И если Тьма закрыла очи Губительною пеленой, Взгляни на небо в разгар ночи — Там ждёт тебя спасения покой. Поверь в сияющие звёзды, В мерцанье матери-луны. И путеводный луч искомый Спасёт тебя от пустоты. Но рок сомкнётся над тобою, О, брат мой, потерявший жизнь, — Позволь проститься мне с судьбою, Что увела тебя тропою Мне чуждой в ту лесную синь.
***
Погода менялась в ночи. Поднявшийся шквальный ветер хлестал ветками сосен по доскам крыши дома. Высокие кроны шумно качались, оглушая лес скрипом и мрачным шелестом. Луна скрылась за затянувшими небосклон тучами. Обыватели лесного домика пытались унять дрожь за кружкой дымящегося чая. Никто не присел: гном и девушка из уважения к тревоге пары, а Эледвиг и Миривен из-за того, что не могли найти себе места. Мрачные тени плясали по стенам, вспыхивая багряным цветом в местах, где между брёвнами был проложен высушенный мох. — Дождь будет, — попытался разрядить атмосферу гном и неловко крякнул. Гремя тяжёлыми сапогами, Эледвиг нарезал круги по комнате. Девушка на мгновение задумалась, тяжело ли вдевать такие в стремена, но тут же прогнала ненужные мысли. Необходимо было решить, что делать. Эорлинг широким движением распахнул дверь и потянул носом. За домом порывы ветра всё усиливались, и тяжкая мгла легла на мир, предвещая грозу и дождь. — Ветер дует с северо-восточной расщелины меж Серыми и Мглистыми горами, — вслух рассуждал мужчина, — с гор он принесёт ледяной дождь, а возможно даже град. Не на руку это нам, не на руку. Если двинемся с рассветом, то, возможно, к этому времени ураган утихнет. — А если нет? Будем ждать? — исподлобья покосилась Миривен. — Ждать вам нельзя. — Скаргрим вступил в обсуждение, очищая трубку от пепла. — Этот лес — чёрт знает, что может случиться с парнем, — говорящий незаметно взглянул на девушку. — А кто он, кстати? — Сын, — прозвучал глухой ответ Эледвига. Девушка почувствовала, как сердце её сжалось, заходясь в бешеном беге. Мужчина словно постарел на глазах: щёки впали и осунулись, а глаза лихорадочно бегали, не останавливались надолго ни на одном предмете. Страшно было подумать, что чувствовали родители Илендора. Однако Миривен держалась стойко. Лишь нервные прикосновения к волосам выдавали в ней глубинный страх. Комната надолго погрузилась в тягостное молчание. Его нарушал лишь свист веток над крышей. Девушка задумалась над тем, в каком состоянии был Илендор до того, как она выехала из поселения. Бледный, с покрасневшей шеей и голубыми синяками под глазами. Рядом с ним было страшно, словно с диким животным. Но отчётливо ощущалось, что эти перемены замечает лишь девушка. Юноша отмахивался от родителей, уверяя, что это всё непомерный труд в кузнях, и те безропотно верили. Лишь его названая сестра замечала изменения. Он перестал есть так, как раньше, и больше не смеялся. За столом хранил угрюмое молчание, оставался после родителей лишь для того, чтобы выбросить остатки пищи в мусор. Взгляд его словно витал в тумане, и сосредотачивался лишь тогда, когда это было необходимо для поддержания видимости здоровья. Но девушка, бесшумной тенью находившаяся дома, зачастую видела больше, чем вечно занятые хозяева. И один жуткий случай, связанный с Илендором, запомнился ей надолго. Это произошло за пару дней до её отъезда. Шёл дождь, и она проводила время в конюшне: для того, чтобы накормить коней, а заодно скоротать время с этими полюбившимися ей двумя жеребцами, пока дом пустовал. Эледвиг ушёл на собрание сослуживцев, а Миривен ещё поутру, до дождя, выскользнула из дома, чтобы нанести визит одной уважаемой семье, которые в то время распустили один слух: якобы их доверенные лица в Истфолде, в пахотном селении Медисар (откуда Эледвиг и Миривен были родом), донесли весть о том, что на пограничные селения, стоящие у пригорий и русел рек, из Шепчущего Леса напали орки и волколаки. Новости, или слухи, доносили также, что нападение было быстрым, стихийным; они лишь ограбили несколько амбаров и угнали вороных лошадей, однако весть эта разнеслась далеко. Этого никто не ожидал, и многие не верили, что орки могли осмелиться на такую роковую дерзость. Нападать на земли эорлингов было сродни игре с небесным огнём. Миривен как раз отправилась узнать об этом чуть больше. Девушка гоняла в голове разного рода мысли, сидя на сундуке с овсом и хрустя сочной морковью: бóльшую часть переживаний занимал переезд, ставший для неё чем-то диким и до боли в груди волнительным. Она и не