Will you be mine?

      Пак Чимин 12:47 «Я сбежал с занятий. У меня паническая атака. Помоги мне, пожалуйста».       Чимин забивается в угол пустой аудитории, болезненно сжимаясь. Сообщение не читают более пяти минут. Чонгук… должно быть, сейчас занят. Нет ничего страшного, но… Чимин не способен контролировать всё вокруг себя, не способен контролировать самого себя, задыхаясь. Для него эти несколько минут превращаются в вечность, из которой вырывает только мигающее имя на экране телефона. Чонгук-и. Но звонок отклоняет, закрывая себе рот, чтобы не зарыдать в голос. Очень плохо. Органы сжимаются, Пак с трудом набирает сообщения.       Пак Чимин 12:53 «Не могу говорить. Помоги… Пожалуйста».       Чон Чонгук 12:53 «Малыш, ты в университете? Можешь идти? Я уже выезжаю, потерпи немного. Будь осторожен и, если что-то случится, напиши мне».       Пак кивает рваными движениями, словно это кто-то может увидеть, а затем отвечает согласием на каждый вопрос в диалоге. Всё хорошо… Всё будет хорошо совсем скоро. Сейчас нужно совсем немного потерпеть и… Подняться на ноги куда сложнее, чем Пак себе представлял.       Чимин медленно спускается на первый этаж, с трудом неся собственное тело, также медленно накидывает пальто, запахиваясь сильнее, потому что трясти начинает сильнее, а руки и вовсе перестают слушаться. Их парень засовывает в карманы, дышит болезненно и просит прощения за то, что не может ответить на сообщения, которые приходят на телефон.       Нужно идти. Неспешными шажками Чимин выходит из университета, откровенно теряясь. А… а куда дальше? В голове совершенно пусто. Наверное, если бы мог, осел бы прямо на землю, вот только прохладный ветер подталкивает идти, словно указывая нужное направление.       А есть ли смысл кого-то ждать? Может, это всё придумало сознание, чтобы успокоить, заставить поверить, что правда нужен? Что ему могут помочь, раз не справляется с этим сам? Из покрасневших глаз стекают слёзы, которые нет сил утереть. Руки страшно мёрзнут и дрожат. Дрожит и весь Чимин, который смотрит куда-то, потупив взгляд, неуверенный в том, зачем идёт. Он запутался, где реальность, а где вымысел.       — Малыш, всё хорошо, я тут, — Чонгук прижимает к себе дрожащего парня. И где шапка? Глупый, так ведь и простыть можно, о чём Пак думает?… Не так важно, ведь прямо сейчас под руками Чона дрожит, казалось, замёрзшая синица, которой требуется помощь.       Когда он подошёл?.. Или подбежал, раз дышит так рвано… Чимину становится ужасно стыдно из-за того, что снова оторвал от работы, что снова помешал и отвлёк. Эти мысли заставляют захлебнуться рыданием, на что альфа только обнимает крепче.       — Я рядом, слышишь? — Чон дожидается положительного кивка, продолжая прижимать к себе и поглаживать по спине, плечам, игнорируя холод, который чувствует на руках. Как тут можно думать о чём-то подобном, если в первую очередь хочется помочь Чимину, который и сам прижимается, буквально разваливаясь в руках старшего?       — Давай осторожно пойдём к машине, хорошо? Обещаю, что не отпущу твою руку, но вторую спрячь в карман и… постой секундочку, — он приседает перед парнем, желая сначала поправить, а затем застегнуть пальто на омеге, после закутывая того в шарф, стянутый быстрым движением со своей шеи. — Никто не увидит, не думай о других. Лучше подумай о себе.       — Мне жаль… — вырывается болезненным шёпотом, на что альфа головой качает и целует смазано в макушку.       — Спасибо, что написал мне.       Первым же делом, когда они доходят до машины, Чон усаживает омегу на задние сидения, стараясь поскорее отодвинуть передние кресла, чтобы позади можно было удобно устроиться. Рюкзак омеги оставляет на переднем сидении, регулирует обогрев, включает тихо радио, чтобы было больше факторов, помогающих отвлечься. И лишь затем устраивается рядом с Паком, закрыв машину.       — Тише, маленький, всё хорошо, — и у самого, признаться, всё дрожит от вида такого болезненного и уставшего юноши, к которому льнёт, чтобы осторожно взять покрасневшие ручки в свои, стараясь поскорее согреть. Так дрожат… — Чем я могу помочь тебе? У тебя уже были такие атаки?       