Две недели назад.
— Как же мне это надоело. — Я встаю с кровати. Время 6:00. Одеваюсь. — Доброе утро, — говорит мне мама, кормя с ложечки мелкого (я так называю своего сводного брата). Ему два года. Когда мама развелась, вскоре нашла себе нового мужа. Конечно, ей внешность позволяет. В свои тридцать восемь она обладает густыми каштановыми волосами до лопаток, прекрасными голубыми глазами и хорошей фигурой. Она очень хозяйственная и любящая, но всё ещё выпивает по вечерам, немного. — Утро добрым не бывает, — бурчу я, закидываясь кофе-драже для бодрости. — Я ушла. — Накидываю кофту и рывком беру рюкзак. — Сейчас же только семь утра! — Я дежурная! — кричу, закрывая дверь насквозь пропахшего сигаретами и пивом коридора. Стою на ступеньках, прикуривая. В нашей стране школу заканчивают в двадцать два года. Законом запрещено почти всё: курить, принимать наркотики, воровать, пропадать, носить оружие, выходить в магазин после 22:00 — этот список длинный. Совершеннолетие начинается с двадцати одного года. Конечно, эти новые законы пришли к нам недавно с новым президентом. Примерно четыре года назад. Из-за этих законов я больше не могу школу бросить, поэтому хожу. Выдыхаю дым и направляюсь в путь. Наш дом находится на окраине городка — у выездной трассы из города, поэтому здесь каждый курит сколько хочет, никто не следит за этим. «Самый отбитый район», «Выживает сильнейший», — говорят жители центра. Здесь многие воры и наркоторговцы. Я иду по тротуару, дует прохладный для сентября ветерок, который развивает мои золотисто-рыжие волосы. Но не в школу, слишком рано. Я иду в своё любимое место — недостроенное или обвалившейся трёхэтажное здание напротив школы. Оно похоже на замок восемнадцатого века. Подымаюсь на второй этаж, прохожу в комнату с обрушенной стеной в районе окна; подымаюсь на третий этаж — это же и крыша с видом на школу. Сажусь на край, открывая баночку колы. Школа «оживает», загораются окна, в дверях появляются учителя, и подходят ученики. Люблю такие ранние посиделки, сидеть и раздумывать обо всём на свете. Но мои бессвязные мысли прервали. *СМС* Ты где? — пишет Алекс. «Умираю», — думаю про себя. Мы уже зашли. Несмотря на отсутствие желания, я всё же отвечаю: Уже иду, — печатаю, вставая на край. Эвтаназия — желание окончить свои мучения. Как же смешно это звучит. Я бросаю безразличный взгляд на школу с насмешкой на губах и ухожу. Как сильно не игнорируй желание спрыгнуть — всё равно спрыгнешь. Не сегодня, так завтра. Однако я игнорирую свои желания на максимальном уровне. Спускаюсь по лестнице и иду к школе. — Ты опять там была? — спрашивает Алекс, обнимая меня. Алекс — парнишка девятнадцати лет с чёрными густыми волосами и карими глазами, высокий и очень худой из-за железного скелета. Он его получил из-за того, что в детстве на него упал шлакоблок и сломал все рёбра в порошок. Это единственный человек, которому я доверяю, поэтому мы встречаемся. Когда у моей семьи были проблемы с деньгами, мы закладывали наркотики. Мне было десять. С тех пор многое изменилось. Например, я нашла нормальную работу и закончила с теми делами, да и мои люди и друзья — все погибли. А он всё занимается наркотиками и сам их употребляет. — Проблемы. — Нужно что-то с этим делать, — мы идём в школу, держась за руки. — В этот раз что пила?! — спрашивает Алекс, останавливая меня озарённый. — Колу. — Ну и хорошо, что не вино. — Пропускает меня вперёд на входе. Вино запрещено законом, а на пропускном пункте в школе за этим строго следят. Мы проходим каждодневную проверку личности и идём к кабинетам. — Мне пора, — говорю, заходя в кабинет, Алекс проходит мимо. — На перемене расскажешь! — кричит он улыбчиво мне в след. Звенит звонок. Заходит учитель. Все встали.***
