Смерть жизни на руку. © Гораций (65 г. до н.э — 8 г. до н.э)
Когда-нибудь каждый задумывается о смерти. Приходит такой момент неминуемо, и всё же, к каждому в свой час. Поначалу мы не понимаем вполне, что она на самом деле из себя представляет. Тайна её долго маячит за завесой горизонта, порой призраком проносясь мимо, но не задевая. Смерть идёт с нашей жизнью рука об руку, однако до определённого момента мы упорно не замечаем ни её знаков, ни предупреждений. Нам кажется, что жизнь будет вечна. Как и счастье. Однако наступает секунда, когда мы ощущаем её дыхание настолько близко, что от страха подгибаются колени. Внезапно, все прежние представления о ней рассыпаются карточным домиком и мы понимаем, как ошибались в них. И страх начинает терзать сердце, разрушая любой привычный будничный день, подмешивая в него, словно в стакан с вином, мутнеющие капли яда, что медленно сводят с ума. В такие дни всё, на что бы мы ни взглянули, пробивает тело на дрожь: смотря на солнечный свет, струящийся сквозь листья яблонь, и ощущая на коже мягкие прикосновения ветра, мы понимаем, что ощущаем это в последний раз; в тёмный вечерний час сильной метели, что кружит в вихре хрупкие снежинки, когда мы подходим к окну, предчувствие, сжимающее сердце, призывает запомнить это, насладиться красотой, чтобы иметь хоть одну тончайшую нить к возврату, когда жизнь оборвётся; хочется запомнить каждое мгновение счастья и безмятежности, такое редкое… редкое. Тучи стремительно несут свой груз по бесконечно серому небу, подгоняемые диким ветром, что сшибает с ног прохожих, однако, мы стоим на самом краю обрыва, всё ещё зачем-то цепляясь за эту жизнь, ставшей одним большим нарывом на сердце, одним большим осколком в душе, что невозможно вытащить, но страшно вогнать ещё глубже. Каждый миг, проживаемый за днём день, похож на мучительную агонию, ибо со всеми улыбками, нотами смеха и дорогими взглядами нам приходится прощаться. И понимание это разделяет нашу жизнь на до и после столкновения со смертью. Только тогда мы узнаём, что именно скрывалось за этой завесой, отказывающейся показываться до того, как придёт время. Страх перед смертью не проходит, но открывается нечто более ужасное, чем он: мы познаём необходимость расставания, вместе с которой приходит отчаяние. О, отчаяние… Это чувство воистину недооценивают в своё время, пока оно не приходит вместе со смертью, скрываясь за её спиной, но неотступно за ней следуя. Никогда ранее мы не ощущаем себя более ничтожными и неспособными вмешиваться в собственную судьбу, как во время первого столкновения со смертью. Именно отчаяние, а не страх, разжигает смертельную агонию ещё при жизни, ибо невозможно проститься с тем, что воистину любишь. И петля сама собой затягивается на шее, когда мы наконец осознаём, чем же так страшна смерть. Потерей того, что любишь больше, чем жизнь. Вот, что заставляет бояться смерти. Она выжигает душу изнутри, и мы сами падаем в её объятия, не пытаясь даже ухватиться за что-либо. Как возможно при жизни навсегда проститься со счастьем и любовью? Как возможно сказать себе, что больше никогда не увидишь живых любимых, не сядешь в кругу семьи, не исполнишь свои мечты? Мир так велик, а жизнь так коротка. Отчаяние показывает нам, что мы потеряем, а страх берёт сердце в тиски шипов, убеждая, что никогда уже это не вернём. Как жаль, что понять это возможно лишь столкнувшись со смертью, верно?***
Тогда смерть пришла в этот дом в первый раз. Холодным летним вечером, когда серп Эдегиль* явил свою первую звезду укрытой тенью земле, все звуки в доме вдруг затихли. Медленно комнаты погружались в сумрак ночи, а хозяева, получив скорбные вести, тщетно пытались совладать с собственными чувствами. После того, как гость, встреченный девушкой, рассказал все подробности смерти сельского целителя, трое людей надолго замолчали, а девушка задумалась над этими новостями. Из рассказа же молодого человека она узнала вот что: Леофрид был всеми уважаемым местным лекарем, мудрым и старым, ещё юному целителю было всего около десяти лет, когда до его ушей дошёл слух о том, что через земли близлежащего леса проходил отряд Торина Дубощита, направлявшегося к Одинокой Горе, что далеко на северо-востоке от Рованиона и недалеко от южной оконечности восточных склонов Эред Митрин. Рождённый около две тысячи девятьсот тридцатого года Третьей Эпохи, он прожил здесь долгую жизнь, став знатоком трав и лекарств. Многие даже поговаривали, что его знания были получены им от эльфов, что жили неподалёку, однако это были всего лишь слухи и доказательств им не было, и уже никогда не будет. Его жена, Аделин, нашла лекаря почившим в собственной постели пару часов назад. По реакции Миривен и Эледвига девушка поняла, что семья Леофрида была очень им близка: когда только первые слова о смерти травника вырвались из нетерпеливых уст молодого человека, хозяйка дома с исказившимся от горечи лицом, тут же ослабев, осела на пол у стены, а хозяин, плотно сжав губы, стойко продолжил слушать вести. Сейчас Миривен сидела подле мужа, и, как за спасательный круг, держалась за его руку, а на щеках её в свете луны за окном всё ещё блестели тонкие дорожки от слёз. Иногда сокрушённо качая головой, Эледвиг горестно хранил молчание, не произнеся ни единого слова после оглашения новости. Молодой же человек, который остался здесь, после того, как окончил свой рассказ, стоял у входа, оперевшись о стену спиной и сложа на груди руки. Взгляд его неподвижно