Он ловит каждое движение, просит не торопиться, на что омега только сжимается сильнее, охваченный новой волной боли. Чимин положительно кивает головой, обнимая сам себя, но не может сказать ни единого слова, как бы ни старался.       Не говоря ни слова, Чонгук старается помочь выпрямиться, а после расстёгивает пальто на юноше, быстро проделывая это и со своим. Это делает для дальнейшего удобства. Альфа прижимает к себе со всем волнением и трепетом, который чувствует сейчас к Чимину. Если это не то, что нужно, думает Чон, то его просто оттолкнут, тогда нужно будет искать другой способ помочь, но… Его не отталкивают.       Чимин только жмётся теснее, пряча покрасневшие глазки в водолазке альфы. Обнимает немного неуверенно, словно боится, так же, как и Чонгук, что его оттолкнут прямо сейчас, на что сердца обоих сжимаются так тревожно. Чонгук целует в макушку, вдыхая пряный запах, смешанный с запахом шампуня. Так пахнет его Чимини — чем-то пряным и сочным. Мысли об этом, пусть и не могут успокоить быстро колотящееся сердце, успокаивают что-то в душе. Хочется верить, что скоро омеге станет легче. Но без помощи Чона этого не произойдёт.       — Хорошо, малыш, давай тогда так… Я буду спрашивать, а ты отвечать, ладно? Так мы сможем понять, как помочь тебе, — хочется слышать Чимина, что сейчас является самой настоящей роскошью. Но Чон не настаивает. Продолжает сминать цветные прядки волос, целовать осторожно, словно прикасается к самому дорогому и самому хрупкому хрусталю. Его сокровищу, которое словно прячет, не желая, чтобы это сокровище ещё кто-то видел. — Ты кушал сегодня?       Сложный вопрос, на который долго ожидает ответа, не переставая поглаживать и обнимать, не позволяя отстраниться от себя. Знает, какой сложный вопрос задаёт, но не может не спросить.       — Это важно, маленький… — кажется, проходит целая вечность, прежде чем омега отрицательно мотает головой, стыдясь этого ответа. Чонгук волнуется о нём, старается помочь, а Пак и мизинцем не ведёт, чтобы хоть что-то изменить в себе. Потому что боится.       — Хорошо, котёнок. Спасибо, что отвечаешь честно, — он пробует осторожно взять личико омеги в свои ладони и приподнять, чтобы поцеловать, на что тот отрицательно головой качает, вызывая печальную улыбку. Раз так… Чонгук не станет настаивать. — Ты хорошо спал сегодня?       Снова получает отрицательный ответ, как и на вопрос о том, достаточно ли омега пьёт воды. Учитывая, что все эти факторы сложились, Чонгуку сложно было представить то, как его мальчик вообще стоял на ногах. Это побуждает спросить ещё об одном.       — А Тэхён? Он не знает о том, что с тобой происходит сейчас? — Чимин так хорошо отзывался о своём друге, сложно было поверить в то, что Тэхён не обратит внимания на паническую атаку Пака.       — Заболел… — сдавленный ответ омеги всё объясняет, а догадки в голове Чона разрушаются.       В машине становится душно, из-за чего приходится попросить пару мгновений, чтобы отстраниться и стянуть с себя пальто, а с омеги шарф, прежде уточнив, не жарко ли ему. Не хватало ещё, чтобы его мальчик заболел.       — Хорошо, больше не буду ничего спрашивать, ладно? Ты большой молодец, раз смог ответить, — Чонгук искренне хвалит, снова целуя куда-то в висок, а после пробует снова приподнять лицо Чимина, на что тот продолжает упираться, мотая головой. Наверное, у него весь макияж потёк, да и сам он, с красными глазами, опухший и такой уставший, совершенно не хотел показываться таким Чонгуку.       — Даже в лобик не дашь поцеловать? — Чонгук смягчается, едва слышно тепло усмехаясь, но не настаивает, лишь немного сдвигается и меняет их позу, что позволяет омеге вытянуть ноги, о чём Чон и просит, надеясь, что Чимин вскоре сможет совсем расслабиться. Сам же он, наконец-то, спиной чувствует мягкое кресло, не отпуская своего мальчика. — Сосредоточься на происходящем вокруг и в себе. Я буду рядом.       