задумывалась, что человек может одинаково равно как желать перемен, так и бояться их. Нужно было прощаться с единственным другом, который, как она тогда сомнительно предполагала, не станет забредать в лесную глушь. Гном? В лесу? Сказки — не иначе. Из размышлений вывел надсадный хрип Сэндо. Снежно-белый конь взволнованно забил копытом о голую землю, буравя её, и девушка недоумённо нахмурилась, вглядываясь в закрытые из-за дождя ворота конюшни. Там, за выстроенными в ряд брёвнышками, в их щелях кто-то прошёл мимо, но вдруг остановился. Сэндо беспокойно потопался ногами на месте и, тряхнув гривой, заржал, отступая вглубь конюшни. Засунув морковь за щёку, девушка встала с пожелтевшего от старости сундука и отряхнула одну о другую руки. Заслышав этот звук, неизвестный за воротами обратным шагом вернулся к деревянной двойной задвижке, укреплённой как снаружи, так и внутри. Девушка прикинула в голове и прежде, чем идти за ворота, резким движением подхватила стоявшую в углу, среди лопат, грабель и вил, обоюдоострую мотыгу. Натянув на лицо маску хладнокровия, она приблизилась к воротам, заметив, что чьи-то ноги всё ещё стоят по ту сторону, закрывая щели между брёвнами. Когда задвижка была со скрипом открыта, девушка повернулась боком, прикрывая телом холодное оружие, а после чего потянула на себя кольцо в дверце. Как только рассеянный заоблачный свет резанул по привыкшим к темноте глазам, девушка упёрлась взором в тугую грудь напротив и уже хотела смирно выдохнуть, когда подняла глаза на юношу и не удержалась от того, чтобы отшатнуться назад. Белки глаз Илендора покраснели, словно после трёх бессонных ночей, и в изумрудных глазах читался какой-то болезненный, печальный посыл. Грудь его тяжко вздымалась, а из-за распахнутой у горловины льняной рубахи виднелась розовеющая кожа. — Ты была здесь? — чуть хриплым голосом спросил он, сонно покачнувшись. Девушка сумела сохранить бесстрастное лицо, чтобы не выдать беспокойства, граничащего с паникой, и тут же распахнула дверь, бросая мотыгу в сторону. Она без слов подхватила еле стоящего брата поперёк туловища и повела к сундуку, с которого минуту назад поднялась. Юноша без сил ссутулился и склонил голову на грудь. Его помощница откинула со лба мокрую прядь волос, а в следующее мгновение взвизгнула, поджимая руки к себе. Во все глаза она смотрела на тушу серого зайца, которого Илендор мёртвой хваткой держал в кулаке за уши. У животного была перерезана глотка, с которой всё ещё падали редкие капли густой крови. Глаза налились кровью и смешались с белыми белками в какую-то отвратительную кашу. Илендор словно сквозь полусон посмотрел на названую сестру, слегка ей улыбнувшись. Тут же глаза его похолодели, а рука с зажатым в ней зайцем протянулась к ней. — Я принёс его для тебя, — прохрипел он, и голос его был похож на грудное шипение. — Ты примешь его? До этого момента ни разу не видевшая безжизненное животное девушка брезгливо отступила назад. Спиной она прикоснулась к шершавому бревну, державшему своды конюшни. Лицо Илендора посерело, и он железной хваткой кузнеца сжал в кулаке уши русака, от чего хрящи мерзостно захрустели. — Почему ты не принимаешь ничего от меня?.. Почему отталкиваешь? Юноша резким движением откинул тушу в сторону. Послышался хруст сломанного позвоночника, и девушка прикрыла глаза, борясь с накатившей тошнотой. Её названый брат сидел, тупо глядя в стену. Губы его слегка подрагивали, как и конечности. Было что-то зловещее, почти нечеловеческое, в этом неестественном дёрганье суставов. Девушка вдруг неожиданно для себя преисполнилась жалостью и каким-то нежным порывом, из-за которого сейчас сидела между ног юноши на коленях. Она ласково повернула его лицо на себя за подбородок, отчего тот вздрогнул, но остался сидеть смирно. Глубокие изумрудные глаза глядели так растерянно, что сердце девушки гулко ударилось о рёбра. Вся сталь, извечная пляшущая насмешка взгляда, сила… Куда же они подевались? Захотелось расспросить его обо всём: как его здоровье, как он ест, спит, работает, а главное — что же с ним происходит в последнее время. Ведь она не слепая. Не заметить таких изменений в эорлинге было невозможно. Этот нежный взгляд напротив, — так близко и так нежданно, — вдруг заставил юношу задохнуться от давно покинувших его чувств, что снова наполнили сердце. Он измученно втянул носом воздух, а затем, порывисто выдохнув, разрыдался. Девушка кинулась на него с объятиями и жадно вдохнула