Семь смертных грехов

      Минхо медленно открывает дверь в гостиную, и мы первым делом обнаруживаем ломящийся от яств стол, стоящий посередине комнаты. В ту неделю, десять лет назад, еда тоже была, но она была скудной и скорее напоминала походный сухпаёк, чем настоящие блюда. Сейчас же на столе даже установлен корейский гриль. — У нас что, пир по случаю возвращения в родную обитель? — брезгливо оглядывая всё такие же обшарпанные стены, спрашивает Кибом. Мы проходим внутрь, и я замечаю, что камин на том же месте, что и раньше, и весь интерьер не изменился. — Почему тут так много еды? Вон, там даже рыба с картошкой, моя любимая, кстати, в Корее такое не готовят, только в Европе. — Это какая-то чертовщина. Вы заметили, что в комнатах интерьер почти точь в точь, как у нас дома? По крайней мере, в моей точно, — говорю нервно. Это меня настолько сильно беспокоит, что я начинаю дёргать ногой по привычке. — И в м-моей тоже, — подтверждает Тэмин. — А тут, по-по-похоже, наша любимая еда. Кибом, ты же, вроде, любишь английскую кухню, хотя в ней нет ничего особенного, р-рыба и жареная картошка. Джонг любит суп с манду, а вон там лежат вьетнамские летние роллы, кажется, Минхо, т-ты говорил, что часто ешь их в последнее время. — Бормочет Тэ, обходя стол и тыкая пальцем в блюда. — Да, Минни, верно, — отвечает мягко Минхо. — О, смотри, Тэмин, тут твой любимый суп со скумбрией, — говорю я, замечая тарелку с супом, от него пахнет жирной рыбой. — Ну что, может, уже присядем? Я не против того, чтобы поесть, на самом деле. Кто из нас любит французскую кухню? Я вижу курицу в сливочном соусе или что-то подобное, — вытягиваю я шею, смотря на аппетитное блюдо. — Джинки любит курицу, это точно, — смеется Кибом, хлопая Его по плечу, а Он в ответ улыбается.       Он в том же дорогом костюме в английском стиле, только без пиджака, под которым сорочка оказалась со свободными рукавами, прямо как в старину. Мне внезапно захотелось узнать, как Он будет выглядеть в этой расстёгнутой на груди сорочке и с обнажёнными белыми бедрами, наполовину прикрытыми, желательно на моей бордовой шёлковой постели. Я бы взял его таким, нежным и полураздетым, так много раз за ночь, что он бы весь покрылся горячим потом и умолял бы меня о пощаде. А когда Он поворачивается ко мне спиной, проходя к своему месту, рядом с которым стоит тарелка с курицей и сырным супом, я захлебываюсь вдохом, скользя жадным взглядом по крупным, сексуальным ягодицам, обтянутым брючной тканью, выше, к красивой талии, обхваченной жилетом. Чёрт возьми, как же мне Его хочется! Так хочется, что голова плывет от желания. Я стараюсь собраться с мыслями и подумать о чём-то другом.       Все рассаживаются. Я сижу напротив Него, справа от меня — Тэмин, а слева — Чимин, напротив Чимина — Чонгук, а напротив Тэмина — Минхо, и с самого боку, левее Чонгука сидит Кибом. — Как я понимаю, ради тебя, Чимин, и ради Чонгука тут гриль и мясо? — спрашивает Минхо, смотря на вьетнамские роллы и беря палочки. — О да, это наша особая любовь, — подтверждает Чимин, смотря Чонгуку в глаза.       Чонгук широко улыбается, его губы растягиваются, и становится видна маленькая родинка под нижней губой и смешные кроличьи зубки. Он милый, скромный и тихий, в отличие от довольно своеобразного Чимина, которому палец в рот не клади, Чонгук скорее простой и прямолинейный, по нему сразу понятно, кто ему нравится, а кто нет. Он упрямый и непрошибаемый в том, что его интересует, и он редко сворачивает с намеченного пути. И сейчас весь его нежный взгляд, как и сердце, принадлежат Чимину. Иногда мне кажется, что Чонгук целиком и полностью его, начиная от тела и заканчивая душой, но мне до сих пор непонятно, почему они не вместе, по крайней мере в постели.       