***
Перед завтраком они заваливаются в зал. Несмотря на жгучее желание валяться под одеялом весь день, Крис прекрасно осознает, что физические нагрузки намного полезнее. Что после них всё тело приятно ломит, а в душе появляется то чувство гордости за самого себя, мол, вот, променял уютную постель на тренировки, молодец какой, сделал вклад в своё будущее и самого себя. То есть, конечно, Крис этот процесс так глубоко не рассматривает. Для него это просто вылазка в зал, после которой, благодаря подскочившему дофамину, он чувствует себя и морально, и физически лучше. Простая химия. Такая же простая, как прокатывающееся мурашками по коже возбуждение, когда он наблюдает за тренирующимся Пирсом. Когда дышит ртом, делая паузу и не сводя взгляда с подтягивающегося на перекладинах лейтенанта, такого естественного и от этого до боли родного. Крис не знает ни одного другого такого парня или девушку. После знакомства с Нивансом они все кажутся искусственными, чужими, далёкими, и неважно, насколько дружелюбными и милыми они будут на самом деле. Просто все они будут не Пирсом. И этого достаточно. Крис внутренне осекается, мотает головой и возвращается к занятиям. Трёт ладонями лицо перед тем, как снова лечь на спину и поудобнее перехватить расположенную над собой штангу, снимая ее с поддерживающих вес поручней. Давай, освободи свой мозг. Хватит думать о Пирсе. Рэдфилд пытается сконцентрироваться на упражнениях. Медленно про себя считает, сколько раз он поднимает штангу, чувствует, как напрягаются мышцы рук, пока всё остальное тело находится в состоянии покоя. Пару раз он замечает восхищенные — и порой завистливые — взгляды со стороны. Не каждый посетитель тренажерного зала может развить такую мускулатуру. Крис целиком уходит в свои мысли. Поначалу он немного жалеет, что в этот раз забывает наушники дома, но вскоре приспосабливается к их отсутствию. Жил же он как-то без музыки столько времени, и ничего. И справлялся с собственной головой своими силами. Его черепную коробку занимает Клэр, Пирс, тренировки, всё такое простое и насущное, очень реальное и жизненное, обыденное и в то же время максимально приятное. Он и забывает о том, как приятно. Как приятно просто не думать о плохом. — Капитан! Крис едва не роняет штангу себе на грудь, когда над ним резко нависает сияющий Пирс. Она практически выскальзывает у него из рук, и он успевает перехватить её до того, как стальная махина весом почти в двести килограмм проломит ему грудную клетку. Он резко дёргается, вскидывая ноги, одним рывком укладывает её на перекладину и резко садится, ошалело глядя на лейтенанта. — Чёрт возьми, солдат! Техника безопасности при эксплуатации оборудования весом более ста килограмм! Вы должны знать её на отлично! Что вообще случилось? — Простите, капитан! Я несколько раз звал вас до того, как подойти, но вы ни разу не откликнулись! — Я просто задумался, — буркает Крис, оглядываясь на лежащую на перекладинах штангу. Было бы крайне нелепо умереть от этого. Крис криво усмехается. Пройти через стольких заражённых, выжить в самых дерьмовых ситуациях, но умереть от перелома грудной клетки или шеи в тренажёрном зале. — Простите, сэр, — Пирс склоняет голову к плечу и в одно мгновение ока становится похожим на грустного щеночка. — Вы в порядке? И ведь он же абсолютно искренен, шельмец. — Да, нормально. Так что случилось? Лицо Пирса вновь озаряет широкая улыбка, и Крис невольно улыбается ему в ответ. А вот теперь на счастливого щеночка. — Помните, я рассказывал вам о — — Тебе. Мы же договаривались, что ты можешь звать меня на «ты». — Простит-, то есть, да. Я рассказывал о группе, которая мне нравится. Она выступает в основном в местных барах и клубах, если