Сложности обычной жизни

      Первоначальную концепцию приходится менять. Пирс, окрылённый необходимостью помочь капитану, перезванивает Клэр минут через двадцать, честно признаваясь, что он не может просто заявиться на порог чужой квартиры с сумкой, набитой домашними вещами, и попроситься переночевать. Это идёт вразрез с его моральными устоями, социальными нормами, хорошими манерами и нежеланием вторгаться в личное пространство Рэдфилда таким бесцеремонным образом. Решительно добавляет, что, если это единственный вариант, то он сделает всё возможное, но в то же время искренне надеется, что существует более мягкий и щадящий способ.       — Иногда я думаю, что он тебя просто не заслуживает, — Пирс слышит, как Клэр тяжело вздыхает на другом конце линии, а затем замолкает, крепко задумываясь. Через пару минут затяжной паузы она вновь оживает. — Я перезвоню.       И действительно перезванивает. Минут через двадцать, бодро сообщая, что он может смело собирать вещи и ехать к капитану.       — Что ты ему сказала? — Пирс включает свет в спальне, окидывает взглядом комнату, цепляясь за так и не убранный в шкаф рюкзак с военными нашивками.       — Ничего особенного, щеночек. Ничего особенного.       — Щ-щеночек? Клэр, подож...       В трубке вновь раздаются телефонные гудки. Перед этим Пирс успевает услышать, как Клэр приглушённо смеётся, и это лёгкой тревогой отзывается в его груди. Честное слово, человечеству невероятно повезло, что Клэр Рэдфилд на его стороне, а не на стороне злодеев. Трудно себе представить, на что способна эта умная и смекалистая девушка, если её моральные ценности сместятся не в то русло. Пирс абсолютно уверен, что способна она на многое. И девиз «вижу цель — не вижу препятствий» подходит ей даже больше, чем капитану, потому что на пути у того всё-таки встают человеческие ресурсы, забота о собственной команде, о людях, а у Клэр.       У Клэр есть цель и нет препятствий.

***

      — Крис?       — Клэр? Всё хорошо?       — Я не могу просто так позвонить своему любимому брату?       Крис поднимает уставший взгляд на кухонные часы, отсчитывающие не только время, но и песчинки его терпения.       — Мы виделись час назад.       — Точно, я и забыла.       На её бодрый, полный жизнелюбия голос невозможно сердиться. Крис совсем забывает об этом. О том, как пытается ругать её за курение, поймав за стеной школы. Как отчитывает, когда она поздно возвращается домой, будучи подростком. Абсолютно трезвая, конечно, но позже установленного им времени. Каждый раз, когда он старается научить её ответственности, злится из-за невозможности защитить, из-за того, что она подвергает опасности саму себя, Клэр твёрдым, не терпящим возражений тоном говорит о том, что она ценит его заботу, но с ней всё хорошо. Словно всё его возмущение проходит мимо неё, и она по-прежнему широко улыбается, весело глядя на старшего брата.       Крис трёт пальцами воспалённые от недосыпа веки.       — Чего ты хочешь?       — Я звонила Пирсу, хотела узнать, как у него дела.       Крис не знает, почему при упоминании чужого имени он напрягается. Выпрямляется, опираясь локтями об столешницу и серьёзно глядя в стену напротив.       — Пирс?       — Да, Пирс Ниванс. Приятно знать, что ты не забываешь имена членов своей команды, — Клэр вновь смеётся, и в очередной раз Крис не разделяет её веселья. — Он хороший парень, с ним приятно общаться.       — Только не строй на него планы.       Слова срываются с его губ прежде, чем он успевает их осмыслить. Прежде, чем он сам осознаёт, чего в них больше — заботы о сестре или ревности.       В трубке раздаётся короткий смешок. Клэр уже открывает рот, чтобы спросить, не собирается ли Крис сохранить эту симпатичную мордашку молодого лейтенанта в личных целях, но в последний момент усилием воли себя одёргивает.       — Сложно строить планы на того, кто большую часть жизни в разъездах, Крис.       — Ты сейчас хочешь сказать, что...       — В общем, — Клэр перебивает брата, который и сам не знает, что его раздражает в этом диалоге больше: то, что сестра всё-таки положила глаз на его лейтенанта, или то, что его почему-то это волнует. — Пирс сказал, что в его доме будут травить насекомых, и он сейчас ищет, где пожить. Думает переночевать в отеле или попросить койку в казарме, но мне пришла в голову более удачная мысль. Может, ты пригласишь его к себе?       — Ко мне? — Крис непонимающе сводит брови к переносице, крепче стискивая мобильник в ладони.       — Да. Тебе как раз одиноко, ты не знаешь, чем заняться…       — Мне не одино...       — А тут вы как раз сможете вернуться к прежнему распорядку, к которому ты привык.       — Клэр, я...       — Я понимаю, что ты хочешь побыть один, но одиночество сводит тебя с ума. Ты уже неделю дома, но ни разу нормально не спал. Тебе сложно привыкнуть к ритму обычной жизни, а у Пирса это отлично получается. Может, в его присутствии тебе будет полегче.       Крис тяжело выдыхает.       — Просто помоги парню. Он будет счастлив провести эту неделю у своего капитана.       Крис сжимает губы в узкую полоску. Обводит взглядом кухню, отмечая мелкие детали, которые говорят в пользу чужих слов. Не о том, что Пирс будет счастлив. А о том, что Клэр права. Его квартира напоминает жильё агента ЦРУ, в котором нет никаких личных вещей. Даже сейчас, когда за окнами уже темно, он сидит на кухне, где не горит ни одна лампа. Сидит в совершенной темноте, где из источников освещения только неоновые цифры на холодильнике, показывающие температуру внутри. Покрасневшим глазам с полопавшимися капиллярами намного легче в темноте, и Крис бессовестно пользуется этим оправданием, чтобы позволить самому себе передвигаться практически на ощупь и не потворствовать ни одному своему желанию, которого, к слову, и нет.       А затем он вспоминает Пирса.       Улыбчивого и открытого. Весёлого и доброго. Будто светящегося изнутри, когда они разговаривают. Смотрящего на него преданными зелёными глазами, с трудом сдерживающего улыбку, когда его хвалят, и только сухо кивающего в ответ, вновь бросаясь вперёд, чтобы прикрыть своего капитана. Крис не знает, какой он вне миссий. Не знает, потому что всё их общение сводится к выполнению заданий и тренировкам, на которых он гоняет бедного лейтенанта так, что с того семь потов сходит.       Не знает, потому что боится переступить эту черту.       — Ну так что, Крис? — нетерпеливо зовёт Клэр.       На заднем фоне раздаётся гул машин.       — Пусть приезжает. Если он вытерпит меня, то может жить здесь столько, сколько захочет.       — Отлично, тогда я ему сейчас позвоню. Надеюсь, он ещё не успел связаться с АПБТ.       Крис кладёт мобильник экраном вниз, накрывая его широкой ладонью и всё ещё рассматривая покрашенную серой краской стену перед собой. «Что я делаю?»       Он думает о том, что ему, наверное, следует прибраться перед приездом Пирса. Крис обводит взглядом кухню. Пустые полки, пустой холодильник, не считая тех продуктов, что привозит Клэр. Пустая гостиная, где нет разбросанных журналов или газет, не валяются носки под диваном. Пустая ванная, где каждое из четырех полотенец — два его и два гостевых, — лежит на своём месте. Пустая спальня, где кровать по-армейски заправлена, а те вещи, что есть в шкафу, сложены красивее и лучше, чем в иных магазинах.       Ему просто нечего убирать.       