An i ú nathant An i naun ului A chuil, anann cuiannen A meleth, perónen
***
Сердце предательски забилось. Как раз вовремя вспомнились рассказы Эледвига и Миривен о том, какой этот лес, оказывается, страшный. Сразу представилось, как за зарослями орешника поджидает отродье злобной паучихи или, к примеру, среднестатистический гундабадский орк, или ещё что похуже… Девушка медленно выпрямилась, судорожно размышляя, что делать дальше. Куда бежать? Кругом деревья, лес — глухомань. Скакать от одного дерева к другому? Ну да, орк или паук, кто бы там ни был, перед нападением неплохо так развлекутся. Быстро и ловко перескакивая с одного мшистого камня на другой, девушка добралась до своей одежды, вновь сковывая тело во всё ещё чужеродные тряпки. Она не отводила взгляда от кустов и деревьев, высящихся на крутом подъёме, пока выжимала волосы от горной воды. В это мгновение ещё одна ветка с громким хрустом обломилась, и девушка резко обратила внимание на юго-восток, откуда пришёл звук. Треск раздался дальше от неё, но явно около берегов реки. Вполне возможно, если бы девушка в тот момент смотрела в нужную сторону, то она бы увидела пару любопытных глаз, однако этого пока не случилось. Злость стала брать верх над страхом. Почему этот кто-то боится выйти к ней и только хрустит ветками? Девушка, сощурившись и всё ещё не отводя взгляда от юго-восточного берега, схватила первую попавшуюся палку у камня и направилась к массивно торчащим толстым корням сосны. Если этот кто-то хочет поиграть с ней таким образом — запугать, ввести в панику, охотясь с азартом на неё, — то у него ничего не получится: отпор она даст. Юрко поднявшись по веткам, девушка пригнулась, затаившись за кустами. Она пыталась через ветки и цветы лещины рассмотреть пространство у тропки. Вдруг раздались торопливые шаги, но уже с севера, по пути, который провёл её к реке. Девушка напряжённо всматривалась, морально готовясь к встрече с неизвестностью. Сердце билось у самого горла, когда она, грозно нахмурившись, выпрыгнула из своего укрытия чётко на тропу, лицом в сторону приближавшихся шагов. Женщина в паре ярдов от неё ошарашенно замерла. Они пару секунд выжидающе смотрели друг на друга, а затем нежданная гостья размеренным движением сложила руки на груди. Целительница осмотрела девушку: устрашающе торчащую сухую ветку в руке, лохматые мокрые волосы и растерянный, непонимающий взгляд, а затем, словно про себя, протянула: — Способная, значит… И быстро учится… — она критически хмыкнула и, развернувшись, медленным шагом направилась в обратную дорогу, давая понять ученице, что нужно следовать за ней. Когда девушка забрала корзинку, привела волосы в подобие порядка и, наконец, поравнялась со степенно вышагивающей женщиной, та с ней заговорила, отвлечённо рассматривая сочащиеся сквозь ели лучи. — Мы всегда должны оставаться вдоль берегов Лесной реки, пока находимся в лесу. Осторожность, бдительность и бесшумность — то, что должно быть у тебя в голове всегда, как только ты ступаешь в лес. Хоть северные границы охраняются безукоризненно, здесь всё ещё есть опасности в виде диких животных, странников, врагов, небольшими группами то и дело пробирающихся сюда, и одичавших, — женщина покосилась на слушательницу. — Одичавшие — сошедшие с ума от смрада леса и его тьмы люди, и в некоторых случаях, даже эльфы. Они не признают в лицо ни сородичей, ни друзей, ни любимых. Для них не существует любви. Они живут как животные, нет, хуже, чем животные, ибо совершенно себя не осознают, не контролируют. Всё, что им нужно, — это жертва. До них невозможно достучаться, бесполезно пытаться изменить или молить о пощаде: они потеряли себя и уже никогда не обретут вновь, — тут её голос предательственно дрогнул, и девушка поспешно подняла глаза от дороги. Женщина невидящим взором смотрела вперёд, словно что-то вспоминая, и все эмоции просматривались на её лице. Однако почувствовав, что девушка на неё смотрит, она вдруг снова вернула невозмутимость лицу и грозно взглянула на ученицу, и та тут же отвела взгляд. — Так вот, о чём я, — методично продолжила целительница, — сегодня ты будешь подсоблять мне во время праздника, — ученица, испугавшись, посмотрела на женщину, — да, понимаю твоё разочарование: ты, наверное, хотела покружиться на главной площади под ручку с парой молодых эорлингов? — приторно сладким голосом проговорила женщина, и девушка обиженно насупилась. — Как жаль. Но, конечно, если тебе так хочется, ты можешь и пойти на этот праздник жизни, но тогда сомневаюсь, что ещё когда-нибудь ты сможешь загладить своё сегодняшнее опоздание и проделку у реки. Иными словами, женщина хотела недвусмысленно донести до девушки, что либо она учится до потери пульса, пока не сможет из любой попавшейся травинки сама же привести его в норму, либо развлекается на празднике и больше носа не суёт дальше комнаты спроса-предложения у Аделин в лавке. Сказать, что девушка злилась и негодовала за такие условия, выдвинутые целительницей, — значит и доли того не выразить. Она не понимала, почему женщина так жестока к ней, ведь это её первый здесь праздник! Но ту это явно мало волновало, если не