вы, то есть, если ты… — Если тебе будет так проще, можешь на «вы». — Если вы помните. Она называется «Dead inside». Крис вновь бросает короткий взгляд на штангу позади себя. Весьма. Иронично, Пирс. — Я давал вам её послушать. — Да, я помню. Мне понравилось. — Так вот, оказывается, они дают концерт сегодня. Небольшой клуб, я знаю, где он расположен. И билеты ещё есть. Я сто лет не был на концертах, все как-то… не до этого. Но сейчас это же просто невероятное совпадение. Я слушал их песню, решил зайти на официальный сайт, глянуть, что нового, а они будут выступать здесь! То есть, не прямо здесь, но… — И ты хочешь пойти? — уточняет Крис, облокачиваясь одной рукой о собственное колено, а другой дотягиваясь до стоящей рядом с тренажёром бутылки воды. Пирс утвердительно кивает. — Да, сэр. Только я не просто хочу пойти, — твердо говорит он, глядя до обескураживающего прямо в чужие глаза. — Я хочу пойти с вами. Если вы не против. Крис так и не доносит бутылку до губ. Смотрит на стоящего перед ним Пирса, держащего мобильник с, вероятно, открытой вкладкой официального сайта группы «Dead inside», и пытается осознать это приглашение пойти вместе на концерт. Вместе. На концерт. В клуб. С Пирсом. Со своим подчиненным. Пойти на концерт. С лейтенантом. На «Dead Inside». Вместе. — Со мной? — наконец хрипло переспрашивает он, медленно опуская руку с бутылкой. — Да. Вам же понравилось. Будет здорово куда-то выбраться. Пятничный вечер же. Крис помнит, что когда-то и в его жизни пятничные вечера были временем безудержного кутежа. Когда-то. Очень давно. Почему нет, — неожиданно проносится в его голове, и Крис несколько раз моргает. — Почему бы просто не повеселиться? Посмотреть на Пирса в более естественной обстановке, послушать хорошую музыку, выпить пива. Отдохнуть. Ты же хочешь провести время с Пирсом. Крис окидывает замершего в ожидании лейтенанта взглядом. Да. Он слегка улыбается. Очень хочу. — Что ж, давай сходим. На мгновение Крису кажется, что он делает Пирса самым счастливым на свете. — Отлично! Пойду куплю билеты, я сейчас! Пирс отходит в сторону, залипая в мобильнике, а Крис провожает его взглядом, наконец прикладываясь к бутылке с водой. Что ж, Крис Рэдфилд. Вот вы и официально идёте на концерт со своим лейтенантом. Почти как свидание.***
Вероятно, именно поэтому он и волнуется. Совсем как подросток. И поначалу даже достает из шкафа рубашку. Прикладывает её к груди, скептически смотрит на отражение в зеркале, а затем коротко выдыхает, вскидывает ладонь и устало трет лицо, почти оттягивая кожу вниз. Черт возьми, Крис. Это ты dead inside, а не группа. Точно. Тот еще дед. Крис вешает рубашку обратно в шкаф. Идти на концерт рок-группы нужно в чем угодно. Это направление музыки буквально располагает к тому, чтобы вытащить из шкафа первые попавшиеся неряшливые тряпки, надеть их и прямо так выйти из дома. Никакого официоза, никакого хипповства, ничего. Только повседневная одежда. Ты же ходил на такие концерты. Расслабься и надень то, что хочешь. Крис хорошо помнит то время, когда ещё бегал по концертам. В потертой косухе или джинсовке с нашивками, в рваных майках с изображением любимой группы, в кедах и джинсах. Безбашенный, открытый миру, молодой. Совсем зелёный. Горланящий текст песен на концерте, подпевающий в такт вокалисту, наслаждающийся каждым моментом. Как давно это было. Однако воспоминания наталкивают его на нужный лад. Он вытаскивает из шкафа черную футболку с какой-то надписью, натягивает ее и критически осматривает свое отражение. Так намного лучше. Ткань облегает рельефные мышцы, слегка натягивается буквами и рисунком в стиле граффити. Думает еще немного, а затем достает косуху. Конечно, уже не