Любовь моя, Ты обрёл покой, Ты ждал, Чтобы освободиться*
***
Всё началось со спокойного, ничего не предвещавшего дня. До рассвета ещё далеко, но звёзды уже начали тускнеть, скрываясь за городским дымом и непроглядными, клочками ваты несущимися по небу облаками. Небольшой город ещё спит, укрытый ночной мглою, и до рассвета остается пара часов. Сквозь километры бетона, железа и пластика, долго идя на север, можно увидеть небольшое низенькое здание, испещрённое неоновыми вывесками и стеклянными окнами. Кажется, что оно полностью погружено в сон: так тихо и замогильно из окон выглядывает темнота, однако, это не так. На самой вышине среди плоской холодной поверхности крыши у самого края можно увидеть очертания женской фигуры. Девушка сидит на краю крыши и пытливо вглядывается в небосклон, а душа её, на пару с глазами, отчаянно ищет, ищет чего-то. Она глядит сквозь дым высоких труб и пыльных ветров, безумствующих на этой высоте, глядит сквозь испарения и смог города, стараясь уловить хоть отголосок свечения ночных августовских звёзд. За сегодняшнюю ночь по прогнозам синоптиков можно увидеть до ста падающих звёзд, а что ещё прекраснее — полную луну, освещающую весь мир своим серебряным светом. Однако удача сегодня не на её стороне, и всё небо затянуто мглой. Устало вздохнув, она опускает взгляд на город, лежащий у ног. Бесконечные серые здания усеивают всё пространство, вплоть до горизонта, охватываемого взглядом. С запада и юга его окружают леса, а на востоке есть небольшая река, однако, это девушка знала лишь по страницам учебников о родном городе, ведь никогда не было возможности лично убедиться в этом, да и желания, если быть откровенными. Ветер приносит с собой запахи города: аромат опадающей летней листвы в парках, пары выхлопных газов машин и ещё множество неописуемых, не до конца понятных даже закоренелому жителю запахов, принадлежащих всем развитым городам того мира. Ожидания увидеть красоту звёздного неба сменились тоской и печалью в душе. Тысячи мыслей крутились в голове, не желая зацепиться за какую-то одну. Внезапно из глубины сознания начинает вырисовываться известный мотив музыки, а за ней и слова. Любовь моя, Останься позади, Бейся ударами сердца во мне, Останься слеп На глаза наворачиваются нежданные слёзы, грудь сжимают тиски, и воспоминания тысячей картинок пронзают душу. Тихое кафе, улыбки и взгляды. Смех и размышления вслух. Ранний зимний закат, влага в уголках глаз от морозного ветра в лицо. А затем… Девушка судорожно вздыхает, тщетно пытаясь унять дрожь в теле, появившуюся явно не из-за резкого порыва западного переноса. А затем бессонные ночи и бесконечные круги страха и отчаяния. Мысли и чувства, не дающие покоя при свете дня, тянущие в пустоту, и кошмары, не дающие покоя ночью. Долгие часы, проведённые в звенящей тишине и вокруг, и внутри; руки, обнимающие колени в желании хоть немного согреться, а как контраст — горячие, словно лава по холодному бесчувственному лицу, слёзы. Как и тогда, сейчас её глаза за пеленой слёз поднимаются к небу, и в этот момент из-за непроглядного мрака выходит она. Полная, мерцающая магическим светом подруга её мыслей. Единственная, кто видел её тогда и смотрит на неё сейчас. Этой ночью Ты уснёшь навеки, Ты будешь ждать меня, Любовь моя Но это не приносит облегчения. Луна напоминает ей о том холоде и истощении, через которое ей пришлось пройти по наступлению ночи, напоминает о той маске, что приросла к её лицу в часы, когда светил день, о том, как единственным слушателем, которому девушка могла излить душу, была луна. Холодный сияющий свет ласкал кожу, и волосы подрагивали на ветру, но не приносило это спокойствия. И девушка поняла, что та хочет ей сказать: «Ты не найдёшь во мне утешение. Ни солнце, ни