21 год жизни

— Ты охуела?! Мне сказать могла?! — Я не хочу обратно… — Сижу в дверном проёме и раскаиваюсь, пока Рон, стоя на дорожке, отчитывает меня солнечным днём. — Да я нормально бежал! Этот мент пухлый был! — Я подумала, что торможу тебя… — вру, чтобы оправдаться. — И поэтому побежала быстрее? — Я уже просто молчу на это, ибо мне, действительно, нет оправдания. Я предала Рона. Он замечает, что мне стыдно, садится рядом и прикуривает. — Я понимаю, что ты хотела как лучше, но надо было мне сказать куда бежишь. Хрен знает куда. Всю местность обошёл, — даёт мне сигарету. — Прости, пожалуйста. — Да ничего. — Затягивается. — Ничего.       Мы сидим ещё какое-то время, наблюдая за водой, которая блестит под солнечными лучами. — За тобой не было погони? — спрашиваю, спускаясь по лестнице. — Нет, я в поле оторвался. — Мне кажется, что там что-то есть, — показываю на мигающие вдали сине-красные фонари. — Вот чёрт! — Что делать будем? Карман — это угол, а также наша казнь. — Знаю, знаю! — паникует Рон, но потом его глаза начинают блестеть озарением. — Пошли.       Рон берёт меня за руку и быстрым шагом ведёт к заброшенной водонапорной башне напротив моста. Мы залезаем по отвесной лестнице к люку. В это время полицейские уже паркуются. — Быстрей! — Рон протягивает мне руку из бочки.       Я залезаю внутрь и пытаюсь осмотреться вокруг, освещая помещение зажигалкой. Стены, пол, потолок — всё покрыто плесенью и зелёным мхом. — Воды здесь давно нет, — шепчет Рон, смотря в щель в люке.       Из-за нашего удачного расположения хорошо видно, как полиция обыскивает берег и мост. — Это понятно, но ты не думаешь, что они сюда залезут? — С другой стороны этот люк выглядит так, будто его приварили. Они так тоже будут думать, а если всё-таки захотят открыть, то мы просто сядем на него. Он весит сам по себе немало, а с нашим весом будет неподъёмный. Они решат, что мы не смогли сюда залезть. — А если не один человек его подымать будет? — А ты не видишь, что этой узенькой лестницы на двоих не хватит? — посмотрев на меня, сказал Рон и прибавил: — Посидим здесь, пока они не уедут. Потом к Марку пойдём. — Хорошо. — Облокачиваюсь ему на спину.       Мы наблюдаем через щель, как отряд полицейских бегает по мосту от одного кармана к другому, в недоумении задаваясь вопросом: «Как же так?!». Наверное, по приезду сюда они думали: «Попались!». И вот мы сидим у них перед носом в закрытом водохранилище и наблюдаем за ними. Героика наших дней: «И бесплатно отряд поскакал на врага». Жалкое зрелище.       Поисковый отряд уходит через два часа упорных поисков нашего следа среди бетонных стен. Как только они уезжают, Рон полушёпотом командует: — Пошли.       Мы спускаемся по лестнице и идём к мосту. Пройдя один мост, мы тут же проходим по следующему и сворачиваем с дороги, ведущей в город, в сторону соседней деревни. — Слушай. Надо от телефонов избавляться. На четвертый день розыска будут по местоположению телефона искать. — Когда у нас четвертый день? — Завтра… — Бля, там самое важное хранится. — Сейчас сделаю, — я беру в руки его телефон и переношу всю информацию на флеш-карту. — Всё. Без флешки он чист. — Умница. — Что мы будем дарить? Не, ну ты-то понятно, а я? — Хм… А вот, телефон подари! — Отдаёт мне его в руки. — Окей.       Мы проходим паромную переправу и несколько огромных деревьев. В итоге подходим к какому-то дряхлому забору. — Так. Сильно на улице не светись. Здесь живут бывшие менты, дети которых настоящие менты. Так что, не стоит. — Ладно. — Заходи, — говорит Рон, придерживая для меня калитку похожую на старую, широкую, прогнившую доску.       Во дворе выложена кафельная дорожка, по краям которой высажены какие-то цветы. Мы проходим дальше и видим маленькое здание, будто недавно вырубленное из ели — это баня.       