21 год жизни

      Время 17:00. К нам подъезжает чёрная машина с девушкой за рулём. Она выходит из машины и, обняв Рона, целует его в щёку, от чего я начинаю злиться и ревновать. — Джесс, это Чаги. Чаги, это Джесс, — знакомит нас Рон. — Приятно познакомиться, — пожимаю руку девушке с фиолетовыми волосами, фальшиво улыбаясь.       Я невольно представляю, как из её вскрытого горла течёт алая кровь. Но она не придаёт этому значения, от чего я начинаю злиться ещё сильнее.       На вид ей двадцать один — двадцать два года. Она в порванных на коленях джинсах и в чёрной толстовке. — Поехали. — Рон садится на переднее сиденье.       Я сажусь на заднее сиденье. Как не странно, у меня получается скрывать злость. — Давно ты в бегах? — обращается ко мне Джесс, смотря в зеркало заднего вида. — Четыре дня, а ты? — С четырнадцати лет. Мать кололась до изменения закона — потом её казнили. А отец хотел меня в проституцию сдать.       Мы едем на протяжении получаса. Всё это время мы обмениваемся информацией друг о друге. В ходе разговора я узнаю, что у Рона отец повесился, когда ему было полгода. А отчим бил его и мать. Он убежал от них в одиннадцать лет.       Джесс — бывшая закладчица. Бегает по всей стране с Роном, Виталиной — тоже сестра, и хакером Вахтерамом от закона, чтобы выжить. — Приехали, — заявляет Джесс, когда машина подъезжает к двухэтажному деревянному дому. — И что мы должны делать? — Нужно ему отомстить, обчистим его дом. — Что он сделал? — Виталину продал. — Я не могу. — Ты недавно на Джесс злилась, теперь позлись на этого сутенёра! — Это не так работает, Рон! Он мне ничего не сделал! — Нам нужны деньги, — говорит очень спокойно Джесс, и это заставляет меня задуматься на минуту.       Машина погружается в гробовую тишину на минуту. После недолгой паузы я всё-таки отвечаю согласием. — Эх… — вздыхая, осматриваю дом. — Я полезу. — Снимаю кофту, оставаясь лишь в футболке. — Зачем? — Берёт у меня кофту. — На втором этаже горит свет, значит, там кто-то есть. — Мы не будем никого убивать! — паникует Джесс, что кажется мне странным. — Я и не говорила этого. Входная дверь явно открыта, но там щелчок. Будет слышно, там я не пойду. Подвал уже открыт: сегодня тепло — проветривают. Значит и изнутри будет открыт. — А если нет? — Даже если и нет, на первом этаже есть окно незакрытое, ибо его красили. Краска не высохла — видно же. Ля, вроде воры, а простых вещей не видите. — Я… — Справа, по классике, кухня, — перебиваю Рона. — Ты — берёшь все ценности там: столовое серебро, шкатулки, хрусталь, — показываю на него. — Ты — идёшь со мной, — показываю на Джесс. — Я провожу тебя в зал. Обычно он чуть дальше кухни. А на втором этаже — я. У нас есть две минуты, чтобы зайти и разойтись по местам. Я подам сигнал, когда будет достаточно времени, чтобы можно было спокойно всё сделать. Понятно? — Да, — отвечают мне хором.       Мы залезаем в открытый тёмный подвал: как ожидалось, изнутри он тоже открыт. Поднимаемся на первый этаж в тёмный коридор. Вдоль по нему идёт Рон, а я с Джесс сворачиваем налево — в зал. «Рон — на кухне, Джесс — в зале; всё по местам, — думаю. — В чём подвох? Почему она так нервничала?»       Я поднимаюсь по едва освещённым ступенькам, чувствуя рубатосис; мне очень некомфортно находиться в таком состоянии. Сердце бешено стучит, предчувствуя засаду.       Держась за поручень, случайно нажимаю кнопку, которая отвечает за освещение на фотографиях, висящих на стене у лестницы. На одном из фото замечаю Рона. На следующем Джесс. Я ещё не знаю Виталину и Вахтерама, но, кажется, на следующем фото они вчетвером. «Это проверка. Значит, не доверяешь». — Продумываю план мести, занимаясь поиском чего-нибудь в тумбочке у спальни. После чего планирую не возвращаться. Это как предательство. Говорить, что любишь и проверять человека.   «Хорошо», — нахожу складной нож.       Даже я так бы не делала, пусть творила всякое и какой плохой бы не была! Только Джон тогда говорил «люблю», я не говорила этого. Ему я не врала! И Рону не врала! За что он так со мной?!       Толкаю приоткрытую дверь и вижу, сидящего на кровати ко мне спиной молодого парня, который курит и слушает музыку по ноутбуку.       