Броня из цветов

Вечный вопрос о памяти медленно, но верно подходил к концу. Она — зеркало, она — отражение; блеклое и искривлённое, пугающее, прежде скрытое под толстой чёрной тканью, будто окно в вечную пропасть за шторой в спальной комнате — неуловимое, словно сон, бесконечная картина вечной мерзлоты, погружённая в тайну времени. Поверить в эту жизнь — истинно невозможно, шаг в сторону, и нарисованные детские кошмары становятся непостижимой явью. От этого ли не боязно? Он думал о том, как трещины расходились на стекле в ту ночь. Ту первую детскую ночь. Шторы были по случайности приоткрыты, за стеной шептались родители, Стив помнил — отец уходил во тьму сражаться, мать отговаривала его, — Стив помнил, как треснуло стекло. Этот тихий острый звук, и пролился он по телу ледяной водой в виде липкого страха, от которого замерло сердце — на секунду, на мгновение, — и из черноты на него посмотрел человек с белыми глазами, и в них тонул хаос; Господи, как страшно, как страшно в тот момент стало — белые глаза и первобытный ужас, снова запускающий в груди сердце. — Но я смотрел, наверное, с облегчением, — сказал потом человек с белыми глазами. Трещины на окне сплетались в единую ветвистую сеть, крошечный кусочек откололся и в комнату полился ночной холод. Именно в тот момент запах в комнате стал более морозным и горьким, он будто въелся в мебель и волосы, не отпуская его больше никогда. От смерти ли отца всё изменилось, от безумия матери ли или от потери опоры — что стало корнем ночных кошмаров? Стив вглядывался в зеркало — маска из папье-маше не отпускала двадцать лет, и каждый день он будто искал нечто потерянное, но не понимал как оно выглядит, где зарыто и кто это спрятал. Каким бы чистым ни было зеркало, оно словно не передавало всей сути — Стив смотрел и не узнавал себя… Поиски не давали результата — вокруг не было того, что он так упорно искал, но оставалось одно неосмотренное место — внутри себя. И стоило заглянуть туда, в эту чёрную-чёрную Пустоту… От первозданного света зеркало, как и окно много лет назад, дало трещину. Откололся кусочек и комнату заполнил аромат природы на рассвете.

***

Так близко… Снова близко. Несчётное количество дней прошло прежде… …чем ты вновь появился. Ожидание простиралось на века. Поиск не давал результатов, пока… …в маленькой обречённой на гибель деревне… …не родился ребёнок. От воина и швеи. Память Херобрина — пчелиный улей, вечно наполненный гулом и мёдом. Он помнил каждое событие, каждое мгновение, пережитое им, и начало лежало далёко за пределами создания — ещё там, в безумии белого безликого хаоса, когда галактики только начали отсчёт своего цикла, он существовал в крупицах звёзд, в их пыли, во тьме и свете, и если безграничная энергия захотела его создания, рождения, то он выразит ей глубокое почтение и искреннюю благодарность. За каждый пережитый миг в небытии и в сознании. Выразит. Неиссякаемая энергия подарила силу и мысль, и Демон имел наглость решить, что он во всём мире такой один. Имея власть над звёздами и своим сознанием, первое, что он создал, был мир. Тёмный, жаркий и крепкий, созданный из камня и магмы, чёрной пустоты неба, и вокруг — ничто. Пробыв вечность в бесконечном космическом холоде Демон хотел согреться, но не учёл того, что промёрзлое нутро не создано для тепла, как бы сильно не горела его поверхность. Он жил в созданном мире, окружённый красными горами и бесконечными реками лавы, отражающими кровеносные пути его тела, и не знал, что одиночество — не навсегда. Он не верил, что может править жизнью, потому никого не смел создать. И тогда тоска, которой в те времена не было имени, его поработила. Хаос ответил на зов своего сына и создал человека. Очень могущественного человека. Назвал его Богом и позволил делать с миром всё, что он только пожелает — тогда Бог пришёл к Демону и раскрасил кровавые скалы, лавовые реки; Демон, что долго спал под разрушительной силой тоски, не узнал своего измерения — его окрасили