Солнечное кольцо вращается по своему кругу, принося лето. Петухи кукарекают пробуждающую песню эльфам на лугах. Сила в теле — сила в земле. Норны прядут, судьбы переплетаются. Solringen © Wardruna
***
Страницы пыльных старых книг неуверенно шелестели, подгоняемые твёрдой женской рукой. Сквозь окно оранжевой патокой лился солнечный свет, затапливая пространство деревянного стола. Женщины сидели на небольшой летней веранде на заднем дворе. Одна из них увлечённо рассматривала пожелтевшие страницы древних книг, а другая, хоть и хотела сосредоточить своё внимание на этом полезном деле, — всё равно время от времени бросала скучающие взгляды на виднеющийся вдали лес. Юго-западный ветер развевал их волосы, нежно гладил кожу, а также приносил с собою свежие запахи хвои. Миривен сосредоточенно искала нужную книгу из тех, что набрала в библиотеке. На них позолоченные письмена указывали названия, и все они имели смысл не то словаря, не то исторической хроники. Наконец победный возглас донёсся до ушей девушки. — Нашла. Смотри, — Миривен перевернула книгу письменами в сторону девушки, однако лицо подопечной осталось бесстрастным, лишь непонимающе хлопающие глаза то и дело поднимались на хозяйку. — Кажется, ты и вправду не училась читать, раз не можешь прочесть. Не помнишь, учили тебя? Женщина с надеждой взглянула на девушку. Получив всё тот же растерянный взор в ответ, она, вздохнув, продолжила: — Понимать-то ты нас понимаешь, и глупой или с рождения повреждённой тебя не назовёшь, так что всё будет не так трудно, как могло бы быть. Это, — на указала на толстую книгу в кожаной обложке, — þeodisc Lohtûr *. Фраза прозвучала удивительно мелодично и очень непохоже на обычный разговорный язык этого народа. — Особого практического назначения у древнего и современного языков Рохана сейчас нет, особенно для нас, переселенцев. Здесь они звучат гораздо реже, чем всеобщий адуни. Однако, — женщина многозначительно подняла указательный палец, — если кто-либо услышит от тебя фразу, или тем более просьбу, весть, на роханском языке, они сразу поймут, что ты вхожа в нашу культуру. Я не знаю, откуда ты родом, и что-то мне подсказывает, что сама ты не помнишь, к какому роду эдайн принадлежишь, но на свой страх и риск, хочу, чтобы в момент опасности, которая непременно придёт, ты могла положиться на нас, ибо о народе Рохана сложено много легенд, но ни одна из них не сделала нас гордыми или неспособными на милосердие. Ты сможешь стать одной из нас, и язык нашей родины поможет тебе в этом, как и второй, не менее важный — вестрон, не сомневайся. Миривен с грустью посмотрела в распахнутые во внимании глаза юной девушки. Сердце её сжималось, когда в тёмные часы раздумий она понимала, в какой опасности юное создание. В этот момент слова, сказанные мудрой женщиной в напутствие, по велению рока, оказались пророческими. Она ещё не знала, что они за собой повлекут, какое кошмарное бедствие упадёт им на голову, однако, всё её чуткое женское существо предчувствовало это. Поэтому, не посоветовавшись со старейшинами этого поселения, она взяла на себя всю опасность этой затеи, и решила посвятить потеряшку, как за глаза ласково называли девушку в доме, в народную святыню их страны — в рохиррик. Материнское чувство, которое пробудила в ней девушка с первого взгляда, заставляло женщину подолгу размышлять о том, какая судьба может ждать девушку за поворотом. Ни родных, ни друзей, ни даже голоса — ничего из того, что могло бы заставить её стремиться жить дальше. Любой другой уже давно бы отчаялся и свёл счёты с такой безнадёжной жизнью, но, вопреки всему, девушка эта сейчас сидела напротив роханки и, взбудораженная её вкрадчивой речью, в нетерпении ёрзала на стуле, бросая взгляды на кипы бумаг и книг на столе. Она была собрана и сосредоточена, ибо понимала — то, что делает для неё эта мудрая наставница, не просто так. Женщина надеялась на неё и доверяла; на свой страх и риск, но доверяла. Смахивая с себя тяготеющие мысли, женщина наконец встрепенулась и своими ясными малахитовыми глазами посмотрела на девушку. — Тогда начнём обучение. Но вначале скажи, — женщина нервно усмехнулась и тут же поправила себя, — то есть, дай какой-нибудь знак, ты вообще помнишь что-нибудь из своей жизни? Девушка, внимательно слушая Миривен, не отрывала взгляда от шелестящего леса у горизонта, откинувшись на спинку стула. Как только фраза эта дошла до сознания девушки, она почувствовала, как что-то огромное расширяется в её груди, откуда-то изнутри, перехватывая способность вдыхать; оно словно волна накрыло её, и девушка, испуганно выпучив глаза, погрузилась сознанием во что-то болезненное и быстрое. Чувства были, словно падение в пропасть, низ живота скрутило, и ветер донёс до слуха девушки магический шёпот: Immen dúath caeda Sui tollech, gwanna-thach omen Boe naid bain gwannathar Boe cuil ban firithа** Шёпот десятка голосов слился с музыкой реки, в которую стремительно всё прибывала вода, а после в сознании стали мелькать