Я быстрым движением обхватываю его и приставляю к горлу нож. — Ноут мне в сумку. Деньги где? — но в ответ я слышу лишь его смех. — Угомони свои таланты! — волнуясь, говорит Джесс за моей спиной. — Молодец, Чаги! Знакомься это… — Вахтерам. Где деньги? — перебиваю его. — Успокойся, это проверка была! Шутка! — В ответ на это я лишь сильнее прижимаю нож к горлу и оставляю маленькую засечку. — Шутка не зашла, видимо, — голос у Джесс дрожит. — Чаги, положи нож. — Деньги в сумку, и вы больше меня не увидите. Окей? Мне эти ваши проверки не нужны, — оставляю ещё один надрез глубже. — Ладно, ладно! Деньги в сумке! Ноут оставь! — Ладно, — беру сумку у кровати. — Я ухожу, и даже не думайте меня искать! — говорю, глядя в глаза Рону, вспоминая, как мы сидели на пирсе, что доказывает ему, что он не прав. Он мог мне верить. — Мы не будем, но и ты к нам не беги, — говорит в нём гордость. — И не подумаю. — Толкаю плечом и ухожу.       Я выхожу из дома и понимаю, что без понятия, где нахожусь, но возвращаться не буду, хотя бы из-за гордости. «Найду реку — найду дорогу», — думаю.       Я иду по прямой дороге между деревянными домами. Через три квартала поворачиваю налево и натыкаюсь на полицейский отдел. «Так. Спокойно, они тебя заметили. Иди спокойно, — успокаиваю себя, — ты в капюшоне. Сейчас ещё нет комендантского часа. Время только… — смотрю в телефон, отстраняя взгляд от полицейских, — 19:15. Всё хорошо».       Я прохожу мимо отдела, но мои ноги так и норовят подкоситься. Напряжение в мышцах нарастает. За мной идут два полицейских медленным шагом. На автомате засовываю руки в джинсы, держа нож. Но они просто проходят дальше, будто меня нет. «Выдохни, — думаю. — Всё хорошо. Надо найти кофту, еду и обезболивающие», — откидываю мысли о полиции.       Через два квартала слева от себя за углом я обнаруживаю что-то светящееся. Как и ожидалось, это была вывеска магазина. Зайдя в него, обнаруживаю отсутствие камер и охраны. Одинокая продавщица мне явно ничего не сделает. «Можно своровать», — думаю.       Прохожу в первый отдел и беру молоко, иду дальше к холодильникам, достаю сосиски и сыр. Дальше — в хозяйственный отдел, нахожу коробок спичек и упаковку шпажек. В одном из рядов нахожу вход на склад. Захожу и в самых дальних ящиках с маркировочной лентой «Пути заказаны» нахожу бутылки вина. Беру две бутылки и кладу в рюкзак.       Мне стало интересно: «А сколько у меня денег?». Пять перевязанных пачек пятитысячными купюрами. Кладу в карман одну купюру и иду назад по тёмному складу, но натыкаюсь на блоки сигарет с такой же лентой, как у вина. Беру один блок и засовываю в рюкзак.       Выхожу в торговый зал, осматриваясь, и продолжаю делать покупки. В следующем отделе беру две толстовки. И по дороге на кассу захватила Marshmallow. — С вас три тысячи пятьсот. — Хорошо. — Достаю деньги. — Сдачи не нужно, — мило улыбаюсь и быстрым шагом направляюсь к выходу. — Спасибо! — радуется глупая продавщица.       Я выхожу из магазина и направляюсь к полям — подальше от полицейского отдела.       Через полчаса пути я замечаю за собой тяжёлые мужские шаги. Ускоряюсь — они тоже. Замедляюсь — они тоже. В конечном итоге я просто останавливаюсь и жду, когда он подойдёт.       Он подходит со спины, видимо, понял. Я, в свою очередь, на всякий случай, приготавливаю нож. На близком расстоянии он берёт меня за локоть и разворачивает к себе. Я подставляю к его горлу нож. — К чему такая строгость, деточка? — подымает руки, будто сдаётся. По его глазам видно, что он напуган. — Такие обстоятельства. — И куда ты? — пытается разбавить накалённую обстановку. — Тебя кто-то послал? — Вопросом на вопрос не отвечают, — самодовольно ухмыляется. — А ты мне не упрекай. Или уже забыл, что это я держу у твоего горла нож? — не даю и шаг сделать. — Я тебя нашёл в футболке, ты на склад заходила. — А теперь ты про это забудешь, — представляю, как вскрываю ему глотку без доли сомнения. — Забуду за пару упаковок сигарет, — заикается, увидев мои мысли. — Точнее за сигарету — одну. — Нормально попросить не мог? — Убираю нож, делая небольшую засечку у него на горле. — Я тебя не знаю. Вон, то ножами размахиваешь, то продавцам деньги даришь. — Она заслужила. И ты заслужил. Нечего было за мной идти. — Достаю из внешнего кармана перчатки и надеваю, чтобы достать пачки. — Зачем перчатки? — А я тебя тоже не знаю. Вдруг мент под прикрытием. Пальчики мои снимешь с пачки и привет виселица, — отдаю ему две пачки. Он неохотно их забирает, будто не этого ожидал. — Я смотрю, ты пить будешь? — Не твоё дело, — закрываю рюкзак. — Одной пить нельзя. Может я с тобой? — Ещё чего не хватало. — А вдруг, я сейчас ментам раздам сиги, они ведь тоже курить хотят, и сдам твоё местоположение и ориентировки. А по камерам у отдела тебя и найдут. — Вот ты сука, конечно. Ладно, пошли. Где река знаешь? — Да, но там не советую, — потирает руки, нервничая. — Почему? Приедут — искупаемся. — Пошли ко мне, там безопасно. — Долго идти? — разворачиваемся обратно. — Нет. Меня Кевин зовут, — протягивает руку. — Юкико, — пожимаю руку.