деревья, травы, леса, а небо из пустынно-чёрного вдруг посветлело, и теперь над ними горел белый тёплый шар. …Бог сильно отличался от Демона, его лицо было светлым, а глаза — немерено синими. То, что сделал он с миром, Демона непременно поразило — красота читалась в каждом изгибе ветвей, в протяжённых лентах облаков и кристально-чистых реках, что, сливаясь с лавой, образовывали камень космического цвета — обсидиан. Чёрная пустота больше не давила сверху своей безграничной отрешённостью, и как небо озарило светом, так растворилась и тоска. В Боге было что-то особенное, заставляющее его творить больше и больше — другие деревья, другие цветы… То, что он создал, звалось природой, и он настолько оберегал её и был ею очарован, что позволил ей самостоятельно меняться и расти, он не желал держать свое творение в подчинении. Но Бог был жаден и хотел большего. Он хотел, чтобы кто-то тоже ею восхищался. И, к сожалению, Демон не мог исполнить его желания — чувство восхищения было ему неподвластно. Тогда хаос услышал его мольбы и создал Дракона. Могущественное пламя обладало особенной силой — жизнью. Спустившись однажды с безграничного неба, Дракон распахнул пасть и опалил плодородную землю своим огнём, и тогда мир населили особые существа, отдалённо напоминающие самого дракона — высокие и чёрные с сияющими фиолетовыми глазами, они умели ходить по земле и летать. Из них, словно из глины, Бог и Демон слепили разных созданий — это были животные, а также созданные по их образу и подобию демонические существа и люди. … Бог любил своих созданий до безумия. Люди быстро росли, развивались, размножались — они строили новые поселения, изучали созданный до них мир и жили в гармонии с существами, населяющими землю помимо них. Но в момент, когда их стало слишком много, и просили они всё больше и больше, Богу стало сложнее следить за ними и исполнять мольбы, направленные ему. Тогда Бог, Демон и Дракон создали новое могущественное существо — Ангела, и главной его задачей было оберегать живых существ — хранить их. Бог даровал ему образ, подобный человеческому, Демон дал силу, а Дракон вдохнул жизнь. … Гармония и процветание царили в мире долгие-долгие годы, пока однажды в мире не стало слишком тесно. Бог любил своих людей настолько, что не хотел расставаться с ними, и они продолжали жить даже после того, как заполонили почти каждый дюйм созданной Демоном земли. Бог не уследил за тем, как люди вдруг захотели иметь больше — больше места, больше власти, больше силы; они перестали просить и стали требовать и требовать, а когда не были услышаны, в них зародилась ненависть. Они начали заполонять прежде недоступные для них места, в которых жили другие существа — демонические. Начали их истязать и изгонять, считая, что смогут подчинить себе их и чужой край. — Прости меня, — сказал тогда Бог, глядя на Демона с такой болью, что в его бесчувственной душе что-то отозвалось. — Ты не виноват. Там, где много жизни, легко потерять контроль. Мы должны найти выход, — ответил Демон. И тогда Ангел нашёл выход — он придумал смерть. Он предложил лишать жизни тех, кто провинился и был её не достоин — бесспорно, чем меньше существ, тем больше свободы; самым достойным для вершения судеб он посчитал себя. Не дождавшись разрешения Бога, Ангел взял эту ношу, ведь считал, что у него хватит праведности отнимать жизнь. Сначала он брал немного, тщательно выбирая недостойных к существованию — один был жесток, другой жил с начала времён, третий казался бесполезным. И так Ангел убивал, пока Бог спал — медленно и незаметно, чтобы люди не разбудили его своими криками. И в один день он напитался кровью настолько, что даже его глаза из кристально-синих обратились в редстоуновый. Больше он не сдерживался. И он разучился хранить. Люди окончательно научились злу. — Ты не достоин зваться Ангелом-Хранителем, — Бог был в глубоком отчаянии, когда людей стало меньше в сотню раз, — я желаю, чтобы ты навсегда покинул этот мир. — Так прими