Пирс приезжает примерно через час после звонка Клэр. В основном он тратит это время не на то, чтобы собрать вещи — на это у него уходит минут пятнадцать, не больше. А на чёртовы переживания. Проклятое волнение, комом засевшее где-то в горле. Потому что он едет к капитану. Он едет к Крису Рэдфилду. К капитану Крису Рэдфилду, который восхищает его настолько, что Пирс может написать сочинение на эту тему примерно листов на двадцать, ни разу не повторившись в красноречивых и идущих от самого сердца эпитетах. Ниванс до сих пор не верит в то, что будет неделю жить в чужой квартире. Какая она? В ней полно фотографий капитана и Клэр? Или в ней есть растения, совсем как в его? Может, там есть отдельный тренажёрный зал? Совсем небольшой, зато свой. Или капитан сочтёт это непозволительной роскошью, предпочитая ходить вместе со всеми на тренировки? Пирс крепче хватается за лямку рюкзака, продолжая гадать, пока поднимается пешком на нужный этаж. Чем они будут заниматься всю эту неделю? Каждый уткнётся в телефон, и между ними воцарится неловкое молчание? Им придётся сидеть в разных комнатах, потому что они не найдут темы для разговора? Или в домашней обстановке они не сойдутся характерами, и капитан будет в нём разочарован?       «Соберись, Пирс. Это всего лишь неделя».       Пирс набирает в грудь воздуха перед тем, как позвонить в дверь. Высокий, мужественный лейтенант с широкими плечами, волевым подбородком и взглядом щенка.       Он слышит чужие шаги за дверью.       «Всего лишь неделя с самым лучшим капитаном на свете».       Пирс улыбается при виде Рэдфилда, но уже через мгновение непонимающе смыкает брови на переносице, опуская уголки губ и неловко дёргая за лямку рюкзака, слегка подбрасывая его, чтобы лучше держать за спиной.       Рэдфилд выглядит так, словно.       Словно.       У Пирса не находится подходящего сравнения. А ведь он всё ещё может написать сочинение на двадцать страниц без единого повтора, но не может подобрать нужное описание того, как выглядит его капитан. А выглядит Рэдфилд, откровенно говоря, плохо. Впалые щёки, поросшие щетиной. Вымученный взгляд, воспалённые веки, тонкие линии напряжённых капилляров. Неровный ёжик коротких волос. Сухие, потрескавшиеся губы. Кривые линии оставленного загара, делящие тело на несколько частей. Тёмные круги залегают под глазами настолько глубоко, что кажутся практически линией черепа. Домашняя одежда навевает мысли о вынужденной изоляции и беспробудном запое. Пирс теряется, клонит голову слегка вперёд, глядя в чужие глаза.       — Капитан?       — Пирс, — Крис коротко кивает, делая шаг назад и впуская его в квартиру. — Заходи.       Внешний вид капитана даёт четкую установку на то, что вся квартира должна пропахнуть алкоголем и находиться в состоянии глубокого запустения. Однако это ожидание не оправдывается. Пирс проходит вперёд, и в нос ему ударяет удивительный запах н и ч е г о. Ни чего-то хорошего, ни чего-то плохого. Ни застарелого мусора, ни моющего средства. Ни пустых коробок из-под китайской еды, ни освежителя воздуха. Ровным счётом ничего. Будто в квартире никто и не живёт. Пирс оборачивается, наблюдая за тем, как капитан закрывает за ним дверь, поворачивая ключ несколько раз.       — Клэр сказала, что у тебя в доме травят насекомых, — по привычке делится он имеющейся информацией с лейтенантом. — И что тебе негде жить.       — Так и есть, — бессовестно врёт Пирс, сглатывая.       Рэдфилд понимающе кивает.       — Что ж, располагайся. Диван весь твой, — он вскидывает руку, указывая на стоящий спинкой к входной двери предмет интерьера. — Я принесу подушку и одеяло.       — Спасибо, капитан.       Крис сухо улыбается, поднимая на него взгляд и практически тут же отводя его в сторону.       — Вещи можешь кинуть рядом. Или тебе нужны полки?       — Нет-нет, сэр, не...       — Вешалки?       Пирс отрицательно мотает головой. Крис коротко кивает, вновь пытается улыбнуться, но быстро оставляет эту попытку.       — Тогда обживайся, а я, — он растерянно оглядывается по сторонам, силясь вспомнить, как нужно вести себя с гостями. — Пойду поставлю чайник, наверное.       — Хорошо, сэр.       