я тебя уже не согреем, и будет твоя печаль вечна, пока не окончится твой земной путь, ибо не только в утрате лежит корень твоей боли, но во множестве причин». Эта мысль пронзила так быстро и неожиданно, что весь мир перед её глазами на мгновение замер, и всё стало так тонко и неважно потому, что больше не имело смысла. Луна всё так же освещала каждую деталь земной поверхности, ветер шелестел губами, рассказывая какую-то дивную историю, одинокая птица во дворике внизу запела в преддверии рассветного часа, но всё это было так далеко и уже не важно. Слёз больше не осталось. Отец не знает, что она здесь, нужно идти. На негнущихся от холода ногах девушка поднимается. Перед ней разверзается высота, а над головой в песне ветра сияют вышедшие звёзды и луна. Стоя на самом краю, сделать шаг легче. Тонкие короткие пальцы крепко держатся за старую джинсовую куртку. Наклоняясь вперёд, она прислушивается. И лёгкая улыбка касается её губ. Ничего. Абсолютно. Совершенная пустота в душе и мыслях: ни страха, ни радости. Всё ещё продолжая улыбаться, она делает шаг назад. Последний раз взглянув на небесный свод, девушка отступает дальше к выходу вглубь площадки, однако, в последний момент, уже положив руку на защёлку, она мешкается. Странное предчувствие наполняет её дух, а порыв ветра доносит еле слышимую нежную музыку. На секунду замерев, она всё же прислушивается, пытаясь понять, что же это, и крепко сцепляет ладонью ручку, но потом стряхивает с себя наваждение. Остатки тревоги ещё ухают в сердце, но вскоре оставляют её. И было это последнее, что она чувствовала.***
— Нет, нет и ещё раз нет! — громкий настойчивый голос явно выражает своё недовольство. Наступивший после ночных происшествий день с самого утра не задался, начиная со сгоревшей под трясущейся рукой отца яичницы, серого непроглядно-дождливого неба и теперешней ссоры. Уверенная в своём решении девушка складывала блузки, штаны и лёгкие толстовки в средних размеров рюкзак. Глаза наполнены решимостью, и от продумывания дальнейших действий лишь отчасти отвлекают возражения мужчины, яро жестикулирующего посреди комнаты. Недовольно остановившись, она хмурит брови и резко оборачивается к источнику недопонимания. — Что ты хочешь от меня? — попутно вопросу, она распахивает в изумлении глаза. Пенные принадлежности! Ну разумеется, куда без них! И, позабыв о своём вопросе, легким быстрым шагом идёт через длинный коридор, уставленный справа и слева различными домашними обиходными предметами, держа курс на ванную и даже не удосужившись заинтересоваться ответом. — Ты не можешь просто так снова уйти! Я тебя никуда не пущу! Тебе ещё нет восемнадцати, а ведёшь ты себя так, словно совсем выросла и ни в ком не нуждаешься! Нельзя уходить неведомо куда на несколько дней. Бог знает, чем ты там занимаешься, — слова летят ей в след, а громкие шаги возвещают о том, что отвертеться от допроса не получится. Последние его слова были сказаны с явным подтекстом, который у молодой, и тем более, ни в чём неповинной девушки, может вызывать лишь одну реакцию. Сконфузившись, она замирает всего на секунду, ища, что на этот выпад ответить. Развернувшись, девушка шепчет: — Так вот, что ты думаешь. Не думала, что такие мысли могут возникнуть у родного отца к своей дочери. Ловя её слегка растерянный взгляд и замершие в воздухе руки с шампунем, мужчина бросает взгляд на наполовину собранную сумку и сглатывает. — Ты должна понять меня. Я переживаю за тебя… Тут же её действия продолжаются с новой силой, и кажется, сборы приобретают характер судорожности и желания как можно быстрее покончить с этим разговором. Светлые брови снова сходятся у основания носа, а губы, с силой сжатые, вытягиваются в тонкую линию. — Ты ещё так мала, и навсегда останешься