упёрся в пол, лишь иногда быстро мелькая на девушку, что в задумчивости переваривала информацию, сидя на огромном деревянном сундуке у небольшой чугунной печи. Спустя некоторое время голос хозяина дома разрезал наконец мёртвую тишину: — Он был нашим другом. Другом всех жителей, — рука его легла на бесчувственную ладонь жены, — мы выросли с ним в Истфолде и присягали на службу самому королю, когда тот отправлял нас сюда, на север: меня на защиту земель, его — на лекарский долг перед нашими воинами. Не думал я, что смерть когда-нибудь коснётся его, сведущего в целебных делах, а зря. — Смерть нашла его быстро, — прошептал молодой человек, — для восьмидесяти семи лет он был ещё очень бодрым, но сердце его оказалось чуть слабее, — он подошёл к Эледвигу и сочувствующе положил ему на плечо свою ладонь, чем немало удивил девушку. Жест выглядел очень близким, даже слишком, для простого соседа в поселении. До поры погружённая в свои мысли женщина, подняла вдруг на них глаза, в которых всё ещё стояли слёзы. — Пойдём, навестим их? — тихо прошептала она, глядя на Эледвига. Тот медленно кивнул и, чуть нахмурившись, обратился к девушке: — Дитя, ты не могла бы принести чарку речной воды, чтобы мы могли смыть скорбь с нашего чела, насколько это возможно? Девушка тут же подскочила и вихрем унеслась за дверь, противоположную входной, что выходила на задний двор. Там, прихватив с собой деревянное ведёрко, она направилась к реке, колышащей свои волны в лунном свете. Как только девушка исчезла за проёмом, впускающим в дом вечернюю прохладу, мужчина обратился к молодому человеку: — Останься с ней, пока мы сходим до Аделин и Сильвинг. — Кто она? — юноша тут же задал вопрос хозяину дома, явно давно его тревожащий. — Потеряшка, и судя по всему, сирота. Позже расскажу тебе обо всём, но знай, — она не говорит. За весь сегодняшний день — ни слова, хотя, возможно, с тобой, более подходящим ей в качестве товарища, она заговорит, мы будем только рады, — ответствовал мужчина, вставая со скамьи, и бережно поднимая за собой Миривен за плечи. Она уверенно кивнула ему, встречая заботливый взгляд, и расправила плечи, морально приводя себя в порядок, ведь были люди, которым помощь и поддержка были гораздо более необходимы, чем ей. Поспев вовремя, в кухню с полной чаркой горной воды вошла девушка, напрямик подходя к супружеской паре. Пока Эледвиг, плеща в разные стороны водой, умывал горящее от долгого солнечного дня лицо, девушка тихо подошла к женщине и, под пристальный взгляд юноши, нежно положила маленькую ладонь ей на плечо. Миривен тут же подняла на неё взгляд, полный удивления: впервые девушка коснулась кого-то из них. Однако место удивления тут же заняла нежная, но полная скорби улыбка, вызвавшая в глазах девушки печаль. Ей было очень жаль, что хозяева дома, приютившего её, испытывали такие страдания, особенно она переживала за женщину, чувства которой она понимала как свои собственные. Обменявшись подбадривающими улыбками, женщины наконец отдалились друг от друга, тогда Эледвиг положил руку жене на спину и, благодарно улыбнувшись девушке, повёл её к двери. Когда хозяева исчезли за дверью, девушка поняла, что в комнате помимо неё остался ещё один человек. Переведя взгляд в угол дома по правую сторону от двери, она встретилась с блестящим взором темноволосого юноши, что спокойно за ней наблюдал. Немного постояв, в задумчивости мыслей глядя молодому человеку прямо в глаза, но словно смотря куда-то сквозь него, девушка тихо вздохнула и вышла на задний двор. Луна встретила её своей мерцающей полнотой. Свет её лился далеко во все концы видимых взору земель, покрывая далёкие пространства холмов, до самого леса на юге. Река, умерившая свой бег в ночи, переливалась и искрилась, притягивая взор темнотой своих вод, однако задержать на себе девичьи глаза не была способна. Взор девушки всё время обращался к чаще леса на другом берегу. Раскидистые сосны качались на ветру, шелестя своими могучими, потемневшими в ночи кронами. Прекрасные белые врата в лес мерцали в свете луны, а тропа, по которой совсем недавно ступала нога девушки, манила своим свечением, призывая девушку вновь окунуться в мир гигантов, одетых в кору и листву, пройтись по мягкой траве лужаек, заприметить быстрый бег дикого животного, заметившего её, тихо крадущуюся среди игры солнечного света, просачивающегося сквозь листву. Огромная арка из корней деревьев на входе в лес звала девушку, и душа той всеми своими струнами стремилась к ней, хотела прикоснуться к тёплой, живой тверди белых великанов, охранявших вход в лес. Вдруг внимательный взгляд девушки уловил промелькнувший у входа в лес золотисто-белый перелив цвета. Вся она напряглась, чуть подавшись вперёд, словно это помогло бы разглядеть движение лучше. Глаза девушки тут же ухватили новое золотистое движение уже среди западных зарослей кустов. Движущееся нечто было видно лишь в свете озарявшей границу леса луны, тогда оно быстро мелькало, а затем исчезало среди густоты деревьев, куда лунный свет не проникал. — Охраняют, — вдруг раздался за спиной девушки голос. Она вздрогнула, подпрыгнув на месте и, едва не взвизгнув, развернулась. Прямо возле неё стоял тот молодой человек. Его взгляд, до поры тоже обращённый на лес, медленно перешёл на девушку. Только сейчас она смогла его хорошо разглядеть, и внимание привлёк присущий, наверное, всем местным жителям прекрасный, светлый цвет глаз, похожих на два изумруда. Они таинственно мерцали в свете