картинки, фразы, образы. Деревянный дом у опушки соснового леса. Яркий солнечный свет и полуденная жара. Запах жарящегося мяса на металлических шпажках, и мужчина, переворачивающий их. Он внезапно оборачивается лицом к наблюдающей за этим девушке и ярко ей улыбается. Он что-то говорит, указывая в сторону леса, но звуки обрываются, словно они находятся под водой, а не на залитой солнцем лужайке. Далее сознание девушки против её воли быстро движется в сторону, куда указывал мужчина. Она не понимает, как такое возможно, взгляд её передвигается, трясясь, явно в беге. Перед ней мелькают сучки деревьев, огромные стволы, через которые она перепрыгивает. Дыхание окончательно спирает: она словно чувствует то же, что испытывает тот, чьими глазами она всё это видит. Лес редкий, молодой. Воздух пропитан летней испариной, он густой и душный, но это не мешает ей отчаянно бежать. Девушка чувствует, как тревога разрастается, заполняя грудную клетку. Она кого-то ищет, точнее не она, а тот, в чьём она сейчас сознании. Он ищет и, кажется, кричит. Не услышав ответа, девушка в своём видении возвращается обратно той же дорогой, ещё издалека примечая всё того же мужчину за готовкой. Он замечает её и в тот момент, когда его улыбающиеся глаза цвета чистого серебра обращаются на неё и улыбка спадает с его лица, всё вокруг озаряет мгновенная вспышка. Шелест листьев, так сильно похожий на шёпот губ, опаляет слух, и сознание пропадает. А потом девушка находит себя на стуле, с прижатой рукой к сердцу. Миривен что-то отчаянно кричит ей, сидя прямо у её ног, но девушка лишь непонимающе глядит. Грудь бешено вздымается; на месте, где, пытаясь вырваться из грудной клетки, бьётся сердце, с силой сжатые пальцы комкают ткань платья. Взгляд, полный страха, перемещается на женщину, шевелящую губами. Постепенно слух возвращается, и издалека, словно из толщи воды, возникают наконец звуки. — Милая, что с тобой? — Миривен хватает девушку за плечи, однако та глядит на неё лишь застывшим взглядом непонимания и испуга. Спустя долгие десятки минут, когда Миривен уже принесла ей успокаивающий чай из плодов шиповника, девушка пришла в себя. Дыхание выровнялось, но загадка того, что же произошло, осталась висеть в воздухе. Миривен о чём-то непрестанно говорила, стараясь, наверное, успокоить разговором девушку и отвлечь от мыслей и накатившего волной страха. Это не скоро, но подействовало, и девушка, глубоко вздохнув, знаком указала женщине, что готова начать обучение. И та начала долгое занятие. Луч заходящего солнца освещал ровные строки раскрытой книги. Пара часов обучения обозначили перед женщинами ясные перспективы: во-первых, сплошное заучивание словарей не даст никаких плодов, кроме, разве что, головной боли и отсутствия всякого желания обучаться; во-вторых, учиться посредством чтения Миривен исторических данных, легенд и сказаний, оказалось для девушки очень даже занимательным занятием. Параллельно с этим женщина объясняла ей основные конструкции и обороты языков, которые, на удивление, оказались не так уж и различны между собой. По словам хозяйки, язык Рохана был одним из предков всеобщего наречия, — не единственным, но немаловажным, — поэтому изучать их одновременно оказалось весьма незатруднительно. Прыткий ум девушки, словно большая книжная полка, коллекционировал различные речевые обороты, слова, их значения, и хотя произношение она запоминала только на слух от Миривен, научиться писать, тем самым выражая свои мысли и желания, было вполне возможно. Миривен не стала заставлять девушку выговаривать слова и отрабатывать произношение. Происшествие на веранде настолько её потрясло, что она решила в ближайшем будущем не тревожить девушку расспросами о прошлом, и способность к общению она отнесла к той же проблеме, старательно закрыв их под замок. Рука женщины плавно двигалась вдоль чернильной строки, и тихий голос её мелодично рассказывал древнюю историю со страницы: Hwær cwom mearg? Hwær cwom mago? Hwær cwom maþþumgyfa? Hwær cwom symbla gesetu? Hwær sindon seledreamas? Eala beorht bune! Eala byrnwiga! Eala þeodnes þrym! Hu seo þrag gewat, Genap under nihthelm, Swa heo no wære. Девушка уже почти лежала на столе от усталости. Опершись на один локоть, она следила за пальцем женщины. Слова лишь смутными догадками бороздили мысли, и она задумчиво им внимала. Пары часов было недостаточно для того, чтобы понимать саги древнего наречия, поэтому Миривен тут же ясно взглянула на девушку. — Это Плач Рохиррим. Песнь об утраченных красоте и величии; о всех не вернувшихся героях — молодых и старых, великих и не очень, — обо всех. Наследие нашего народа, — любовно гладя страницы, улыбнулась грустно женщина. Вдруг своды дома дрогнули перед звонким голосом своей хозяйки: Где ныне конь боевой, Где звонкого рога пение? Отгремели горной грозою, Отшумели степными ветрами, Сгинули дни былые, В закатной тени за холмами. Она затихла, и тень грусти пронеслась по её лицу. Тоска по дому вдруг ожила в душе. И хоть все любимые ею