ртом, когда стальное кольцо сомкнулось на её спине. Илендор так сильно вжимал её в себя, что, казалось, позвоночник переломится, а сам безостановочно и беззвучно рыдал. Лишь влага у шеи и в волосах девушки давали об этом знать, да дрожащая грудь напротив. После того раза юноша ни разу с ней больше не говорил. Стоило ли рассказать об этом Миривен и Эледвигу? Быть может, это что-то объяснило бы им, но скорее было бы наоборот: такие изменения в сыне вызвали бы страх и тёмные мысли, что стало бы помехой к поискам. Кроме того, как много понадобится времени на изложение всего на бумаге? Решаться нужно было сейчас. Несмотря на страх, что она испытывала рядом с этим юношей, — он по-настоящему стал дорог ей. Она помнила каждую его улыбку и низкий смех, подобный благородному бархату. Его мокрые каштановые кудри после того, как юноша омывал лицо и шею по окончанию работ в Кузнечном Городке. Внимательный и всегда смеющийся взгляд, каких девушка больше не встречала на свете. Присущую лишь ему особенность — маленькое золотое колечко в левой мочке уха, которую мог увидеть лишь пытливый доверенный взгляд, ибо та была скрыта от чужих глаз за блестящими локонами. Девушка помнила тот день, когда сама делала ему прокол для новой серёжки. Это был день перед празднеством. Крик петухов за окнами дома оглашал поселению наступление утра. Нежный южный ветерок залетал в открытое настежь окно, принося запахи выжженных земли и трав, далёкий базарный гул голосов, перебранки сторожевых собак в соседнем доме и далёкий крик горного орла в вышине безоблачного неба. Белоснежные занавески колыхались на ветру, и на кухне стоял волнительный аромат свежего ржаного хлеба, что Миривен только испекла. Девушка стояла перед юношей в нерешительности, держа в одной руке заострённое шило, а в другой — маленькое садовое яблоко. Руки не дрожали. Илендор выжидающе глядел на неё, сидя напротив на стуле. Он бы и сам мог это всё проделать, даже не обработав металл, но отчего-то захотел, чтобы именно она сделала это для него. Да и наблюдать за тем, как дева кусает губы и всё никак не может отвести взгляда от аккуратного уха — было уж очень забавно. Ему этот прокол не стоил никаких душевних переживаний, в отличие от девушки. Она смахнула с себя задумчивость и уверенно положила ему на плечо пёстро расшитое полотенце, а затем зажгла стоящую поодаль на столе свечу в медном подсвечнике. Пока девушка держала иглу над кончиком пламени, то поглядывала на слишком уж радостного юношу, который не мог перестать улыбаться. Он старательно пытался это скрыть, постоянно вертя головой или прикрывая рот рукой, словно потирая его, но то и дело грудь его подпрыгивала в смешке. Когда всё было готово, девушка, храбрясь, бросила на юношу последний жалобный взгляд. Тот с серьёзнейшим видом сокрушённо покачал головой, подавляя смех. — Я непреклонен и всё ещё уверен, что ты сможешь. Даже не смотри так, — Илендор вдруг вгляделся в глаза девушки, словно что-то ища в них. — А если бы я был ранен, ты бы так же колебалась? Он внимательно следил за эмоциями девы, скользя взглядом по блестящим глазам, ниже, к губам. Юноша облизнулся, и вальяжно откинулся на стул, подставляя ухо. После он закрыл глаза, стараясь унять сердцебиение. Сначала ничего не происходило, но вдруг его виска коснулась холодная женская ладонь. Пятерня прошлась по волосам, расчёсывая их в противоположную сторону. Под своими пальцами девушка почувствовала, как у юноши горела шея, гоняя кровь. В нос ударил яркий аромат мыла и мужского тела от лоснящихся шёлком кудрей. Спокойной рукой она подложила половину яблока выпуклой стороной к задней стенке уха, а спереди приставила шило. Юноша не двигался и лишь прислушивался к чувствам, ловящим девичье дыхание у виска. Мурашки пробежали вдоль его шеи к спине. Еле заметная тонкая улыбка коснулась губ эорлинга. — Чего ты ждёшь? — прошептал он. Острие иглы прошло через плотные мягкие ткани и воткнулось в хрустящую половину яблока. Тонкая струйка крови просочилась из раны, и рука девушки неожиданно дрогнула от осознания, что нанесла юноше рану. Яблоко чуть прохрустело, а затем у уха Илендора прозвучал испуганный вскрик и порывистый вдох. Деревянный наконечник шила, выпущенный из рук, оттянул мочку уха, а яблоко скатилось, приземляясь с глухим ударом на пол. Пронзённый тревогой, юноша мгновенно обернулся. Из пальца девушки сочилась кровь, а руки слегка подрагивали. Она извиняющимся взглядом смотрела на