луны и ночи, принимая в это время суток чуть более тёмный оттенок. Юноша в свою очередь недолго изучал девушку, лишь заострив внимание на чуть раскрытых губах, а затем вновь перевёл изумрудные огоньки на темнеющие вдали просторы. Он чуть кивнул головой в ту сторону, призывая девушку тоже посмотреть на лес, и продолжил: — Лесной народ не так легко увидеть, при их-то осторожности и бесшумности, — и, встретив вновь вопросительный взгляд девушки, пояснил многозначительно низким голосом, — эльфы. Мурашки прошли по плечам девушки, спускаясь по всей спине, то ли от внезапного порыва холодного ветра с западных склонов гор, то ли от услышанного. Неужели этот юноша говорит правду? Заметив распахнутые в жадности глаза девушки, теперь с большим интересом следившей за шелестящими кронами деревьев, молодой человек усмехнулся. — И вправду неместная? — удивлённо воскликнул он, складывая руки на груди, — королевство лесных эльфов, не знаешь? Девушка чуть покачала головой, всё ещё всматриваясь вглубь громады леса, однако манящего золотого движения больше не замечала. — Они уже давно так маячат у кромки, как только солнце сядет, — тихо продолжал молодой человек, — никто никогда не видел, чтобы это были стражники в доспехах. Говорят, что в дозоре всегда бывает один из эльдалиэ. Посылать к северным землям войско или отряд дозорных смысла нет, ведь здесь мы держим оборону, однако границы прочищаются ежедневно. «Эльфы», эхом пронеслось в голове девушки. Молодой человек вновь посмотрел на неё и вдруг произнёс: — Стража говорила, что тебя нашли в лесу. Это правда? — девушка перевела взгляд на него, внимательно вглядываясь в глаза, и пытаясь понять, с какой целью он это спрашивает. Собеседник чуть сощурился, мысленно задаваясь вопросом, зачем вообще ему хочется разговорить эту девчонку, что без стыда молча смотрит на него, даже не стараясь ответить на вопрос. Так и не дождавшись речи от неё, молодой человек нервно хмыкнул, и перевёл свой взгляд на высокие вершины горной цепи на западе. Небо там всё ещё было не таким иссиня-чёрным, напоминая о заходе солнца. Чуть замешкавшись, юноша неуверенно заговорил: — Знаешь ли ты, что земли за этими склонами, много миль дальше, на север, когда-то давным давно были освещены священным Светочем? — не оборачиваясь на девушку, молодой человек продолжал рассказ, уводящий далеко в прошлое этих земель, — никто, кроме, разве что, Высоких эльфов, уже не помнит доподлинно те далёкие времена, когда Арда не имела ещё своих теперешних очертаний. После Первой войны между Владыками и Мелькором, когда Тулкас прогнал его своим громогласным смехом, Вала Кементари — Дарительница Плодов — бросила в землю несколько семян, что давно хранила у себя. Валар усмирили огонь войны, разверзшийся на поверхности как земли, так и моря, и запрятали его глубоко в недра земли. Для того, чтобы плоды Йаванны взросли на крутых холмах, нужен был свет. Тогда муж её, Аулэ Кузнец, сработал два великих светоча, Варда наполнила их чудесным светом, что был сродни свету звёзд, созданных ею, Манвэ благословил их, и воздвигли они эти Светочи на самом севере Средиземья, на высоких столпах, по высоте более величественных, чем все горы последующих эпох. Северный Светоч назвали Иллуин, а южный — Ормал. Те времена давно прошли, и мир уже после того, как Светильники были разрушены, менялся множество раз, но что-то мне подсказывает, что такая великая магия не могла бесследно исчезнуть, — юноша в нерешительности затих, размышляя над тем, зачем делится своими мыслями с незнакомкой. Внимательно осмотрев девушку, и заметив её увлечённость его рассказом, он, тяжело вздохнув, выдал: — Я хочу отправиться туда. На самый север, своими глазами увидеть Хелькараксэ, через жесточайшие льды которого отважились переправиться лишь Валар, Унголиант и славный народ Финголфина. Почему-то, даже не совсем осознавая о чём идёт речь, всё в девушке заговорило внутри, во время жаркого шёпота молодого человека. Взор его горел мечтой, а грудь высоко вздымалась, и было понятно, что то, о чём он говорил, действительно было важно для него. Речь пламенным огнём окончилась, оставляя за собой волнение в воздухе, что перешло и к девушке: перед взором её сиял священный Иллуин, высокий и величественный, дающий земле радость плодородия своим светом. Вдалеке за их спинами хлопнула дверь. Хозяева вернулись с тяжёлым сердцем, но чистой совестью, ведь они поддержали близких их семье людей в тяжёлую минуту. — Ах, милая Аделин безутешна, — заламывая руки в возбуждении, говорила Миривен. — Кто бы мог подумать, что такая большая разница в их с Леофридом возрасте только сблизит их! Не знаю, сможет ли она справиться с этой утратой… — Сможет. У неё нет выбора, ведь от него у неё осталась дочь, которую, между прочим, давно пора сделать девушкой на выданье, — укоризненно проговорил Эледвиг. Миривен внимательно оглядела девушку и прихлопнув руками проговорила: — Что бы ни случалось, выглядеть нужно достойно. Пойдём, дитя, я покажу тебе твоё место для ночлега, а заодно и одежду выдам. А то выглядишь как гундабадский орк, чтоб им пусто было, — уже тише добавила женщина, беря под локоть девушку. Комнатка оказалась небольшой, похожей на летнюю кухню. Окна были большими, но старыми, почти панорамными, выходящими на задний двор, лес и реку. — Хотела сделать себе здесь мастерскую, — робко улыбнувшись, проговорила хозяйка. Пока она рылась в большом деревянном шкафу у стены, девушка прильнула к окну. Всё тот же