люди были рядом, а селение их помогало лесному народу нести службу, плодилось и разрасталось с каждым годом, — она скучала по дальним степям, по золотым чертогам наследного короля, по его мудрости и радости в былые дни; по тому, как всего однажды ей удалось увидеть его воочию. Тогда за её будущим мужем послали в самые крайние земли Рохана, как и за другими молодыми рохиррим, способными сражаться. Она поехала за ним, разумеется. Тогда и увидела короля. Он обращался ко всем новоприбывшим жителям, стоя на широкой придворцовой площади, прямо перед всем народом. Волосы его развевались золотом на ветру, а речь его была горяча и пронзительна. Он призывал молодых эорлингов к служению на благо родины: многие из них должны были отправиться и за её границы, дабы помешать Врагу распространить свои тёмные чары над Рованионом всеми силами. Отряд, в который распределили её любимого, был отправлен на самый север Восточных земель, в помощь лесным эльфам. Много воды утекло с того времени. И момент, когда на плечи Эледвига был воздвигнут его меч самим королём — в напутствие перед долгой службой, длинною во всю жизнь, — навсегда отпечатался и в его собственных воспоминаниях, и в воспоминаниях его суженной, что наблюдала за этим в толпе. В те дни король был статен и уважаем, но главное — он был самим собой. Лёгкое касание до волос пробудило женщину от воспоминаний её молодости. Эледвиг, стоя в проходе на веранду, перебирал её пряди. — Изучаете сказания нашего народа? Я слышал, как ты пела. — Я подумала, что так ей будет легче изучить языки. — И правильно подумала. Уже вечер, пойдём, навестим Илендора, — взгляд мужчины упал на встрепенувшуюся девушку и вдруг лукаво просиял. — Можем пойти все вместе. Девушка поспешно встала и, едва не опрокинув стул, быстро ускользнула в свою комнату, которая была через стенку от места, где они с Миривен занимались. Там она нагнулась к матрацу кровати и вытащила небольшой свёрток, рядом с которым был ещё один в такой же ткани, но гораздо больше. Подходя к двери, она слегка улыбнулась хозяевам, ожидавшим её. В полутьме сеней, за переливающимися локонами девушки блеснул подарок юноши. Так, по пути к сыну через темнеющие переулки поселения, Эледвиг и Миривен то и дело обменивались заговорщицкими взглядами. Кузни находились на самом западе — там быстрая горная река как раз пересекала большие дворы кузнецов: выходящие в небольшие домики колодцы с ледяной водой остужали откованное железо. Денно и нощно здесь трудились кузнецы. Их было мало — каким бы тяжёлым время ни было, Рохан всё же славится своими коневодами — поэтому мастера тяжёлого промысла заменяют друг друга по рассветному лучу каждый день. Их изделия нельзя было назвать искусными (известное дело, в кузнечном деле мастерам гномов не было равных), однако для того, чтобы снабжать своих белокурых воинов-коневодов мастерства хватало. Объединённые большие дворы, огороженные ровным дощатым потемневшим забором, соединялись между собой скривившимися переходами — небольшими мостиками над петляющим притоком горной реки, который, в общем-то, можно было бы и перешагнуть взрослому мужчине, но именно таким нехитрым образом соединялись между собой разные дворы кузней: всего домиков этих было четыре, но, стоит отметить, что одними ими город мастеров не ограничивался. Здесь же были и массивные крытые пристройки к кузням, где хранились выкованные доспехи, мечи, копья, наконечники для стрел, коими были полны сундуки, шлемы и кольчуги. Каждый из дворов отвечал за изготовление определённых видов кованого оружия или предметов помельче. В одном из таких домиков и трудился Илендор. Эледвиг переговорив о чём-то с дежурным у ворот в Кузнечный Городок, как называли его местные жители, махнул женщинам рукой и смело прошёл за массивные деревянные ворота. Когда они проходили мимо, стражник даже не шелохнулся. Догнав мужчину, гости дворов вслед за ним переправились через парочку дощатых переходов, минуя обозы с углём и краем уха слушая разговоры мастеров. Те сидели прямо на земле или на выставленных лавках у стен кузен. Все до единого были в плотных рабочих рубахах. Молодость кипела в их загорелых раскрасневшихся от жара лицах. Сила и юношеский запал горел в глазах, когда они смеялись над очередной шуткой товарища, на спор таскали тяжёлые сундуки с выкованным железом — кто пронесёт дольше, дальше, больше или и того хлеще, шагая ровно по одному бревну, нагромождённому между двумя лавками; или же когда замечали мимо идущую компанию людей, а в особенности — незнакомую юную девушку. — Эге, дружок, ты уже должен мне десять золотых, с того самого дня, когда свалился с амбара в стог сена! Ещё скажи, что не помнишь! — подбоченясь, оживлённо воскликнул один сидящий на лавке. — Помнить-то помню, да вот, сдаётся мне, что ты просто трусишь обыграть меня в честном споре, когда я не накинул перед тем одну-другую кружку эля! — отвечал ему другой кузнец, сидящий в такой же компании на противоположном берегу речки. — А сейчас и посмотрим! Они