для меня моей маленькой дочуркой, что бегала по лесам, возле нашего загородного домика и искала певчих человеческими голосами птиц. Видя, что слова не производят должного впечатления, он подходит к девушке, что старалась не слышать и не слушать произносимые им слова, ведь смысл их слишком глубоко входил в неё и отпечатывался в самых глубинах сознания. Мужчина примирительно берёт её за руку, и удивлённый вздох вырывается из его уст. Такая холодная ладонь. Однако он продолжает её держать. — Мы ведь семья, — неуверенно молвит он, ища глазами отражение своих слов в лице девушки. И отражение находит свое место в ней, но не то, которого он добивался. Она стремительно оборачивается, а глаза её горят возмущением и растерянностью, что вкупе всегда становятся самым, что ни на есть праведным гневом. Кажется, даже волоски на бледной коже шеи встают дыбом от произнесённых слов. — Никакая мы не семья, — из последних сил сдерживаясь, шепчет она. — Ты позабыл, что значит это слово. С того самого дня, — полные недоверия глаза прямо глядели в его и искали там хоть одну каплю раскаяния. «Ну же. Дай мне поверить тебе. Покажи, что в тебе осталось хоть что-то», — думала она. Пару секунд они вглядывались друг другу в глаза. Давно он так не смотрел на неё. Во взгляде своей дочери он видел то многое, от чего бежал, чего не хотел чувствовать и постигать. И сейчас ему пришлось это ощутить на себе в полной мере. И тогда он не выдержал. Мужчина отвел глаза, не в силах больше осознавать свою вину, читаемую в глазах напротив. Еле заметно вздрогнув, девушка с силой выдёргивает свою руку из отцовских оков. И вновь она оказалась права, но видел Бог, как она этого не хотела в этот раз. — У тебя здесь нет власти. Как и над самим собой. Ощущение, словно чувства неведомы ей и всё тщетно, проявившееся той ночью на крыше, снова посетило её. Тело словно в мгновение остывает и любые переживания, миг назад волновавшие сердце и душу, покидают его, оставляя за собой сосущую пустоту и гулко отдающееся эхо внутри от каждого произнесённого слова. Осознав это, девушка сглатывает, понимая, что то, что происходит не нормально, такого не должно быть. Она должна хоть что-то чувствовать. Закинув лямку рюкзака на одно плечо, она выпрямляется. Тело словно не слушается, а если и слушается, то как по команде. Оно словно пустой сосуд, который передвигают извне. Пытаясь собрать мысли в кучу, девушка смотрит на мужчину. Когда-то прекрасные серые глаза, походившие на жжёное серебро, мерцающее в звездном свете, теперь безлико смотрели вперёд, куда-то ей за плечо, и уже не светились тем светом, что плескался в них раньше. Кажется, это было так давно, словно целая жизнь пролегла между. Она долго всматривается в его профиль, и особенно в то, как образ отца вписывается в знакомый ей вид внутреннего убранства дома. Щуплая фигура на фоне простых кремовых обоев в свете серого неба за окном, потрёпанная серая футболка и специально для разговора вымытые волосы с заметной проседью навсегда оседают на полочке в сознании под названием «Отец». Уже подойдя к выходу, она ещё раз оборачивается, сама не зная зачем. Появляется странное ощущение. Что-то в этот раз изменилось. Не в ней, и, к сожалению, не в нём, но в атмосфере и в её душевном состоянии. Горло, по непонятным ей причинам, о которых она сейчас не хотела думать, страшно пересохло, хотя она все ещё не чувствовала совершенно ничего. Девушка находит в себе силы проговорить последние слова. — Прощай. Не знаю, когда вернусь. И вернусь ли. Но не думаю, что что-то из этого ты заметишь. Последнее, за что зацепился её глаз дома, был старенький деревянный кулон, мирно покоившийся на небольшом, закреплённом у двери зеркале, а затем дверь захлопывается. Яркий рассеянный свет