пейзаж, уже ставший милым сердцу. Шум речного потока, переблёскивание ярких звёзд… Но что это там? Девушка вдруг подалась вперёд, неосознанно ударяясь носом об стекло, и тихо зашипела от боли, однако не отводила взгляд от врат леса. Прямо у них, в лунном свете стоял кто-то и смотрел чётко в сторону поселения. Зрения не хватало для того, чтобы разглядеть, кто это был, но как только девушка стала присматриваться, он отвлёкся и, развернувшись вокруг своей оси, вновь исчез под покровом леса, напоследок блеснув золотистым отсветом. Дыхание спёрло, когда девушка вспомнила, что этот золотой отсвет они уже видели вместе с юношей. — Вот, держи. Как только замарается, скажи мне, — Миривен уже протягивала девушке тёмную ткань, похожую на платье, что сидело на хозяйке. Девушка как в тумане забрала у женщины хозяйское платье и подошла к небольшой кровати прямо у окон, обернувшись к женщине. Та недолго смотрела на неё, ласково улыбаясь, а затем неуверенно заговорила: — Завтра, как проснёшься, я начну учить тебя нашему языку. Точнее двум языкам, — чуть призадумавшись добавила женщина. — Ещё я подумала, что ты можешь начать учиться у Аделин целительству, однако меня тревожит, что вы можете не сойтись характерами. Она, знаешь ли, истинная женщина страны коневодов — и мечом владеет, и стальной волей орудует. Нужно будет немало постараться, чтобы уговорить её взять тебя в ученики. А теперь отдыхай, завтра важный день, — Миривен мягко улыбнулась и вышла, тихо затворив за собой дверь. В комнате было прохладно, но большое пуховое одеяло помогло справиться с летней ночной свежестью. Девушка ещё пару мгновений наблюдала за горизонтом из окна, надеясь ещё раз увидеть таинственного гостя с опушки леса, а затем устало откинулась на подушку. Перед тем, как уснуть с улыбкой на губах, в её мыслях крутилась лишь одна фраза: «Кажется, я впервые увидела эльфа».***
Солнце стремительно падает за горизонт и тут же вновь возрождается на востоке. Ветра быстро поднимаются с рассветным часом и в мгновение умолкают после того, как последний луч дня касается земли. Дни протекают мимо меня, сквозь меня, не зная пределов времени, они словно быстрый речной поток: не останавливаясь, несутся так же стремительно и безнадёжно. Я поначалу стараюсь уловить их, замедлить течение времени, удержать последний алый луч, или помешать бешеному ветру, но у меня ничего не выходит. Я лишь наблюдатель, не часть этого мира. И хотя я стою на огромной вершине перед бушующим морем, и ноги мои утопают в мокрой траве — я не часть этого мира, ибо не могу повлиять на его течение времени. Глаза отчего-то начинают слезиться. Я сама не знаю, почему плачу. Внутри нет чувств, только беззвучные слёзы гроздьями парят в воздухе, после того, как срываются с ресниц. Они замирают в воздухе и искрятся тысячами капелек, переливаются сначала в рассветном и тут же в закатном свете. Я это уже видела. Эта невесомость, эти искрящиеся камни в безвоздушном пространстве. Я видела это, когда была ведома Им. Кажется, что уже никогда мне не найти выхода из этого бесконечного круга жизни, в котором я — чужая. Но вот перед моими глазами с востока, под руку с огромной надвигающейся на меня волной, приходит рассвет. Я вижу прекрасные очертания девушки за красным огненным шаром. Она приветливо машет мне рукой, и я хочу ответить ей тем же, но волна накрывает меня, и я тону в темноте.***
— Яйца! Свежие яйца! — Подходите, посмотрите на наши прекрасные ткани! Прямиком из царства Лесной Владычицы, будьте уверены! — Сюда, сюда! Ну же, живее! Э, стой, неужели не видишь, здесь сук? Десятки голосов слились в одну сплошную перебранку. От непривычных ушам громких звуков девушка слегка поморщилась. Вот в том лесу такого шума не было… Блаженно прикрыв глаза, она попыталась окунуться в воспоминания: тихие песни жаворонков над головой, где-то в сени крон, пробуждение в тёплых утренних лучах солнца на мягком благоухающем мхе, сладкая вода из лесного источника, в расщелине между камнями, которую она нашла, когда… — Эй, очнись! — вздрогнув, девушка открыла глаза и встретилась взглядом с недоумевающей Миривен. — Это тебе не дворик дома, деточка, это базар — здесь нужно в оба глядеть, не то разберут у тебя всё, что есть в твоей прекрасной корзинке. Женщина, не сбавляя темпа, уверенно шла вдоль длинный пёстрых прилавков, усеянных разнообразными удивительными вещами, названия которых девушка едва ли могла знать или припомнить. Едва поспевая за целеустремлённой хозяйкой дома, она и вправду хотела запомнить всё, что ей говорила женщина — несомненно, всё это в будущем пригодится девушке, — однако юное любопытство было сильнее, и девушка только с восхищением рассматривала всё, что окружало её на пути, избранным Миривен. Пожилой седовласый старец в пёстрой, расписной накидке с красными и золотыми цветами, широко расставив руки по бокам от себя, лучезарно улыбался и всем своим видом славил товар, что продавал. В его лавке все стены были увешаны расписными коврами, лёгкими прозрачными тканями, у которых толпой стояли девушки всех статусов и сословий, а сам торговец громогласно зазывал посмотреть на дивные заморские украшения и гончарные произведения искусства. По дороге на северную оконечность базара девушка также заметила молодого смуглого мужчину, легко перебирающего струны лютни в уголке своей лавки. Перед ним были выложены различные музыкальные инструменты, названия которым девушка не могла найти. Иногда хозяин лавки зорко стрелял