как по команде подскочили и понеслись друг к другу, а за ними шумно улюлюкая направились и товарищи с каждой стороны. Столкнувшись на одном из мостов, что вот-вот, думала девушка, не выдержит веса двух дюжин столпившихся роханских кузнецов, группа шумно стала обсуждать условия спора, то и дело в запале толкая друг друга. Однако, как бы ни было интересно, девушке не суждено было узнать, чем же кончился спор: они как раз подходили к очередному деревянному домику. Тут же на пороге им на встречу вылетел как всегда сосредоточенный и собранный Илендор. Он в нерешительности застыл, не ожидав встретить родственников на пороге кузни, а когда заметил девушку, то вся его сосредоточенность и вовсе куда-то испарилась. — Здравствуй, сын, — улыбнулся Эледвиг. Молодой человек, что-то пробубнил себе под нос и торопливым движением махнул им рукой внутрь помещения. Деревянный дом встретил гостей парами и нестерпимым жаром. Супружеская чета, разбираясь в направлении, уверенно направилась за юношей, а девушка неторопливо осмотрелась по сторонам. В доме было очень темно: единствеными источниками света были сквозной дверной проход и жар огня открытых плавилен. От двери шёл широкий проход, по обе стороны от которого стояла пара-тройка печей. В центре дома располагался огромный каменный не то колодец, не то желоб, полный расскалённых углей, от которых разлетались языки пламени. Несколько юношей в таких же рубашках и кузнечных фартуках, как у Илендора, то и дело отходили от печей с раскалёнными железяками в руках и, нагревая их в этом огнедышащем колодце, возвращались к печам, яростно долбя предметы на наковальнях. Отовсюду летели искры, шипел пар, клубясь над множественными колодцами у печей, когда в них опускали раскалённое донельзя оружие. Присмотревшись, девушка поняла, что все до единого кузнецы занимаются здесь ковкой мечей. Уловив на себе несколько недоумённых взглядов, она очнулась, и поспешила за удаляющимися фигурами хозяев. В самом дальнем конце дома находилась печь Илендора. Он что-то увлечённо показывал отцу, крутя так и эдак блестящий новый клинок в руках. Отец одобрительно кивал головой, соглашаясь с сыном. Тогда тот удовлетворённо усмехнулся и медленно стал развязывать кожаный фартук, а взгляд его упал на девушку. Он замер, приглядываясь к ней, и наконец различил мерцающий изумрудный блеск за прядями волос у ушей. Он сам не заметил, как на мгновение перестал дышать, и отчего-то, в этот момент сияющий лик девушки, с бегающими по нему искрами от полыхающего повсюду угля, показался ему столь прекрасным, и навсегда в памяти его отпечатался тот спокойный взгляд девичьих глаз, в которых лавой полыхали сполохи кузнечного огня. Небо было пронизано размазанными перьями облаков. У горизонта бутоном распахнулся закат, с плавным переходом от алого огненного полукруга до малинового и тёмно-фиолетового ближе к востоку. Со стороны просторной холмистой долины запада приходила звёздная ночь. Девушка поёжилась. Волосы из небрежного рабочего пучка заметно подрастрепались, и она поймала себя на мысли, что зря на выходе из дома не взяла шаль. Илендор, всё ещё разгорячённый работой, умылся из огромной бочки дождевой водой, и вся компания направилась в обратный путь. Девушка взглядом искала тех молодых людей, тая надежду увидеть их за исполнением спора. Почти никого уже по близости не было: рабочие неспеша уходили к воротам, а у домов сидели только самые усердные сплетники и болтуны. Поминутно из кузен выходили мужчины, с наслаждением вдыхали прохладный воздух улицы и более не возвращались внутрь. Гости Кузнечного Городка как раз пересекали очередной мост, когда недалеко послышался грузный бас взрослого мужчины и несколько более молодых и возбуждённых голосов. — Значит, Мория, говоришь… Да, и там бывал, что таить, — усмехался один голос. Ему тут же на перебой вторили другие: — Да ведь нет оттуда выхода! Как зайдёшь, так и, хвать! Нету больше, — говорил второй. — А я слышал, что в Мории сейчас орков развелось — тьма-тьмущая. Грабят селения близ Мглистых гор. Выходят и ночью, и, что в особенности дико, днём. Никого не щадят, — уже тише заключил третий. — Вы бы, молодняк, так просто слухам не верили, да и оскорбительно такое слушать уважающему себя гному, — распаляясь, возмутился громкий бас первого говорящего. — Ишь чего мне на уши тут вешают! Орки! В Мории! — Он невесело усмехнулся. Девушка вдруг замерла посреди мостика, напрягая слух. Один из голосов показался ей очень знакомым. Она торопливо оглядела глазами ближайшие приречные домики. Тут и там стояли обозы с сеном и кожаными подстилками, в некоторые из них были запряжены лошади, нетерпеливо постукивающие копытами. У одного их них, как раз на том берегу, куда держала путь компания, у большого брусового дома удобно расположилась небольшая группа мужчин. Один из них, вальяжно оперевшись на завалинку вокруг дома, сидел прямо на жухлой траве, попыхивая трубкой. Лукавым взглядом могучий человек окидывал молодёжь, чуть ли не плясавшую