Илендора, что застыл на месте с напряжённым выражением лица. Шумно выдохнув, он уверенно обхватил её плечи и усадил на стул. — Ты меня напугала, — тихо бросил он, кидаясь к умывальнику. Юноша набрал в чашу речной воды и, взяв марлю, сел перед девушкой на колени. Сосредоточенным движением он промыл небольшой укол на пальце, старательно дуя на него, ибо девушка неприязненно морщилась. Когда чистая ткань под ловкими и аккуратными пальцами Илендора стала обматываться вокруг повреждённого места, девушка вздрогнула. Из кровоточащего уха всё ещё торчало шило, загибая мочку вниз. Полотенце на плече стремительно покрывалось алыми пятнами. Девушка быстрым движением выдернула руку из ладони Илендора, намереваясь прекратить доставляемую ему боль, но он тут же перехватил её пальцы. Она непонимающе оглядела его: на собственную боль ему было всё равно, словно оставленное в мочке шило он вовсе не замечал. А вот безобидную ранку девушки решил непременно обработать. Глаза их встретились. — Не надо. Мне не больно. Дальше я сам, не переживай. Они долго смотрели друг другу в глаза. Она чувствовала, как внутри что-то дёргается, словно натянутая пружина. Дыхание незаметно участилось, а к щекам подошёл выжигающий румянец. Стало безумно неловко от того, что они не отводили друг от друга глаз, и её руки надёжно покоились в его горячих ладонях. Мысли их затуманились, словно поддёрнутые волнительной дымкой, а его всё не покидала одна. «О чём она думает? — вопрошал Илендор, незаметно для самого себя нежно поглаживая её ладони большими пальцами. — Что чувствует? Осознаёт ли то, что позволяет мне держать её за руки? Как странно это — не знать о чём думает человек, ни разу не слышать его голоса и озвученных мыслей». Почувствовав прикосновения, девушка пришла в себя и осознала, что происходит. Стеснение с головой накрыло её естество, и она захлебнулась в странных, неведомых и противоречивых чувствах. Не выдержав этого внимания улыбающихся глаз, она отвела взгляд в сторону, не вынимая рук из цепкого замка, покоившегося у неё на бёдрах. Илендор весь затрепетал, увидев этого. Он увидел то, чего не было в этом смущённом отведённом взгляде и чуть подрагивающих руках в его. Беззастенчивая улыбка украсила его загорелый дышащий бравой молодостью лик. В это мгновение из сада в проём кухни вошла Миривен, и пучки моркови полетели из её рук на пол. Оторванные от своего безмолвного общения молодые люди в миг отодвинулись друг от друга. Девушка неловко заправляла упавшие вперёд волосы за уши и ёрзала на стуле, а юноша, старательно скрывая улыбку, чесал затылок. Миривен прокашлялась и без слов прошла к умывальнику. Тихий огонёк надежды поселился в ней, заставляя в предвкушении кусать губы. По окнам и крыше забарабанили капли дождя. Обитатели дома неосознанно подняли глаза к бревенчатому своду, словно надеясь увидеть за соломенным настилом звёздное небо, стремительно гнавшее кудрявые тучи. Дождь, усиленный порывами ветра, хлестал по крыше, непреднамеренно руша планы людей. Они до последнего хранили надежду в то, что спасительная для урожая влага повременит хотя бы день, чтобы поиски пропавшего юноши, и без того обещавшие множественные трудности, не были столь опасны. Размытая серая лесная почва и влага в высоких травах будут постоянно тормозить поиски, скрывать следы и путать ветряным хлыстом ветви кустарников, сквозь которые, вполне возможно, держал путь Илендор. В миг ухудшившееся настроение явно почувствовалось в гостиной. Жалобно потрескивал огонь в камине, надрывно лопая дерево. Гном пошевелил объятые пламенем дрова чугунной кочергой и промолвил: — Давайте подумаем, куда он мог подеваться и главное — зачем. — Я поспрашивал парней в кузнях. — Эледвиг нервно очищал ножом дубовую ветвь от коры. — Странное дело, но не все захотели об этом трепаться. Словно боялись чего-то— глазами вокруг бегают, краснеют. Чёрти что. Заговорили только самые смелые. Рассказали, что сын вёл себя странно в последнее время. Как именно, говорить отказались, мол: «И так на нашем селении бед достаточно, ни колосинки урожая; в россказни пустимся — чуем, ещё больше бед накличем». Ну я не на шутку разозлился: какого чёрта эти юнцы хвосты поджимают. У меня сын пропал. Я одного так и прижал за шкирку к стене, он испугался, а я для пущей силы ещё и гаркнул на него, тот и пустился в объяснения. Сказал, что Илендор быстрее выдыхаться стал. Приходил в Городок замаранный весь и в траве, точно по кустам с