мой дар! — его улыбка была настолько жуткой, что само небо посмело окраситься в чёрный. В отчаянии и злости перед карой изгнания Ангел даровал всем живым существам смертность — теперь каждому был отмерен свой век. Проклятие обрушилось не только на людей, но и на демонических существ, а созданий Дракона эта сила не коснулась — Дракон изначально не хотел, чтобы их становилось больше, чем он мог бы удержать. — Ты слишком слаб, чтобы править людьми, — сказал тогда Ангел. — Они убьют самих себя. — Закрой рот, ибо каждое твоё слово пропитано ядом! — за Бога вступился Демон, не желавший терпеть такую вольность от прежде слабого существа. Он чувствовал, что Ангел понёс за собой разрушение, что может стать до страшного губительным для всего их хрупкого и тонкого мира. — Ты не имеешь права поступать так с тем, что тобою не создано и тебе не принадлежит. — Тогда я сделаю так, что каждая душа будет принадлежать мне! — в этот миг, напитанной, будто губка, кровавыми реками, Ангел вспыхнул чёрным огнём. — Я хочу, чтобы их было больше! Ваши создания будут ненавидеть друг друга и тянуться к власти, пока мир не расколется на части! И он проклял жизнь во всём мире. Под влиянием безумного создания, прежде рождённого для защиты, люди начали убивать самих себя, свои семьи; его смертоносная, пропитанная кровью и животным страхом энергия заставляла истреблять своих ближних, а потом приниматься за своё тело от страха бесконечных мук. Люди, окровавленные и обезумевшие, кидались на существ, созданных Демоном, а демонические создания — на людей. И лишь чёрные драконьи существа были безвольны и отстранены настолько, что не посмели перечить воле создателя и не присоединились к битве. Видя искалеченных и не поддающихся своей воле созданий, Бог разозлился и испугался настолько, что потерял от горя голову; не зная, как их уберечь, что сделать, пока проклятие Ангела Смерти не исполнится до конца, он сам исполнил его — раскрыл свою силу настолько, что расколол мир на равные части. Так появилось три измерения: Верхний мир, Нижний мир и мир Края, где обосновался Дракон. Им пришлось создавать всё на осколках прежде созданного мира. … Со временем измерения подчинились энергии их создателей. Край — тёмный и пустынный, растения в нём странные и искажённые, порождённые сном. В его мире были лишь парящие в пустоте крошечные острова из осколков звезд, окружающие центральный, созданный чтобы на нём спать и охранять яйцо — мудрый и предусмотрительный Дракон создал его, чтобы в случае своей гибели переродиться вновь. И блуждали по его миру существа, выжившие после разрыва. Им больше не нужно было ходить или летать, поэтому он лишил их этой возможности и научил телепортироваться, исчезать в пространстве и рвать его, будто бумагу. Ангел, создавший смерть, долгое время провёл в ином, каторжном измерении — в Пустоте. Он копил гибнувшие в каждом из миров души, чтобы в один момент собрать их энергию воедино и сделать нечто, стоящее на краю мира обидевшего его Бога — близко и далеко от него одновременно. Больше он не имел права зваться Ангелом, потому его имя стало обозначать ничто — он стал просто сущностью. Энтити. Мир Демона стал точной копией его предыдущего — всё тот же адский красный камень, лава и магма, раскалённый жар, идущий от центра планеты. Он вновь разрывался в тоске, растекаясь по огромному незеритовому трону, что упирался своей вершиной в перекрытое камнем небо. Будучи изолированным от него, Демон ощущал защиту, и так ему было спокойнее существовать свою бесконечность. Он наблюдал за ифритами, созданными по его подобию, и выражал свой гнев в их горящем естестве. Мир окутала тоска, название которой он не знал; душой всё рвался к чему-то утерянному, искал то, чего не понимал. Никто из порождений пустынного хаоса не ведал, как покинуть свое измерение и перенестись в чужое, иной раз они думали, что больше никто не выжил — настолько сильна была вспышка, расколовшая мир. В один из особенно тяжелых дней, Демон