вокруг него. Глаза девушки счастливо распахнулись. Она, порывисто вздохнув, подбежала к оградке моста и вся вытянулась, зазывно маша вытянутой рукой. Юноши наперебой галдели вокруг мужчины, пока тот лениво, словно даже совсем не обращая на них внимание, осматривал берега речки. Когда он заметил машущую в их сторону девушку в дюжине ярдов к мосту, то весь вдруг наклонился вперёд и едва удержал во рту дымящуюся трубку. — Хо-о! — раскатисто прогремел гном, раскидывая руки в стороны. — Вот не ожидал уж вас тут увидеть, дорогая гостья. — О, девица… — ошарашенно протянул парень рядом с гномом. — Она тебе не девица, — рыкнул гном, поднимаясь с земли, — следи за языком, малец. Так и замершие на спуске с мостика члены семьи непонимающе наблюдали за этой странной картиной, провожая взглядами вприпрыжку бегущую девушку. Она сама не знала, отчего так радуется встрече с гномом. В глубине души она понимала, что флаги шатров ярмарки не вечно будет развевать здешний ветер, и рано или поздно торговцы нагрузят свои телеги, соберут шатры, запрягут лошадей и пони и снимутся с места, держа путь дальше, вдоль горной цепи, уводящей далеко на Восток. Поэтому встретить этого доброго гнома сейчас означало, что тогда она не зря забрела в ту лавку, раз их пути вновь пересеклись. Они подошли друг к другу, и ещё из далека гном заметил блестящие серьги, очень даже ему знакомые, в ушках девушки. Все громкие разговоры за спиной гнома замолкли при этом. Весёлый блеск в глазах мужчины вдруг вылился в ехидную насмешку. — Что же получается, вот кому предназначались эти висюльки, да? — гном уверенно положил руку на плечо улыбающейся девушке, глядя куда-то ей за спину. — Надо заметить, дорогая моя гостья, что подарок не самый достойный из числа тех, коими можно было бы бороться за ваше сердце. Я бы рассказал вашему ухажёру, какие из них попали бы в цель, да, пожалуй, приберегу их себе на будущее, — гном заразительно рассмеялся, чтобы его слова не звучали так намеренно двусмысленно, и всё же, искоса поглядывал на девушку. Она беззвучно сотряслась от смеха, лучисто глядя на него. — Да я вижу вас ждут, так что не смею задерживать, но помните, вы обещали мне зайти в гости, — бережно поддерживая девушку под спину, гном довёл её почти до развилки, где, отпустив, раскланялся, не обращая, однако, никакого внимания на её спутников, и удалился. — Не советовал бы тебе якшаться с гномами, — прозвучало рядом с девушкой. Илендор поравнялся с ней. — Тот ещё народец, никаких манер, — закончил он и быстро ушёл вперёд. Что-то недоброе и пренебрежительное послышалось девушке в этом обращении. Когда венулись домой, уже сгустились сумерки. Пространство мира истончалось, солнечный свет по капле уходил вслед за огненным диском на западе. Издалека послышался долгий, протяжный вой. Миривен обернулась к девушке и одними только губами прошептала: «Волки». Завтра по утру девушка вернётся в лес, откуда началось её путешествие. Она чувствовала, что там её место и это правильно, что судьба так складывается: её занятие — целебные настои, травы и коренья, их сбор по заре в этом лесу. Лишь только мысли об этом создавали внутри чувство правильности, словно всё идёт именно так, как должно. Люди, живущие здесь, понимали свою связь с природой и внешним миром и использовали все её плоды на благо. Воздух этим вечером был наполнен сладким дурманом. Кто-то топил печи яблоневыми ветками. Из окон всех домов сочился свет, и на улице осталось совсем мало прохожих, хотя время было ещё совсем не позднее. — Смотри-ка, как у нас нынче все рано ложатся, — пробормотал Эледвиг, которого под локоть держала Миривен. — Конечно, все помнят тот вечер и сейчас зря на улицу потемну не высовываются, — поёжилась женщина. Юноша, шедший перед ними, словно невзначай заговорил, то и дело косясь на девушку. — Это произошло в первый год, как наше поселение обосновалось здесь. Был такой же вечер, солнце уже практически скрылось за горизонтом, только народ всё клубился на улицах. Никто не хотел расходиться по домам, все обустраивались на новом месте: расставляли повозки по почти пустой местности, делали замеры — кому какая площадь дома, дети плакали, устав от долгих месяцев перехода, многие разожгли костры. Мы совсем забыли об осторожности, как и о том, что день для работы, а ночь для отдыха. Это нас чуть не погубило. Миривен заметила тревожный взгляд девушки. — Они напали ближе к полуночи, — надломленным голосом сказала женщина. — Небольшой отряд орков перемахнул через Серые горы, они всё время тут разнюхивают. Некоторые были на варгах, — словно в подтверждение слов, вдали снова завыли волки. — Воины едва успели опомниться, как они были здесь, а у наших ног уже лежал десяток бездыханных тел друзей… — Пусть ещё только заявятся, — блеснул глазами Эледвиг. — В этот раз мы будем готовы. — Не надо никакого «этого раза», — укоризненно прошептала женщина, а затем заставила себя улыбнуться. — Вот завтра мы повеселимся на славу, как-никак праздник — летнее солнцестояние. Вся