Нельо, а Фингон, кажется, вздрагивает от неожиданности. Майтимо чувствует смущение, он поворачивается к шкафу и кусает губу. Думает: «проклятье. Тысячу раз друг при друге переодевались, а теперь...» А теперь это уже не тот Финьо. То есть тот, конечно, у него всё те же милые ямочки при улыбке, всё те же тонкие косички с золотыми лентами, всё те же серые чистые глаза, и губы у него такие же — пухлые, очень красивой формы. Финьо тот же, но Майтимо не может смотреть на него так же. Нельо злится сам на себя, кидая назад, не глядя, первую попавшуюся рубашку. — Подойдёт? — голос почему-то хриплый. Это странно, должно быть, выглядит, но Нельяфинвэ стоит, как вкопанный, вцепившись в ручку шкафа до побеления пальцев. Говорит себе: «не смотри». Но смотрит. Глазами косит, не разворачиваясь полностью, но дыхание всё равно перехватывает, когда Финдекано стягивает, морщась, мокрую сорочку, что облепила тело. Кожа его блестит, сияет, а рубашка Нельо, которую кузен мигом натягивает, оказывается слишком большой. Так что горло беззащитное, кадык, впадинку меж ключицами — всё равно видно. — А штаны? — Финдекано за смешком старается спрятать неловкость, но Майтимо всё равно видит его неуверенную улыбку и чувствует стыд и жар, которые различаются по телу одновременно, так что непонятно, отчего именно краснеют щёки. — Да, сейчас. «Если я шире, чем он в бёдрах, — непроизвольно думает Нельо, — то штаны будут с него спадать». Нельо не хочет это представлять, но ему кажется, что он вообще не способен думать о чём-то ещё. Все мысли всё равно вертятся вокруг одного и того же. Вокруг сладкого, запретного. — Большие будут, — говорит в итоге Майтимо. И поворачивается. И сердце на мгновение останавливается, потому что Финдекано в этой мятой рубашке с чужого плеча и с мокрыми волосами, с большой чашкой в руке выглядит так… Так… — Эй, не настолько я худой. Просто дай мне что-нибудь уже. В мокром неудобно. Штаны Майтимо тоже кидает первые попавшиеся, но затем он совершает стратегическую ошибку. Он захлопывает дверцу шкафа, прислоняется к ней спиной, складывает руки на груди и видит, как Фингон, в шаге от него, борется с завязками на поясе как-то нервно, а потом стягивает влажную ткань, оголяя ноги. Целую секунду, пока Финдекано вертит в руках штаны Нельо, сам Нельо бесстыдно разглядывает эти проклятые ноги, которые раньше казались самыми обычными, которые сейчас прикрыты длинной рубашкой по бёдра. У Майтимо взгляд горячий, он должно быть, чувствуется, потому что Фингон выглядит… Смущённым? Эру. Они же тысячу раз друг при друге переодевались. Что же теперь не так? Как минимум то, что у Нельо жар приливает к паху, и если так и дальше, если так ещё несколько секунд, то Финдекано — его друг Финдекано, его кузен, которого Майтимо вырастил вместе со своими братьями — увидит, как Нельо к нему относится. — А ты? — у Фингона в руках опять пресловутая чашка, он забирается с ногами на застеленную постель Майтимо и смотрит внимательно из-под ресниц, — у тебя же тоже одежда мокрая. Нельо каменеет. Он знает, что сейчас будет странно уйти, потому что Фингон его гость, и потом нет ничего такого в том, чтобы скинуть всю эту тяжёлую одежду и переодеться в сухое и тёплое, как мама говорила. Но точно есть что-то такое в его возбуждённой плоти, которую Финьо непременно увидит, если сейчас раздеться. Майтимо поворачивается к шкафу, снова открывает дверцу, но взгляд Финдекано всё равно чувствует. Этот взгляд оглаживает каждую мышцу оголённой спины и оголённых — всего на несколько мгновений — ягодиц. Со спины кузен не должен ничего заметить, но Нельяфинвэ кажется, что Финьо позади нервно сглатывает. Кажется. Нельо прячется в ткань и начинает собирать разбросанную по полу одежду, свою и чужую. Потом они друг другу неуверенно улыбаются, а Майтимо говорит: — Я сейчас сушиться повешу и вернусь, ладно? — Ладно. Что-то зыбкое висит в воздухе. Неловкость Финьо, возбуждение Нельо, напряжение между ними. Майтимо обрывает это всё разом, когда выходит в коридор и слышит тихие разговоры снизу, в которых ничего не разобрать. Нельо мгновение стоит на месте, пытаясь