солнца за застелившими небо облаками освещал дорогу, избранную девушкой для своего пути. С усилием продолжая ступать по потрескавшемуся асфальту, она размышляла о том, к чему приведёт её жизненный путь. Взаимодействия с отцом всегда так влияли: заставляли подолгу размышлять о том, что давно прошло, оставив глубокие следы в душе и памяти, и о том, что ещё только таится за завесой тайны. Вдыхая знойные ароматы закатных дней лета, девушка убавляет шаг, делая его из нервного и поспешного в размеренный и спокойный. Большие клубящиеся в самой вышине облака то слегка приоткрывали солнечный свет, на пару секунд озарявший землю, то снова застилали его, надолго погружая всё вокруг в серые тона. То и дело тут и там пролетали птицы, громко крича над головой. День близился к закату. Она провела его в дороге, не желая воспользоваться транспортом и предпочтя его пешей прогулке. Тяжёлая сумка за спиной уже начинала придавливать своей тяжестью к земле, однако девушка медлила. Она не была уверена в правильности своего решения, но иного, кажется, не было. Обременять товарища всей её жизни своим присутствием сейчас, почему-то, совсем не хотелось. Хотя, скорее всего, разгадка этой мысли таилась в ней самой: вероятно, она сама сейчас не хотела быть обременённой чьими-то словами, расспросами и советами. Глубоко погрузившись в свои мысли, ноги сами привели её к большому деревянному дому, окружённому небольшим садиком. Вишни, сливы, яблони и множество различных плодоносных кустарников пока только виднелись за невысокой оградой, однако, прелестным запахом возвещали о своём явном присутствии. Пришло время и девушке возвестить о своём, ведь не зря же она шла сюда так долго. Сомнения и нерешительность буйствовали в сознании. «Свои проблемы негоже ведь перекладывать на других? — думалось ей. — Но что, если я совсем чуть-чуть хочу отвлечься, хочу почувствовать поддержку, хотя бы самую малость?» Закусив губу, девушка боролась с пониманием неправильности своих действий и отчаянием в океане одиночества. Однако её решению в этом вопросе не дано было родиться. Дверь дома приоткрылась, и сознание, почему-то, инстинктивно погнало ноги прочь от дома, словно она вор, которого не должны увидеть высматривающим объект своего грабежа. Недоумённо подняв брови, словно со стороны наблюдая за своей реакцией, девушка вновь останавливается и обращает свой взор на порог дома. Высокий молодой человек в свободной домашней одежде выжидающе наблюдает за её действиями, сложив руки на груди и облокотившись на дверной косяк. Его глаза пристально всматриваются в нежданную гостью, топчущуюся у ограды его земли. Облегчённо вздохнув, девушка чуть не ударяет себя по лбу за глупость. Всё было так легко, а она раздула из этого целую трагедию. Она даже была рада тому, что хозяин дома вышел к ней, иначе уже через минуту стыд возымел бы верх над осознанием своей фактической беспомощности, и она бы так и ушла неведомо куда. Она смущённо улыбается и приоткрывает калитку, снимая её с крючка, проходит вдоль невысоких высаженных деревьев сада, подмечая про себя, что в последнее её посещение эти плоды на деревьях были не такими румяными, и поднимается на крылечко, встречая ясный, но требовательный взгляд напротив. Она тяжело вздыхает и неловко треплет лямку рюкзака. — Здравствуй, — наконец произносит парень, всё ещё держа руки на груди. — Я так понимаю, ты не просто на ужин? Тут девушка поднимает глаза на него, и, видя, что он лукаво улыбается, расслабленно кивает головой, с трудом себе это позволяя. Парень усмехается в ответ и, делая шаг навстречу, слегка её приобнимает, а девушка неловко складывает руки на уровне его лопаток. Спустя некоторое время, отодвинув её от себя, молодой человек внимательно осматривает гостью