ту старую — та бы сейчас даже не налезла на его широкие плечи. Новую, хоть и немного поношенную, черную, с металлическими застежками. Надевает ее поверх футболки и вот теперь остается доволен. Почти как во времена былой молодости. Это же не свидание, — уговаривает он самого себя, изредка запинаясь о мысль о том, почему это, в общем-то, вообще может быть свиданием. Как это даже в теории может быть свиданием. Пирс его лейтенант, его правая рука, его верный помощник и. И друг? Крис пытается подобрать нужное определение, но получается у него плохо. Он ерошит пятерней волосы, удовлетворенно кивает собственному отражению и выходит из спальни. Концерт начинается в восемь, но Пирс говорит, что стоит прийти пораньше, чтобы занять лучшие места. То есть — встать у самой сцены. Живая очередь, все дела, билеты чисто входные. Крис смутно припоминает нечто похожее, поэтому легко соглашается. За то время, пока Крис решает, что ему надеть, Пирс успевает сбегать домой. — А как же тараканы? — только и успевает спросить Крис, когда лейтенант радостно сообщает ему, что должен забрать кое-какую одежду. На мгновение Пирс теряется. — Там выдадут маску и специальный костюм, — наконец неуверенно врет он, надевая кроссовки. — Все будет в порядке. Когда за Пирсом закрывается дверь, Крис отстранено думает о том, что неделя постепенно подходит к концу. Вот уже пятница, а там и суббота, и воскресенье, и Пирс должен будет вернуться к себе домой. Внутри что-то вяло скребется, давая понять, что этот факт приносит больше грусти, чем радости. Что Крису неожиданно нравится просыпаться в собственной квартире, зная, что в ней есть Пирс, и не испытывать никакого расстройства или напряжения по этому поводу. Он успевает привыкнуть к Нивансу настолько, что его отсутствие теперь вызывает лишь отторжение. Будто это неправильно, и так не должно быть. Хотя это наоборот совершенно естественно. За время отсутствия Пирса Рэдфилд успевает принять душ и как следует заморочиться с одеждой. Когда тот возвращается, Крис как раз выходит с кухни с банкой газировки, пытаясь хоть чем-то занять себя до этого момента. На Пирсе желтая, прямо-таки солнечная толстовка из плотной ткани с большим капюшоном, и потертая черно-красная кепка, повернутая козырьком назад. И это выглядит так свежо и хорошо, что Крис на мгновение теряется. Пирс выглядит молодым, отдохнувшим и таким. Таким хорошим. — Вы готовы, капитан? — Да. Можем идти. Им приходится отстоять длинную очередь, потому что, несмотря на то, что они приходят заранее, народу все равно собирается достаточно. И не только молодежь вроде Пирса, но и мужчины постарше. Не просто возраста Криса, но и гораздо старше. И Рэдфилд лаконично вписывается в эту самую очередь, не привлекая к себе ровным счетом никакого внимания, и это оказывается неожиданно приятно. Они с Пирсом стоят, болтают, и когда всех начинают запускать, Пирс хватает его за руку и тянет за собой. Запястье обжигает жаром чужой ладони, и от этого почему-то становится очень хорошо. Они буквально лавирует между другими людьми, потому что Ниванс очень хочет стоять у сцены. Проталкиваются, пробиваются, и это выходит довольно легко, потому что большинство сразу устремляется к бару. Пирс, очевидно, такой цели не преследует. Он замирает в первых рядах, с восторгом глядя на выставленные заранее барабаны и другие музыкальные инструменты, пока Крис осматривает помещение. Клуб оказывается самым среднестатистическим. Темный, без окон, с неоновой подсветкой у потолка и вдоль бара. Есть балкон второго этажа, где стоят столики — вип-зона. Позади сцены растянутый вдоль стены экран, чтоб видеть исполнителей. Ну, или чтобы просто имелся какой-то фон. Вероятно, позднее там