***
Огонь тихо трещал поленьями в огромном камине, расположенном в тайном кабинете, которым пользовались лишь в редких и самых необходимых случаях. И сейчас был как раз один из них. Перед собранием все министры переговаривались тихо, но очень оживлённо. Это первое тайное собрание при новом короле. — Он слишком юный, — фыркнул один из самых старших чиновников. — Его отец рано преставился, слишком рано… Не к добру! Не сможет он так же мудро вести дела, совсем мальчишка! — Но Его Величество слишком изменился в последнее время, — качает головой рядом тот, что помоложе. — Вы слышали, что говорят слуги? — встревает самый молодой из присутствующих. — А тебе, Тэхён, лишь бы слушать, о чём омеги-прислуги шепчутся по углам! Шалопут! Из тебя самого всё детская дурь никак не идёт! А на молодого повелителя говорите! — Я ж не о том, что он молод! — цокает Тэхён и глаза закатывает, а затем понижает голос. — Чертовщина, говорят. Сначала владыку видят в покоях, а потом, мгновения пройти не успевает, как повелитель просит подать воды в сад! То он в своём кабинете работает и одновременно с тем его видят в библиотеке! А ещё, тот симпатичный управляющий замком сказал, что… — Прикуси язык! — рявкнул министр иностранных дел, Хичоль, борясь с желанием отвесить подзатыльник молодому общественному деятелю. — Этот «симпатичный управляющий» из королевской семьи! Проявляй уважение!.. Ким хотел было привстать и ударить младшего коллегу, но главные двери с громким скрипом отворились, и в кабинет вошли Его Величество вместе со своими ближайшими людьми, так что все мгновенно замолчали и застыли на своих местах. Его Величество, Хан Джисон, быстрым шагом прошел к своему месту во главе стола, а справа от него сели и его спутники. Новый король очень красив, этого не признает только слепой дурак. У него глаза чёрные совсем, пронзительные, от него сила исходит, уверенность, и в его присутствии уже никто не может позволить себе открыть рот. Все лишь молча встали и поклонились. — Садитесь, — кивнул слегка головой Джисон, и сам сел. — Рад вас всех видеть. Сегодня мы будем обсуждать план срочных действий на случай, если война с Западом все же начнётся. — Западу будет противостоять куда сложнее, чем Югу. Они не так изнежены климатом, и намного лучше подготовлены, — откликается Хичоль, глядя королю прямо в глаза. — Я не просил давать характеристику Западу и Югу, так как и без ваших нехитрых умозаключений прекрасно осведомлён, что из себя представляют наши враги. Я просил высказать предложения о конкретных действиях, — прервал крайне бесполезную речь чиновника Джисон и лишь рукой махнул. — Вы меня плохо расслышали? Неужели у Вас уже проблемы со слухом? Пока рановато, — приподнимает брови король, а Хичоль замолкает и начинает смущенно копаться в своих бумагах. — У кого-то есть достойные предложения? Неужели ни у кого? — Если позволите… — робко поднимает руку Тэхён, а Хан кивает. — Может, есть смысл их успокоить? Создать иллюзию, что мы лёгкая добыча и не направлять всю силу к границам, а сосредоточиться, скажем, в гористой местности, которая в двух днях пути от границы? В таком случае и они не будут бросать все свои силы на прорыв границы. В худшем случае мы могли бы просто отразить нападение и сдержать натиск, а в лучшем было бы возможно прорвать их границу и уйти вглубь территории. — Неплохо, — легко улыбается Джисон. — Очень даже неплохо, но мы уже успели об этом подумать. Чанбин. Чанбин, один из пришедших вместе с королём альф, лишь голову слегка наклоняет и так же еле заметно улыбается. Он переглядывается с альфой, сидящим совсем близко к Джисону. Чан понял его, так что сам взял слово. Чанбин никогда не был многословен и открыт, говорить много не любил, а если и говорил, то только по делу. Он предлагал много планов, стратегий, которые они уже тысячу раз успели обсудить лишь втроём, а это собрание лишь для перестраховки, чтобы