площадь будет украшена лентами, флагами. И торговцы ещё не снялись с места! Наверняка что-то придумают. — Помню, как в прошлом году ты перебрала эля и едва не пустилась в пляс под руку с Дармой! — хохотнул Эледвиг. Женщина, слегка насупившись, метнула на него грозный взгляд, явно не желая вспоминать такие подробности прошлогоднего празднества. — Это всё ты виноват: это надо было меня тащить вечером на площадь, когда я весь день провела в поле на зное, понятное дело у меня и пошла голова набекрень, да ещё выпивка эта треклятая… — Ну, тогда ты её так не обзывала, — едва не хором проговорили мужчины, за что тут же отхватили по подзатыльнику. Девушка беззвучно рассмеялась над этой картиной. Она представила всегда такую собранную и серьёзную Миривен с пинтой хоббитонского эля в руке (он здесь был в почёте), приплясывавшей на центральной площади. Верилось в такое с большим трудом. Но да завтра, кажется, можно будет в этом убедиться. Дом встретил хозяев прохладой. Спать не хотелось, поэтому девушка отправилась на задний двор. Половицы открытой веранды неожиданно громко скрипнули под обычно почти не слышным шагом девушки. Она вздрогнула, заметив в темени луга какое-то движение. Сердце ускоренно забилось от одной только промелькнувшей мысли об эльфах. Однако к ней приблизилось что-то большое и фыркающее. Ночь была безлунная, поэтому девушка слишком поздно разглядела, что же это. Из темноты к ней высунулась вытянутая морда животного, и девушка медленно расплылась в улыбке. Мирго фыркал, утыкаясь девушке носом в руки. Когда глаза попривыкли к кромешной темноте, девушка смогла различить чуть поодаль второго коня — Сэндо. Девушка хлопнула себя по лбу: перед тем, как выйти из дома она забыла завести их в стойла. Забота о лошадях лежала теперь на ней. Рука её нежно провела по храпу, прочерчивая большим пальцем прямую линию. Большие магнетические глаза животного глядели на неё, такие понимающие, блестящие. Издалека раздалось ржание, и второй конь подоспел к порогу веранды. Причмокнув, девушка повела их в загон, мысленно давая себе зарок никогда больше не оставлять так надолго одних. Большие брёвна пахли старой сосной. Мягкое сено шуршало под ногами, вытесняя примостившихся в нём на ночь летающих мотыльков, когда девушка открыла калитку под крытым амбаром. Глухо цокая копытами о притоптанную землю, лошади зашли за девушкой. Она достала из небольшого погреба в земле две пухлые морковки и раздала их животным. Возвращалась девушка кружным путём: обойдя дом по луговой дорожке. Поднялся ветер, и облака в иссиня-чёрном небе понеслись по небу быстрее. Девушка остановилась. Высокие стволы кипрея гнулись, разнося по ветру свой сладкий аромат. Стоя посреди больших просторов поля, девушка с наслаждением вдохнула обволакивающие потоки воздуха, и, не раздумывая, обратила взгляд на юг. Из леса доносилось птичье пение. Завтра, уже завтра она снова войдёт под эти своды шелестящих крон. Осталось лишь переждать четыре часа сна. Ночью грянула гроза. Духота дня пролилась ураганом, пришедшим из-за северо-западных склонов Эред Митрин. Девушка проснулась от того, что сердце бешено колотилось, разнося сжимающую тревогу по всей грудной клетке, по каждому капилляру, передаваясь с кровью. Она пару мгновений лежала, открыв глаза, без движения. Ей снился сон. Она видела женщину в длинных серебряных одеждах. Лик её сиял, и волосы в косе переливались, словно по ним потоками текла сама энергия. А перед ней стояло большое полотно. Она вышивала. Серебряная игла с продетой золотой нитью, тупая на конце, то ныряла в ткань, то снова показывалась. Полотно заполнялось узорами поминутно, в нём отражались картины и годы, истории и эпохи. Вдалеке послышался крик чаек, и женщина подняла взгляд на девушку, напоследок вкладывая в него понимание и предзнаменование, а потом всё растворилось в молочном тумане. На потемневшей обшивке комнаты мягко лежал рассветный луч. Он был таким робким и несмелым, словно спрашивал разрешения зайти. За окном во всю трещали птицы, было слышно ржание лошадей в стойле, откуда-то издалека селения доносились оглушительные крики петухов. Иногда из-за сводов леса доносились крики во́ронов, а из чащи — соловьёв. На заднем дворе в нос резко ударил запах утренней свежести и ночного дождя. Травы и цветы на лугу пригнулись, указывая направление, откуда шёл ветер. На востоке солнечное кольцо заслоняла пелена слоистых облаков, ватой лежащая на горизонте. Яркие видные лучи расходились над скрытым солнцем по небу, как это обычно бывает ранним утром. Уже намереваясь сладко потянуться и позволить утреннему морозцу окончательно охладить тонкую длинную рубашку, девушка вдруг охнула. Аделин! Учёба! Она вихрем залетела обратно в комнатку, наспех прибрала волосы в порядок, то и дело поглядывая в открытую дверь на восток, словно смеряясь по солнцу, как по часам. Перевязав пряди лентой Миривен, девушка вышла обратно через задний двор на полевую тропинку. Дойдя до стойла, она поспешно насыпала лошадям овёс