репьём и подмаренником ходил. Поработает немного — и к воде. Два ведра за день выпивал, а после заката вместо того, чтобы домой идти, на запад шёл, к подлеску у гор. Чем он их так напугал, что они рты закрытыми держали, парень так и не сказал. Посыпался крупный град, и девушка спешно подошла к окну. Держа сложенными руки на груди, она вглядывалась в смоляные заросли леса. Поляна усыпалась мерцающими кристаллами округлого льда, и от окна веяло морозным ураганным ветром, а она всё пыталась предположить, куда мог отправиться Илендор. Западный берег реки был очень опасен: там было самое большое паучье гнездо лигах в трёх от замшелых берегов Лесной; на северо-востоке раскинулись холодные болотные топи, куда не ступают ни люди, ни эльфы, ибо натасканная песчаная дорожка, которая некогда пролегала меж буреломом и высокими камышами, давным-давно затянулась водами, что пропитывали почву из подземных стоков; путь на юг — к лихолесским горам, Старой Лесной дороге или южным людским поселениям — тоже был закрыт, ибо с запада на восток её перегораживали паучьи сети и непроходимые для человека заросли древнего леса в его сердцевине. Свободными оставались лишь земли у её дома или на крайнем севере леса, перед полями у поселения, — если только Илендор вообще не покинул лес. — Это ни о чём не говорит, — донёсся до слуха девушки голос Миривен, который словно придавливался ледяной дробью града. — Это говорит о том, что парнишка ваш явно нездоров, — раскатисто пробасил гном. В другой ситуации родители бы осадили такие смелые слова чужака, но сейчас оставалось лишь согласиться. — И ему явно нужна помощь. Бродить по этому лесу в одинокого даже в здравом уме и сильном теле многие боятся. — Он плохо знает окрестности… — пролепетала женщина. — Долго Илендор не продержится, тем более без еды или с раной. Он не обучался сбору трав и не знает, какие съедобны, а какие — нет. — Тогда решено — с рассветом выступаем даже в дождь. Пытаться выйти раньше — только проплутаем. Я считаю, нужно идти на север, — уверенно прикинул Скаргрим. — Согласен. — Эледвиг отбросил в сторону очищенную ветвь. — Больше идти некуда, если он совсем не сошёл с ума и не забыл, что во всех других направлениях топи и сети. — А что, если он спустился по реке? — Нет, Миривен, Дрэоред из наших воинов давно бы уже сказал мне, если бы у его отца лодочника пропала хоть одна лодка. Я всех своих на уши поставил — такое бы не укрыли. — Слушайте, а может вообще быть такое, что парень решил покутить, ну, с женщинами там развлечься, или у подруги какой заночевать? Девушка поёжилась от мысли, которая одним большим уколом пронзила сердце. Идея гнома вызвала не понятно почему неприятный вкус во рту и отвращение. Илендор не стал бы скрывать отношения от семьи. Миривен бросила на напряжённо смотрящую в окно хозяйку дома беглый взгляд и призадумавшись, медленно ответила: — Нет… Такое вряд ли возможно… — И всё же, — со знанием дела продолжил гном, — отвергать такое положение дел не стоит. Для женщины всё давным давно было ясно, как она полагала. Так что его отношения на стороне, тайные встречи и кутежи даже не пришли ей в голову, когда перевалило за полночь, а сына всё ещё не было дома. Внутренне содрогаясь от страха и непонимания, мать пришпоривала коня, мчась по лесной дороге, и всё же хранила в душе волнительную надежду на то, что Илендор окажется именно в этом доме. Именно у этой девушки, которую женщина давно уже про себя называла дочерью, и ждала счастливого известия в самое ближайшее время. Широко распахнув дверь, девушка сразу проверила взглядом чащу леса на нежданных гостей. Не хотелось, чтобы дорогие ей сердцу люди узнавали о всех этих ужасах и странностях. Жизнь в этом лесу научила её оглядываться и не забываться, быть чуткой к менявшейся в минуты опасности энергии леса и поминутно проверять окрестности, внимательно осматривая их на малейшие изменения в пейзаже. Однако единственными изменениями в чащобе, обступающей поляну, были лишь пригнувшиеся к юго-востоку от сильного ветра ветви осин и дубов, да иней украсивший траву кружевным узором от растаявших глыбок льда. Стояла оглушительная тишина, и небо, покрытое слоистыми густыми облаками, едва окрасилось серебряным цветом в ожидании восхода. Предстояли долгие сутки поисков. И пропуская людей и гнома мимо себя, девушка внимательно следила за лесом. Нельзя было допустить того, что было с ней, по отношению к этим людям. Они не должны знать о