увидеть, что никто не додумается до хода, который они продумали. Со Чанбин, министр обороны, всегда смотрел хмуро, своим тяжёлым взглядом проникал прямо в души присутствующих. Может, поэтому его не любили? Кто знает, потому что Чанбин и сам никого не любил. Ему не нравилось быть среди этого сборища; привыкший к компании короля и Чана, он не чувствовал себя в безопасности среди прочих чиновников и министров. С Чаном он был знаком не так давно, оба они были очень молоды, но занимали свои посты не просто так. Чанбину не так давно исполнилось двадцать три года, а Чан был на год старше него. Впервые пожав руку Бана, Чанбин уже понял, что этому человеку он сможет доверить многое, возможно, даже свою жизнь. — Мы обсуждали этот вопрос, и такой вариант развития событий тоже был, — тихо и вкрадчиво подаёт голос Чан, обращаясь ко всем присутствующим. — Но дело в том, что это слишком очевидно, если даже управляющий торговыми связями предположил такой ход событий, а Ли Тэмин поймёт это со своей свитой мгновенно, и у нас не будет шанса. Чан как обычно спокоен и невозмутим, его, кажется, в этой жизни ничего не может удивить или смутить. Он занимается исключительно вопросами экономики, в его подчинении много людей, чиновников, Тэхён и вовсе его постоянная головная боль, ему сложно, но в то же время нет никого более талантливого в этой сфере, чем он. Помимо своей области, он профессионально мог обсуждать, вероятно, любые вопросы, включая стратегию. Чан смотрит, слегка глаза прищуривая, по всем присутствующим альфам проходится, пытается понять, о чем они думают, кажется, будто мысли их читает, все предложения внимательно выслушивает, кивает, следующего спрашивает, на короля поглядывает временами, и часто с Чанбином взглядами пересекается. Хорошее предложение высказал начальник армии, Со Ёнхо, видный, высокий альфа, выглядящий очень внушительно. Прямолинейный, не понимающий намеков, привыкший только отдавать приказы и подчиняться приказам, он выдвинул очень интересное, даже хитрое предложение. Мужчина тридцати лет был действительно умён в военном деле и был одним из немногих, с кем Чанбин мог поговорить. — Что ж, все выдвинутые предложения расхожи с тем, которое мы обсуждали, а значит можно считать, что он останется наиболее выигрышным. Если у Вас будут какие-то мысли, можете высказать их позже Министру Со, — подвёл итог альфа и посмотрел на правителя, который все это время только молчал и внимательно слушал. — Верно, и с этим закончим на сегодня, — подал голос Джисон. Все присутствующие оживились и заёрзали на своих местах. — Ваше Величество, есть ещё один вопрос, — говорит достаточно громко Тэхён. — Слушаю, управляющий Ким, — вздёргивает брови Джисон. — Когда начнётся подготовка к балу в честь Вашего Величества? Это старая традиция, Вы решите её игнорировать? Если же нет, то остаётся не так много времени до ближайшего солнцестояния, — протараторил Тэхён, которого этот вопрос очень живо волновал. Он просто не успеет достать продукты, если подготовка начнется слишком поздно. — Ах, да, бал, — тянет устало Джисон, по нему видно, что он безумно раздражён и устал. — Чан, у нас есть достаточно средств, чтобы провести мероприятие? Это не повлияет на нашу способность подготовиться к войне? — Ваш отец подготовил для Вас идеальную почву, мы могли бы провести ещё пять таких балов, а затем захватить не только Запад, но и Юг, так что не стоит волноваться, — склоняет голову Бан, который заранее просчитал все возможные траты. — Тогда готовься, Тэхён, — даёт добро король, внимательно глядя в лицо альфе, который уже начал обдумывать где и что заказывать. — Завтра подойди к Хёнджину, обсуди с ним всё, он поможет. Чан, — зовёт Джисон. — Да, Ваше Величество? — тут же откликается он. — Проконтролируй их, ладно? — попросил Джисон. — За неделю до бала я попрошу тебя проинформировать меня обо всех этапах