в большие дубовые корыта и, прихватив на всякий случай корзинку, вышла в переулок. На улицах, на удивление, сновал туда-сюда народ. Девушка едва не хлопнула себя по лбу: Миривен же говорила вчера, что будет праздник. В голове сразу возник план, как можно незаметно прошмыгнуть к Скаргриму, под всеобщий шумок. Дорога в лекарскую лавку лежала как раз через главную улицу с мощёной камнем площадью. Дети с самого утра играли на площади в догонялки, пока взрослые — в основном женщины и девушки — украшали дома у главной улицы лентами и чем-то ещё очень странным. Девушка как раз проходила мимо очередной юной роханки, когда та, стоя на большой стремянке, вешала к окнам над пекарней прядь золотистых волос. Девушка пригляделась: да, без сомнения это были такие же пряди волос, как на шлемах воинов. Золотой «конский хвост» называлось украшение, как девушка в последствии узнала. В него по желанию вплетали ленты или нанизывали на пряди бусины, переливающиеся в ярком свете дня. Символы Страны Коневодов пестрели повсюду: тут и там были установлены флаги, эмблемы и гербы с неизменным несущимся галопом белым конём, грива коего была подобна пламенеющим лучам солнца. В самом центре площади происходило что-то за гранью понимания. Дюжина рослых мужчин ворочала огромные строганные балки светлого дерева, то укладывая их, образуя тем самым огромный круг, то поднимая. Один самый толстый столб с вырезанной на верху головой коня, установили в центре, балками поменьше соединяя его с внешним кругом по камню. Тут же на выставленных лавочках на площади, у жилых или рабочих домов сидели девушки с длинными лентами на коленях. Они их распутывали, сшивали между собой лёгким стежком или украшали, радостно щебеча. Солнце неминуемо поднималось всё выше, а взбудораженная своим кощунственным опозданием девушка уже во всю неслась по центральной улице. Рядом с огромными цветочными горшками на входе в лавку она остановилась отдышаться. Это же надо было в первый же день опоздать, да ещё как! На площади бил уже шестой час. Дверь бесшумно открылась, и девушку встретило всё то же унылое помещение. Красное дерево тускло отливало серостью в рассветных лучах, а на полках и прилавке всё так же горели свечи. Из глубины дома послышались шаги, и в прихожую вошла хозяйка. Без улыбки она мельком оглядела девушку, подхватила корзинку у сушащейся полыни у стены и, проходя мимо девушки, скучающим голосом, словно не ожидала иного, бросила: — Ты опоздала. Туго собранные в пучок волосы на голове женщины так и источали строгость, когда девушка, семеня за женщиной, смотрела ей в спину. Та шла твёрдым и уверенным шагом, иногда кивком головы здороваясь с попадавшимися навстречу жителями. В тишине они миновали главную улицу, и застава северо-запада без слов открыла ворота поселения, выпуская путниц. Вчера вечером девушка научилась с трудом прочитывать слова местного наречия. Буквы складывались нестройно, однако в голове чётко слышалось произношение, что радовало девушку. Первым делом тогда она посмотрела, как называют здесь лекарей и вообще людей, работающих в этой искусности. Особенно ей запомнилось слово lǣce — целительница. Название звучало мягко, великодушно, и в то же время обладало несгибаемостью и силой. Проводя пальцами по старым строкам каллиграфического почерка, девушка тогда почти физически почувствовала мудрость этого слова, и решила что отныне именно так будет звать женщину. С момента, как девушка стояла на веранде, луговые цветы успели вновь подняться и теперь во всю тянулись к тёплому новому дню. Две фигуры всё приближались к лесу, и девушка уже могла различить вдалеке чащи, как один солнечный луч пробивается на поляну, словно указывая на небольшой холм, поросший мхом, и который в сущности, наверняка, был стареньким пнём. Догадка слегка позабавила девушку, и та на подходе к лесу в нетерпении пыталась подавить улыбку радости, что плохо получалось. На удивление девушки целительница повела их не к вратам, а дальше, едва ли не к самой северо-западной оконечности леса, которая вплотную примыкала к южному нагорью Серых гор. У входа в лес была вырыта широкая полоса, которая спасла бы посевы и луг от возможного лесного пожара. У этой полосы Аделин резко остановилась, развернувшись к девушке, и улыбка тут же спала с лица девушки. — Твоё опоздание говорит в лучшем случае о том, что тебе плевать на работу, которая тебе здесь предстоит, а в худшем, что тебе не плевать, но ты всё равно не смогла встать раньше обычного и прийти вовремя, что говорит о несобранности, разгильдяйстве и безответственности, — женщина на секунду замолчала, зорко ища отражение своих слов в девушке. — Миривен говорила, что ты способная и быстро учишься, вот сейчас и проверим. Как ты уже наверняка знаешь, в городе намечается праздник, — она хитро прищурилась, словно угадывая причину опоздания девушки, — и на мои плечи сегодня лягут все такие возгласы, вроде: «Я кружилась в танце с лентами в мозгах и подвернула ногу», «Я перебрал пива, а солнце