Рон резко поворачивает за угол дома, который тянется от самой калитки до старой маленькой избы похожей на сарай. Между этой избой и баней натянуто старое дырявое от времени полотно. — Привет, Адель, — говорит Рон и обнимает женщину, сидящую на кресле напротив входа в дом. — Привет, — отвечает та, катая на коленях ребёнка лет трёх.       Адель — тётя Рона. На вид ей лет тридцать. Полная фигура, чёрные волосы и карие глаза. Она одета в чёрное платье с красными цветами. — Марк дома? — Да.       Мы поднимаемся по ступенькам и заходим в коридор. В этом коридоре, из-за того что он слишком узкий (чего не видно снаружи), у меня начинает появляться чувство замкнутости вперемешку с монакопсисом. — Привет! — говорит Марк и пожимает руку Рона. — Привет! С прошедшим! Прости, запоздали немного. — Да ничего. Я рад тебя видеть. А это кто? — показывает на меня. — Это моя девушка, Юкико. — Приятно познакомиться! — Пожимаю руку Марку. — С прошедшим! — Протягиваю телефон. — Простите, не было времени упаковать. — Всё хорошо. Вы с ночёвкой? — Да, возможно, — говорит Рон, выходя на улицу прикурить. — Слушай. Мне нельзя уезжать, — волнуется Марк, смотря на сигарету так, будто давно не курил. — У меня двое детей. Я скрываю беглецов, которые ещё и курят у меня во дворе! — Рон, имей совесть! — Я отбираю у него сигарету и тушу о бетонные ступени дома. — Ничего не будет. Тебя отмазать всегда можно. — В смысле? — притворяюсь невинной овечкой. — Юкико, у нас хоть и жестокое, но очень продажное государство. — Да, как дешёвая шлюха, — перебивает Марк. — Даже я за такие маленькие деньги не продался бы, но я считаю, что вам они нужнее. Так что идите с миром. — Марк, нам негде ночевать. Пожалуйста. Ты же не выгонишь нас в свой день рождения? — Достаю оставшееся вино из рюкзака. — Оно прошло уже, — отвечает Марк, но всё же смотрит жадно на вино. — Ладно. Но вы курите и пьёте со мной и только на чердаке. — Пойдёт, — Рон пожимает ему руку. — Мы тогда поднимемся на чердак вещи положить. — Да, конечно.       Марк провожает нас через кухню — белую комнату примерно три на четыре метра с круглым белым столом, занимающим почти всё место. За ним сидит мальчик лет десяти с чёрными кудрявыми волосами и ест суп, просматривая ролики в интернете. — Вы посидите тут, я лестницу достану. — Хорошо. — Я сажусь за стол напротив мальчика. — Привет! — Привет, — глухо отвечает он, не отвлекаясь от телефона. — Привет, малой! — басом, как полковник в армии, выдаёт Рон, и малой подбегает к нему с радостными, блестящими глазами и давай расспрашивать. — Ты как здесь? За тобой не приедут? А ты надолго? Ты привёз что-нибудь? Будем смотреть фильмы? Только в этот раз я буду выбирать…       Но не успевает он договорить, как Рон перебивает его: — Стоп, стоп, сколько вопросов, малой! Я приехал на день рождения твоего отца. Надеюсь, что не приедут. Нет, я ненадолго приехал с девушкой. Извини, ничего не привёз. Да, конечно, мы что-нибудь посмотрим с тобой вечером, — отвечает Рон на вопросы, убирая рюкзак. — Положи что-нибудь покушать Юкико. — Хорошо. — мальчик достаёт тарелку из верхнего шкафа над плитой и наливает суп. — А вы давно вместе? Ты его любишь? Вы вместе на казнь собираетесь? Детей уже запланировали? — От такого вопроса я подавилась. Откашлявшись через секунду и запив водой, смотрю на мальчика, глядящего на меня огромными карими глазами. «Какие не детские вопросы», — думаю я. — Тебе сколько лет? — Тринадцать. — На вид десять, — примечаю я и кусаю хлеб. — С Роном знакома около двух лет. Да, я его люблю. Мы не умрём от казни. По крайней мере, не собираемся. Хотя бы потому что его можно отмазать, а я уже давным-давно пропила всю свою жизнь и даже отмазываться не хочу. Детей? — Отпиваю воды. — Хм… Я не хочу и не могу их иметь. По крайней мере, так врачи сказали. — А за что тогда он тебя любит? — Самой интересно. — Поела? — зайдя на кухню, спрашивает Рон. — Да. — Пошли? — показывает на время. Уже 14:23 — Нам нельзя здесь так рано находиться, думаю. — Мы по делам, малой, скоро придём. — Я Марку скажу, — шепчет мальчик на ухо Рону и уходит в зал, поднимается по лестнице на чердак.       