подготовки, затратах и обо всех происшествиях, потому что я уверен, что они будут. — Понял Вас, — с улыбкой кланяется Чан. — Всех благодарю, можете быть свободны. Чан, Чанбин, задержитесь, пожалуйста. Зал очень быстро опустел. Первым почти вылетел Тэхён, бормочущий под нос имена всех, с кем ему надо будет встретиться и договориться. Хичоль уходил последним, он надеялся услышать хоть малую часть того, о чем должны были говорить двое министров вместе с королем, но его планы были раскрыты, Джисон саркастично вздёрнул бровь и Ким, ещё раз поклонившись, ушёл. — Присмотри за Хёнджином, я умоляю, — трет устало виски Хан, глядя Чану в глаза. — Не дай ему уйти в разнос, ты же знаешь, он легко забывается. — Джи, даже ты его не контролируешь, а я тем более не смогу, — улыбнулся Чан весело, показывая ямочки и переходя на неформальный стиль общения. Когда они наедине им можно говорить так, как они привыкли, так, как говорят друзья. — А ведь ты король. Контролируй свою семью, Величество. — Мой кузен… — стонет Джи и разворачивается к окну. — Надо выдать его замуж поскорее, а то семнадцать лет парню, а всё ещё ходит один… — И он очень этим доволен, — подаёт голос Чанбин. — Он считает себя сильным и независимым, он не хочет замуж, так может и не принуждать его? Пока нет острой необходимости? — Он потратит всю мою казну, только потом успокоится и запросится замуж, а потом будет разорять своего мужа, — смеётся Джи, тряся головой, чтобы глаза не закрывались, хотя спать хотелось ужасно. — И что мне с ним делать? — Твой отец любил выгодные браки, мы могли бы сойтись с Востоком, — жмёт плечами Чанбин, а у Джи морщина вертикальная на лбу появляется, а брови сходятся к переносице. — Исключено, при мне такого не будет. Я брата не отдам непонятно куда, непонятно кому. Он будет жить при мне, чтобы я мог его защитить, — серьёзно заявляет Джи. Чанбин лишь жмёт плечами и ничего не отвечает. — На самом деле, — почти робко начинает Чан, слегка опасаясь реакции вспыльчивого импульсивного правителя. — Я заметил, что есть кое-кто, кто неравнодушен к Хёнджину… — Интересно, — улыбается Джи. — Кто? Я не поседею, если мой брат захочет выйти за него? — Нет, думаю, тебе понравится эта кандидатура. — Чан, а возьми его ты замуж, а? И я точно буду спокоен, — Джи игриво смотрит на друга, а тот аж самообладание теряет и на мгновение король видит, как Бан пугается. — Упаси меня боже, я люблю твою семью, конечно, ты мой друг, мой правитель, но при всём уважении, я не возьму Хёнджина, нет, ни за что, — замахал руками Чан, даже отходя от Джи, а тот взрывается смехом. — Тогда Чанбину отдадим, да? Один муж хорошо, а двое лучше, — утирая слёзы смеха, говорит Хан. Тот лишь смотрит на него хмуро, шутки не оценивает, головой отрицательно качает и к камину отходит. Чанбин не любит такие шутки. Ему не нравится, что к омегам до сих пор относятся как к вещам. Хоть Джи и отличается от правителей прошлых лет, но всё же в нем заложено это отношение к омегам. Со это возмущает. — Ладно, господа, давайте расходиться, — хлопает в ладони Джи. — Пока готовимся к балу, а потом и про Запад будет видно.***
— Ли Минхо, вставай! Просыпайся! — громко проговаривает прямо над ухом мальчишки его любимый дядюшка. — Сейчас же! Минхо, дядя будет злиться! Минхо не реагирует, он уже даже не вздрагивает. Ли слишком привык к подобному. На него всегда кричат. Кричат, когда он просыпается, когда он ест, когда занимается чем-то, когда учится. Это настолько привычно, что он уже не реагирует, потому что научился прекрасно чувствовать эту грань, когда простые крики перейдут в побои. Дядя Кюхён никогда его не бил, в отличие от своего мужа, но и не защищал его. Минхо не ошибается, Кюхён его не ударяет. Он окончательно просыпается, после того, как с него скидывают одеяло, и лишь смотрит немного раздражённо на родственника. — Известили о подготовке к традиционному балу, нашу