включится что-нибудь. Какие-нибудь мерцающие полоски и всё в таком духе. Из света только небольшие бра у стен, но их яркости явно недостаточно, поэтому в помещении царит полумрак. Интимный полумрак. Народ постепенно рассасывается по всему залу. Кто-то стоит у бара, заказывая напитки, кто-то плавно стекается к сцене, занимая выгодные места. Кто-то поднимается наверх, а некоторые наоборот пока жмутся к стенам. Играет тихая музыка без слов — невозможно узнать, что за исполнитель, потому что она буквально тает в воздухе, задавая настроение. Барабаны, бас-гитара, все это точно есть в мелодии, но пока оно лишь невнятно играет на фоне. — Мы не рано пришли? — Крис слегка наклоняется к Пирсу, на что тот отрицательно мотает головой. — В самый раз. Заняли лучшие места. — А через сколько начнется концерт? Пирс достает из кармана мобильник, сверяя время. — Еще где-то час. — Час? Еще час? Мы настолько заранее? — Это намного лучше, чем потом стоять позади, — Пирс улыбается, поправляя натянутую на макушку бейсболку. — Там совсем ничего не видно. — Клуб не такой уж большой, — Крис оглядывается по сторонам. — Да и ты же снайпер. С твоим зрением здесь отовсюду отличный вид. Пирс смеется, и у Криса что-то внутри тает от этого звука. — Не переживайте. Час пройдет быстро. Хотите, я возьму что-нибудь в баре? Пиво, например. — Хорошая мысль. — Сторожите места. Крис кивает, расправляя плечи. Он почему-то уверен в том, что скоро ему станет жарко в косухе. Во-первых, потому что на улице лето. А, во-вторых, вряд ли помещение настолько хорошо вентилируется, чтобы чувствовать себя комфортно, когда все вокруг начнут двигаться, танцевать и прыгать. А еще вырабатывать углекислый газ в огромном количестве. Крис оглядывается по сторонам, замечая сочную даже в полумраке ярко-желтую толстовку Пирса. Вон она, мелькает у бара. Когда в руках Ниванса появляются два стакана с пивом, Рэдфилд поспешно отворачивается, делая вид, что все это время он не смотрит пристально на собственного лейтенанта. Нет. Ни в коем разе. — Держите, — Пирс протискивается мимо людей, подавая капитану холодный, заполненный до краев стакан. — Самое то, чтобы освежиться. — Спасибо, лейтенант, — искренне благодарит Крис, делая пару глотков. Действительно освежает. С каждой минутой он все больше чувствует себя человеком. Самым обычным человеком. Тем самым, который живет нормальной жизнью, ходит на работу, а пятничным вечером отдыхает на концерте любимой группы. Пьет пиво, ни о чем не думает, не заморачивается, а наслаждается моментом. Час и правда проходит очень быстро. «Dead inside», как и положено любой уважающей себе группе, все равно задерживаются. Начинают с опозданием почти в час. К этому времени Пирс и Крис допивают уже по второму стакану, потому что в клубе становится душно, жарко, и вариант освежиться хотя бы так кажется невероятно притягательным. Пирс разговаривается со стоящими рядом ребятами примерно своего возраста, которые тоже с нетерпением ждут начала. Оказывается, что те ходят вообще на каждое выступление, потому что они прямо-таки заядлые фанаты. Крис не вмешивается в беседу — лишь изредка вставляет пару фраз, когда его спрашивают. Ему не слишком хочется общаться. По крайней мере, с кем-то, кроме Пирса. Поэтому, когда начинается концерт, он с облегчением выдыхает. Градуса пива недостаточно, чтобы ударить в голову, но достаточно, чтобы чувствовать себя хорошо. Уверенно. Чтобы сразу зарядиться настроением, когда басист ударяет по струнам, а оглушительные барабаны сотрясают воздух. Помещение взрывается восторженным криком и аплодисментами, когда начинается музыка. Когда эти мужчины — их иначе не назовешь, потому что визуально им всем под сорокет, хотя