сказать, что ей вообще было всё равно на чувства девушки. Сжимая челюсти, она изо всех сил старалась не взять с тропы какой-нибудь камень и не бросить далеко-далеко, выплёскивая злость: благо, кинуть камень в женщину ей в голову не пришло. Тем временем путники были уже на подходе к выходу из леса, когда вдалеке послышался гул голосов. Шум ломающихся веток и стремительно бегущих ног, казалось, отдавался в каждом уголке леса. Две женщины оказались на главной лесной дороге, забрав гораздо дальше к востоку от того места, где вошли в лес. Аделин дёрнула девушку за собой, и они тут же упали за придорожный куст. Сквозь ветки девушка увидела, как вдалеке, в сияющих бликах солнечных лучей, к тропе стремительно приближается отряд вооружённых до зубов существ, пробираясь сквозь густой папоротник. В основном существа были высокими, с волосами цвета красного дерева или каштана, а одежда была словно из зелёных листьев: с такими же тонкими сшитыми полосами, подобным прожилкам на растениях. Они громко перекликались, бегом пересекая тропу с востока на запад, и постоянно осматривались. В отряде было около двадцати человек. Человек? Девушка вдруг зацепилась за эту мысль, внимательнее вглядываясь в пришельцев. Да, они определённо были похожи на людей, однако сразу было ясно, что они ими всё же не являлись. Все движения их были искуснее и ловчее движений в основном неповоротливых людских жителей её селения. Существа были выше, стройнее, чем люди, а волосы их были на удивление длинными: у мужчин до плеч или лопаток, а у женщин и вовсе струились по всей спине, изящно переливаясь своеобразным щитом в свете дня. — Sain mad am dun! * — взбудораженно выкрикнул один из командиров, нетерпеливо маша рукой вперёд, призывая отряд двигаться быстрее. — Странно, — прошептала Аделин, внимательнее всматриваясь в стремительно удаляющиеся силуэты существ. — Чтобы эльфы, всегда бесшумные, да так не скрываясь неслись по службе? Наверное подкрепление какое-нибудь своё побежали встречать. Оставшийся путь женщины миновали без происшествий. Уже на входе в поселение всё казалось совершенно необычным: у ворот громко бесновались приезжие гости в тяжело груженных крытых повозках, запряжённых бравыми лошадьми, воины, среди которых во всю ораторствовал Эледвиг, досматривали каждую повозку, едва ли не влезая в сундуки и тюки приезжих. Их доспехи отливали золотом, то и дело бросая на ограду ворóт солнечные зайчики. Мирных селянок они пропустили, кажется, даже не заметив, среди этого разномастного нашествия предпраздничных гостей. Когда девушка с наставницей прошли главные ворота, минуя расставленные тут и там повозки, их окликнул мужской голос. Эледвиг протискивался в толпе, жестом призывая женщин остановиться. Он ровным шагом подошёл к ним. — Аделин, здравствуй. Вы из леса? — Да, господин, только пришли, — без улыбки отвечала женщина. — Просил же тебя не называть меня так, — слегка смутился мужчина. — Леофрид был моим другом и соратником. — Он — да, а я по своему скромному ремеслу намного уступаю вам, воину Рохана… — Перестань, — с нервозностью в голосе прервал её мужчина. — Впредь, будь добра, не выказывать мне таких титулов, — женщина лишь почтительно склонилась. — Лучше скажи, как наша подопечная? — Эледвиг ясно посмотрел на девушку. — Мы сегодня собирали травы, которые понадобятся на празднике: орешник и медуницу. Она смогла их отыскать и собрать правильно, и всё бы хорошо, если бы она ещё к тому же была осторожнее и предусмотрительнее, — усмехнулась женщина, сверкнув глазами. — Предусмотрительнее? Она в чём-то оплошала? А впрочем, к этому вернёмся потом. Ты мне вот что скажи, — рассеяно спрашивал мужчина, — ты же отпустишь девочку на её первый праздник в здешних местах? Было бы грустно, если бы она не увидела всего размаха, который сулят беспрестанно бегающие туда-сюда юные роханки. Миривен хотела показать ей наши традиции на Солнцестояние, да и друзей девочка хотела бы проведать, покамест те не сорвались в дорогу на Восток, — мужчина с нескрываемым видом знатока помыслов девушки смотрел из-под сузившихся глаз на неё, неловко закусившую губу. Аделин сжала челюсти и сквозь зубы процедила: — Да, конечно отпущу, когда она справится со всей работой на сегодня. — Ну вот и замечательно! — воскликнул мужчина, словно не заметив напряжения женщины. — Тогда, думаю, она управится часам так к шести вечера, верно? — вопросительно взглянул он на девушку, и та активно закивала. — Когда будут бить часы над мастерской Гриндесвиттов, на площади соберутся все до единого и откроются последние двери ещё закрытых лавок. — Всё это прекрасно, но нам пора. Хорошей Вам службы, госп… — женщина осеклась и с достоинством закончила, — Эледвиг. Когда та стала удаляться, воин подмигнул девушке, и она благодарно ему кивнула, вихрем уносясь за женщиной. На площади некуда было яблоку упасть. Мужчины и юноши расставляли столы и лавки, умело выструганные, чистые и волшебно пахнущие только что отшлифованным деревом. Позади столов расположились прилавки торговцев: там были и статуэтки, и резные шкатулки с россыпями самоцветов, и украшения на любой вкус. Нельзя забывать и о