семью пригласили, — поджимает губы дядя, отходя от омеги. — А я тут при чем? — зевает Минхо, потягиваясь. — Вы же меня никогда никуда не берете, так зачем сейчас это говорите? Я же сумасшедший… Дядя фыркает. Все знают, что достопочтенная семья Мин воспитывает своего племянника, родители которого погибли, стоило ему появиться на свет. И то, мальчик родился красивым, но умалишённым. Такова была легенда, так рассказывали дяди о маленьком Минхо при дворе. Сумасшедший, не в себе, умалишённый, дикий, хотя омега был абсолютно здоров. Просто он чувствовал, что он не нужен. — На твое имя тоже пришло приглашение, — с огромным неудовольствием проговаривает Кюхён. — Хотят проверить, жив ли я, или вы меня придушили своей невероятной заботой, — тянет Минхо, протирая глаза пальцами. Дядя не находится что ответить, потому что и в самом деле Минхо не особо любят в этом доме, а заботится о нем только сам Кюхён. У омеги есть только он, единственный человек, который его хоть немного любит. — В общем, просто знай, что через две недели мы пойдём на бал, и тебе нужно будет вести себя подобающе… — Понял, я буду прятаться за спиной дяди Шиндона, вежливо улыбаться и постоянно молчать, так как говорить я не умею в силу своего слабоумия, — мерно выговаривает Минхо давно заученную до дыр фразу. С самого детства он ведет себя на людях именно так. — Кланяться старшим, не отходить от вас, не отвечать на вопросы, изображать испуг, если ко мне подойдут. Избегать альф… — Последнее уже неактуально, — жмёт плечами дядя, а Минхо застывает. Он ждал этого, но не думал, что так скоро. — В смысле? — Тебе через два дня шестнадцать, не забыл? Ты достигнешь брачного возраста, и бал будет прекрасной возможностью найти тебе мужа. — Я же ненормальный, — закатывает глаза омега и успокаивается, поднимаясь с кровати. Правда, кому он нужен будет, сумасшедший? — Альф это не волнует, поверь, — смеётся жеманно Кюхён. — Ты красивый, пахнешь нежно, лиловыми фиалками, да еще и молчишь всегда. Не удивлюсь, если на тебя будут претендовать десятки холостяков. — Вздыхает мечтательно старший омега, снова осматривая красивого племянника. — Я не нравлюсь семье и все такое, это я давно понял, но вы можете выбрать альфу, который был бы не совсем уж древним стариком? — искренне просит Минхо. Молодому парню, совсем еще мальчишке, вовсе не хочется греть постель старому морщинистому альфе, а потом становиться вдовцом в свои юные годы. Не такой жизни себе хотел Минхо. — Пожалуйста… И Кюхён правда задумывается. Невольно старший омега ставит себя самого на место Ли, и понимает, что ещё больше усложнить его жизнь было бы просто не по-людски. Да, он не мог защитить его от своего мужа, но и его собственные дети воспитывались не мягче. Его самого в детстве так воспитывали, и он не считает, что такое воспитание недопустимо, ведь он стал нормальным человеком. — Я выберу тебе кого-то моложе тридцати или около того, обещаю, Минхо, — серьёзно говорит Кюхён. — Я не отдам тебя в плохие руки, ладно? — Спасибо, — кивает мальчик с облегчением. Дядя кинул последний взгляд на маленького, пока низкого мальчишку с большими глазами и развернулся к дверям. Неужели совсем скоро его не будет в этом доме? — Дядя Кюхён, — прикусил губу Минхо. — Спасибо вам за все, — Минхо быстро и легко подходит к мужчине и обнимает его за талию, прижимаясь к спине старшего. Тот потрясённо замирает. — Я ведь помню, что вы никогда меня не били и не унижали, я… Знаю, что боитесь тоже дядю, но спасибо, что приняли меня, хотя могли и отказаться, — у Минхо в носу защипало. Он давно хотел сказать это дяде, но возможности не было или ему не хватало духа. — Я помню, что вы обнимали меня, когда я был совсем маленьким. Старший омега глубоко вздыхает и поворачивается в кольце рук Минхо, чтобы повернуться к нему лицом и теперь обнять его нормально, прижать к себе и погладить по волосам. Он давно