с ног до головы, продолжая держать двумя ладонями за округлые плечи, останавливая взгляд на лице. — Похудела, — еле слышно шепчет он, и оттенок горечи проскальзывает в этой фразе. — Проходи. Вступая за порог дома внутрь, она поняла, как же ошибалась, размышляя по пути сюда, что кто-то будет обременять её расспросами. Здесь её ждёт некое подобие спокойствия. — Мои или твои? Тихий вопрос со стороны мини-террасы доносится до её слуха. Девушка поднимает взор от чтения не слишком интересной книги и видит, как за дверным проёмом, ведущим на небольшую веранду под открытым небом, выглядывает любопытный взор. Парень крутит в руках некие коробочки, всё ещё ожидая ответа. Он приходит, когда девушка указывает взором на предмет в его левой руке. Тогда парень возвращается к невысоким деревянным колоннам, огибающим пространство террасы и, облокотившись, устремляет весь свой интерес вглубь сада. Тихонько, стараясь не нарушить тишину вокруг, девушка кладёт книгу на пол. Она закутывается глубже в большую шаль, до поры до времени лежавшую в ногах, и, откликнувшись на замысловатый зов своего друга, неспешно направляется к нему. Воздух сгустился, стал словно патока: тяжёлым и холодным, ближе к вечеру. На террасе в нос резко ударяет аромат дерева, что почти заставляет закатить глаза в удовольствии. Такой родной и любимый запах. Мороз пробегает по коже, но девушка устремляет свой взгляд туда же, куда смотрит молодой человек подле неё. В тишине окружающего мира, под сенью отбрасывающих уже довольно большие тени деревьев, пытливому взору можно было разглядеть маленьких птичек, резвящихся среди раскидистых ветвей старой большой сливы. Детёныши соловьёв прыгали с ветки на ветку, оживлённо переговариваясь между собой. Вид завораживал: такая простая и тихая радость жизни, не ведомая человеку всегда вызывала удивление в ней. Как странно, что птичье счастье нам легко понять, но невозможно самим быть на них похожими. Люди могут лишь наблюдать со стороны за этим. Их счастье такое же, как чувство полёта — невесомое, не требующее усилий, данное им с рождения. С носом уйдя в шаль, и так же глубоко погрузившись в мысли, девушка не замечает, как два карих глаза уже давно пристально наблюдают за ней. Оттого голос, прорезающий тишину, звучит инородно, неожиданно и заставляет вздрогнуть. — Ты знаешь, здесь всегда твой дом. Я могу дать тебе кров и пищу, но облегчить мысли не в моих силах, если ты не желаешь делиться ими, — голос парня звучит тихо, напряжённо. Он протягивает ей вещь, незадолго до её прихода вызвавшую у него вопрос, и девушка пользуется ей по назначению. Клубы сизого дыма вздымаются под небом террасы двумя кострами, примешиваясь к порывам ветра. Да, она хотела бы рассказать, выложить всё, как есть на душе, говорить долго, возможно, всю ночь, прерываясь лишь на длинные паузы между сменой мыслей и чувств, не отвечать ни на какие вопросы, надеясь на понимание того, кому она доверяется. Это кажется таким простым и лёгким, как то самое пение соловья в саду напротив. Улыбка трогает её губы. Но нет, она не может. Слишком трудно, и главное — опасно для того, кто ей дорог. Она возвращается к тому, с чем пришла в этот дом. У неё нет права вешать это на него. Он и так слишком много сделал. Не совершит ли она ошибку, открыв ему те страхи, сжимающие её сердце столько лет? Не оступится ли она, подвергнув его душу смятению и страху, лишь на долю уступавших её собственным? Готова ли она подвергнуть его тем же мыслям, что бушевали в её сознании, обречь его на те же страдания, через которые ей самой приходится проходить. Приходилось проходить. Кожа холодеет на вечернем ветру, и душа вновь опустошается. Готова ли она поведать ему о том, что для неё уже ничего не имеет значения, понимая, к