заморских фруктах, ожидавших под тенью шатров момента, когда их выставят со множеством других яств на столы. В центре площади красовалась высокая ленточная карусель: девушки, стоя на высоких лестницах по кругу от неё, прикрепляли к крутящейся окружности на самом верху ленты, добавляли последние штрихи к украшению резной головы лошади на макушке центральной балки. Кругом стоял стук топоров и молотков, девушки смеялись и повторяли звонкие песни, запевая их хором. У небольших лавочек вдоль ремесленных домов, там, где рано по утру группа девушек перебирала ленты, лежали груды ярких полевых цветов на холщовых подстилках, и большая компания юных роханок вила из них венки. Они примеряли их на себя, злились, если стволы цветков распускались из плетения, а возле полукругом околачивались эорлинги, бросая на них задорные взгляды. Торговцы ходили среди толпы, предлагая свой товар, а некоторые даже организовывали вместе с жителями места для расположения своих заморских диковинных вещей — фейерверков. У девушки захватывало дух, пока она пробиралась через площадь к лекарской лавке. На её памяти ничего подобного она не видела. Люди, и даже гномы, работали как единый организм, у каждого здесь была своя работа, каждый вносил свой вклад в устройство праздника. На углу одного из домов, прямо возле перекрёстка главной улицы и поперечной ей, сидела небольшая компания в цветастой одежде, отличавшейся от одежд жителей. Рядом с ними были расставлены всевозможные инструменты, которые они настраивали и проверяли на звучание — то и дело среди шума и гама толпы прорывались мелодичные звуки арфы или кларнета. Музыканты были явно почётными гостями, ибо к ним попеременно подходили жители и раскланивались в благодарности, что те прибыли на их праздник. Иногда к гостям подбегали дети и протягивали им купленные (или даже сворованные) сладости и фрукты торговцев, что музыканты с радостью принимали, однако, часто торговцы всё же замечали пропажу товара и с ругательствами бросались за негодниками, вызывая смех у всех окрестных к музыкантам жителей, гостей и даже самих менестрелей. И вот, когда уста певцов уже приблизились к их инструментам, по толпе прошло волнение. Издалека, за пределами поселения, послышалась гулкая поступь десятков ног. Тогда тяжёлые врата распахнулись и на главную улицу стройным рядом вошла колонна рослых эорлингов. Девушка услышала около себя разговор жителей. — Смотри-ка, как ровно идут… — С самого Эдораста. Говорят, в кузни поступал большой заказ от самого командира. — Да-да, я слышал, четыре дюжины стальных наконечников! Вот и прибыли те, кому они предназначались. Голоса звучали наперебой: каждый делился своей осведомлённостью о делах на границах и даже в самой столице. Вдруг девушка поняла, что отряд эльфов, который они с Аделин встретили на пути домой, мог спешить на встречу с новоприбывшими воинами. Те как раз шли вдоль восточных отрогов Мглистых гор, по границе Лихолесья, не решаясь идти по эльфийской тропе. Эльфы, конечно, осознавали для себя помощь в этом подкреплении, и всё же посчитали, что проконтролировать проход отряда к поселению необходимо. Новоприбывших встретили дружными криками и словами приветствия, а в это время Аделин резко крикнула что-то застывшей на месте девушке, и та, очнувшись, с грустью в сердце поспешила покинуть приготовления к празднику.***
— Хорошо, а теперь в кипящую воду брось листья со стеблями, но без корней. Женщина стояла за правым плечом девушки, координируя её движения на лекарской «кухне». Девушка сделала так, как велела целительница, и накрыла чугунный котёл крышкой. Комната тут же заполнилась запахами растения, отвар из которого поможет прочистить организм, как говорила женщина. Когда дело дошло до работы и обучения, Аделин, казалось, вовсе забыла о своей неприязни к ученице. Она помогала ей в подготовке лещины к вывариванию, рассказывала о тонкостях, которыми была полна работа с лечебными травами. Девушка узнавала, где находятся необходимые вещи в мастерской, и вскоре практически полностью освоилась в новом для неё деле. Иногда помешивая отвар, девушка стояла у плиты и внимательно слушала тихий голос женщины за спиной. Аделин перебирала сушёные коренья, перетирая их в порошок. — Когда наш народ был дружен с эльфами, мы многому у них научились. То есть, мы и сейчас союзники Перворождённым, однако тогда всё было по-другому… — женщина мечтательно подняла глаза. — Эльфы научили нас медицине, и среди нас было много тех, кто мог почти наравне с ними вылечивать тяжелейшие раны, используя наговоры и песни. Мы не могли обладать теми же способностями, что есть у эльфов, но умели поддержать силу не только бренного тела, но и фэа. Мы жили дольше, были крепче и выносливее, чем сейчас. Дружба с эльфами помогала нашему народу копить знания и применять их, а это — залог процветания и мудрости любого народа. Но войны шли одна за одной, вторая была тяжелее третьей, а та не могла сравниться с четвёртой, и так далее. И всё страшнее бессмертным эльфам было оставаться здесь: их звало море и тяготила бренность этого мира, ибо тьма сгущалась, братья их погибали, а мы, их друзья, теряли