Племя

— Что ты чувствуешь? — спрашивает Келегорм. Он улыбается уголками губ, глядя на брата, на своего маленького Курво, который был трогательный и крохотный в большой колыбели, которого хотелось защищать, который был резвый, но немного неловкий в детстве, который набивал столько шишек, но всегда говорил «это глупости, Тьелко», который так быстро пошёл в рост, в папу пошёл, взялся за кузнечный молот раньше всех братьев. Который теперь замер посреди комнаты, полностью облачённый в парадный наряд. Который теперь женится. — Не знаю, как описать, — выдыхает Куруфин. Он взволнован, то и дело теребит в руках бархатный мешочек с золотым тонким кольцом, — но это очень хорошее чувство. — Ещё бы, — фыркает Келегорм. Он опирается о подоконник, руки у него сложены на груди, а ещё он не знает, что говорить дальше. Они молчат несколько мгновений и в воздухе повисает недосказанность, но её как будто замечает только сам Тьелко. Ему бы хорошо понять, что чувствует он сам, но думать об этом не хочется. Улыбка на губах тает. Им ещё рано присоединяться к церемонии, поэтому они сидят в этом неловком молчании, которого никогда раньше не бывало между братьями. Лучше бы здесь сейчас был отец. Он бы точно знал, что сказать Курво. Он бы точно был действительно рад. Впрочем, Феаноро явно обсудил со своим пятым сыном всё, что нужно ещё в тот вечер, когда Куруфин сообщил семье радостную новость. Они тогда все налетели на Курво с объятиями, чуть не задушили. Потом выстроились в очередь, чтобы чмокнуть в щёку новоиспечённого жениха. Келегорм сделал это, не думая. Тогда он тоже был рад. Тогда он не понимал, что: «Это же всё теперь изменится. Это же у Курво теперь своя семья будет. И я… И мы… Это всё теперь неважное, второстепенное». Сейчас радоваться за брата — не получается. Келегорм улыбается, но от этой улыбки саднят губы. Он нижнюю закусывает на мгновение. И журит себя, потому что знает: сочетание браком — одно из самых важных событий в жизни эльда. Знает, что Куруфин выйдет из этой комнаты через несколько минут, и это будет серьёзный, значительный, торжественный шаг. Знает, что это навсегда. Знает, что Курво, его маленький Курво… — И не боишься? Совсем? — Тьелко встаёт со своего подоконника, подходит к брату со спины, опускает свою ладонь между чужих лопаток, да так и застывает. Что это за жест? Что он значит? — Разве только немного, — Курво почти шепчет. Он не поворачивает голову, потому что перед ними висит большое зеркало, и Келегорм и так отлично видит улыбку на губах Куруфина. Видит его уложенные волосы, которые помнит растрёпанными, незаплетёнными, видит расшитую золотом одежду. Слов нет. И Келегорм может только обнять брата, притянуть его к себе за талию и уткнуться носом Курво в плечо. Чужие пальцы неуверенно касаются ладони, как будто Куруфин улавливает настроение брата. Как будто он тоже это чувствует. — Что-то не так? Всё не так. Но Тьелко улыбается и чмокает брата в острое ухо, так что тот вздрагивает и заливается краской. Келегорм с какой-то отчаянной нежностью думает: «как же ты с женой в первую брачную ночь справишься, если так смущаешься уже сейчас?» И тут же Келегорма изнутри колет осознанием: первая брачная ночь Курво — сегодня. И Тьелко сильнее прижимает брата к себе. — Всё так. Просто… — он прячет лицо в чужих волосах и жалеет, что вообще начал говорить. Это же глупо, это ничего не изменит. Но: — тебе не кажется, что ещё слишком рано жениться? Курво застывает. Келегорм не видит его лица, потому что носом он зарывается в волосы Куруфина. Тьелко становится стыдно, он вдруг вспоминает, что родители тоже поженились рано, что сердца эльдар не могут ошибаться. Хочется исправиться, сказать что-то ещё, но Курво успевает раньше. — Нет. Я уверен, что готов. Келегорм кивает. «Конечно, он уверен. На что ещё ты рассчитывал?» Они снова молчат, и Тьелко думает, что на этом — всё. Пора Курво отпустить. Но когда Келегорм пытается разомкнуть объятия, брат поворачивает к зеркалу спиной, к Турко лицом. — Мы же всё равно… — и он закусывает губу, потому что слов не хватает, потому что они никогда раньше не говорили о таких вещах. — Всё равно будем друзьями? — Келегорм брату помогает. Их лица близко, Куруфин кивает не сразу, потому что они оба знают, что фраза не исчерпывающая, что кроме дружбы есть что-то ещё. — Да, — они сталкиваются лбами, и Тьелко закрывает глаза. Пальцы Курво медленно перебирают светлые волосы, и меньше всего хочется сейчас идти на эту торжественную церемонию. Но идти — придётся. И Келегорм отнимает ладони. — Пора, — но они не двигаются с места. Курво хочет как-то выразить свою привязанность, своё: «я всегда буду рядом». Кажется логичным Тьелко обнять, но объятия были только что. Они не помогли. — Вперёд, жених, — продолжает Келегорм. Неизвестная, незнакомая, тоскливая эмоция прячется за его улыбкой, — или всё же боишься? — Ещё чего, — Куруфин фыркает. Он разворачивается быстро — пока не передумал, но движения резкие и какие-то неловкие. Курво поворачивается к своему заветному бархатному мешочку. Он, наверное, думает о том, как будет надевать тонкий ободок своей деве на палец, как будут блестеть её глаза. Келегорм складывает руки на груди, пряча то самое — незнакомое и тоскливое. Он Куруфина отпускает.