какому выводу из этого он придёт, неверному выводу. Рассказать об этой пустоте. Нет. Однозначно нет. Это не стоит таких жертв. Слегка улыбнувшись одним краешком губ, девушка возвращается из чертогов сознания и отрицательно качает головой. Парень ещё мгновение не сводит взгляда с её лица, такого белого сейчас, а затем возвращает его к птицам, внезапно озаривших пространство переливчатой трелью. Девушка вернулась в комнату и обулась. Чуть всклоченные ветром волосы приводятся в порядок невесомым деревянным гребешком. Смотря на себя в зеркало, она замирает. Всегда неуверенные и оттого всегда напряжённые глаза смотрят в упор напротив. В мягких чертах лица начинают прорисовываться более чёткие линии, но пока лишь слегка: такие линии появляются в более зрелом возрасте, когда за плечами остаются первые всходы трудностей жизни, уносящие с собой мягкость и детскую припухлость. Наблюдая, девушка задумывается, что же такого должно ещё произойти, чтобы эти юношеские округлости сошли с неё, как ранние лепестки тюльпанов опадают в самом начале лета. Когда молодой человек возвращается в комнату, озадаченный непонятными сборами подруги, он на секунду бросает взгляд на книгу на полу, она всегда читает её, когда приходит к нему, боится ли одолжить или ещё Бог знает что — неизвестно, а затем вопросительно смотрит на нарушительницу спокойствия. — Я в магазин. Не скучай, — лишь успевает проговорить она в ответ и выходит в те двери, в проёме которых её встретил сегодня друг. Удаляющиеся шаги шуршат по гравию, и она, почему-то, хочет, но не может обернуться. Так девушка проходит вдоль деревянной ограды и бредёт по улице, на которой уже давно тускло горят фонари. Солнце ещё не село за горизонт, но всё зримое пространство уже наполнено отсветами тёмно-серого неба. Облака несутся с невероятной скоростью, а где-то вдали льётся музыка, столь прекрасная и чистая, что туманит разум. До выхода на оживлённую машинами, но не пешеходами дорогу остаётся пара поворотов. Там находится небольшой круглосуточный магазинчик, в котором она намеревалась купить что-нибудь. Разумеется, поход в магазин был предлогом для того, чтобы остаться на время наедине с собой, однако, без непосредственно понадобившегося объекта она вернуться не может. Но что же это за дивная музыка? И откуда она опять звучит? Я знаю, Уход желанен для тебя. И мне не оживить Эту любовь… У всех историй есть переломные моменты. Моменты истины, открывающие суть, или же наоборот отдаляющие её от слушателей. Но это, разумеется, лишь на время. Судьба каждого из человеческого рода скрыта от него, она не покажется, не откроется до определённого часа. Однако есть события, которые случайно или не очень приоткрывают нам эту тайну, и в последствии, пройдя этот отрезок времени и оглянувшись, мы вдруг неожиданно для себя понимаем. Понимаем! Для чего судьба так резко повернула. С какой целью и что она хотела нам этим сказать, к чему подготовить. И в этот полный блаженства и благодарности миг мы чувствуем себя мудрецами, счастливцами, ведь не многим даётся такая возможность — понять. Разумеется, здесь мы ошибаемся. Все однажды это понимают, ведь людские жизни, не смотря на их изменчивость и непредсказуемость, всё же принадлежат людям, и так или иначе мы подвергаем их самоанализу. Именно таким велением судьбы — таким, и никаким иным — девушка за прекрасным звуком далёкой музыки не замечает другого, более для неё важного. Звук визга шин, кричащего сигнала машины и глухого удара. Лишь много позже она осознаёт непроглядный тёмно-серый небосклон, ширящийся перед её взором, бесконечные, далеко бегущие странники-облака и лёгкий, ласкающий лицо, одинокий порыв ветра, уносящий дивную музыку куда-то глубже и дальше, а затем усыпляющий разум и душу.