надежду. Многие из эдайн ушли служить сначала первому Чёрному Властелину, а затем к его приспешнику. Наши пути с эльфами почти разошлись, узы, связывавшие нас с древних времён, неминуемо рвались. А после разорения Арнора и упадка Гондора мы стали друг другу едва ли не чужими. И старые времена прошли, оставив за собой очень мало знаний из прошлого. Сейчас мы можем спасать лишь тела, и то не всегда это получается, — Аделин посмотрела из-за спины девушки. — Помешай ещё минуту и ставь остужать. Девушка кивнула. В душе поселилась грусть от рассказа женщины. Они хлопотали так пару часов. Аделин настолько погрузилась в работу, что присутствие ученицы её ни капли не напрягало. Наоборот, она раздавала ей указания, как настоящей хозяйке. Девушка думала, что не справится. Параллельно помешиванию бурлящих в чарках трав, она мыла полы, убирала годами лежавшую на полках пыль, перебирала полупустые и пустые горшки на полках, расчищала серванты и ящики, наводя в них порядок. Когда солнце перешло в западные окна, Аделин усадила её рядом с собой и стала рассказывать о том, в какие дни, при какой погоде и луне следует собирать лечебные травы. Она расположила на столе карты близлежащих земель, а в особенности, карту северной части леса, и показывала девушке основные очаги произрастания того или иного растения, а заодно и рассказывала о его свойствах и технологии обработки. Под конец работы девушка уже нетерпеливо ёрзала на стуле. Ей всё время казалось, что вот-вот, и часы на площади прозвонят. Выполнив поручение, она тут же прибегала к целительнице, взбудоражено смотря на неё: ей хотелось наконец побыстрее расправиться с работой на сегодня и успеть к бою часов на площадь. Ещё домой нужно было зайти переодеться во что-то приличное и коней покормить, прибрать волосы в порядок… — Ну всё, тебя так трясёт, что аж тошно, — воскликнула Аделин, заприметив возвращающуюся из торговой комнаты в мастерскую девушку. — Вижу же, что хочешь скорее закончить работу. Да вот только это не то ремесло, дела которого можно когда-нибудь «на сегодня закончить». Ты должна всегда иметь про запас лишние пучки трав, не лениться быть в лекарской допоздна — вдруг кому-то станет плохо, а двери будут закрыты? Всему ты должна будешь научиться… — женщина, усердно растиравшая до поры сухие корни в горшке, подняла глаза на девушку. Та сидела, теребя платье, и лишь вполуха слушала слова женщины, то и дело поглядывая в окно на горизонт, к которому неминуемо приближалось солнце. Тогда Аделин вздохнула, и взгляд её странно изменился, словно она отчаянно старалась не выплеснуть что-то из себя. — Но это всё не сегодня. Господин просил отпустить тебя на праздник — не знаю, правда, на кой чёрт вам всем он сдался, но перечить не стану. Ты должна быть ему благодарна, потому что если бы не его просьба — горбатиться бы тебе здесь со мной сегодня до самой ночи, — она многозначительно окинула девушку взглядом. — А теперь иди. Фартук оставь на прилавке и запомни, что за собой дóлжно закрывать дверь на ключ, который я тебе дала. Девушка подскочила с лавки и, коротко поклонившись, быстрым шагом прошла в гостевую комнату, сняла с себя фартук и, закрыв дверь на ключ, почти бегом отправилась к дому окольными улицами, чтобы не проходить через главную площадь, ибо она понимала, что если сейчас столкнётся с этим праздником жизни, то уже не сможет уйти и привести себя в порядок. В доме было непривычно тихо. Члены семьи уже, наверное, были на празднике, и девушке понадобилось несколько минут, чтобы переодеть своё рабочее коричневое платье с белым передником на то самое, белоснежное, которое оказалось на ней при её пробуждении. Как только руки её коснулись ткани, она замерла. События теперешней жизни текли так быстро и стремительно, что она просто забывала думать, вспоминать о том дне, когда впервые здесь оказалась. Из разговоров Миривен и Эледвига она узнала, что у неё элементарно могла пропасть память, но девушка чувствовала, что это не так. Точнее, что это верно лишь на половину. Она не могла не замечать те странности, с которыми сталкивалась здесь. Музыка реки, странный шёпот, приходящий с потоками ветра, сны с картинками, словно из другой жизни — всё это девушка упорно не замечала. Жизнь вела её дальше, прочь от прошлого, но разве это правильно? Эти знаки давали о себе знать тогда, когда она с головой погружалась в заботы будней. Мягкая ткань прохладного платья напоминала о том, что как бы ни был этот мир ей мил, она должна узнать правду. Узнать, каким образом оказалась в жаркий полдень посреди лесной поляны, под раскидистым дубом. Не приняв своего прошлого, нельзя построить настоящее, и тем более —будущее. Девушка тяжело вздохнула и неуверенно взяла платье в руки. На секунду ей показалось, что оно мерцает и пульсирует в вечернем свете комнаты, а затем она оделась и вышла во двор. Она проверила лошадей и заметила, что овёс на пару сантиметров покрывал дно корыт, значит, хозяева их предусмотрительно накормили перед уходом. Тогда девушка, бросив быстрый взгляд на чащобу леса, вышла из калитки в сторону главной площади. Все улицы, даже самые маленькие, были украшены