Крис ожидает людей возраста Пирса — выходят на сцену, народ оживает, свистит, вскидывает руки вверх в знак приветствия. Никаких вступлений, никаких разговоров: сразу только живая музыка, сразу энергия, сразу адреналин, подскочивший в крови. Криса сносит этой ударной волной. Он заражается этим настроением, этой невероятной силой, этими басами, от которых закладывает уши. В груди громыхает музыка, сотрясает все внутренности, и Крис растворяется в этом. В оглушающем роке, от которого хочется кричать, вторя солисту, разрывающему связки. Зал заряжает своей энергией, потому что все они на одной безумной волне, потому что все они двигаются, потому что хор мужских голосов сливается воедино, и это буквально взрывает мозг. Это до безумия хорошо. Пирс наслаждается вечером. Он наслаждается музыкой, наслаждается моментом, наслаждается тем, что капитан сейчас рядом с ним, и они вместе на концерте его любимой группы. Вместе. На концерте. Он не может представить себе такого даже в самых смелых мечтах. Пирс танцует, Пирс кричит, подпевая, Пирс знает все слова наизусть. Он вскидывает руки, он прыгает, мотая головой так, что бейсболка едва не слетает с волос. Без шуток, она удерживается каким-то чудом, видимо, не желая испытать участь быть затоптанной. Пирс не помнит, когда последний раз так веселится. Не помнит, когда вообще последний раз ходит на концерт. В перерывах между миссиями ему откровенно не до того, чтобы вот так проводить время. Почему? Он и сам не знает. Он слышит восторженный свист Рэдфилда рядом и поворачивает голову к нему, переставая прыгать. Он замирает среди всей этой толпы, которая качает, которая движется и будто живет своей жизнью, а он единственный айсберг посреди нее. Пирс не помнит, когда еще он видит Рэдфилда таким. Таким живым. Таким настоящим. Пирс замирает, любуясь этой широкой улыбкой на поросшем щетиной лице. Этим огнем в глазах, от которого по коже пробегаются мурашки. Он стоит, один-единственный в своей желтой толстовке, стоит и смотрит не на музыкантов, а на своего капитана. Палевно, откровенно и вообще не украдкой, как бывает до этого. Потому что он хочет запомнить этот момент. Когда Рэдфилд поворачивает голову к нему, когда смотрит в глаза, раскрасневшийся от духоты, живой и счастливый, Пирс улыбается ему в ответ, и их губы синхронно двигаются, повторяя слова песни. В следующий миг уже оба поворачиваются к сцене, вскидывая руки вверх и вторя солисту, сходящему на хрип под оглушительный бас. Они растворяются в музыке, растворяются в вечере, в долгожданной свободе от собственных мыслей и таком естественном желании танцевать. Ничего не существует, кроме этого момента. Не существовало до него и вряд ли будет существовать после. Одна песня сменяет другую, и градус настроения даже не думает падать. Потому что все это заряжает, наполняет смыслом и потрясающим настроением, от которого слегка потрясывает. Когда солист берет перерыв под оглушительный рев толпы, начиная, как это обычно бывает, просто говорить с фанатами, Крис ненадолго исчезает. Пирс вертит головой, пытаясь отыскать капитана, но тот вскоре возвращается с двумя стаканами пива, протягивая один из них ему. Они осушают их практически залпом, потому что от духоты хочется пить, потому что жуткий сушняк, потому что это именно то, что сейчас нужно. Крис практически тут же уходит за второй партией, а затем и за третьей. Пирсу жарко, Пирс стягивает с волос кепку, обмахивается ею, потому что по вискам уже стекают капельки пота. — Подержите, пожалуйста, — просит он Рэдфилда, протягивая ему свое пиво. Тот охотно кивает, забирая стакан, наблюдая за тем, как Пирс рывком через голову стягивает толстовку, оставаясь в одной майке с широкими