глазами из-под густых ресниц в толпу, и в это мгновение песня его становилась чуть громче, а голос ещё слаще. Мимо проносились лавки овощеводов, лодочников, рыболовов; люди ругались между собой из-за цены, или хамского обращения чужаков-торговцев, обнимались после долгой разлуки, смеялись над необычными рассказами из путешествий караванов; тут и там клубились дымы от горящих благовоний и ароматных масел из далёких и не очень земель. И только Миривен ничего из этого не интересовало. Она упрямо не хотела останавливаться ни перед одним из торговцев, ни перед какой преградой, будь то нагруженный перемотанный тканью тюк или слишком настойчивый продавец каких-либо пряностей. Девушке же было интересно всё: хотелось подойти к книжной лавке и послушать рассказы старой женщины, заведующей ей, набрать кучу необычных фруктов самых различных цветов в лавке юного загорелого мальчишки и попробовать их. Когда отчаяние стало уже охватывать девушку при мысли, что они пронеслись по всему рынку, так нигде и не остановившись, Миривен скользнула в прикрытую от солнца аккуратную лавочку. Там девушке в первую очередь ударил в нос запах кожи и старины. Пока она, принюхиваясь, пыталась понять, как относится к этим запахам, Миривен промчалась вглубь лавки и восторженно заговорила: — Мастер Диораст! Как же давно вас не было в наших краях, — она лучезарно улыбнулась и охотно пожала протянутую ей руку светловолосого мужчины. Тот тут же улыбнулся ей в ответ, слегка наклонившись, выражая тем самым почтение. Быстрый взгляд его скользнул по девушке, что оглядывалась по сторонам, рассматривая интересное убранство торговой лавки. Не укрылось от его внимательного взора и то, как, несмотря на спокойное и даже умиротворённое выражение лица, руки её сильно вцепились в плетёную ивовую корзинку. Не задавая лишних вопросов мужчина тут же ответил: — Да, миледи. Мои задержали, — добродушно усмехнулся мужчина, чуть выпятив грудь вперёд. — Но спешу сгладить ваше негодование: с собой из наших родных земель я привёз множество нового, — вытянутая рука его обвела всё пространство лавки. Все стены были увешаны различными кожаными и металлическими приспособлениями странного вида. Девушка долго не могла сообразить, что для чего, пока взгляд её не упал на кожаную узду. — Диораст, на моих конях старая подпруга уже еле держится, она пережила переезд из Иствуда в здешние северные земли и давно требует заслуженного отдыха, — поясняла женщина, увлечённо рассматривая лавочки с хлыстами. На долго её не хватило, ибо в итоге она скривилась от одной только мысли, для чего они были предназначены, и спешно подошла к мужчине, который по первым словам женщины понял, что ей нужно. Старые товарищи долго обсуждали достоинства и недостатки предлагаемых мужчиной товаров, пока наконец не сошлись на оптимальном варианте. — Значит, одна подпруга, один новый подбрюшник и деревянный хомут, — бормотал мужчина, записывая что-то на сшитых листках бумаги, — получится пять золотых. — Пять дукатов? — в ужасе воскликнула Миривен. — Моя миледи, знали бы вы, какие трудные дороги с обозом мне приходится преодолевать, чтобы добраться до этих предгорий… — Ладно уж, не начинай. Помнится, в прошлый раз ты рассыпался в уверениях, что приезжаешь сюда исключительно чтобы повидать меня и моего мужа, так что избавь меня от этого повторно, — заливаясь смехом, ответила женщина. Примирительно подняв руки вверх, мужчина тоже засмеялся густым басом, принимая пять монеток из руки Миривен. — Если у тебя будет время, наш дом всегда отрыт, Диораст, — уже у выхода сказала женщина и, получив благодарный кивок в ответ, вышла на базар, пропуская вперёд юную девушку. Когда они возвращались обратной дорогой, Миривен всё же сжалилась над девушкой, видя её в удивлении приоткрытый рот и жадно бегающие глаза. Сказав, что будет ждать у главной развилки, и прося не слишком задерживаться, она оставила девушку посреди безумства торга и предложения. Идей, куда пойти, было предостаточно, однако первым мысли посетило воспоминание об одной из самых больших лавок рынка. Решив не слишком заморачиваться, — времени-то всё равно не запасти столько, чтобы осмотреть каждую, — она решила отправиться к той лавке. Пройдя в западный квартал базара, девушка наконец вошла в шатёр, искрящийся в свете солнечных лучей ярче всех. На входе её встретила россыпь всевозможных драгоценных камней: от рубина, до обсидиана, здесь были как камни глубоких недр гор, так и тёмных древних пещер. Инкрустированные малахитами, алмазами, изумрудами ювелирные украшения слепили взор. Засмотревшись на все эти изгибы гнутого драгоценного металла, девушка не заметила, как к ней подошло существо, не похожее ни на одно из тех, которых она видела, и тем более, о которых слышала. Оно было чрезвычайно низким по сравнению с ростом людей, в той местности, где она теперь жила, хотя сравнивать его рост с ростом людей уже было бы ошибочно, ибо существо не походило на человека. То есть, у него были и руки, и ноги, и голова, и черты лица, но всё было ниже и шире, чем у людей, густая чёрная борода была украшена белоснежными самоцветами, а пряди волос у лба унизаны серебряными бусинами с замысловатыми резными узорами. Вся его фигура выражала крепость и силу, а гордая прямая осанка показывала принадлежность существа к знатному роду. Заметив в глазах юной девушки нескрываемое восхищение и заинтересованность, маленький человек сначала впал в ступор, а затем, отвечая всем повадкам своего