После урока я спускаюсь к расписанию, где меня уже ждёт Алекс. — Опять прогулял? — Нет. Меня выгнали в середине урока, — отвечает он, расплываясь в смущённой улыбке. — И что на этот раз? — В Бога не верю, — разводит руками. — Оу, мой боди, — закатываю глаза. — Они совсем с Оксанкой чокнулись. Оксана — заместитель директора. Жёсткая, строгая, саркастичная кареглазая тварь. Вызывающе одевается. Каре каштанового цвета. Сливается с толпой учеников из-за своего маленького роста. Улыбка, как ирбис — редкая. Верующая. Лучшая подруга Ара, которая, кажется, однажды перепутала школу с церковью, и теперь работает учителем физкультуры, но преподаёт некоторым уроки «православия, боговерования и богослужения». Кажется, она забывает, что в том районе, где мы не живём, а выживаем, бога нет. — Что там у тебя? — С мамой опять поругалась. — Из-за меня? — Скорее, из-за разговоров о тебе. — Ясно. Ты забыла у меня учебник. — Ладно. После уроков зайду к тебе, — сказала я, безразлично глядя в своё расписание. — А у меня и вино осталось, — улыбаясь, шепнул Алекс мне на ухо. — Какой следующий? — спрашиваю, пытаясь посмотреть его расписание, но мой маленький рост помешал с первого раза сделать это в гуще учеников. — Очень важный предмет, который я не могу прогулять, — протянул он и растворился в толпе. — История, — обречённо-саркастично вздыхаю. Историк преподаёт у всех в школе. Отличный препод. За клетчатые рубашки убить готов. Многое разрешает на уроках и не следит за отсутствующими. Можно просто встать и уйти из класса, если тебе наскучило. Я поднялась по лестнице в кабинет. Прозвенел звонок.***
После уроков меня встретил Алекс у школы, и мы пошли к нему домой. — Опять? — Он закуривает. — Да, опять. Я плохая. Ты плохой. А на то, что я делаю для них, и мои желания они класть большой и жирный хотели. — Беру у него сигарету и делаю пару тяг. — Они опять выпили. Не дали мне сделать домашку, укладывала мелкого сегодня. Снова. Я так устала. Мать мне высказывает, какая я шлюха из-за того, что хожу в школу. Она думает, что уроки за сорок минут проходят все! А Джек рассказывает, что я не должна общаться с тобой и кем-либо в принципе. — Делаю глубокую затяжку. — Я устала. Можно мне не сдержать своё обещание? Он задумался на секунду, но ни разу на меня не посмотрел. — Давай устроим бунт? — спрашивает, расплываясь в улыбке чеширского кота. — У меня и так проблем много. Давай, ты просто отдашь мне учебник, и я с ней поговорю? — Делаю затяжку и отдаю Алексу. — Ладно, но ты со мной выпьешь, — отвечает, ехидно выдохнув дым. — Обязательно. — Докуриваю, пока он ищет палку, чтобы постучать в окно. У него дом старый, чуть ниже двухэтажного. Нужно брать палку в сантиметров тридцать, чтобы достать до окна и простучать код. В этом доме живёт не только Алекс, а ещё его мама — дама лет сорока, с рыжими волосами до плеч, явно за собой не ухаживающая. Тонкая талия и хорошая фигура, по которой нельзя сказать, что ей больше двадцати, но лицо без косметики и вечно прямые волосы выдают её возраст. А ещё Рон. Рон — парень лет девятнадцати. Находится в розыске. Однажды праздновал своё день рождения с подругой, и она забыла свой телефон. Позже написала заявление, что Рон украл её телефон. Он не знал об этом, и его объявили в розыск. В тот момент, когда Рон очухался, заявление забрать было нельзя. Он отработал наказание, и после этой истории, когда дело было закрыто, ему пришло письмо об уведомлении в суд. Он приехал, и ему присудили два дела, которые он не делал. Его хотели казнить по новым законам, но когда посадили в камеру ожидания для отправки в «колонию строгого режима» — на расстрел — камеру не закрыли, а полицейские ушли на обед. Рон просто вышел и ушёл домой. Вот тогда мы и познакомились — я выходила из камеры. Меня посадили на трое суток за то, что в своё восемнадцатилетие ходила в нетрезвом состоянии и курила. С того дня он скрывается уже два года и не собирается сдаваться. Он то и ввёл этот код на вход: нужно постучать в окно палкой три раза с интервалом в шесть секунд. Как только Алекс ввёл код, Рон выбрасывает ключи из окна. Алекс открывает хлипкую деревянную калитку, и мы заходим