прорезями вдоль боков. Он связывает вместе рукава на поясе, с облегчением выдыхая, и протягивает руку, чтобы забрать стакан обратно. Крис сглатывает. Сглатывает с таким трудом, будто у него стекло застревает в глотке. Взлохмаченный, раскрасневшийся Пирс, красивый до безумия, с оголенными сильными руками, счастливый, улыбающийся, разгоряченный и притягательный настолько, что Крису даже не с чем сравнить. Потому что никого такого в его жизни ещё не было. И вряд ли будет. Он отдает чужое пиво, медлит, а затем стягивает косуху, повторяя чужой фокус с повязыванием на поясе. Сразу становится легче. Воздух вокруг густой и горячий, но без дополнительного слоя одежды намного лучше. Он слегка пихает Пирса локтем в бок, чувствуя жар его тела, улыбается задорно и открыто, и тот вторит ему такой же улыбкой. Они вряд ли сейчас слышат, о чем говорит солист, басист, гитарист, ударник, кто угодно, потому что весь их мир сводится к ним двоим. Потому что ни один из них не помнит, когда еще чувствует себя так хорошо. Они звонко ударяются гранями стаканов, делая по несколько глотков и вновь отдаваясь музыке. Энергии. Настроению. Вечеру. Моменту. — Крис! — кричит Пирс, и Рэдфилд едва его слышит. — Спасибо, что пошел со мной! — Тебе спасибо! — Мне-то за что? — За то, что ты вывел меня сюда! Стены клуба содрогаются от музыки. От каждой песни внутри разгорается огонь, сносящий всен на своем пути. Крису кажется, что он почти интуитивно знает слова даже там, где слышит впервые. Потому что всё это на поверхности, лежит на языке и в захмелевшей голове. Вместе с Пирсом они двигаются, толкаются, пока в один момент не хватают друг друга за руку — и тут уже все равно, кто схватил первым — и не вскидывают их вверх, поворачиваясь друг к другу и буквально крича потонувшие в эхо слова песни. Ни один из них не знает, сколько пива они выпивают за вечер. Просто потому, что жарко, что хочется пить, что никто из них не хочет перебивать этот эффект водой или газировкой. Когда наступает момент более лирических песен, они оба чувствуют, как по коже бегут мурашки. Когда солист практически прижимается губами к микрофону, с придыханием вытягивая гласные, когда остается только одна гитара, зал замирает. Все прислушиваются, покачиваются, стоя с закрытыми глазами. Некоторые вскидывают руки с зажигалками, и маленькие мерцающие огоньки порхают в воздухе. Люди растворяются в музыке, которая на контрасте затапливает сознание ничуть не хуже, чем огонь, который разгорается после предыдущих песен. Пирс покачивает головой, проникается, ловя воздух приоткрытыми губами, и Крис смотрит на него в этот момент. Смотрит, вслушиваясь в низкий, хриплый голос, звучащий из колонок. Молча тянет руку, закрывает глаза, чувствуя, как бешено стучит сердце в собственной груди. Наощупь хватает чужую ладонь, сжимает ее, закусывая губу. Боится. Пирс приоткрывает глаза, смотрит на чужую ладонь, не поднимая взгляда. Улыбается уголками губ, а затем сжимает ее в ответ. Интуитивно. Просто потому, что сейчас именно так велит сердце. Потому что внутри нет никаких «что, если, вдруг». Есть только желание, и это желание отзывается не только в нем самом. Они стоят, держа друг друга за руку, стоят с закрытыми глазами, пока солист шепчет слова любви, увлекая их низким басом гитары. Потом всё это вновь уйдет финальным восторгом. Адреналином, шквалом эмоций, громкой музыкой, от которой содрогается всё вокруг, а слух и вовсе теряется. Потому что песни на бис всегда просят самые яркие, самые сочные и взрывные, самые любимые, чтобы потом всю дорогу до дома чувствовать этот заряд эмоций. Потому что зал вновь придется раскачать, пробудить, чтобы это осталось ярким пятном в памяти. Но это будет потом.