флагами и золотыми гербами с символикой Рохана. У каждого окна свисали разноцветные ленты и гирлянды, а народ неспешным шагом брёл по улицам в том же направлении, что и девушка. Она радостно разглядывала каждый двор, в котором быстротечно неслась жизнь, и наслаждалась тёплыми прикосновениями лучей солнца к лицу. На темнеющем восточном склоне неба вставал тонкий месяц, но звёзд ещё не было видно, а дома и садовые деревья отбрасывали большие сумеречные тени. Петляя по переходам селения, улицы становились всё шире, а народу — всё больше. Гул голосов сливался в один поток, а когда нога девушки ступила на первый камень площади, её поразило разнообразие красок и цветов, звонкие трели мелодий, исполняемых музыкантами, громогласный смех людей и топот трёх сотен ног. За время отсутствия девушки многое изменилось: у входа на площадь теперь высилась огромная арка, обвитая плетистыми розами и диким виноградом, на столах, расставленных вкруговую по площади красовались белоснежные скатерти с тонким кружевным плетением, а на них всё было уставлено лёгкими яствами: фруктами, заморскими закусками и сладостями; в то же мгновение, как она прошла под аркой, мимо пронеслась девушка и быстрым движением накинула ей на голову венок из фиолетовых полевых цветов, а затем рядом с ней выросла ещё одна, которая своей яркой улыбкой подкупала принять бокал из её руки. Гостья растерялась и непонимающе переводила взгляд то на бокал, то на роханку. Тогда последняя рассмеялась. — Ну бери же! Вино от виноградников Дорвиниона, что у моря Рун — подарок к празднеству от самого Трандуила! Я бы на твоём месте с рукой вырывала, а ты сомневаешься! — и роханка захохотала ещё более задорно, а девушка, хотя и ответила ей смущённым беззвучным смехом, но всё же не поняла, чем вызвала в ней такую радость. В момент, когда девушка явилась на празднество, куранты пробили шесть вечера, и народ шумно встретил последние часы самого длинного солнечного дня года. В воздухе парами клубились ароматы вина, фруктов и пышущих здоровьем тел. Почти все женщины и девушки были одеты в праздничные народные платья. Люди праздновали жизнь и лето, богатый урожай и мир, которого удалось добиться с таким трудом на новом, неизведанном северном плато. Девушки кружились вокруг высокого деревянного столба, держась за ленты, свисавшие с резного колеса под головой коня. Они не останавливались, зазывая к себе зевак, перекидывали в танце друг другу ленты, и волосы их развевались в урагане танца. Музыканты исполняли мелодии рохиррим, созвучные бойкому стуку копыт лошадей, грозным бубнам и лёгкой свирели флейты. Земля глухо тряслась под ударами ступней кружащегося хоровода. Девушки пели и подбрасывали вверх собственноручно сплетённые венки, ту же ловя их на лету в ленточном хаосе. Музыка всё нарастала, приближая концовку. Танец был так сильно схож с каким-то неведомым доселе ритуалом, что глаза девушек плотно закрылись, и они громко распевали хоровую песню на рохиррике, продолжая ускоряться. К мелодии добавилось пронзительное завывание рога и на удивление всем, из леса послышался ровный вой волков, молодая музыкантша взяла в руки бубен и методично начала им постукивать. Сидевший прямо подле неё седобородый старец, не относившийся к гостям-менестрелям, гулким голосом стал подпевать девушкам, прикрыв глаза. Музыка слилась воедино и вдруг резко затихла: остался лишь голос старца. Он пел тихо, и девушки замедляли бег карусели, поочерёдно открывая глаза. Когда прозвучали последние магические строки песенного ритуала, и все девушки пробудились от забвения, толпа шумно зааплодировала, а девушки быстрее ветра встали лицом к карусели по кругу, и, громко взвизгнув, бросили свои венки за спину. Тут же из толпы повыскакивали вверх юноши и мужчины, да и что таить, некоторые женщины, стараясь поймать венки, а девушки уже во все глаза смотрели, кому достанется их венок. — Ритуал, — пронёсся шёпот мимо уха так и застывшей девушки. Она осторожно покосилась вбок и заметила всё ту же девицу, что встретила её на входе. Та лукаво улыбалась ей и, заметив, что её слушают, продолжила жарким шёпотом. — Тот, кто поймает венок девы по окончанию её ритуала Солнцестояния наречётся ей суженым. Или… суженой, — глаза незнакомки лукаво блеснули. Девушка опустошила залпом вино в бокале и отчаянно вдохнула воздух ртом. Это вновь вызвало усмешку у роханки. — Кто же так пьёт? — девушка воспросительно посмотрела на неё, а незнакомка вдруг изменилась в лице, став серьёзной не по годам. — Откуда же ты такая взялась… Пора бы тебе самой разобраться, — ветер полоснул девушку по лицу и перед глазами двумя огоньками остались глаза незнакомки напротив, мистически мерцающие, казалось, вобравшие в себя всю глубину ночного звёздного неба. Девушка перевела взгляд на площадь и с удивлением заметила, что перед каруселью уже вовсю пылает огромный костёр, а вокруг него разговаривают и смеются люди. Среди этого моря кипящей жизни, за поднимающимися ввысь угольками костра девушка разглядела шатёр своего недавнего приятеля, и решила, что сегодняшний вечер — идеальное время для рассказа преданий и историй, а на праздник она