Чимин не совсем похож на преданного человека, но он и не ветреный. Несмотря на то, что у него много партнеров по сексу, они постоянны. Правда, в их число Чонгук не входит. Чонгук же, похоже, совсем не против того, что Чимин спит с другими. Но то, как он смотрит на Чимина, каким взглядом скользит по его губам, телу, глазам, как внимательно и с каким неприкрытым наслаждением слушает его высокий, надрывный голос, говорит о пылкой любви больше, чем желание быть в его постели. Хоть мне и не понять их отношений, я вижу, что они крепкие, и, скорее всего, никогда не изменятся. — Хён, н-начинай ты, — обращается к Нему Тэмин.       Он вздрагивает, пытаясь пристроить свою трость так, чтобы она не упала, и в итоге вешает её на спинку стула за уши белого кролика. — Ммм? — удивленно тянет Он, поворачиваясь обратно. — Ах, точно, за эти десять лет я забыл корейские застольные традиции, простите. Да, конечно.       Он достает из кармана жилета какие-то резинки под цвет своего костюма, аккуратно подтягивает рукава повыше и закрепляет их. Я видел подобные резинки в фильмах о начале двадцатого века, кажется, они называются «армбенды». Они нужны для того, чтобы удерживать рукава на нужной длине, потому что в то время рубашки выпускались без пуговиц на манжетах. С этими штуками на руках Он выглядит еще более недосягаемым. Слишком отличается от старого себя. Меня это коробит и одновременно заводит.       Он вздыхает и берет палочки, а потом находит взглядом вилку. Все приборы лежат рядом с каждой порцией, от палочек до вилок и ножей, удивительно чистые. Он меняет палочки на вилку и накалывает первый кусочек курицы, отправляет в рот, и все тут же набрасываются на еду. Он на миг замирает, смотря на всеобщее оживление, и Его глаза встречаются с моими. Его взгляд тут же холоднеет, покрываясь льдом, словно в зимнюю стужу. Я убираю глаза, мне морозно, холод Его глаз способен прострелить меня насквозь. Мы кушаем, громко разговаривая, а Чимин и Чонгук жарят свинину, потихоньку раздавая всем нам по кусочку мяса с острым соусом, завернутому в листья периллы.       Чимин кормит меня с руки, хитро улыбается, щурясь и мило закусывая пухлую губку, когда я перехватываю его запястье, чтобы он не коснулся пальцами губ. Он знает, что я не люблю прикосновения к губам, но постоянно провоцирует меня на их защиту. Я скалюсь и шепчу ему на ухо: «Если не перестанешь это делать, сегодня ночью я накажу тебя, детка. Больнее, чем обычно». А он соблазнительно улыбается и говорит чуть громче, чем нужно: «Отшлепаешь меня, да?», и я вижу, как Чонгук пристально смотрит на Чимина. Он меня терпеть не может, и если бы мы с Чимином просто трахались, то ему бы было плевать, но мы ещё и очень близкие друзья. Чонгука это выводит из себя.       Все здесь знают о нашей связи с Чимином. Кибома это раздражает, ведь Ки не любит Чимина, и всякий раз, как наш разговор касается его, Ки сразу начинает полыхать от гнева. Минхо относится к нашему сексу равнодушно, Тэмин вообще старается не обращать внимания на то, какие у нас отношения. Я быстро стреляю взглядом, чтобы посмотреть на Его реакцию на наше взаимодействие, но вижу лишь то, что Он завороженно смотрит на Чимина, оценивая его внешность. Я хмурюсь, мне не нравится то, как Он откидывается на спинку стула и облизывает сочные губы, изучая