так не обнимал мальчика, очень давно. На своей одежде Кюхён чувствует влагу, и сам плакать хочет. — Как я мог тебя не обнимать, — вздохнул старший. — Ты так боялся темноты и грома, ты был таким маленьким, так часто болел, я думал, что ты вообще умрёшь, — омега легко целует в макушку племянника. — Ты был таким маленьким… — Вы спали со мной, — вспоминает Минхо. — Я помню одну ночь, когда боялся сильнее всего, тогда была очень сильная гроза, и я плакал, а потом пришли Вы, и сказали, что в этом доме мне не надо бояться грозы. — Правильно, — кивает старший. — Не надо бояться. Ничего не бойся, ладно? Я буду там рядом с тобой. Выбирать будет твой дядя, но я попробую уговорить его на кандидата, который лучше подойдёт. Я все сделаю… — Спасибо, — Минхо прикрывает глаза и вдыхает нежный запах липы, погружаясь ненадолго в детство. Да, у него нет родителей, нет родного папы, он сразу об этом знал, но тянулся к Кюхёну, и его редко обнимали, очень редко дарили любовь, но она была, и он чувствует, что любит одного дядю, и ненавидит второго. В последнее время он вообще редко общался с дядями, а сейчас ему стало легко. Действительно легко, и он верит Кюхёну, и он не боится. Старается не бояться.***
— Тебя долго не было, — спокойно смотрит молодой человек на только что вошедшего. — Мог бы и не ждать, — фыркает Джи, скидывая на ходу накидку. — Ну, да, ты же меня никогда не ждёшь, — недовольно проговаривает парень, подпирая руками голову. — Рассказывай, что там было, кто о чем говорил. — Завтра утром расскажу, я слишком устал, — зевает Джи, подходя ближе к молодому человеку, сидящему за его рабочим столом. — Ты уже рассмотрел документы, которые тебе дал Чан? — Да, но там нет ничего интересного. Что говорили на собрании? — Будет бал. — Мы о нем совершенно забыли, — кивает он. — Через две недели? — Да, — жмёт плечами Джи. — Думаю, на него стоит пойти тебе. — Нет, — тут же качает головой собеседник. — Это плохая идея. Ты сам знаешь, что я ненавижу скопления людей. Я буду в своих покоях, а во внимании и поздравлениях искупаешься сам. — Как скажешь, — Джи не стал долго спорить, потому что это бесполезно. — Он пойдёт на бал. — А теперь, Бога ради, прекрати уже торчать у меня и иди к себе, — ворчит он, выпроваживая позднего гостя. — До завтра. Его покои покидают, и Джи наконец может тяжело вздохнуть и подумать о том, что совершенно не представляет, как ему жить и править дальше.***
На балу скучно, король Хан Джисон скучает, но держит лицо серьёзным и невозмутимым. Он своих министров видит почти каждый день, так что с ними почти и не говорит, смысла все равно никакого нет. Особенно он старается избегать Ким Хичоля, который привел с собой свою семью, и теперь пытается обратить внимание Джи на своего старшего сына омегу. Король не заинтересован. Парень симпатичный, но одного с ним возраста, двадцати двух лет, да и пахнет слишком резко на вкус Джи. Корицей? Вроде да. Непривлекательно. Джи подумывает даже сбежать с бала, устроенного в его же честь. Его спасает музыка. Гости разбиваются по парам и легко кружатся в танцах по большой тронной зале. Смотреть на это приятно. В руках альф нежные омеги. Сам король не танцует, он стоит чуть в стороне, а рядом с ним неизменно стоит Чан. — Омеги прекрасны в любом возрасте, мне кажется, — чуть улыбается Джи, обращаясь к Чану. Они оба наблюдали и за молодыми омежками, и за омегами среднего и преклонного возраста, которые с одинаковым удовольствием кружились с партнерами. Такие изящные и лёгкие. — Чан, почему ты всё ещё один? Ты красивый, добрый, умный альфа, богатый, так какого черта у тебя нет омеги? — Я хочу дождаться того, кто мне предназначен. Ты же знаешь, как это бывает, посмотришь на него, почувствуешь его запах, расскажешь ему секрет его запаха, и поймёшь, что он твой. Я не хочу разочароваться, понимаешь? — Наверно, — качает головой Джи, а затем переводит тему