ещё успеет: по разговорам селянок он будет длиться до рассвета. Девушка уже собиралась направиться туда, когда её что-то остановило. Она обернулась и не обнаружила и следа таинственной незнакомки. На стенах шатра вовсю играли блики от факелов и свечей. Вино здорово ударило девушке в голову, и когда она добралась до лавки гнома, то в недоумении почувствовала внезапный порыв, заставлявший её обнять при встрече друга. Они виделись всего два раза, но почему-то девушка чувствовала, что эту дружбу они пронесут через многое. Её тянуло к этому взрослому, мудрому гному, который оказался так добр с ней, когда она этого совсем не ждала. Он стал морем вокруг островка её будничной жизни, которое могло бы открыть ей двери в этот удивительный мир вокруг, что она так хотела изведать; он стал спасительным кругом, который понёс бы её на морских волнах всё дальше и дальше от здешних мест, показал бы ей все чудеса и опасности места, куда она попала. Одна только мысль о том, сколько дорог он оставил позади себя на пути в их селение, и сколько земель его ждёт потом, когда он снимется с места с другими торговцами, вызывала в ней неуёмное желание каким бы то ни было образом донести до него то, как она бы хотела отправиться с ним. Времени оставалось мало — как самой девушке казалось, — высокий градус вина ударил в голову, а ритуал на центральной площади и музыка подействовали на неё каким-то странным образом, слегка затуманив сознание поволокой, поэтому, как только гном с распростёртыми руками вышел из своего шатра, раскатистым басом приветствуя девушку, она недолго думая тут же упала во встречные объятия, заставив гнома затрястись в смехе. Он потрепал девушку по макушке и тут же, придерживая, повёл внутрь, о чём-то беззаботно болтая. Она улыбалась на эту уже привычную болтовню гнома и вдруг задумалась о том, что он был даже немного выше её. После того, как хозяин усадил девушку в мягкое кресло, угостив ещё одним бокалом вина (точнее кружкой, так как такой роскоши в его обиходе не было), а сам после закурил трубку, то, поблёскивая взглядом из-под густых бровей, начал разговор. — Ты может быть, для удобства хотя бы писать что-нибудь будешь, дорогая гостья? Девушка немного подумала и неуверенно кивнула. Тогда гном принёс из соседней комнаты гору пустых свитков и разложил их перед ней. — Это я для учёта берёг, но мне теперь интереснее, что ты на них напишешь, — хитро проговорил гном. — Писать-то умеешь? Девушка медленно кивнула, всё ещё туго соображая после дорвинианского вина. Гном хлопнул в ладоши и вальяжно облокотился в кресле напротив. — Тогда напиши мне, дитя, как твоё имя. Гостья сильнее сжала кружку в руках. Имя? Но ведь у неё нет имени. Лёгкое движение головы собеседницы заставило гнома взволнованно податься вперёд. — Как? Нет имени? Да, дела, — протянул он, почёсывая затылок. — Ну что ж, тогда дай знать, о чём ты хотела бы послушать. Мы, гномы, мастера на рассказывание преданий своих предков. Закусив губу, девушка размышляла, что бы она хотела узнать. Точнее было бы сказать, что она хотела бы узнать прямо сейчас, потому что, вообще, знать она хотела всё: что за созвездия светят в ночи в небе, о чём поёт поток реки у дома, насколько огромен этот мир и есть ли у него границы, какой средний рост у гномов. Гномы. Скаргрим говорил о том, что знает предания своего народа. Тогда девушка, покопавшись в воспоминаниях, вспомнила название одной книги, над которой она с Миривен корпела до потери сознания, и аккуратным, но неровным почерком вывела на свитке: «Stǣr» — История! Тебе интересна история моего народа? — удивлённо воскликнул гном, на что девушка, улыбаясь, закивала головой. — Ну тогда усаживайся поудобнее, потому что о khazâd гномы могут говорить, не останавливаясь. Девушка выполнила совет гнома, глубже устраиваясь в кресло, а её собеседник поглубже затянулся трубкой и начал говорить: — Вот как ты думаешь, сколько мне лет? Я для своих лет неплохо сохранился. Так сколько? Сорок? Нет? Больше — шестьдесят? — девушка беззвучно рассмеялась над этой игрой в угадайку, но кивнула. — Шестьдесят, думаешь. Тогда для тебя будет удивлением, если я скажу, что мне сто тринадцать лет минуло за день до праздника Дня Дурина в том году? — гном задорно хохотнул. — Не пучь так глазищи, а то выпадут. Я это к чему, наш народ — один из народов долгожителей. Гномы вторые после эльфов по отпущенному им времени для жизни в Средиземье. В стародавние времена больше нас жил только один род эдайн — те, что ушли за море, на волшебный остров, подобный Тол-Эрессеа. Однако эти люди народа Нуменора начали терять свою доблесть, как и мудрость; они стали лишь призраками своих великих предков, превращаясь в приспешников зла, и годы их неумолимо стали сокращаться. Ну да я отвлёкся. Ты хочешь знать нашу историю. Не хочу тебя расстроить, но на то, чтобы рассказать всю историю нашего народа не хватит и месяца. Даже самый разговорчивый из гномов, а я, к слову, к таким не отношусь, не расскажет тебе её короче. Наша главная скрижаль истории находится в Железных Холмах, хотя, поговаривают, что скоро эту реликвию перевезут под охрану в цитадель Эребора. Эта