взглядом подкаченные руки Чимина. Не знаю, что это за чувство, не хочу думать, что это ревность, и сомневаюсь, что Ему понравился Чимин, ведь на Его пальце обручальное кольцо и, возможно, этот изучающий взгляд — это просто взгляд, и ничего больше. — Хён, а кем т-ты работаешь? — спрашивает Тэмин, отправляя в рот кимчи. — Я работаю с антиквариатом, — отвечает Он, промакивая салфеткой губы. — Да ну, не поверю, что ты способен реставрировать старинные вещи, с твоими-то неуклюжими руками, — смеется Кибом, макая картошку фри в кетчуп и махая ей перед своим лицом. — Ну, Бамми, десять лет прошло, я изменился, — смеётся Он. — Ещё как, — бормочу я, специально так, чтобы услышал Он, но не услышали остальные.       Он удивленно смотрит на меня, а я замечаю в Его узких, ледяных глазах внезапный всполох огня, а потом они становятся еще уже, и Он дарит мне хитрую пленительную улыбку, от которой мне становится как-то не по себе. Он никогда раньше так не улыбался, опасно и хищно, словно знает то, что не должен знать. Когда Он разрешает себе эту неоднозначную улыбку, я чувствую, словно всё пространство между нами начинает трещать от напряжения, точно ей Он запустил какой-то механизм. — Ты что-то сказал, Джонхён? — высокомерно спрашивает, называя меня полным именем, что я ненавижу. Мне сложно даётся ответ, потому что напряжение в воздухе растёт, а в моих легких почему-то так мало кислорода. — Нет, ничего, — выдавливаю из себя, судорожно дыша. — Вот и отлично, — говорит Он и расслабляется.       Напряжение спадает, и я наконец-то чувствую, как мои легкие расправляются, но я дрожу, не до конца осознавая, что со мной. Почему я всё это ощутил? Он имеет надо мной какую-то власть? Нужно быть осторожнее с Ним. Меня раздражает то, что вместе с диким желанием во мне рождается страх, и эта двойственность чувств, не присущая мне, заставляет меня слишком сильно тревожиться. — Так что ты делаешь? Реставрация и только? — задает вопрос Кибом. — Реставрация, аукционы, музеи, продажа, всё сопровождение сделок, юридическое и экономическое, — говорит Он спокойно, пока мы доедаем. — Судя по твоей машине, ты зарабатываешь прилично, — делает вывод Минхо. — Пожалуй, — скромно кивает Он и аккуратно поправляет прическу.       Его белоснежные волосы, уложенные так, что челка стоит и открывает высокий, красивый лоб, выглядят очень ухоженными и мягкими, хотя я могу представить, сколько Он потратил времени, чтобы сделать их такими светлыми из черных, как вороново крыло, какими они были в юношестве. — Ты женат? — спрашивает Чимин. — Да, — коротко отвечает Он, и я замечаю мельком пробежавшую в Его глазах печаль. — Давно? — подает голос Чонгук. — Почти шесть лет, — тихо говорит Он, и опускает взгляд на руки, привычным жестом потирая обручальное кольцо на безымянном пальце. — Дети? — спрашивает Чимин. — Нет, детей нет. — А мы-мы все тут неженаты, — Тэмин тоже закончил есть, откинувшись на стуле назад и сжимая в пальцах стакан с водой. — Да, как-то не вышло, — посмеивается Чимин, облизывая коротенькие милые пальчики. — Точно, — поддакивает Минхо, нежно смотря на Тэмина, который делает вид, что не видит взгляда Минхо.       На самом деле я понимаю, что если посмотреть на нас со стороны, любому зрителю станет понятно, что между нами не совсем однозначные отношения. Мы связаны красными нитями судьбы, тянущимися от одного к другому, кто-то кого-то любит, кто-то кого-то ненавидит, кто-то кого-то желает, и нет ни одного, кто был бы равнодушен к другому. Всё это странно, но одновременно логично.       