том, что происходит в этом лесу, и хозяйка дома, оставаясь на крылечной площадке с гномом, вышедшим последним, серьёзно посмотрела тому в глаза, чуть хмурясь. Тот пригладил бороду быстрым движением и сверкнул глазами — такими же чёрными, как тучи, что несли бурю и град через ночь. — Я не скажу. Но это нельзя так оставлять. Вдруг это как-то связано с исчезновением твоего брата? Если не найдём его в ближайшие четверо суток — рассказываем. Добро? Поёжившись от утреннего холода, подтверждающегося паром из носа и рта, девушка хмуро кивнула, наблюдая за общающимися чуть поодаль супругами. Гном перекинул руку на плечо девушки и широким движением прижал её к груди. — Не боись ты, найдём этого обалдуя живым или мёртвым. И, знаешь что? — Девушка подняла чуть недовольный его репликой взгляд на гнома, щекой облокотившись ему на плечо. — Один совершенно положительный момент, несмотря на трагичность ситуации, я сейчас для себя выявил, — гном не скрывал иронии, и девушка едва удерживалась от улыбки, вопрошая взглядом. — Я научился понимать тебя по одному взгляду, м-м? Ты где-нибудь слышала такое? — Скаргрим лихо поднял бровь, и девушка тихо захихикала. — С полуслова — да, слышали, а вот по одному лишь взгляду… Редкость. Но уже пора. Выдвинулись по первому же робкому вскрику птицы. Эледвиг посчитал это добрым знаком после ночи могильного холода, дождя и шквального горного фёна, содрогавшего громады густых древ. Из амбара у дома хозяева вывели нетерпеливых коней, что тут же начали щипать свежую траву, пока люди проверяли стремена и узды на прочность крепления. Девушка быстрым шагом подошла к ним, сопровождаемая явно забеспокоившимся гномом, который с сомнением посматривал на лошадей. — Давай, — протянула девушке руку Миривен, с лёгкостью запрыгнувшая на Мирго. С чувством упоения и сильнейшего притока сил и энергии та, опираясь на стремя, легко перемахнула ногу на широкий белоснежный круп. Мирго довольно переступал ногами, потряхивал гривой. — Э, нет, — запротестовал гном. — Меня вы на клячу не посадите! — Сейчас эта кляча лёгким мановением поводьев в моих руках выбьет тебе все зубы за оскорбления, — лениво проговорил Эледвиг. — Да я и не собирался тебя пускать на красавца Сэндо. Девушка уже забеспокоилась, предчувствуя несвоевременную ругань, однако, когда Эледвиг натянул на себя поводья, порываясь двинуться вперёд, гном вдруг заголосил: — Хорошо, хорошо! Мне ж за вами не угнаться, чёрт возьми. Громко пыхтя, гном грузно стал взбираться на коня и когда уже казалось, что широкая стопа соскользнёт с узкого стремени, и гном повалится спиной к матери-землице, Эледвиг неожиданно подхватил того за бороду и резким движением закинул за спину. Скаргрим же успел в это время проголосить: — Не за бороду! Не за бороду, степной ты дикарь!.. Но его возмущения потонули в звонком крике Миривен и топоте восьми копыт, гулко отдававшихся в земле. Путь лежал на север вдоль Северной тропы, проложенной людьми у восточного берега реки. Ветер свистел в ушах и распускал непослушные пряди из тугого пучка. Поначалу девушка пригибалась на манер Миривен ниже, пропуская над собой пышные ветви елей и осин, но когда дорога расступилась, пропуская спешных всадников, выпрямила спину до хруста, с наслаждением вдыхая густые свежие потоки лесных ароматов. Робкие зайцы и косули, завидев вылетающих из-за поворота коней, спешно разбегались с дороги кто-куда. Всадники внимательно смотрели по сторонам, стараясь увидеть хоть какие следы человека в этих местах. Эльфы не оставляли за собой ни следов, ни поломанных веток или прижатых к земле трав, поэтому следы прибывания могли оставить лишь люди. Ближе к северу дорога стала всё больше петлять, старательно обходя болота и топи, что стали появляться чаще. От высоких поднятых грунтов с участками песка средней полосы не осталось и следа — лес постепенно приближался к северным пригорным полям. Весело журчала рядом Лесная, обдавая лицо свежестью горных вод, что падали перекатами небольших водопадов. — Что это там? — поверх стука копыт прокричала Миривен. Эледвиг пустил Сэндо рысью, приглядываясь к темнеющей поляне по правую руку от дороги, которая, углубляясь в лес, переходила в рогозовую топь. Миривен остановила коня, и девушка легко спрыгнула с него, приближаясь к поляне. За высокой придорожной крапивой и кустом наполовину скрылось дерево, из которого что-то торчало. Девушка, не страшась обжечься уже полусухими жгучими стволами, отодвинула их