во двор. — Иди на летнюю кухню, а я зайду в дом за учебником, — говорит Алекс, поднимаясь по ступенькам. — Хорошо. — Я прохожу под деревянной лестницей. Пройдя мимо беседки со столиком и деревянной бани, я открываю огромную дубовую дверь в маленький однокомнатный домик — летнюю кухню. Тут только диван, плита и пара столов, чтобы готовить летом и спать в жаркие ночи. На диване лежит Рон в нижнем белье. Густые, чёрные, вьющиеся волосы, ленивая щетина отшельника и пару волосков на кубиках пресса накидывают ему лет десять сверху. — Привет, — томным голосом говорит Рон. — Присоединишься? — приподнимает одеяло. — Нет, спасибо, мне Алекс по душе. — Залезаю под диван. — И вино. — Пью из горла. — Скучная ты, — заключает он, отбирая у меня бутылку, и немного отпивает. — Возможно, — отозвалась я, закуривая. — Но это намного лучше, чем быть в розыске. — И противная. — Рон встаёт, протягивая бутылку, и, ворча, уходит в дом. Я слышу шум за дверью, видимо, Алекс и Рон встретились. Алекс заходит ко мне, что-то ворча, и закрывает дверь на ключ. — Что ты делаешь?! — вскакиваю я с кровати. Он никогда не закрывал эту дверь, а если и закрывал, то в особенных случаях — чтобы никто не услышал. — Решаю проблему, — без эмоций говорит Алекс и подходит ко мне. — Меня?! — Я хочу рывком открыть дверь, но Алекс толкает меня на кровать. — Ты останешься здесь. — Мама переживать будет! — кричу, пытаясь вырваться из его объятий. — Ты ей не нужна, сама знаешь! — Ладно. Не нужна, — соглашаюсь я и резко встаю. — Но у меня надзор! Сейчас полиция приедет, один её звонок и Рон, и ты, да все попадут! — Позвони и скажи, как есть, — Алекс отдаёт телефон. — Знаешь, что будет? — говорю я и беру вино. — Я могу дословно сказать. — Делаю пару глотков и сажусь на стол. — Давай. — Алекс берёт вино и отпивает. — Ты охуела, ты зачем себя как шлюха ведёшь?! Иди домой! Там поговорим! — Беру, ещё не истлевшую, сигарету. — И что будем делать? — Затягиваюсь. Алекс задумывается. Немного посмотрев в стену, будто в трансе, он поднимает на меня взгляд и произносит: — Отключим телефон и пойдём спать в другой район. Потом в розыске будем бегать, как Рон. — Как Бонни и Клайд… — Делаю тягу в задумчивости. — То есть ты бросишь всё: школу, дом, семью, друзей, чтобы убежать со мной? — Да, — он говорит без доли сомнения, очень продуманно. Конечно, меня охватывает неопределённая эмоция под названием эллипсизм, но я верю ему на секунду. А что было дальше — чисто моя инициатива. Мне хочется проверить, насколько хорошо знаю маму, и насколько она меня. — Хорошо. — Я беру телефон и запрыгиваю на кровать, набирая номер. Я боюсь мамы, сердце бешено стучит, но всё же произношу на выдохе. — Мам, я сегодня у Алекса заночую? Они пиццу делают, мы хотели уроки сделать и фильм посмотреть. Мне прилетает ожидаемый ответ: — Ты охуела? Ну, вот скажи мне. — Нет… — поникшим голосом отвечаю. — Ты почему себя как шлюха ведёшь?! Какая пицца?! Какой фильм?! У тебя дома этого нет?! — Я делаю тягу, чтобы успокоиться. На том конце провода слышно, что они уже выпили. — Дома только пьют. Я не вернусь. А если вернусь, то повешусь. — Делаю ещё одну затяжку. — Я устала. — Отключаю телефон и бросаю его на кровать. — Ты слышал, — говорю я и, пытаясь не заплакать, запиваю ком в горле вином. — Я думал, ты ошибаешься, — Алекс гладит меня по плечу и закуривает с шокированным видом. — Мне тоже так казалось. Но в очередной раз доказано то, что я её знаю лучше, — делаю глоток. — Удивим? — я с насмешкой, скрывающей слёзы, делаю последнюю тягу и тушу сигарету в ржавой пепельнице на столе. — Я пойду соберусь на первое время. — Алекс встаёт, затягиваясь, и направляется к двери. Я успеваю поймать его за руку. — Подожди. — Он смотрит на меня недоумевающе. — Мы же так долго не протянем, нужно всё продумать. — Пошли у Рона спросим? — Пошли. — Делаю пару глотков и бегу впереди Алекса до дома. Мы заходим в прокуренный коридор: кажется, здесь никогда не