Чимину нужна поддержка. Нужна забота, о которой ему так сложно говорить… А говорил ли он об этом когда-то? Омега устраивается в объятиях, чувствуя рядом с собой такое нужное человеческое тепло. Слышит, как же быстро стучит сердце альфы. Улавливает едва слышимую музыку. Чувствует касания, такие бережные, словно Чонгук боится сжать сильнее и причинить боль. Ощущает поцелуи на макушке… Голова болит… И глаза тоже.       Никто из них не знает, как долго они так сидят, просто прижимаясь друг к другу и пробуя слушать. Слышать. Чонгук долгое время говорит негромко, пробуя убедить, что не оставит, что будет рядом и всегда поможет. Он благодарит с особой нежность за то, что Чимин просто есть, за то, что они встретились и омега не побоялся прийти на первую встречу. Говорит всё то, что таится где-то внутри одной большой благодарностью, которую выдаёт порциями, чтобы не сломать ещё сильнее. Хочется лечить, подобно лекарству, а не вредить, как делает то яд.       Чимину удаётся расслабиться, пусть слёзы продолжают стекать по щекам и впитываться в водолазку, о чём просят не беспокоиться. Всё происходящее вокруг точно дарит и одновременно вытягивает остатки сил, из-за чего омега медленно погружается в дрёму, снова и снова вздрагивая и просыпаясь из-за повышенной тревожности. Его словно ударяют всем тем стрессом, которое испытывает его тело, что заставляет тихо выдыхать и качать головой на немой вопрос в глазах альфы.       Когда Чимин окончательно засыпает, Чонгук не торопится отстраняться, ловя каждый тихий вдох, которые больше напоминает песню. Она же надолго остаётся не только в сознании, но и в груди тёплым воспоминанием. Альфа наконец-то может поправить влажные волосы на лбу омеги, может взглянуть на покрасневшую кожу вокруг глаз, на что может только выдохнуть тяжело. Потому что, когда плохо Чимину, плохо и Чонгуку, который точно чувствует связь между ними.       Истинность? Эта мысль заставляет дёрнуться, а после проверить, не помешал ли сну. Нет… Нет, это не истинность. Но и без неё альфа готов отдать всего себя без остатка. Он не верит, что истинность решает всё.       Как бы того не хотел, но отстраниться приходится, вместо себя кладя под голову омеги шарф, сложенный в несколько раз. Совершенно не задумываясь, Чонгук накрывает своим пальто дремлющее чудо, лишь после выходя из машины и быстро закрывая дверь, чтобы младшего не продуло. Приходится немного повозиться с водительским креслом, которое впопыхах отодвинул, но сделать всё получается максимально тихо, прежде чем сесть на водительское кресло, недолго раздумывая над тем, как стоит ехать.       Чимин просыпается от поглаживаний по голове, морщась и поначалу не желая просыпаться. Но когда к нему приходит осознание, что это далеко не прекрасный сон, как тут же приподнимается, напугано оглядываясь.       — Как ты себя чувствуешь? — альфа произносит негромко, чтобы не напугать сильнее, улыбаясь тепло проснувшемуся Чимину. Он не торопится выводить того из сна, поправляя на нём пальто и стягивая собственное, когда Пак признаётся, что ему душно. Кажется, Чонгук немного перестарался.       — Я… не знаю, — произносит на выдохе, цепляясь за болящую голову. Он медленно принимает сидячее положение, в чём его не останавливают, пусть и говорят, что он может поспать ещё, если хочет. — А сколько времени прошло?.. Что?       Он обращает внимание на то, что за окном не виднеется здание университета, вместо него он видит жилые дома, что заставляет уставиться сначала в окно, а потом и на альфу.       — Что? — далеко не сразу удаётся понять волнение Чимина, но как только до Чона доходит, он спешит успокоить: — Ты поспал совсем немного, где-то полчаса, не больше. Я недалеко отъехал от университета, тебе там что-то нужно было?       Пак отрицательно качает головой, пробуя убедить себя в том, что это снова паранойя… Чёрт, как Чонгук ещё терпит его загоны и… Вдруг Пак закрывает лицо руками, вдруг вспоминая, что случилось полчаса назад. Тело всё ещё не покидало некое напряжение, но это было ничем по сравнению с тем, как его трясло во время панической атаки… И первое, что он сделал, когда стало плохо — не задумываясь написал Чонгуку…       — Что-то не так? Хотя… Ты пережил такой стресс… — он выдыхает, осторожно сжав ладонь омеги… Наконец-то тёпленькая. — Говоря об этом.       