народа, подбоченился, складывая руки на широком резном поясе из тончайшего железа, и решил выказать девушке почтение, что было весьма неожиданным решением. Обычно маленькому человеку казалось, что люди севера с некой гордостью прохаживаются вдоль его скромной лавки, не замечая того, какие прекрасные изделия он сюда привозит, поэтому держался он гордо и непреклонно, при попытках местных немного сбить цену товаров, им понравившихся. Сейчас же девушка, не понимая, кто перед ней, но ощущая всю его силу и даже величие мастера, сглотнула, и наконец поднялась от манящих блеском прилавков. Окинув девушку заинтересованным взглядом лукавых, но добродушных глаз, маленький человек грудным басом вдруг заговорил: — Что же, женщина, стоишь у порога моей лавки? Проходи внутрь, осмотрись, выбери себе достойное украшение по нраву. Или, может, тебе уже что-то приглянулось на входе в прекрасный мир самоцветов? Девушка призадумалась, держа указательный палец и губ и, когда взгляд её упал на заинтересовавший её предмет, оживлённо закивала в ответ гному, указав пальчиком на красивую вещицу. Человек усмехнулся, вначале не обратив внимание, на что указывает девушка. — Надо же, немая ты что ль? — девушка в ответ лишь продолжала улыбаться, в нетерпении то приподнимаясь, то опускаясь на носочках. Тогда взгляд человечка переметнулся на вещицу, на которую указывала девушка. — Это? Да ты шутишь, дитя. А ну-ка, проходи внутрь, — он нетерпеливо зашёл внутрь лавки, и девушка, слегка удивившись, последовала за ним. То, чем оказался богат торговый навес внутри, поразило девушку настолько, что она тихо ахнула. Десятки, если не сотни расписных видов оружия, развешанного по всем стенам, переполненные начищенными топорами сундуки по бокам, наряду с простыми украшениями из розового, белого, жёлтого золота. — Вот, смотри, здесь у меня красивейшие украшения, которые инкрустировали лучшие мастера, проявившие себя великолепными ювелирами ещё в эпоху расцвета Кхазад-Дума. Человек обернулся к посетительнице и обнаружил, что взор её приковали уже не витиеватые лёгкие сплавы, а остро заточенные боевые ножи, привлекавшие своей остротой и выгравированными завитвлениями на рукоятях. Он бесшумно подошёл к ней, внимательно рассматривающей выставленные в ряд обоюдоострые секиры и коротенькие томагавки, а затем довольно, с долей лукавства произнёс: — А я не ошибся в тебе. Да, это, — он указал на все метательные и рубящие предметы перед взором девушки, — красивейшие боевые творения гномов Синих гор. Везти их от самых предгорий, вдоль всего Рованиона, балрог его раздери… — гном тут же осёкся, покосившись на девушку, и уже менее горячо продолжил: — В общем, было довольно тяжело. И хотя я не могу не согласиться, что оружие — лучшее украшение, способное спасти жизнь, однако, хочу заметить, что девушкам вроде вас всё же больше подходят камни и самоцветы, чем острые боевые ножи. Гном внимательно поглядел на девушку, явно довольный своими словами, ведь девушка тихо засмеялась, снимая с аккуратных креплений и подавая гному небольшой резной нож в красивом инкрустированном чехле. Он осмотрел холодный предмет, — в его руках он был подобен несущественной соломинке, настолько внушительными выглядели натруженные ладони гнома, — проверив баланс оружия, его заточку и надёжно ли гарда соединяется с череном и клинком, гном утвердительно хмыкнул. — У вас хороший глаз, — улыбнулся гном и прошёл ко входу в лавку. Пройдя за ним девушка прикинула, сколько денег ей понадобится на такой красивый предмет. Нашарив в переднем кармане фартука платья единственные четыре дуката, она с замиранием сердца ждала приговора. Если на пару простых вещиц для лошадиной сбруи понадобилось пять золотых, то чего можно ожидать от красивейшей мобильной вещицы, инкрустированной белоснежными самоцветами в виде широко раскинувшегося дерева… — Два золотых. Девушка вскинула брови и, замешкавшись, быстро нащупала в переднем кармане две монетки, пока гном пытался сдержать рвущийся хохот. Он долго наблюдал, как девица, погружённая в мысли, кусает губы, наверняка думая, как расплатиться за клинок, выкованный лично знакомыми гному сородичами, и вид этот так позабавил его, что тот решил сбить цену за предмет, сколько возможно. А когда девушка стала так самозабвенно искать в единственном кармане эти две монеты, удивлённо распахнув глаза, то гному стало уж очень тяжело сдерживать смех. Его густая борода всё же немного подрагивала, когда он подал девушке красиво обёрнутый в ткань нож. Она благодарно улыбнулась ему, даже слегка поклонившись, помятуя о манерах Диораста. Гном расставил руки по бокам и уверенно заговорил: — Что ж, женщина людского народа, заходи в любое время, я расскажу тебе о своих странствиях во время моей торговли по Средиземью, и коли придёшь, то, надеюсь, в следующий раз будешь не так болтлива, как в этот, — всё же хохотнул он, треся блестящей бородой. Девушка сначала вздрогнула от этого, ибо смех гнома был похож на внезапный громкий раскат грома, а затем тоже заулыбалась. — Как встанешь на пороге, так не стесняйся, сразу клич Скаргрима, сына Гаргрона. Этот добрый гном ей понравился. Ещё раз слегка поклонившись и бережно держа купленный предмет в закутке, она развернулась и быстрым шагом вдоль базарных лавочек отправилась в сторону уличной развилки. Девушка нашла Миривен за разговором с одной из жительниц деревни. Они что-то бурно обсуждали, когда девушка подошла к ним. Миривен, слегка смутившись от внезапного