в сторону и поражённо распахнула глаза. Из коры торчала стрела с позолоченных хвостовиком и алым оперением. Не задумываясь, она двумя руками с трудом вытащила её и тут же провела тонкими пальцами по рваному углублению на месте наконечника. Как и думала девушка, внутренние поражённые слои дерева были сыры. Влага дождя не могла так глубоко проникнуть вглубь, тем более, что они были закрыты железным наконечником. Это говорило о том, что стрела была выпущена совсем недавно, потому и слои дерева ещё оставались наполненными соками дерева. Почуяв неладное, девушка подала стрелу спешившемуся Эледвигу. Тот, едва взглянув на оружие, бросил: — Синдар. В следующий раз не хватайся так за стрелы: принадлежащие оркам пропитаны моргульским ядом, а ты, сдаётся мне, не знаешь, как они выглядят. Давайте поторопимся и обогнём поселение до пригорий. Наконец, вдалеке между деревьями забрезжил свет, и вскоре путники, не сбавляя галопа, вынырнули из чащобы, проносясь под белыми сводами врат леса. Бледно-жёлтое в сером свете выжженное солнцем поле нерадостно встретило всадников. Время летело быстро за меняющимися пейзажами: раскидистое поле перекатывалось холмами, и горы стремительной громадой неспешно приближались, сверкая холодными синими вершинами. Виднеющиеся крыши поселения, бледный мост и мерно текущая под ним река не вызвали в девушке никаких чувств. Мысли были заполнены едкой пульсирующим вопросом: «Что так близко от полей делали эльфы? И главное — в кого стреляли, да так, что промахнулись?» Как один наездники плавным движением свернули к востоку — туда, где реку можно было пересечь вброд. Широкая предгорная степь пролегала сколько хватало глаз, объятая с севера и запада плотной стеной гор. С востока и к северу не было ни одного следа животного или человека, поэтому, проскакав каменистую и ещё узкую речушку, всадники смело потянули поводья к северным подъёмам степи, что медленно вновь переходила в сосновый пригорный подлесок. Поселение предстало как на ладони: до него оставалось не больше двух-трёх миль, что были засеяны рожью и овсом. Виднелась чёткая темнеющая граница, по которой заканчивались посевы и начиналась бурная спутанная степная трава, что тоже прорастала недалеко к северу: путники как раз скакали вдоль серо-бурых горных подъёмов, что продолжали поредевшую дикую растительность. Издалека стал громадой надвигаться скалистый мощный выступ, который обрушивался множественными перекатами. Обогнув поселение с северо-востока, всадники приблизились к стыку Эред Митрин и небольшого южного взгорья: меж этим взгорьем и лесом и было заключено поселение. Бурно стекала горная река, пролегая по замшелым камням меж густого соснового подлеска. За большими валунами, через чащу леса, были заметны высокие скалистые обрывы, отчего-то отдававшие не серым цветом, а золотисто-багряным. — Карьеры, — указал рукой в чащу леса Эледвиг. — Двинемся туда и отдохнём. Думается мне, что тамошняя дорожка к западу поможет нам в поисках. Опасные земляные перекаты и расщелины от восходящей к горам почвы вынудили путников пустить лошадей шагом. По обе стороны от узкой едва заметной тропки рос юный подлесок, что становился всё выше и могучее с каждым ярдом. Вскоре конники погрузились в чащобу высоких сосен, сквозь которые едва проглядывало серое неприветливое небо Севера. Густые слоистые облака полудня окрашивали пространство в неверный сизый свет, отчего девушка невольно стала задрёмывать. Размеренная качка на надёжном родном коне, сладкие лесные запахи после свежего дождя — всё это было совсем не на руку после двух суток отсутствия полноценного сна. Перед тем, как выдвинуться, она смогла погрузиться в беспокойную дрёму прямо в кресле у очага, постоянно вздрагивая и и просыпаясь, ибо в урывочных снах непременно вставали странные мрачные картины: то вновь повторяющийся сон о том, как белёсое существо гонится за ней через непроходимые дебри леса, надрывно хрипя в самую шею гнилостными испарениями, то ещё хуже — клюющий печень Илендора орёл, распластавший юношу на высокогорном голом валуне. Сонно потирая глаза, девушка звонко хлестнула себя по обеим щекам. Миривен, сидящая впереди, склонила голову к ней. — Ты чего? Всё нормально? Девушка похлопала женщину по точёному плечику, успокаивая. Усталость отдавалась в ушах тяжёлым шумом крови и затруднённым дыханием. Дабы не завалиться вбок или назад, она обратила всё внимание на стелющуюся впереди дорогу, что в этот момент как