Приходится отстраниться, чтобы достать небольшой пакет, который протягивает Чимину с улыбкой тёплой.       — Я знаю, что тебе сложно, но… и ты ведь понимаешь, что необходимо кушать, малыш. Откуда у твоего тела силы держать всё под контролем, когда ты не высыпаешься, мало кушаешь и много переживаешь? — он совсем не злится, не осуждает, скорее надеется быть услышанным. — К тому же, вчера ты писал мне, что у вас скоро полугодовые экзамены. Твои переживания можно понять. Но давай начнём с чего-то малого, хорошо?       Альфа тянется, чтобы поцеловать горячий лобик, после чего Чимин, пусть и немного заторможено, кивает, снова виня себя в том, что создаёт много проблем.       — Такое бывает, не вини себя. Тем более, что ты можешь всё исправить и почувствовать себя лучше… Но сейчас тебе правда нужно покушать, — он говорит уверенно, хотя на деле боится сказать что-то не так. Боится спугнуть, боится, что сделает только хуже. Тянется вперёд, чтобы достать пакет, который ставит на колени омеги. — К тому же, кто же, кроме тебя, угостит очень вкусным чаем, как и обещал? Я всё ещё жду этого, малыш.       На лице наконец-то показывается более радостная улыбка, ведь Чонгук вспоминает, с каким энтузиазмом Пак рассказывал о своей коллекции чаёв, обещая, что даст попробовать самые лучшие. Но, кажется, именно эти слова заставляют отставить пакет с едой в сторону, а самому завертеть головой. Снова что-то случилось?       — А где… мой рюкзак? — Чимин с трудом помнил о том, как добрался до машины, и совсем не удивился бы, если бы оставил рюкзак прямо в аудитории… Вот только на его потерянность Чон наклоняется вперёд, чтобы достать с переднего сидения потерянный рюкзак, в который Чимин спешит залезть, доставая оттуда продолговатую коробочку, упакованную в крафтовую бумагу, которую самостоятельно разрисовал маленькими сердечками. Он протягивает её Чонгуку, который смотрит потерянно, хлопая глазами, но принимает её.       — Я… не смог определиться с тем, каким чаем тебя угостить, поэтому… решил, что хорошей идеей будет положить несколько разных, вдруг какой-то не понравится… — последнее говорит совсем тихо, от неловкости зарываясь в собственные волосы пальцами. Вспоминает, как до самого вечера пробыл у Тэхёна, который очень скучает на больничном и который показал, как можно сделать красивые конвертики, чтобы в них положить чай. А из-за того, что засиделся у друга, пришлось допоздна сидеть и собирать подарок, который, признаться, не терпелось подарить. Да, совсем небольшой, да, не при таких обстоятельствах, но… как получилось…       — Это… мне? — его улыбка едва дрогает, когда к нему наконец-то приходит осознание, что этот подарок специально для него. От его маленького уставшего солнышка. Он выдыхает так довольно, немного растерянно вертя в руках подарок, а после, отложив его в сторону, льнёт к Чимину, чтобы обнять того, зацеловав весь лоб и макушку. — Ты прелесть.       — Но ты ведь даже не посмотрел, — на лице сама собой возникает улыбка, когда он видит, как искренне улыбается Чонгук. И ещё страшнее становится от того, что подарок не понравится…       — Уже то, что ты так много сил потратил на него, для меня уже подарок. Что ты думал обо мне всё то время, пока делал его, — да, это звучит крайне банально, но, аккуратно раскрывая подарочную упаковку, совершенно не желая порвать, он с каждым мгновением убеждается в том, как же ему дорог этот омега, который сидит сейчас рядом и наблюдает за реакцией, отчего-то краснея. И причины для такой реакции не находит даже тогда, когда раскрывает подарок, с интересом рассматривая всё содержимое коробки. — Это прекрасный подарок. Спасибо.       Хочется зацеловать каждый миллиметр кожи этого чуда, который так сильно переживает и волнуется. Ох, если бы это помогло избавить того от всех тревог… В груди сильнее разгорается это тёплое чувство, которое возникает, когда они рядом друг с другом.       — Но тебе правда нужно поесть и хорошо отдохнуть, малыш. Ты заслуживаешь этого.