Мы выходим из дома и направляемся к соседнему полю. — Ты зачем наврал Марку? — У него двое детей. Его примут за это. А ты не сомневайся, он сдаст тебя. И я его пойму. — А смысл ему меня сдавать? — Чтобы отпустили. — Поняла. — В пять вечера познакомишься с моей сестрой Джесс. — Ладно. — Мы подходим к паромной переправе. — Расскажи мне о себе, — говорит Рон и садится на пирс. — Что именно? — Прикуриваю, пряча сигарету ладонью. — Ну, не знаю. Ты недавно говорила, что я не смогу твою жизнь понять и прожить. А я хочу, — Он берёт мою сигарету, делая тягу. — Сколько мы с тобой знакомы, а я только недавно понял, что совсем не знаю тебя. — Хм… Почему я не удивлена? — ухмыляюсь самодовольно. — Ладно, — вспоминаю прошлое. — Это было давно, очень давно. Мне было десять лет. Папа ушёл, мама пить начала. Тогда ещё не было таких законов. Все жили обычно: курили, выпивали по вечерам, матерились и употребляли. Это было нормально. Было нормально чего-то не знать или не работать. Было нормально в шестнадцать лет школу окончить. Но именно тогда вся моя жизнь пошла под откос. Денег не было, брату было пять, и я зарабатывала наркотой и боями за деньги. Всё шло хорошо. Я зарабатывала от тридцати пяти до пятидесяти тысяч в неделю. Маме отдавала некоторые суммы, брату покупала одежду и еду. Всё шло прекрасно, пока не пришли люди из другого района. Произошёл конфликт, и меня чуть не зарезали, но за меня заступился друг и его брат — Даниял и Даниэль. Им было по семнадцать лет. Все разошлись мирно и, вроде бы, всё кончилось… — Прикуриваю. — Но на следующее утро я нашла их зарезанными на пустыре. — Сглатываю ком в горле. — Полиция просто закрыла на это глаза. Я бросила это дело. Начала воровать по магазинам, работать уборщицей, но за наркотики и драки больше не бралась. Конечно, денег снова стало не хватать, но я больше не хотела никого терять. — Потеряла?       Я смотрю на Рона мокрыми глазами и думаю: «Пора». Взяв его за руки и посмотрев ему в глаза, показываю свои воспоминания.       Спустя месяца два-три после похорон Данияла и Даниэля, в город приехал мой знакомый. Мы не слишком долго общались, поэтому я не доверяла ему. Благодаря моей способности Рон может чувствовать все мои эмоции, всё моё недоверие. — Я пригласила погулять, — говорю на фоне изображений в его голове, — не только его, но и четверо своих друзей: Дейсьюга, Иуору, Кеншини и Джеро. Было лето. Мы пошли купаться на наше любимое место — Ерик, повсюду заросший водорослями. По берегу проходила теплотрасса со старыми трубами неизвестного предназначения, с которых мы прыгали в наше убранное место. Сами дно расчищали весной, поэтому знали куда прыгать. Я отошла на минуту, попросив мальчиков проследить за Арэо. А они решили над ним пошутить. «Прыгни туда», — говорят — «а то мы не попадаем», — подначивают. Ну, он и повёлся. Последнее, что помню, это его: «Смотри, как могу!» И всё… Мы наблюдали за алой водой, ибо помочь не могли. Арматурой проткнуло горло, живот, икроножную мышцу и глаз. Кто вообще смог догадаться выбросить в Ерик бетонную плиту со стройки? Я тогда наорала на них: «Да как вы могли?! Да я просила посмотреть за ним!» и ушла, — отвожу свой взгляд от Рона.       