книга рассказывает всю историю народа Махала с самого начала нашего времени. Она хранится в недрах гор, в особой королевской библиотеке и добраться туда без позволения Даина Второго невозможно. Так что я расскажу тебе вкратце, насколько это возможно, а если ты захочешь узнать больше — придётся тебе иметь дело с самим гномьим королём! Ты не замёрзла? — вдруг спросил он и, поднявшись, сходил к сундукам с вещами, принося с собой шаль. Гном укутал девушку, ругнув за то, что её кружка лишь наполовину пуста, а затем уселся обратно и продолжил: — Вала Аулэ создал нас в тайне от Создателя, так, по крайней мере, говорят у нас Мудрые. Во всех летописях говорится, что Махал задумал нас как грозную силу, способную противостоять Злу древнего мира: тела наши тверды, словно камень, разум неподвластен для проникновения тёмных сил, а выносливость и доблесть нашего народа воспеваются в песнях и легендах. Мы ни в чём не уступаем эльфам в ведении войны, а людям и подавно. Изначально Махал создал Семь Родов Праотцев Гномов и погрузил их в сон в недрах гор на большом расстоянии друг от друга по всей Арде. Каждому из Семи Праотцев он создал супругу, и факт этот давным давно должен был развеять смехотворный и отчасти оскорбительный миф о том, что у гномов нет женщин! — воскликнул Скаргрим, метая глазами молнии. — Что значит, нет женщин? Да наши гномки — прекраснейшие из созданий! Они сильные и выносливые, такие же непоколебимые и несгибаемые, как любой из гномов-мужчин. Да любая плоскозадая эльфийка и рядом стоять не будет с одной женщиной из моего народа! — гном покосился на девушку, ожидая от неё порицания за грубые выражения, но встретил лишь её смеющиеся глаза. — Хотя, если, всё же, хорошенько подумать, мы, гномы, весьма скрытные существа, иногда даже побольше эльфов. Да и гномки наши не выходят из своих чертогов. Может, поэтому все народы Средиземья уверены, что гномы рождаются из камня! — Скаргрим хмыкнул и пару минут попыхтел трубкой, собираясь с мыслями. — После того, как Владыки создали Солнце и Луну наш народ надолго углубился в недра гор, которых по всему Средиземью тысячи и тысячи лиг. Сейчас, после того, как мы восстановили Эребор, khazâd стали более открытыми, как к торговле между народами, так и к делам всего Средиземья. Ты знаешь о Великом Восточном Тракте, девочка? Гостья отрицательно покачала головой, а после пригубила ещё один глоток из кружки. — Это древняя дорога от самых Железных Холмов до Шира, что далеко на западе, даже западнее Вековечного леса. Она с Первой Эпохи и по сей день соединяет торговлю всех народов Средиземья, эко! Так вот о чём, собственно, я. Ты, говоришь, не видела Восточный тракт. А как такое могло произойти, если ты живёшь здесь, в лиге от него? Что, хлопаешь глазами? Великий тракт проходит через северное Лихолесье, Лесное королевство короля Трандуила, — гном немного помолчал, что-то тщательно обдумывая, и иногда посматривая на девушку. — Отчего-то мне кажется, что душа твоя не привязана к этим местам. Во взгляде твоём, во время моего рассказа, горел огонь любопытства и жажды приключений, который я не мог не заметить. Нрав у тебя кроткий, как я успел заметить. Плохо, что не говоришь, конечно, но ты изучаешь грамоту, а значит, скоро мы сможем с тобой как-никак общаться и узнавать друг друга. Девушка с раскрытыми глазами смотрела на гнома, и речи его удивляли её всё больше. Собеседник это заметил. — Ты думаешь, почему это я хочу узнавать тебя? — предположил гном. — Сейчас объясню. Гномы и люди, по обыкновению своему, не очень-то дружны. Люди думают, что мы заносчивые и жадные, а мы из-за этого считаем, что они хотят от нас только добычи, да и вообще люди не особо с нами приветливы. Сказать честно, я понял, что нас с тобой ждёт крепкая дружба, как только увидел. Обычно люди, которые приходят ко мне в лавку, глядят с высокомерием и таким видом, будто я на их только разрешении здесь торгую, хотя места ваши относятся к дорогам торгового тракта. Ты же выказала мне уважение, видя качество моих изделий, да и позже вела себя дружелюбно. Ещё я удивился твоему выбору: девушка покупает боевой кинжал? Это да! Ты хочешь странствовать, повидать мир и не сидеть на месте, я вижу. Поэтому, девочка, зову тебя с собой, как только наши караваны двинутся на Восток. Девушка задохнулась от волнения. Путешествие на Восток? К великим горам Праотцев гномьих родов? Неужели Скаргрим не шутит? — Да, я говорю это на полном серьёзе, — словно прочитав её мысли по выражению лица, молвил гном. — Я не говорю, что путь будет лёгким — нет. На переходе через Лихолесье к Долгому озеру, и дальше теперь часто встречаются одинокие отряды орков, но на нас они нападать боятся, ибо все гномы Синих гор — воины, ничем не уступающие тем, кто служит в армии Даина Железностопа. Я дам тебе время, не торопись с решением, лето ещё не дошло до своего разгара, и мы покамест будем здесь. Девушка долго сидела в кресле, не отводя глаз от зазубренного лезвия секиры на противоположной стене. Разум говорил, что такое путешествие по меньшей мере безрассудно: ни навыками, ни знаниями в полевой жизни она не обладала. Как охотиться на дикого