выровнять дыхание, но он теперь почти болезненно возбуждён, и этот невыносимый жар не хочет никуда уходить, потому что за дверью Финьо сидит на его кровати, в его огромной рубашке, и об этом не получается не думать. А ещё в руках у Майтимо одежда Финдекано, которая пахнет Финдекано. Нельо чувствует себя мерзким, просто отвратительным, когда подносит вышитую синюю сорочку Фингона к лицу и закрывает глаза. Рука сама тянется к паху, но Нельо одёргивает себя в самый последний момент. Он идёт широким и тяжёлым шагом вниз, стараясь не встретиться со своим весёлым семейством, на веранду тихо выходит и глубоко дышит. «Так нельзя. Просто — нельзя. Я сейчас постою здесь немного, и всё пройдёт. Тогда я вернусь в комнату, и мы с Финьо будем есть пирог и разговаривать и шутить, как раньше. Как друзья». Возбуждение действительно проходит, когда Нельо развешивает медленно и вдумчиво вещи рядом с вещами Келегорма, который, очевидно, тоже попал под дождь. Когда в коридоре он ещё почти минуту слушает мелодичный голос Кано и мягкие переливы его лютни. Курво со смехом в голосе начинает грязно подпевать брату, это вытьё подхватывают Тьелко и близнецы, и Маглор на всех них сначала огрызается, а потом слышится громкий заливистый хохот. Нельо шагает по лестнице и может различить голос каждого из братьев в общем гоготе. Фингон встречает кузена словами: — Ты опять долго. Я съел почти весь пирог. Вот, один кусочек тебе оставил, — и он протягивает этот кусочек. И у Финдекано глаза лукавые и со смешинкой — как и раньше. Всё теперь вроде бы как раньше, но только до того момента, как Майтимо садится рядом и ворчит: — Вся кровать из-за тебя в крошках, — а Финдекано будто не слышит, протягивает Нельо кусок маминого пирога, а запястье, которое выглядывает из широкого рукава рубашки, оказывается белым, тонким и с трогательной беззащитной косточкой. Майтимо — вот же глупость! — не берёт пирог руками, а нагибается и кусает прямо так. Ест, выходит, из чужой ладони. Финьо, выходит, его кормит. Улыбка на лице Фингона тает, когда губы Нельо случайно касаются пальцев, но Финдекано не отнимает руку даже когда Майтимо дожёвывает вкуснейший мамин пирог, даже не чувствуя его вкуса. Только вишня кислым на языке разливается. Только жар в паху снова тянет, будто он никуда и не уходил. Они сидят так близко, на одной кровати, в окно барабанит усилившийся дождь, а пальцы Финьо согрелись и совсем тёплые — Майтимо сильнее к ним прижимается, чтобы проверить. Просто получается так, что через мгновение он целует руку Фингона, а дыхание Фингона от этого сбивается. Финдекано отнимает руку от губ, но тут же гладит ею щёку, зарывается пальцами в мокрые рыжие волосы, так что Нельо подаётся вперёд, так что их лица оказываются так близко друг к другу. «Приплыли, — думает Майтимо, — что теперь делать?» Его тело знает, что. Тело требует: целуй. Целуй долго и глубоко, со вздохами и стонами, чтобы у него глаза стали ещё больше, чтобы Финьо сам жался, чтобы его руки на плечах, чтобы к телу прижималась его твёрдая плоть. А голова знает: разрушишь. Разрушишь то, что имеешь, если сейчас не сдержишься. Это же юношеское, мимолётное. Дружба ваша сильнее, чем твоё желание — пьяное, душное, невыносимое. Дружба сильнее. Но Фингон ему совершенно не помогает. Он носом трётся о щёку, будто не контролирует себя. Он ногу вытягивает, проезжается голой ступнёй вдоль бедра Майтимо, так что у Нельо в горле зарождается рык. Но он только выдыхает мучительное: — Что же ты со мной делаешь? — у Финдекано глаза огромные и они совсем рядом, он ещё раз ведёт ногой по бедру, он трётся, прижимается, пахнет дождём, дышит в ухо. — А ты? Майтимо думает: «ещё не поздно перевести всё в шутку». Майтимо обнимает Финьо, и путается пальцами в его косичках, и не скрывает своё возбуждение, не стыдится его, потому что чувствует чужое — столь же сильное. И ловит губами дыхание Финьо, а глазами чужой серый взгляд. Дождь бьётся в стекло за спиной у Фингона, а сердце Фингона бьётся в ладонь Нельо так быстро, что Майтимо целует чужое голое и восхитительное плечо. И дружбу не хочется спасать.