убирались. Пока Алекс проходит в тёмные, задымлённые комнаты Рона, я осматриваю коридор, в котором была раза два, в полной темноте. Мы с Алексом тогда очень хотели друг друга, нам было не до осмотра коридора. А зря, надо бы заметить, что все окна завешаны полотенцами и занавесками, а стёкла заклеены бумагой, которая надорвана в углах, чтобы было видно забор и тех, кто за ним. На полу шерсти от кота больше, чем на коте или крошек, чем в самом хлебе: их можно собрать и две буханки вылепить. На зеркале в пол много пятен и пыли, будто оно для декорации стоит. Шкаф возле зеркала тоже весь заляпан: словно его перепутали с туалетом однажды после пьянки. Возле шкафа лежит одежда, будто шкафа этого и нет. Напротив него две двери — в туалет и в душ. Душ не работает, так как там нет дна у душевой кабинки, и все заходят туда на цыпочках — мало ли, и остальной пол провалится. А вот туалет, на удивление, чистый. Я не горю желанием проходить дальше в дом, но Алекс всё же настойчиво зовёт. — Слышишь? — он подходит ко мне. — Чего? — Рон угорает. — И что? — Понимая сложность ситуации, я снимаю обувь, ради приличия. — Я ему всё рассказал, он не хочет помогать: говорит, что мы долбоёбы. — Сейчас я с ним поговорю, — отвечаю я и прохожу в тёмные комнаты. Рон лежит на диване в нижнем белье перед телевизором в прокуренной комнате с заклеенными окнами и новой мебелью и никак не может остановить свой смех. Я скрещиваю руки на груди. — Ну что? — подходит Алекс, открывая новую пачку сигарет. — Сейчас, подожду, как он посмеётся и охренеет от кучи полицейских машин за окнами. — Ты чего городишь?! — кричит Рон, резко прервав свой смех. — Ну, ты же знаешь, что у меня надзор. А мои родители знают, что я здесь. — Беру сигарету и прикуриваю. — Это дело времени. — Выдыхаю дым. — Поможешь или да? — Ладно, — подумав секунду, молвит Рон и забирает у меня сигарету, встав, чтобы одеться. — Но Алекса не берём, — прибавляет с сигаретой в зубах, натягивая штаны. — Но… — хочет возразить Алекс. — Правильно, — перебиваю его, — ты здесь не нужен. У тебя итак из-за Фрэнка проблемы. Я не хочу, чтобы и из-за меня были, — заявляю я, как бы прикрывая задумку Рона и наблюдая в задумчивости, как он одевается. Фрэнк — парень двадцати трёх лет. Был в розыске по безработице. Зарабатывал наркотиками и в один момент, который был вполне ожидаем, укурился и попался полиции, сдав Алекса. Пришлось много заплатить, чтобы этих двух не казнили. — Но, мы хотели вместе! И… — возражает Алекс на взводе. Я выдыхаю и резко разворачиваюсь. — Ты остаёшься, — я беру его за плечи и, глядя в глаза, объясняю, пытаясь его запутать. — У нас есть три часа, чтобы уйти. Это ничтожно мало для двоих — для троих это будет ещё меньше в таком маленьком городе. Через три часа они приедут и, скорее всего, не одни. У Рона проблемы с законом, и у тебя из-за Фрэнка проблемы с законом. У меня тоже проблемы с законом. Если я уйду с Роном и через три дня с тобой встречусь, то они не поймут, кто к кому. Рон проведёт меня на квартиру, там я пересекусь по интернету с ещё несколькими людьми. И полицейские отстанут. Устанут спрашивать одно и тоже. И мы с тобой побежим. — Нет, — говорит Алекс, обнимая меня. — Мы побежим вместе. — Его не убедишь даже таким хреновым раскладом… — заключаю я, обречённо смотря на Рона. — Пусть делает, что хочет. Я уезжаю, ты со мной или да? — Рон, улыбаясь, протягивает кофту. — Я с тобой. — Беру у него сигарету в зубы и одеваюсь.***
Мы уже стоим у двери, как Алекс хватает меня за руку. — Нет. — Прости, так будет легче. Говори одно и то же — и всё будет хорошо, — целую Алекса на прощание, ибо шанс снова встретиться очень мал. — Пойдём? — говорю, посмотрев на Рона, который высматривает улицу через полуоткрытую дверь. — Пошли. — Он берёт меня за руку и резко тянет за собой. Я еле бегу по лестнице с его скоростью, но взглянуть на Алекса успеваю. Ох, этот ужасный взгляд обиды, леденящий душу, через дверной проём.