Will you be mine?

      Чонгук готов обнимать, скользить по изгибам омежьего тела, ловя себя на мысли, что готов зацеловать каждый сантиметр. Он рад, что не выпил много, иначе бы крышу точно снесло, раз от одного лишь запаха мурашки бегут по телу. Хочется сделать всё возможное, чтобы Чимин почувствовал себя комфортно, чтобы перестал беспокоиться о произошедшем ранее, чтобы потом не стыдился вспоминать о происходящем.       Чонгук осторожен. Он не торопится сжимать, гладит поясницу, после поднимаясь к лопаткам, чтобы продолжить гладить, пока вторая рука скользит ниже. Начиная с колен, альфа ведёт выше мягкими движениями, с особой осторожностью приближаясь к прекрасным бёдрам. Скользит выше, продолжает дышать глубоко прямо в шею, чувствуя чуть резковатые движения в волосах. Чимин скажет, если что-то будет не так.       Потому продолжает, укладывает ладони на ягодицы, не переставая гладить. Пробует поймать реакцию Чимина, надеясь проследить, когда стоит остановиться. Но сам же не сдерживается, сжимая мягкость в руках и довольно выдыхая. Чимин такой прекрасный. Но вдруг чувствует, как омега немного приподнимается, из-за чего альфа спешит приобнять и притянуть к себе так спешно ускользающего Пака.       — Всё хорошо, малыш? — шепчет он негромко, касаясь губами шеи, надеясь не обжечь чувствительную кожу. Немного отстраняется, дабы взглянуть на омегу, который кивает на вопрос, боясь встретиться взглядом с тёмными омутами. А Чонгук, в отличие от него, ныряет с головой, влюбляясь только сильнее в светло-карие глаза, не скрытые сегодня за линзами.       Чон осторожно. Со всем трепетом, который возникает при одном лишь виде такого хрупкого Чимина. Что уж говорить, когда альфа чувствует, что в его руках немного сжимается хрупкое чудо, которое способен разбить резким движением… Огромная ответственность, возложенная на плечи Чона.       — Осторожно, — предупреждает, прежде чем приподнять омегу и уложить на постель. Нависает сверху и видит испуг, возникший в глазах всего на несколько секунд. — Ты такой прекрасный, Чимин-и… Можно я тебя поцелую?       — Пожалуйста, — срывается с губ омеги, не задумываясь. Чону нет смысла тянуть с ласковым действием, в котором он сминает пухлые губы. И получает ответ, благодаря которому удаётся понять, как Чимину нравится больше. Чонгук замедляет поцелуй, улыбаясь уголками губ от собственных мыслей. Так хочется чуть подразнить, отстраниться на пару мгновений, чтобы взглянуть на реакцию этого чуда, от которой непременно разобьётся сердце. Кажется, что абсолютно любое действе любимого человека заставит сердце приятно заныть.       Чонгук немного отстраняется, чтобы поймать подбородок омеги пальцами и взглянуть в глаза, продолжая искать в них страх от происходящего. Чувствует, как тела обоих начинают гореть, а на дне зрачков начинают плясать звёздочки, потому, очертив руками талию омеги, осторожно забирается под одежду. И вновь погибает.       Чимин ужасно чувствительный. Лёгкие касания вызывают шумные вздохи, омега непроизвольно вжимает животик и прогибается. Краснеет сильнее, цепляясь за подушку одной рукой и закрываясь второй. Как волосы скользят по подушке… От искусства, которое альфа может лицезреть, сердце разрывается. Должно быть, оно и вовсе откажет, как они оголятся.       — Просто прекрасен, — готов повторять снова и снова, наблюдая за гибкостью Чимина, за его красотой, которую тот так отрицает, даже не задумываясь, насколько великолепно выглядит. — Можно?       Чуть задирает пижамную футболку, чтобы начать целовать впалый животик, о котором так беспокоился Чимин, поднимаясь выше и всё поглядывая на своего малыша, который зарывается пальцами в волосы альфы, находя в этом особый шарм. От лёгких касаний всё тело начинает гореть.       Омеге неловко, ведь он так легко завёлся, что не может контролировать собственное тело, которое едва ощутимо сжимается, не сумев привыкнуть к ласке во время секса.       — Так стыдно, — вырывается без желания Чимина, который закрывает рот руками, боясь теперь смотреть на Чонгука, который растерянно поднимает взгляд, сразу же стараясь понять, что не так.       — Да, маленький, — альфа зовёт ласково, буквально умоляя обратить на себя внимание. — Твоё тело горит, ты из-за этого?       И приближается, чтобы поцеловать засмущавшегося омегу в висок, прежде чем взять дрожащую ладошку и положить себе на колено, медленно ведя вверх. Так даёт возможность подумать и отстранить, если вдруг Чимин не хочет касаться так.       — Я и сам весь горю, чувствуешь? Я так счастлив, что и ты чувствуешь этот жар, — Чонгук разрешает касаться, чувствовать возбуждение, всецело доверяя юноше, красотой которого готов любоваться вечность. — Хочешь пойти немного дальше?       Лишь предлагает, не торопит, а Чимин вместо этого скользит ладонью выше, цепляя край домашней футболки альфы. И снова взгляды сталкиваются. И снова погибают оба, замирая на несколько мгновений и забывая, что вообще происходит вокруг них. Лишь после Чонгук сбивчиво кивает, шепча о том, что Чимин не обязан спрашивать разрешения.       — Обязан, раз ты спрашиваешь, — произносит так, что Чонгук замирает, так и не отпустив ладонь омеги, как бы позволяя ему стянуть с себя одежду.       Чонгук также спрашивает разрешения, желая помочь своему мальчику, но предлагая пока оставить бельё, прекрасно зная, что им некуда торопиться. От действий альфы зависят и ощущения Пака.       Вот только снова замирает, очерчивая взглядом бледную кожу, совершенно забывая о том, что и без того раскрасневшегося Чимина это сильно смущает. У омеги лицо краснеет ещё и потому, что он хочет коснуться чернильных рисунков на груди, ранее скрытых под футболкой. А от мыслей о том, что очень хочет провести по рельефному телу ладонью, сравнить, насколько сильно отличается цвет кожи, насколько… Чимин точно погибнет этой ночью.       — Золотце, — срывается с губ альфы, который только сильнее убеждается во многих догадках и мыслях, о большинстве из которых ни за что не скажет Чимину. Проглотит, примет к сведенью, сделает выводы — всё для того, чтобы сделать Чимина чуть более счастливым. — Я отстранюсь на пару секунд, хорошо? Я не хочу сделать тебе больно…       Произносит даже с какой-то виной в голосе. Знал ведь, насколько мал Чимин, насколько осторожным нужно быть сейчас, понимал, что нельзя будет потерять самообладание даже на мгновение, но… Сейчас он правда боится, что сделает своему мальчику больно.       А Чимин пугается от такой внезапной интонации.       — Всё хорошо, я тороплю? — вдруг спрашивает сам Чимин, тянясь к альфе за поцелуем и новыми касаниями, которые спасают от жара, наполняющего всё тело.       — Конечно нет, Чимин-и, — мягко тянет альфа, не давая и шанса зародиться плохой мысли в светлой головушке. Но Чонгуку правда приходится ненадолго отстраниться, чтобы достать из тумбы смазку, презервативы и полотенце. Было бы плохо, если бы Чон не подготовил их заранее. — Скорее это я тороплю.       Произносит с шумным вздохом, слабо прикусывая губу и ловя взгляд Чимина, направленный сначала на смазку, а затем заострённый и на белье Чонгука, краснея до самых ушек.       — Мы можем сня…       — Только если ты чувствуешь себя комфортно и готов, малыш. Не смотри на меня, я мальчик большой, могу и подождать, — произносит с тёплой усмешкой, перебивая Чимина. Совершенно не хочет, чтобы омега делал это только из-за него. Вот только сам Пак думает иначе, нежели может предположить Чон.       Омега прикусывает губу в короткой задумчивости, прежде чем, отведя взгляд, стянуть уже немного испачканное бельё с откровенным стоном, из-за которого обоих мурашки захватывают. Ни за что не признается, что и самому было некомфортно, вот только… Будет ли комфортно сейчас, когда открылся вот так?       — Ты… видел меня на фотографиях… Теперь не представляю, что ты думаешь, — а вот сам Пак, кажется, совсем перестаёт думать, охваченный возбуждением.       — Я думаю, что ты самое прекрасное, что когда-либо случалось со мной. Спасибо, что позволяешь мне всё это, — произносит даже как-то несдержанно, не в силах отвести от любимого омеги взгляда… Действительно, искусство… Испорченное неразумными вандалами.       Как можно думать о себе так плохо, когда ты буквально представляешь из себя неповторимое сокровище, скрытое от глаз людей?       Чонгук и сам не медлит, снимает ненужную одежду и не сдерживает хрип, прежде чем вновь приблизиться к омеге, мягко беря того за щёку для поцелуя. А Чимин вдруг робеет. Сначала тянет руку к груди Чона, но боится спуститься, скользнуть ниже, словно в этом есть что-то неправильное. И это смешит старшего. Вовсе не по злому, наоборот, скорее даёт понять, какой Чимин трепетный сам. Ему хочется соответствовать.       — Ты не боишься? — хрипит альфа, вновь спускаясь к шее. — Уверен, ты и на вкус потрясающий.       И начинает скользит по сладко пахнущей шее языком, словно на пробу, выбивая сдавленный стон из Пака, который боится отстраниться. И страх этот пульсирует под кожей. Чонгук сразу же поднимает глаза на Чимина, чтобы поспешить успокоить.       — Не зажимайся, малыш. Я ведь обещал, что не сделаю больно. Тебе неприятно? — совсем не хочет напугать, наоборот, показать, как сильно любит, что запах пьянит его больше, чем алкоголь, позволяя не терять контроль.       Вот только Чимин воспринимает это действие иначе. Чонгук тут же осекается, когда осознаёт, что испуг не проходит. Ему нужно следить за собой.       Невероятный эгоист.       — Милый, прости, я напугал тебя? — останавливается, осторожно приобнимая, чтобы Чимин не отстранялся от него, затаив явную проблему. — Я не имел в виду ничего плохого, чувствуешь?       И мягко берёт в свою руку всё такую же холодную, прикладывая к собственной груди, лишь бы Пак почувствовал, как быстро колотится сердце, сочиняя мелодию любви. И омега слушает. Чувствует любовь от успокаивающих поцелуев, очерчивающих висок. Замирает, глядит на причудливые узоры прямо на груди, обжигаясь о горячую кожу. Наверное, Чонгуку некомфортно из-за его холодных рук…       — Я хочу… почувствовать тебя внутри, — произносит едва слышно, боясь своего желания. Понимает, что всё под контролем, понимает, что всё будет в порядке, а ещё… стыдливо пачкает постель, чувствуя, как с каждым действием становится более влажным. Кажется, и сам Чонгук с трудом сдерживается от этих мыслей.       — Конечно. Обязательно, маленький. Но можно я войду сначала пальцами? — не хочет причинять вред любимому, поэтому медлит с проникновением, пусть и прекрасно понимает, что не будет первым.       Ревнивец.       — Думаю, удобнее будет, если ты перевернёшься на грудь, — альфа выдавливает обильное количество лубриканта из тюбика на пальцы, после растирает одной рукой, другой рассчитывая помочь Чимину поменять положение.       — Можно я буду смотреть на тебя? Хотя бы сейчас, — снова просит негромко, словно в подобной просьбе альфа может отказать. Чонгук только и может, что посмотреть в глаза Пака. Сначала немного удивлённо, ведь всё личико покрывается краской от каждого движения, отчего омега отводит взгляд, но… хочет смотреть. Чон не в силах противиться этому желанию, потому только кивает, улыбаясь тепло своему мальчику.       Не так много времени уходит, чтобы помочь омеге устроиться удобнее, подложив под голову подушку. Мелочь, но это может сильно повлиять на ощущения. Чон правда старается думать о любой мелочи, которая может оставить после неприятные ощущения. Тем более, что это их первый опыт вместе.       — Останови меня, если будет больно, — снова напоминает, устраиваясь ближе к Чимину. Движения пальцами довольно медлительны, массируют, чувствуя влажность не только от лубриканта. Альфа не торопится, чего и не делал раньше — всё для того, чтобы дать привыкнуть. Проникает одним пальцем, поднимая глаза на младшего, который непроизвольно сжимается. Внутри всё горит. Чонгук начинает двигаться, чувствуя, как дыхание сбивается на новый сдавленный ритм.       — Скоро станет хорошо, маленький, — и тянется к омеге, ловит реакцию на касания, целуя коротко в губы. Им некуда спешить.       Лишь тогда, когда сам Чимин начинает двигать бёдрами, Чонгук проникает ещё один пальцем, выбивая рваный вздох, а следом и новые, рождающиеся из-за движений внутри, подобно ножницам.       — Я боюсь… что кончу только от пальцев, — стыдливо выдыхает юноша, в ответ на что слышит только тёплый смех, за которым следует поцелуй в изгиб шеи.       — Значит мы остановимся на этом, если так произойдёт, — и видит в глазах омеги удивление, которое не может выразить, должно быть, не сумев подобрать правильных слов.       Чимин пробует свести ноги, когда внутри начинают двигаться уже три пальца, на что альфа лишь придерживает дрожащее колено, целуя при каждой новой попытке свести ноги. Альфа не сжимает, не делает больно и насильно не разводит ноги, лишь старается доказать, что не злится на такую реакцию.       — Я… У меня не получается по-другому.       — Я верю, малыш.       С подготовкой они заканчивают лишь тогда, когда движения пальцев перестают приносить дискомфорт. Чонгук старается не терять ни секунды, отстраняется совсем ненадолго, сразу же вскрывая упаковку презерватива.       — Ты… — кажется, чуть отдышавшись, Чимин хочет о чём-то спросить, но замолкает, отводя вдруг снова помокревшие глаза… Отчего так?       — Что такое, золотце? — одного лишь взгляда на внезапно изменившиеся эмоции хватает, чтобы снова прильнуть, начать со всей любовью зацеловывать краснеющие глазки, сцеловывать слезинки, возникшие непонятно из-за чего. — Хочешь больше поцелуев, маленький? Чимин-и, скажи, у меня сразу сердце не на месте.       Кажется, что все нервы обострились до предела не у одного только Чимина. Чонгук снова чувствует потребность прижать омегу к себе и попробовать успокоить. Он понимает, что это связано с эмоциональностью, с интимной обстановкой, с воспоминаниями о неприятном опыте. И этот эмоциональный перегруз заканчивается также быстро, как и начался, давая продолжить, прежде спросив разрешение.       Альфа помогает подняться и поменять положение, продолжая поддерживать Чимина под грудью даже после того, как он упирается руками в постель, чуть разводя ноги, согнутые в коленях. Чонгук продолжает контролировать ситуацию даже тогда, когда у Чимина не остаётся сил, чтобы ещё что-то сказать. Он только кивает, прикрывая глаза, стараясь сосредоточиться на том, что он чувствует. На сбившемся дыхании, на бешенном сердцебиении, которое стучало прямо в широкую ладонь альфы.       Проникновение ощущается ярко, всё же заставляя сжаться и шумно простонать. Чимин спешит уткнуть лицо в плечо, начиная слабо дрожать.       — Больно? — омега мотает головой, но не чувствует нового толчка после. Внутри всё пульсирует, отдавая жаром в голову. Чонгук ждёт. Пусть узость сводит с ума, а в глазах возникают искорки, он не спешит начинать двигаться, чтобы не травмировать. Гладит по груди, наклоняется, касаясь губами взмокшей спины, проходясь по выступающим позвонкам.       — Я обещаю, что зацелую каждую клеточку твоего тела, — шепчет с лёгкой хрипотцой, просит не зажимать себе рот и самому не зажиматься. —Я не могу думать плохо о своём сокровище, ты ведь помнишь?       Чон начинает медленно двигаться, как только Чимин разрешает. Как только его хрупкое тело перестаёт дрожать под напором пальцев. Омега же сдаётся. Выстанывает имя дорогого человека, сбивается на хрипы, когда темп возрастает, внезапно чувствуя накатывающую волну жара.       — Чонгук… — даже в имени дыхание сбивается, давая понять, что он на пределе. Тогда темп становится немного жёстче, а рука альфы обхватывает член Пака. Сам же Чон нависает над омегой, чуть надавливая на спину, тем самым помогая тому лечь грудью на постель.       Чонгук почти поддаётся порыву. Он снова утыкается носом в шею омеге, чувствует раскрывшийся запах запечённых яблок и пряностей, опьяняющий теперь не хуже алкоголя. Но укусить не может. Как бы ни чесались клыки, как бы ни хотелось выть от досады, от желания назвать этого омегу своим официально, альфа лишь оставляет на шее поцелуй, следом помогая Паку кончить.       Ужасный собственник.       По телу омеги разливается приятная дрожь, но последний рваный стон Пак глушит рукой. Чонгук, который сразу же замедляет темп, выходя из Чимина, также не сдерживает шумного стона. Член альфы чуть пульсирует, заставляя того прикусить губу, запрокидывая голову.       — Прости, я испачкал тебя, — Пак пробует отдышаться, замечая запачканную белёсой жидкостью руку, на что Чонгук только не зло усмехается.       — Пустяки, маленький. Я так рад, что ты закончил, — вот только грудь его продолжает ходить ходуном, из неё же вырывается что-то, похожее больше на тихий рык. Он-то и заставляет омегу приподняться, удивлённо взглянув на член альфы, а затем и на него самого.       — Ты не излился.       — Да, действительно. Но очень сложно найти партнёра, с которым получит закончить одновременно, — кажется, что Чон безразличен к этому, потому и говорит так. Но стоит Чимину, сев рядом, коснуться потемневшей головки, из груди альфы снова слышится небезразличный рык. — Малыш, не стоит, если не хочешь…       — Я хочу, чтобы и тебе было хорошо, — об этом почему-то очень стыдно говорить, тем более, что кончил раньше, а теперь не знает, как помочь. Разве что…       Чонгук ловит чистой рукой подбородок Чимина, собиравшегося опуститься голову. Опуститься самому.       — Я буду счастлив твоим пальцам, — шепчет осторожно, не желая напугать теперь, когда Чимин мог подумать, что совершил ошибку. Чонгук осторожно укладывает ладонь на головку члена, откровенно выдыхая.       — Она такая маленькая. Чонгук, я мог бы…       — Твоя ладошка прекрасная, — прикрывает глаза Чонгук, чувствуя пальчики его горячо любимого мальчика, которые казались идеальными что раньше, что сейчас. Альфа толкается в сжатую ладонь, скользит между пальцев, совсем скоро кончая с глухим хрипом прямо в плечо омеге, у которого по коже скользит новая волна мурашек.       Чонгук дышит сбивчиво, даже чуть фыркая от лезущих в глаза мокрых прядей. Просит подождать пару минут и дать ему отдышаться, так и оставляя голову на плече. Чимин же, немного придя в себя, помогает снять презерватив, но по итогу всё равно пачкает ладони, тут же прося прощения и сжимая те в кулачки, чтобы не запачкать простынь. Такая реакция вызывает только тёплый смешок.       — Не волнуйся, золотце. Сейчас я немного приду в себя, и пойдём с тобой в ванную. Если сил совсем нет, я помогу тебе вымыться, — альфа продолжает улыбаться, отстраняется на пару мгновений, чтобы дотянуться до полотенца и вытереть сначала подрагивающие ладошки, а затем уже и свою. А после принимается зацеловывать чувствительную шейку и плечи, лишь редко чуть-чуть прикусывая, но тут же прося прощения за такую вольность. — Или, если справишься сам, я сразу сменю постельное бельё. Потом сам приму душ, и мы пойдём спать. Как тебе идея?       Вот только Чимин молчит. Он не знает, как описать всю бурю внутри него, покалывание в каждой клеточке тела… Теперь уже омега поддаётся этим чувствам, тянясь за медленным поцелуем, которым наслаждаются оба.       — Я люблю тебя, — произносит, едва отстранившись, чем вызывает удивление на лице Чонгука. Это правда сказал Чимин? Чонгук не ослышался, и его малыш правда сказал это первым? Лицо старшего озаряется искренней улыбкой, с которой он снова приближается к лицу младшего, ласково целуя в нос и упираясь тому лбом в лоб.       — Я тоже люблю тебя, маленький мой.