разговора, потому что знает, как Чан не любит, когда они говорят о его личной жизни. — Смотри, а Чанбин-то хорошо танцует, оказывается. — Да, — не без удивления соглашается Чан, найдя в толпе танцующих друга. Чанбин уверенно вёл по залу своего молодого супруга. Они поженились совсем недавно, около года назад. Муж Со, Ёнбок, очень красивый и юный омега, нежный, как цветочек, маленький, хрупкий в руках мужа. Его сосватали в пятнадцать, а свадьба прошла прямо в его шестнадцатый день рождения. Это стало огромным стрессом для мальчика, так что он до сих пор боится Чанбина и не подпускает к себе. Ему страшно, и это видно сразу, но за руки супруга омега цепляется, боясь отпустить, потому что когда Чанбин рядом, он может бояться только его, потому что он защитит, а когда Чанбина нет, то он боится всего мира. — Ты уладил конфликт Хёнджина и Тэхёна? — спросил Джи. — Да, конечно, правда, Тэхён получил по лицу букетом роз, но я думаю, что это малая плата за спокойствие, — улыбнулся уголком губ Чан. Ким Тэхён танцевал с красивым омегой, имени которого Джи не знал, и на его правой щеке были видны свежие царапины от острых шипов. Джи еле сдержался от смешка. — Кто его такого буйного возьмёт, — снова вздохнул король, а Чан лишь глаза закатил. — Смотри, в правом углу, — шепчет Бан, привлекая внимание короля к интересной сцене, разворачивающейся в указанном направлении. В правом углу залы Со Ёнхо, начальник армии, пытался пригласить Хван Хёнджина, кузена правителя, на танец. Омега отворачивался, руки не подавал, а военный всё не отставал, настойчиво хотел парня в танец втянуть, но не получалось. Хёнджин, которому доверено управлять дворцом, не желал танцевать с альфой, он пытался уйти, но Ёнхо просто не давал ему возможности. — Я чувствую, как у него заканчивается терпение, — хихикает Чан. — Ох, сейчас рванёт, скандала не избежать. Чан, уведи Ёнхо, я тебя прошу, — смотрит в лицо другу Джи, а Бан послушно кивает и идёт прямо сквозь толпу танцующих, но опаздывает. Хёнджин лепит Ёнхо звонкую пощёчину, после которой он лишь извиняется, легко кланяется и отходит раньше, чем Бан успевает поговорить с ним. — Ну и что опять не так? — вздыхает тяжело Чан, глядя в глаза Хёнджину, который разве что еще из ноздрей пар не пускал. — Почему ты не мог просто с ним потанцевать? Высокий, красивый… — Чан! — прерывает его Хёнджин и даже ногой топает. — Не хочу я! Он меня раздражает! Ему тридцать лет, а мне семнадцать, не думаешь, что это слишком? — Так тебя только возраст волнует? Это всё? — Он на меня давит! — жалуется парень и смотрит жалобно в глаза Чана. — Поговори с ним, пожалуйста! Только Джи ничего не говори и… — Я им не скажу, — успокаивает мальчишку Чан. — Он сказал, что он меня почувствовал, сказал, что чувствует верхнюю ноту, — нижняя губа Хвана задрожала. — Он мой альфа, Чан, и теперь он лезет ко мне, хочет жениться, а мне тяжело дышать из-за него! Только никому не говори, ладно, а то они сразу меня спихнут за него замуж!.. — Я никому не скажу, и с Ёнхо тоже поговорю, но ты же понимаешь, что со временем тебе все равно придется быть с ним… — С этим я потом разберусь, спасибо, Чан! — Хёнджин импульсивно хватает Бана за руку, целует в благодарность тыльную сторону ладони альфы, а затем идёт поправлять сбившиеся украшения в другом конце зала. Чан же возвращается к Джи, который заинтересованно следил за вновь прибывшими гостями. — Там все в порядке? — Да, все хорошо, не волнуйтесь, — кивает Чан. — Кто это? — Аристократы, — коротко бросает Джи, — как всегда опаздывают. Смотри-ка, это разве тот самый малыш Ли? — Где? — оживляется Чан, тут же понявший, о ком идет речь. — За спиной того жирного альфы, приглядись. Мне интересно, он правда сумасшедший? — Узнать? — Не при его родственниках, — мотает головой король. — Я не пойду, не хочу с ними говорить. Пригласи мальчика на танец, если откажут, всё равно возьми его и