Вытерев слёзы, делаю пару тяг и продолжаю просто рассказывать, смотря в воду. Неожиданно для меня Рон не удивился моей способности, кажется, для него она вполне нормальная. — Теперь только на могилы езжу, извиняюсь за это. Виновата только я. Кеншини повесился после этого. — Затягиваюсь и выдыхаю. — Мне позвонила его парализованная бабушка, просила помочь. Я пришла, и зашла в сарай, в котором что-то скрипело. Там висел он. — Вытираю слёзы и затягиваюсь. — Иуору утопился через день после похорон Кеншини. Я хотела утопиться в тот день, но он меня обогнал, — говоря это, я чувствую боль, очень сильную боль. Пытаюсь сдержать слёзы, но ничего не получается. Рон обнимает меня сбоку. — Джеро хотел со мной встретиться после похорон Иуору, — выбрасываю окурок. — Я зашла в магазин купить ему сигарет. Не нужно было этого делать… — Глубоко вдыхаю. — Ты можешь дальше не рассказывать, если тебе трудно. — Нет, я расскажу всё!       Я часто и глубоко дышу, пытаюсь сбить мысли и слёзы. Взрываю косяк, чтобы было спокойнее. — Он был самый старший в нашей компании и всегда запрещал мне курить. — Делаю затяжку, ухмыляясь. — Сейчас бы он меня за это убил. В тот день я попробовала свою первую сигарету, ибо придя на место встречи, я обнаружила его со вскрытыми венами. Ему было шестнадцать. — А вам сколько было? — Мне — двенадцать, Кеншини и Иору было по четырнадцать, а Десьюгу — пятнадцать. — Делаю затяжку и отдаю сигарету Рону, чтобы сильно не переживал. — Дейсьюг прыгнул с крыши, а его родители сошли с ума после этого. Говорили всем, что он просто гуляет, скоро придёт. — Прикуриваю сигарету. — Мне не хотелось жить после всего этого. Было очень трудно просыпаться утром и не знать — зачем? У меня была «глубокая депрессия». — Выдыхаю. — Я не могла спать, есть. Ходила как зомби. Никуда не выходила гулять — чисто школа-дом. Да и хождение в школу для меня были чем-то из жанра фантастики. На уроках спала или смотрела в одну точку, а ночью горящими глазами вглядывалась в пустоту до рассвета. — Делаю ещё одну глубокую затяжку. — Даже обезболивающих не пила: не видела смысла их пить, ибо моральная боль была сильнее. Даже на публике не хотела улыбаться, смеяться. — Делаю затяжку. — Могла ночью пойти гулять до рассвета по крышам. Ты когда-нибудь ходил по ограждению восемнадцатого этажа, при этом ничего не чувствуя? — Нет.       Я показываю ему, какого это, с помощью способности. У Рона выступают слёзы. — Это страшно. — Возможно… — Затягиваюсь. — Но окончательно я разочаровалась в жизни и жестокости людей лишь в тринадцать лет, когда меня изнасиловали, а моего друга Майка убила игра Играй или умри. — Затягиваюсь в последний раз и выбрасываю окурок. Я очень переживаю, что Рон сейчас узнает о моей жизни, а потом уйдёт. — Не знаю, помнишь ли ты волну суицидов из-за неё в тот год, но всё же мы с ним поспорили. Я ещё не знала об этой игре, поэтому согласилась. — Выдыхаю, сдерживая слёзы вместе со своим спокойствием, которое длилось недолго. —  Он сказал: «Давай, если я умру на этой неделе, ты доживёшь до двадцать одного года и будешь всегда блистать своей яркой улыбкой». Глупая психология, на мой взгляд, но всё же я согласилась. — Прикуриваю ещё одну. — Зачем? — Он знал про то, что я хочу умереть. А я думала, что он не сможет… — нервно или от собственной глупости смеюсь. — Однако он смог прыгнуть с двенадцатого этажа в воскресенье той недели. — Вновь сглатываю ком в горле. — Отослал мне свой пароль и логин субботним вечером, чтобы я знала причину. — Ты в этом не виновата. — Да, я тоже себя убеждала в этом… — Затягиваюсь. Выдохнула клуб едкого и густого дыма и задумчиво произнесла. — На самом деле, я всё ещё не могу в это поверить, а его мать до сих пор меня обвиняет в этом. Почему меня? — читаю вопрос в глазах Рона. — Он только мне прислал пароль и логин, а матери в записке написал, чтобы не заходила на его страничку. Это очень трудно. Выполнить спор трудно, когда эти мысли и эти воспоминания давят на меня каждый день. Кажется, будто я всех убила и спрятала нож под подушку, чтобы никто не узнал, а у самой с локтей капает кровь. — Хей, я с тобой, — Рон обнимает меня и говорит: — Всё будет хорошо. — Надеюсь. Когда-нибудь уж точно.       Мы курим и сидим в обнимку на пирсе долгое время, смотря на блики воды в полном молчании.