нещадно пригрело, и поэтому меня сейчас выворачивает на изнанку» и в крайнем случае «На камнях разбилось что-то острое, а я не заметила этого и прорезала себе стопу». Изображение женщиной чужих голосов выглядело со стороны как минимум неожиданно, не говоря уже о том, что было непривычным. Поэтому, заметив на лице девушки замешательство, женщина уже спокойно продолжила: — Так что нужно будет собрать пару трав, из которых я сегодня наварю мазь и отвар, они как раз у меня закончились, а заодно посмотрю на тебя, — ехидно добавила она. Целительница достала из своей корзинки несколько цветков и показала девушке: — Это — медуница. Отвары и мази из неё залечивают раны и обеззараживают, а это, — она указала на другую ветку, — лещина или орешник. В конце лета мы собираем её плоды — орехи — а сейчас корни и молодые побеги срежем в укрепляющую настойку для особых любителей смешать в желудке всё и сразу, да ещё под пляску. Не долго думая, она развернулась и направилась в чащу, переступая овраг, а девушка — за ней. Лес встретил девушку затхлой духотой и испарениями. Ни ветерка с самого утра после ночной грозы. Всех мошек прибило к земле дождём, поэтому можно было спокойно идти по траве, не будя рои различных кровососущих. Аделин указала девушке в сторону, говоря, что меньше, чем в миле к западу отсюда есть заросли орешника. Девушка поняла этот недвусмысленный намёк и, бросив последний взгляд на удаляющуюся фигуру женщины, повернула на запад. Соловьи нежно пели над головой свои лёгкие, как кружево, мелодии, а девушка всё шагала вдоль зарослей травы. Все запахи, цветы и шорохи казались родными, и сейчас она ощутила, насколько ей этого не хватает. Проходя вдоль деревьев, она проводила по их кронам рукой, встречая источаемое ими тепло. Небольшая притоптанная тропинка (вероятно, самой Аделин), вела её всё дальше на запад. От сильного ветра с ближайшего взгорья да и от старости многие сосны попадали, облокотившись на другие деревья. Пару раз девушке приходилось быстро пробегать под ними, ибо казалось, что вот-вот, и они сорвутся вниз, оглушая лес треском. Трава на тропе всё сглаживалась, поступь девушки становилась всё легче, и чувство свободы разгоралось тем больше, чем дальше она удалялась от целительницы. Поэтому, присев к краю тропы за очередной красной ягодой рубуса, девушка сняла с ног и без того лёгкие плетёные туфли, продолжая путь босиком. Путь её вел всё дальше на запад. Иногда дорогу впереди перебегали бурундуки, а над головой пролетали ласточки и даже вóроны, чёрными перьями сверкающие в длинных лучах солнца. Лес жил, дышал, шептался и таил в себе много неизвестного, нежданного, скрывая в густых зарослях невиданных зверей и гостей. Скоро дорожка вывела девушку к стене кустов. Как и говорила целительница, — это был орешник. Небольшие кусты в половину выше девушки были окружены густыми придатками молодых ростков, которые и были нужны гостье, пока взрослые кусты набирают цвет для маслоносных орехов. После того, как корзинка плотно заполнилась молодыми ростками с корнями, внимание девушки отвлёк близкий звук реки. Казалось, за зарослями лещины бежала река, однако что-то в её течении было непривычным слуху. Девушке пришлось запастись изрядным терпением, пока она, долго следуя на юг вдоль кустов, наконец смогла обогнуть их, чтобы посмотреть, что за ними. Взгляду открылась котловина реки. Сама же девушка оказалась на подковообразном выступе леса, внутри которого располагался… водопад! Вот что было необычным в журчании реки. Она, спускаясь с гор быстрым потоком, бежала вдоль покатого луга и здесь водопадом высотой около пяти ярдов обрушивалась в низину, убегая дальше на юг. Мелодичное журчание и окончание работы заставили в мысли закраться интересную мысль. Раз она здесь одна, то может у неё есть пара свободных минут? В лесу было, конечно, прекрасно, но довольно душно, а освежающие брызги водопада были очень манящими. Поставив корзинку на прогретый лучами мшистый камень, девушка ловко спустилась в речную низину по торчащим из выступов породы большим корням сосен. Ещё раз бегло осмотревшись, она быстро выпрыгнула из прилипшей к телу одежды и, осторожно переходя по камням, подошла к стене водопада. Брызги обрушились на девушку, едва не заставив её потерять равновесие, но вместо того, чтобы клониться назад, она продвинулась вперёд и поток горной ледяной воды поглотил её, но девушка тут же вынырнула по другую его сторону, оказавшись под сводом небольшой каменной пещеры. Свет бликами от воды играл на её стенах, переливаясь волшебным узором. Расхохотавшись от нахлынувших чувств, девушка опять пронеслась под потоком, выходя теперь наружу. Вода скользила меж пальцев протянутой в водопад руки, когда девушка задумчиво рассматривала нависающие по бокам от него раскидистые длинные ветви ив. Вдруг в лесу эхом раздался громкий звук. Девушка, вздрогнув, одёрнула руку от потока, внимательно озираясь вокруг. Ветви ломались с таким внушительным треском явно не сами по себе. Здесь кто-то был.