ходил по своим владениям, осматривая пустынную и опалённую огнём землю. В кровавом булыжнике, где-то среди иссохших растений, на берегу лавовой реки, он обнаружил крошечный камень цвета истинного космоса. Он нашёл обсидиан — единение лавы и воды. Глубоко погружённый в многовековую печаль, когда сплин шлейфом стекал по его плечам, укутанным в чёрный плащ, Демон принялся собирать осколки обсидиана, один за другим относя их в кварцевый храм. Храм был единственным светлым местом, чудом, оберегающим оставшееся дерево — его листья медленно опадали, корни сохли, не питаемые живительной влагой, но оно всё равно даровало надежду, живя в голом свирепом кроваво-красном мире, состоящем из камня, магмы, лишённом неба и света. Много лет прошло с тех пор, как маленькие обсидиановые камни украсили рамку внутри храма — белый кварц контрастом ложился на чёрно-фиолетовый камень, который соединялся с другими осколками, и когда последний кусочек вдруг коснулся остальных, а огненная искра, упавшая с демонических рук, коснулась обсидиана, рамка слилась воедино и зажглась чёрно-фиолетовым огнём. Так был создан портал между Верхним и Нижним миром. Демон, прошедший сквозь него, нашёл мир Бога цветущим, светлым и сладко пахнущим. Спящим. Где-то неподалеку шумела река, небо было тёмным и усыпанным миллиардом звёзд, и, вдыхая аромат полевых цветов, Демон на мгновение потерял себя и обрёл снова в ветре, тишине, легком усмиряющем дожде — его огонь на руках потух, волосы ласкал ветер, пряди мягко двигались и словно укутывали плечи и не принадлежали ему… Дым, прежде окутывающий его вуалью, рассеялся, открывая лицо — оно подобно железной маске, оставалось безразличным и непоколебимым. Бог спал. Создатель Нижнего мира понял, что он и не просыпался все эти года — был спокоен, безмятежен, восстанавливал энергию, не заботясь о том, как протекает время и влияет на созданий, живущих здесь. Демон подошёл ближе и остановился рядом с ним. Мужчина лежал в траве, безвольно раскинув руки в стороны, его тело укутывали цветы, чьи бутоны из-за наступивших сумерек закрылись и ждали наступления утра. Под боком в траве примостился пушистый белый шар, который, когда Демон опустился рядом на колени, поднял голову и шевельнул ушами — это был кролик. Рука в перчатке вознеслась над мужской грудью и осторожно на неё легла. Тело обуяла лёгкая вспышка, на мгновение осветившая демонический лик, и испуганный кролик поспешил спрятаться в кустах. Вот я и нашёл тебя. До чего волнительно. Синие глаза распахнулись и слабо оглядели небо. Бог вознёс руку к небу, словно желая коснуться его, крупиц ярких звёзд и небесных переливов, маленьких смазанных туч, но коснулся он лишь дождевых капель. Пробуждение… После всего, что произошло, было до страшного тягостным. Увидев рядом с собой властителя Адских земель, мужчина слабо улыбнулся и коснулся его лица — оно было до того горячим, что немного обожгло. Через мгновение он нежно провёл до чёрных волос, окутавших пальцы словно шёлк, и взглянул на то, как красиво звёздный свет падал на длинные пряди. — Так странно… — прошептал Бог. — Раньше я не замечал твоего лица, волос, одежд. Ты всегда напоминал чистую тьму и будто был спрятан за ней как за тучами. А сейчас… Я увидел твою красоту. Так чарующе… Знойный жар медленно усмирялся под прохладными дождевыми каплями, но тепло, к которому так долго тянулся Демон, медленно расцветало внутри. Он прикрыл белые глаза, и Бог увидел многовековую усталость, залёгшую под ними тенями. Ни одно создание, — думал правитель Незера, — никогда не сможет быть настолько живым, насколько жив он, и дарить столько тепла, сколько дарит он. Того тепла, что он искал тысячелетиями. И тогда, в ту самую дождливую ночь, твёрдый демонический хитин дал трещину. Прежде спящий в своей боли, почти уничтоженный и существующий в небытие со для раскола, правитель Верхних земель подарил Демону то, чего он прежде не знал. В его мире дерево укрепилось корнями в почву и дало ростки.