Взрослевшие вместе, мы привязались друг к другу, притянутые страшными событиями, не готовые отпустить ни их, ни участников этих событий. Наши судьбы тесно переплетены, и каждое наше действие так или иначе связано с другим человеком. Сейчас это ощущение полной общности с мужчинами, сидящими рядом со мной, делает меня неожиданно счастливым. Думаю, каждый из нас понимает, что мы принадлежим один другому по праву всех этих испытаний, выпавших на нашу долю.       Мы заканчиваем трапезу, удовлетворенно и расслабленно беседуя о какой-то ерунде: погоде, фильмах, машинах, сворачивая с тропинки обсуждения личной жизни на тропинку общих тем, которые не могут задеть никого из нас. Чимин и Чонгук смотрят друг на друга, общаясь взглядами, как они умеют, Кибом громко смеется, закидывая голову назад и показывая утончённую шею, Тэмин старается не обращать внимания на то, как Минхо им любуется, но я всё вижу, так как сижу напротив. Я замечаю, что Он все чаще бросает взгляд на сидящего рядом со мной Чимина, который сейчас занят глазами Чонгука. — Даже не думай, — шепчу я, наклоняясь вперед и делая вид, что тянусь палочками к миске с кимчи, стоящей рядом с Его правой рукой. — Только попробуй мне запретить, — отвечает Он низким, бархатным шепотом и холодно улыбается, перехватывая кимчи прямо из моих палочек пальцами и отправляя его себе в рот. — Он мой, — рычу я низко, пока остальные обсуждают Его машину. — Ты опоздал, я его уже съел, — хмыкает Он и щурится.       Меня бесит то, какой Он уверенный в себе, и что смеет со мной шутить, особенно так. Мы оба знаем, о чём идет речь: Чимин — моя территория, как и Тэмин, а на мою территорию я не позволяю никому заходить, а особенно так нагло и напористо. Если бы Он положил свой глаз на Тэмина, я бы точно не стал шутить с Ним шутки, Чимин же — другое дело, он сам прекрасно справляется с отсеиванием лишних партнёров по сексу, а я больше, чем уверен, что сейчас он не заинтересован в случайном сексе с человеком, которого даже не знает.       Ощущение соперничества между нами — это ещё одно чувство, которое добавляется к страстному желанию и непонятному страху, и всё это за один вечер. Да что же со мной происходит? Он как цунами ворвался в мой устоявшийся мир. До сегодняшней встречи я думал и переживал о том, как начать с Ним разговор, как сказать Ему хоть что-то, что чувствовал все эти десять лет, а теперь я только думаю о том, как, чёрт возьми, мне вообще выдержать эти семь дней с Ним рядом? Что мне делать с дрожью в руках от раздражения, злости и горячей страсти, ярко пылающими в моей душе?       Нужно с Ним поговорить во что бы то ни стало. Намекнуть Ему, чтобы в эти семь дней Он не лез в наши отношения с парнями, ведь, понятное дело, что если все мы выживем, Он улетит обратно в Англию, а не останется тут, в Корее, тем более у Него там жена. Смотря на то, как Он разговаривает с Тэмином, я пытаюсь представить рядом с Ним женщину, азиатку или англичанку, и больше всего мне не нравится, что у меня это получается слишком просто. Он сильный, уверенный в себе, красивый (я сам удивлен, что мне приходит это слово в голову, когда я изучаю взглядом Его лицо и тело), а ещё безумно сексуальный, конечно, женщины от Него без ума. В моей голове вспыхивают картинки того, как в Его округлые, сильные, напряженные ягодицы впиваются тонкие пальчики с накрашенными ногтями, а женский голос шепчет: «Сильнее, Джинки, ты такой большой и твердый». Я зло сжимаю рукой бедро, потому что испытываю зависть, которую не должен испытывать.