Пирс остаётся в гостиной один. Их встреча проходит чуть менее неловко, чем он ожидает. Что-то внутри сжимается, глухо ухает вниз при виде такого капитана. Ниванс скидывает рюкзак рядом с диваном, оглядывается по сторонам, почти с сожалением фиксируя отсутствие хоть чего-то. Никаких альбомов, никаких рамок с фотографиями. Никаких книг, статуэток, растений. Ничего. Словно в квартиру недавно въехали и ещё не успели её заполнить. И в то же время он будто ожидает подобного. Того, что в доме капитана будет так пусто. Пирс расстёгивает рюкзак, доставая домашние штаны и футболку, замирает на мгновение, не зная, стоит ли переодеваться.       С другой стороны, он ведь здесь на целую неделю.       «Целую неделю», — думает Крис, щелкая переключателем электрического чайника. Целую неделю этого неловкого молчания. Встреч в ванной или у туалета. Совместного просмотра телевизора или завтрака за одним столом. «Не сходи с ума, в этом нет ничего страшного», — думает Крис, доставая с полки чистые кружки. Это напоминает ему дни, проведённые с отрядом. Когда несколько мужчин обязаны проводить даже слишком много времени бок о бок друг с другом. Но там это вынужденная мера, необходимость, и в ней нет ничего личного. Мысли занимают другие вещи, а сейчас. Сейчас голова абсолютно пустая, и от этого осознание неловкости ситуации становится зашкаливающим.       Пирс проходит на кухню уже переодетым. Крис поднимает на него взгляд, невольно отмечая, что это, пожалуй, впервые, когда он видит лейтенанта в такой одежде. И что она ему почему-то безумно идёт. Пирс опирается ягодицами о высокий барный стул, складывая руки на груди и рассматривая его. Крис невольно дёргает головой, замечая этот пристальный взгляд.       — Чёрный, зелёный?       — Чёрный, сэр.       — Хорошо.       Он кидает пакетик чая в кружку и заливает его кипятком. Проделывает то же самое со второй кружкой, отставляет чайник в сторону и садится на высокий стул, облокачиваясь об столешницу одной рукой. Макает пакетик заварки несколько раз, наблюдая за тем, как горячая вода постепенно окрашивается в красно-коричневый цвет. Ему приходится включить свет во всей квартире, чтобы у лейтенанта не сложилось обманчивое мнение о том, что он тут сычует.       «А что, по-твоему, ты делаешь?»       Приходится признавать очевидное. Неохотно, упрямо, недовольно. Крис чувствует на себе пристальный взгляд. Внимательный, изучающий. Он хорошо его знает. Хорошо, потому что обычно именно такой направлен на того, в кого стреляет лейтенант из снайперской винтовки. Но не понимает, почему на него так смотрят.       «Потому что ты выглядишь, откровенно говоря, херово».       И вновь признание очевидного. Вновь неохотно, упрямо и недовольно. Крис сжимает ладонью нагревшуюся от кипятка кружку, хмуря брови. Он знает, что плохо выглядит. Знает, потому что у него, чёрт возьми, есть зеркала. Потому что он не спит нормально уже почти неделю, потому что проклятая квартира сводит его с ума своей звенящей тишиной, и присутствие человека, лейтенанта, которым он гордится, которого считает талантливым и подающим надежды молодым солдатом, давит на него ещё сильнее. Крис не хочет, чтобы тот видел его таким.       Видел его слабым.       Только сейчас он приходит к этой мысли. К пониманию, что его это бесит. Раздражает, доводит до тремора в руках. Крис не хочет, чтобы Пирс знал, каким он может быть. Как плохо справляется с обычной жизнью. Как теряется, оказавшись после затяжной миссии в собственной квартире. Как не может привыкнуть к тому, что не нужно вскакивать посреди ночи, хватать автомат, на ходу с щелчком перезаряжая его, и бросаться за ближайший угол от заражённых. Он — капитан Крис Рэдфилд, легенда (он ненавидит этот ореол известности, сложившийся за годы службы, но сейчас уместно использует данное обращение) АПБТ, не может нормально выспаться и выйти до ближайшего супермаркета.       — Что? — неожиданно резко спрашивает он, и Пирс, до этого момента молча рассматривающий его, вздрагивает.       — Капитан?       — Что ты делаешь? — грубо повторяет, и Пирс едва шевелит губами, не понимая, что именно он делает не так. Крис раздражённо скалится, сжимая кружку в ладони ещё крепче. — Может, хватит так на меня смотреть?       