появления девушки, положила ей руку на плечо. — Да вот же она. Купила что-то? Ну ладно, дома покажешь, идём же. Прощай, Дарма, рада была повидаться, — женщина поспешно взяла под руку девушку и быстро повела в переулок вне видимости рынка, под подозрительный взгляд особы. Пройдя несколько минут в тишине, недоумевающая девушка посмотрела на женщину, которая с таким усердием уводила её дальше от рынка. Та, заметив это, тяжело вздохнула. — Недобрый дух дёрнул меня рассказать о тебе при этой особе. Я думала, она из меня все силы выжмет расспросами о тебе, когда остальные уважаемые леди тактично ретировались, — фыркнула женщина, усмиряя наконец шаг. — Сейчас пойдём к Аделин, и я буду упрашивать её устроить тебя при ней ученицей. Ты веди себя тихо и… — женщина слегка осеклась, окидывая девушку быстрым взглядом, — ну да с этим не будет проблем. Пришли. Перед стройным деревянным зданием стояло несколько людей, обсуждавших последние новости, гулявшие среди народа. Девушка не успела ничего понять, уловив лишь какие-то обрывки вроде «эльдар», «отряд», «нападение», а затем она, подгоняемая Миривен, юркнула в здание. Внутри оказалось тепло и сухо. В передней комнате был гладкий дубовый прилавок, за которым копошилась молодая женщина, по годам годящаяся Миривен в младшие сёстры. Кругом на длинных полках были расставлены какие-то травы, сборы, настойки. Если хорошенько поискать глазами, то можно было наткнуться и на предметы ухода за телом: разные мыльца, баночки с кремами и эликсиры. Приглушённый свет от свечей тускло освещал переднее помещение, однако напротив входа находился арочный проход в другую комнату, освещённую солнечным светом из окон. Как только тяжёлая дверь за посетительницами хлопнула с глухим стуком, женщина за лавкой тут же выпрямилась, держа в руках что-то, окинула взглядом пришедших, а затем вновь согнулась, ничего не сказав. Миривен взглядом красноречиво указала девушке держаться чуть поодаль, а сама осторожно подошла к деревянной лавке. — Аделин, здравствуй. С самого утра небось на ногах? — доброжелательно сказала она, стараясь не выдать волнения в голосе. Рука её коснулась гладкой поверхности дерева, и в этот момент женщина за ним наконец выпрямилась. Девушке в глаза тут же бросилась печаль и отстранение на лице хозяйки. Тусклые глаза её быстро окинули Миривен, прямо глядя ей в лицо, пока женщина вытирала руки тряпкой. Она молча перевела взор на девушку, которая замерла почти у входа в лавку. Заострённые черты лица хозяйки и худоба фигуры, вкупе с резкостью движений и колючей холодностью взгляда на мгновение чуть не заставили девушку припустить духу к выходу, желательно куда-нибудь в сторону добродушного гнома Скаргрима с базара. Однако поборов в себе этот порыв, она слегка выпрямилась, стараясь придать своей фигуре подобие уверенности. — Это кто такая? — без лишних приветствий резко бросила женщина, обращаясь к Миривен. — Эта девушка с недавнего времени моя подопечная — по хозяйству, понимаешь ли, нужна девичья рука в помощницы, — хозяйка, что-то пробубнив в ответ, тут же скрылась в соседнем помещении, так и не удосужившись выслушать речь посетительницы. Миривен слегка закусила губу, бросая на девушку настороженный взгляд, как бы припоминая, что говорила о характере хозяйки лечебной лавки. Сама она вернулась спустя минуту с нагруженной доверху тряпичными мешочками корзиной. — К слову, именно по её душу я к тебе пришла, дорогая Аделин. Женщина с грохотом поставила корзину на дубовый стол и, уперев кулаки в бока, обратила хмурый взор в сторону просительницы. Миривен тут же приблизилась к ней, рассудив эту красноречивую позу за готовность выслушать её. Однако пока женщина говорила свою речь, лицо хозяйки лишь больше мрачнело с каждым её словом. — Этой девушке некуда идти, кров и пищу для неё, как и опеку, мы взяли на себя, но ей нужна работа: по-другому ей здесь не выжить, — хозяйка резким движением развязала фартук и положила на стол, прихлопнув его ладонью, словно он букашка, которая может убежать. — Я знаю, ты не особо жалуешь идеи с обучением в помощники… — Не особо жалую? — вкрадчиво повторила хозяйка, чуть склонив вбок голову. — Я не беру себе никого в помощники, — чётко отчеканила она. — Я понимаю, Аделин, но нам и вправду необходима твоя помощь… Работы почти не осталось, а твоё ремесло востребовано всегда! — оживлённо отвечала Миривен, идя за удаляющейся в соседнюю комнату хозяйкой. — Да мне дела нет, — равнодушно отвечала Аделин. Девушка слегка нахмурилась. Приём, который здесь оказывают Миривен явно ей не нравился. — Брось, Аделин. Не делай вид, что тебе всё равно, — упрямо продолжала тихим голосом Миривен. — Я же знаю, если ты откажешься помочь, оставив нуждающегося в помощи на произвол судьбы, то тебя это будет безумно тревожить. Слова женщины заставили Аделин замереть перед полками с сушащимися травами. Взгляд её остановился перед собой, а печи были напряжены до предела. Миривен не преминула воспользоваться этим шансом. — Давай сделаем так: возьми её на испытательный срок, пусть работает столько, сколько нужно, присмотрись к ней, я уверена, она очень способная девочка, и если ты всё же решишь, что она ни на что негодна, тогда так и быть, я смирюсь, — Миривен положила руку хозяйке на плечо, с надеждой вглядываясь в её лицо. Когда та обернулась на этот жест, они какое-то время смотрели друг другу в глаза, а затем хозяйка вздохнула. На одно лишь это мгновение в чертах её лица промелькнула усталость