скажи, что я велел, — приказывает Джи. — И сделай лицо попроще, — улыбается он. — Я не замуж его тебе предлагаю взять, а просто повальсировать. Ближе к концу танца подведи его ко мне. Чан отправляется к только что прибывшим, и не может не заметить, что малыш Ли, как его называют, правда очень красив. Маленький, с тонкими чертами лица, хрупким телосложением, очень бледный и с большими глазами. И пахнет потрясающе, фиалками, чистыми, свежими. Красивый омега, Чан не может с этим спорить. — Мой племянник… — начал было Шиндон, который искренне не хотел отпускать от себя парня, тут же замолкает, подбирая слова. — Может, Вам лучше потанцевать с моим сыном? Он… — Я хотел бы пригласить именно Вашего племянника, — вежливо кланяется Чан, а Кюхён цепляется за локоть мужа. — Отпусти мальчика, дорогой, пусть он потанцует. Господин Бан, прошу Вас, будьте с ним аккуратны… — Не беспокойтесь. Чан подаёт руку маленькому омеге, и он неуверенно вкладывает свою ладонь в чужую. Непривычно, странно, страшно. Ему всё здесь кажется таким большим и страшным! Минхо редко выходил в свет, он обучен манерам, но это так в диковинку для него, что он теряется. А сейчас перед ним взрослый красивый альфа, широкоплечий, привлекательный, пахнет приятно, свежескошенной травой, это успокаивает. Музыка начинается, а Господин Бан улыбается мягко, одну руку на лопатку мальчика кладёт, не сжимает, не причиняет неудобств, но Минхо очень волнуется, у него сердце из груди выскакивает, руки потеют ужасно и ему очень неловко, что из-за его руки ладонь партнёра тоже становится мокрой. — Волнуетесь? — спрашивает альфа, а Минхо пугается звуков его голоса, вздрагивает и в своих же ногах путается. — Ну-ну, всё хорошо. Это Ваш первый бал? Чан видит, что омега его понимает, но не отвечает ему, молчит почему-то. Он его боится, у него глаза испуганно расширены, но он чувствует, что с головой проблем у парнишки точно нет. Не может слабоумный так хорошо танцевать. Больше Чан не пытался заговорить или задавать вопросы. Почувствовав приближение конца мелодии, альфа начал вести уверенно в сторону Джи, который следил жадно за каждым движением пары. — Я сразу понял, что ты здоров, и ты можешь не говорить со мной, но на вопросы короля лучше ответить, — сообщил Чан, а затем крутнул омегу лицом прямо к Хану, который мгновенно перехватил мальчика и увел в танец. Минхо был в ужасе. Теперь он чувствовал, что даже при всем желании заговорить не сможет. Ему стало жарко в легкой белой блузке, которую он надел на бал. Краем глаза он почувствовал взгляд своих родственников. Дядя Кюхён, наверно ужасно волновался, ведь он рассчитывал, что им заинтересовался именно господин Бан, а не сам Хан Джисон. К удивлению омеги, король не сказал ни единого слова, он лишь вёл Минхо по зале, в которой теперь остальные пары отступили, чтобы увидеть, как танцует сам король с выбранным омегой. Хан Джисон лишь смотрел на него пристально, спокойно изучал бледное испуганное личико, на котором красными пятнами смущение пошло. Даже уши мальчика покраснели ужасно, а руки снова начали потеть. Минхо было так неловко, хотя король, кажется, не обращал на это внимания. Ему хотелось сквозь землю провалиться от стыда. Он почти в лицо правителю не смотрел, опускал глаза и старался не наступить на чужую ногу. Омега чувствовал себя безумно глупым. Музыка стихает, скрипки замолкают и остаются лишь звуки виолончелей. Джи останавливается, кланяется своему юному партнёру, целует мягко его руку и прямо в чёрные испуганные глаза смотрит. — Тебе шестнадцать? В ответ он получает короткий кивок. Он притягивает к себе мальчика, прижимает к себе под удивлённые взгляды и охи публики, а затем склоняется к покрасневшему ушку. — Два факта, — томно шепчет Джи, — твоя верхняя нота — мёд, и ты теперь мой. Сердце Минхо пропускает удар, в глазах темнеет, и мальчик теряет сознание, падая в руки короля.***