зверя, ловить рыбу, собирать в лесу съедобные травы, ягоды и коренья она не знала. Природа только начала впускать её в свою обитель знаний, когда девушка стала ученицей травницы. Перед таким путешествием необходимо было сначала набраться опыта жизни в качестве переселенца, странника, ведомого одними лишь светилами небес. Однако сердце отчаянно звало девушку в путь, выполнить её изначальный план, который она постигла стоя посреди эльфийской тропы в звёздном сиянии неба. Скаргрим пожелал девушке доброй ночи и проводил под руку до самого кострища, опасаясь за её самообладание после целой кружки крепкого вина. Когда они прибыли на площадь, он напомнил о своём предложении и заверил в том, что его двери для неё всегда открыты, и что по меньшей мере месяц на раздумья у девушки есть. Затем он вновь нежно потрепал её по макушке и, присвистывая, отправился в сторону шатров. Менестрели к этому часу переключились на более нежные мелодии. Девушка осознала до этого момента не замеченный ею факт: приезжие музыканты были эльфами. В суматохе ритуального танца девушка даже не присматривалась к ним, потому что всё её внимание было обращено к кружащейся феерии танца. Две девушки в изящных зелёных платьях явно готовились исполнить песню — они перешёптывались на неизвестном девушке языке, смеялись, и явно о чём-то спорили, а аккомпанемент им составляли нарастающие мелодии флейты и губной гармошки, на которых играли двое мужчин. И вот, когда настал нужный момент, две менестрели умолкли и запели чистыми глубокими голосами. Ngîl cennin eriel vi Menel aduial, Glingant sui mîr Síliel mae. Девушка прикрыла глаза. Звуки, вибрации, запахи гари костра… Всё смешалось, завертелось в водовороте. Вино ударяет по сознанию, и девушка бездумно подходит ближе к костру, неожиданно для себя изящно оборачиваясь вокруг своей оси. Угли костра трещат в ушах, гомон толпы замолкает, и остаётся лишь девушка наедине с эльфийской песней. Ngîl cennin firiel vi Menel aduial, Dúr, dúr i fuin Naenol mae. Руки — журавлями поднимаются ввысь, к звёздам. Разум подёргивается поволокой тумана. Эти слова ей знакомы. Она кружится в танце, вновь представляя давно забытое. Белый туман струится вдоль рукавов, волосы золотым огнём развеваются на ветру, уносящим горящие искры огней вдаль. Тело само ведет её в такт нежной мелодии, извиваясь, как гибкий тростник на ветру. An i ú nathant An i naun ului A chuil, anann cuiannen A meleth, perónen** « О том, что быть могло, но не случилось… » — звучит внутри девушки голос незнакомки, и она видит мужчину, который ведёт машину и весело о чём-то болтает с девушкой на соседнем сидении. Они улыбаются. Жители и гости, замерев, наблюдают за девушкой, что танцует у огня под эльфийскую игру. Они принимают её за одну из невест, совершавших сегодня обряд у ленточной карусели, и лишь один из них знает, кто она. «О жизни, проживаемой столь долго…» Она видит глаза незнакомки, тлеющими угольками смотрящие прямо на неё, а затем перед глазами начинают мерцать картинки. Волны моря, детский смех, молодая женщина нянчит грудного ребёнка на руках, звонкая пощёчина достаётся ей от мужчины, она падает… Падает… Она узнаёт в ней себя. И та девушка в машине — тоже она. Шелест ветра. «И о любви, лишь вполовину данной». В толпе на неё смотрит внимательный взор ледяных глаз. Он не сводит с неё взгляда, а она всё танцует, вознося вверх руки, а когда музыка затихает, девушка приходит в себя. Эльфы улыбаются своей нежданной танцовщице, народ, смотревший на неё, раздаёт рукоплескания, а потом… Незнакомка внимательно смотрит из толпы, и блики костра отражаются на её точёном лице. Она хитро улыбается, словно знает всё о девушке. Вдруг тяжёлая рука приземляется на плечо. — Идём. Скорее! Юноша тащит её сквозь толпу. Девушку провожают взглядами, а тот, чьи глаза подобны горному хрусталю, удаляется незамеченным. Илендор уводит её всё дальше от площади. Тёмный переулок освещается одним лишь лунным месяцем. Юноша резко останавливается, и метая взглядом молнии складывает руки на груди. — Что за пляски ты устроила? Мы тебя прождали весь вечер на площади, Аделин сказала, что ты ушла от неё, когда ещё не было шести! Ты понимаешь, как мама волновалась? Но даже это глупости, по сравнению с другим! — Илендор приблизился к девушке почти вплотную, заставив её отступить в страхе на шаг. В тёмном безлюдном переулке такие разговоры ничем хорошим не кончатся. Но юноша сильно хватает девушку за руку, не давая сбежать. — Среди стражи разошёлся слух, не знаю, как, — об этом знали только я и отец, но мы молчали, хотели дать тебе время прийти в себя. Когда тебя нашли, ты вся светилась, ты знаешь это? — он требовательно тряхнул руку девушки, на что она отчаянно закивала, пугаясь нарастающего гнева юноши всё больше. — Об этом мне рассказал отец, в тайне, он говорил, что твоё тело излучало свечение, словно мягкий свет звезды, но это прошло, едва только ты покинула пределы той поляны. Эти слухи разошлись среди воинов! — прорычал юноша. — Обвинить могут моего отца! Признавайся, кто ты?! Ты — ведьма? Девушка испуганно вытаращила на него глаза, и сердце пропустило один удар.