и душевное истощение, а потом выражение вновь стало чуть надменным, не выражающим никаких эмоций. Она, чуть прищурившись, оглядела девушку, которую было видно из деревянной арки. — Девица эта твоя сама-то за себя может что-нибудь сказать? — с сомнением проговорила хозяйка так, чтобы та тоже услышала. Когда глаза девушки в растерянности обратились на Миривен, та поспешно ответила: — Как бы тебе сказать, она не говорит, — хозяйка вскинула бровь, переводя взгляд на подругу. — Совсем. — Ты взяла себе в помощницы немую девицу? — не скрывая усмешки воскликнула женщина. — Язык-то хоть у неё не отрезан? Ну да это даже лучше, коли так. Хоть болтовню не придётся слушать. Миривен лишь улыбнулась на эту реплику, проходя с хозяйкой в переднее помещение. Аделин не стесняясь рассматривала девушку и уверенно продолжала: — Пусть приходит завтра с рассветом. Пойдём с ней в лес, — криво усмехаясь, вещала хозяйка. Девушка вдруг широко улыбнулась и подпрыгнула от радости, чем вызвала недоумение у обеих женщин. Позже обменявшись прощальными репликами, женщины вышли из лавки под задумчивый взгляд серых глаз хозяйки. Дома Миривен спокойно рассказывала мужу события и новости поселения, а также истории, которые успела выслушать от приезжих торговцев. Эледвиг внимательно слушал её, пока она выставляла на стол обед, и иногда задавал вопросы. Особенно его интересовал Диораст, который привозил вместе со своим товаром вести о делах, что творились на их общей родине. Девушка же, помогая Миривен, была погружена в мысли о том гноме с базара. Предложение послушать рассказы о его народе было очень заманчивым, однако девушка понимала, что это вряд ли будет возможно в обозримом будущем, ведь теперь у неё есть работа. И не только работа, а также большая ответственность, почти долг перед Миривен, так как та поручилась за неё перед хозяйкой лекарской лавки. Эта особа не показалась девушке внушающей доверия, но предчувствие подсказывало, что это лишь маска, надетая женщиной ввиду недавних печальных известий, её способ найти в себе силы двигаться дальше. Более того, новость о том, что завтрашнее обучение будет проходить в близлежащем лесу, делало эту работу до дрожи желанной. Вытаскивая из шкафа четвёртый столовый прибор, девушка резонно рассуждала о том, что вполне возможно, лишь будучи ученицей этой женщины, она сможет, не вызывая лишних домыслов и подозрений, регулярно наведываться в лес, который так манил её. Однако мысли её были прерваны внезапным недопониманием: для чего Миривен попросила её взять четвёртую тарелку? Словно в ответ на это, дверь в дом тяжело отворилась, и внутрь вошёл молодой человек, который вчерашним вечером принёс вести о семье целителей. Он без слов снял плотный фартук, и проведя рукой по волосам, прошёл прямо к столу, усаживаясь за него. Замершая с прибором в руках девушка успела задуматься над тем, почему рубаха юноши и в первую их встречу, и сейчас неизменно пропитана потом, когда он перевёл на неё внимательный взгляд и вкрадчивым тоном спросил: — Ты поставишь мне прибор? Девушка очнулась и быстро поставила тарелку перед юношей, вызвав его усмешку. — Илендор, расскажи-ка, что там за заказ в кузне, — принимая от жены кусок хлеба спросил Эледвиг. Молодой человек свёл густые брови к переносице. — Мы получили заказ на ковку двух дюжин мечей и ещё вдвое больше наконечников копий. Говорят, приказ пришёл от самого генерала. — Не нравится мне это. На границах явно что-то происходит. Это значит, что к нам отправят соответствующее заказу количество воинов, — мрачно проговорил хозяин дома. — Сообщай мне всё, что узнаешь, сын. Молодой человек кивнул в ответ, а девушка заинтересованно посмотрела на него: так вот почему его поведение вчера и сегодня показалось ей таким вольным с этой парой, — он их сын. Заметив взгляд девушки, Илендор вдруг замер, и тут же, вспомнив что-то, заговорил: — Я видел вас сегодня на базаре, — обратился он к матери и девушке, — случайно проходил мимо той лавки, к которой ты подходила, — юноша прямо посмотрел на девушку, чем заставил её неловко поёрзать на стуле. — Против гномьего искусства трудно устоять, а у тебя, видимо, не было с собой тогда денег, так что держи, — он протянул девушке что-то в такой же ткани, в какой был купленный ею нож. Недоверчиво покосившись на юношу, тут же продолжившего есть, словно ничего важного не произошло, девушка развернула ткань и в удивлении приоткрыла рот. Внутри оказался тот набор серёг, который ей приглянулся на входе в лавку Скаргрима. Наблюдавшие за этой сценой Эледвиг и Миривен, не скрывая любопытства, глядели то на сына, то на девушку, что уже во всю рассматривала подарок. Илендор заметил их подозрительные взгляды и попытался разрядить обстановку, иногда бросая взгляды на радостную девушку. — Гном этот, к слову, совершенно не знает манер. Сначала вовсе не хотел меня принимать, а после того, как узнал, что за вещицу я хочу приобрести, едва ли не выгнал, — затараторил молодой человек. Ему хорошо удалось сохранить невозмутимое лицо, когда он встретил благодарный взгляд девушки. Смущённая всей этой ситуацией даже больше, чем девушка, хозяйка дома поспешно заговорила, вытирая кухонным полотенцем губы: — Что ж, дитя, раз ты закончила есть, то пойдём. Нужно начать обучать тебя языку. Всё ещё улыбающаяся девушка подняла взгляд на Миривен и, бережно сложив серьги обратно в расшитую ткань, встала из-за стола, после чего радостно поспешила за женщиной под провожающие взгляды мужчин.