Пирс опускает широкие плечи, приоткрывая губы и непонимающе глядя на него.       — Хватит меня рассматривать. Я знаю, что выгляжу хреново. Знаю, что ты привык видеть меня другим. И что сейчас ты разочарован. Посмотрите, Крис Рэдфилд сидит в своей тёмной берлоге, заросший, небритый, отвратительный. Но даже здесь, в этой квартире, я все ещё твой капитан, поэтому приказываю тебе перестать меня жалеть!       Крис сдавливает кружку в ладони с такой силой, что она трескается. Разбивается на крупные осколки, ошпаривает кипятком заварившегося чая, и Крис шипит, отдергивая руку. Всё льётся на столешницу, и Пирс резко отодвигается назад, когда горячая вода начинает стекать на пол. Поднимает взгляд на капитана, на дрожащую ладонь, от которой вздымается пар, на покрасневшую, но не раненную осколками кожу. Крис тяжело дышит, опускает голову, пережимая здоровой рукой запястье обожжённой. Пирс оглядывается по сторонам, замечает тряпку у мойки, вскакивает со стула и забирает её, принимаясь вытирать разлитый чай. Тянется к чужой руке, но Крис резко подаётся назад, едва ли не рыча.       — Хватит, Пирс. Со мной всё в порядке. И я не нуждаюсь в жалости. Ни в твоей, ни в чьей-либо ещё, — неожиданно тихо бросает он, вставая со своего места. — Оставь всё это, я потом уберу.       Пирс провожает его взглядом, пока тот выходит с кухни. Слышит, как Рэдфилд заходит в ванную комнату, судя по последовавшему плеску воды. Остаётся на кухне до тех пор, пока капитан не выходит, делает пару шагов и запирается в спальне, хлопнув дверью. Ниванс опускает взгляд, рассматривая намокшую в руке тряпку. Поджимает губы, хмурится, а затем резко швыряет её на пол, сжимая ладони в кулаки. Смотрит перед собой, не понимая, почему в груди так отчаянно скапливается непрошеная обида. Выдыхает рвано, хрустит пальцами, а затем неожиданно поднимает тряпку с пола, выжимает её, промывает и вытирает пролитый чай. Собирает осколки, выбрасывает и только после этого возвращается в гостиную.       В квартире воцаряется полная тишина.       Он смотрит в ту сторону, где располагается спальня капитана. Борется с желанием пойти туда, сказать, что он на самом деле думает. Уже делает шаг вперёд, но одергивает себя. Пирс может дать сдачи. Может сделать замечание. Возразить, сказать, что Рэдфилд неправ. И делает это всегда, не боясь чужой реакции. Он прямолинейный, открытый и явно не тот, кто будет молчать при очевидной несправедливости, но сейчас.       Сейчас что-то останавливает его.       Пирс медлит, а затем одним рывком опускается на пол, начиная отжиматься. Один раз, два, десять, тридцать, пятьдесят. Ниванс не считает. Просто делает. Всё тело сосредотачивается на простом физическом упражнении, и от этого становится легче. Он убирает одну руку за спину, отжимаясь на другой, а затем меняет их. Не знает, сколько времени прошло с тех пор, как он начинает, но в один момент слышит чужой голос.       — Пирс.       Ниванс резко вскидывается, выходя из стойки сразу в положение стоя. Смотрит на капитана, держащего в руках подушку и одеяло. Смотрит, как тот кладёт их на диван, а затем коротко кивает, не глядя на него.       — Спокойной ночи.       Рэдфилд разворачивается и уходит, не говоря больше ни слова. Пирс провожает его взглядом, думает о том, почему он снова молчит. Почему не говорит запальчиво, что капитан не должен так себя вести. Что ему следует взять себя в руки, а не кидаться на тех, кто от всего сердца хочет помочь. Почему не рявкает, что Крис Рэдфилд, которого он знает, которым он восхищается, не может вести себя так. Не может так огрызаться, бить кружки, уходить, ничего не сказав.       Легендарный Крис Рэдфилд не может вести себя так.       Пирс медлит, а затем заваливается на диван, утопая в принесённом одеяле. Рассматривает потолок и думает о том, что первую встречу за пределами тренировочного зала и постоянных миссий можно смело назвать провальной.       И что грядущая неделя будет очень, очень долгой.