раз расширилась, выпуская конников из дурмана леса. Кромка леса над разверзшейся высотой словно выплюнула гостей на недружелюбный скалистый утёс, который перекатами спускался вниз почти отвесно. Прилегающий к мощной горе, зеленеющий буйной растительностью выступ, на котором они сейчас оказались, пестрел книзу самыми различными цветами песочных пород. То мягкими, то кривыми и обрывистыми они пятнадцатиярдовыми стенами возвышались над голубеющим в низине небольшим горным озерцом. Холодная кристальная гладь отражала ледяные пики совсем близких гор. — Мы забрали намного выше, — задумчиво объяснил Эледвиг. — Нужно поискать тропу, что спустит нас к озеру. Вернувшись той же дорогой, путники обогнули спускающийся под уклон сосняк и вскоре, поднимая пыль и вороша уже иссохшиеся травы полыни, поднялись к карьерной долине, что встретила их рыхлой, перемешанной с увесистыми камнями, почвой. Известняковые берега озера сияли тусклым белоснежным светом, и всадники спешились, подходя к манящей свежести воды. После того, как супружеская пара и Скаргрим смочили лица и шею горной водой, они обернулись на девушку, которая в задумчивости наблюдала за уходящими от долины двумя тропками в лес. Одна поднималась по крутым скалистым выступам, что терялись в молодняке и поваленном с высоты буреломе; она уводила вдоль южного нагорья. Другая тропа ныряла в лес предгорья, обходила степью поселение и заводила в чащу Лихолесья с северо-запада. Девушка не отрывала взора от этой тропы. Что-то тревожное крылось за её извилистыми поворотами. След затхлой неопределённости, что приковывал к себе внимание, точно весь сумрак и по-вечернему холодный мир уступил дню, укрываясь под этими сизыми ветвями, бросающими на чернеющую тропинку сероватые отблески. Предчувствие предостерегало от этого пути, и в то же время — звало к нему, обещая раскрытие загадки, что немым вопросом повисла в воздухе между путниками. — Про эти земли говорил кузнец, — сказал Эледвиг, присев рядом со стоящей девушкой прямо на пожухлую сухую траву. Смотря в сумрачные тени, сгустившиеся, подобно патоке, под сводами сосен впереди и словно расширявшиеся от пристальных взглядов, казалось, что сейчас на эту тропинку из-за густых зарослей выберется нечто: скользкое и мрачное, как сам участок пригорья, приземистое и ползучее, неуловимое, как лесной дух, и до скрежета зубов мерзкое, как гноящаяся рана, что кишит опарышами и мертвенной чернью. — Что за лихо понесло его туда, — буркнул Скаргрим. — Скоро узнаем. Темноты ждать нельзя: неладно у меня на душе от этого места. До сумерек нужно непременно быть дома. Дорога встретила коней и их всадников затаившейся угрозой. В отличие от северного Лихолесья, по которому пролегал путь конников ранее, этот лес встречал совершенно другой энергией. Мерно качаясь в седле, девушка прислушивалась к своим чувствам. Заместо трелей птиц, ярких ягодных бусинок в высокой траве, огромных стволов древних деревьев и боязливого дикого зверя этот лес словно скривился и иссохся; на дороге и по обе её стороны не было ни одного следа животного, трава приобрела червонно-гнилостный цвет, словно была под постоянным дождём и огненным потоком; поваленные хилые стволы деревьев устлали редкие поляны, проваливаясь в болотистые низменные трясины. Ни один луч внешнего мира не проникал сюда, и идти приходилось сквозь плотную завесу сгустившейся темноты. Убрав со лба пушащиеся волосы, девушка всмотрелась в багряно-смоляную тень деревьев. Незаметно все звуки стихли, окуная сознание в созерцание того, что произошло дальше. Из-за темнеющих крон в болезненном блеске стали вырисовыться мутные очертания. Вместо животных глаз на неё уставились холодные и блеклые огоньки, пышущие жадностью и боязливым интересом. Размашистые пятна устремляли взоры, проводя по стволам и ветвям размытыми когтистыми лапами. Тени леса не надвигались — лишь множились в своём интересе, но этого было достаточно, чтобы девушка с головой выдала себя громким вздохом. Что-то подсказывало ей, что нельзя было давать им понять, что она их видит. Тут же вокруг стал слышен гулкий шёпот — надвигающийся, неумолимый, — эти существа признали в ней того, кто увидит их. Кто вызволит и поможет. Сухие кривые конечности потянулись со всех сторон, а кровь в висках стала стучать всё громче, привлекая жадное внимание теней. Вдруг девушке привиделось быстрое движение среди кустов. Громкий рык огласил чёрный лес, а за ним раздался приближающийся вой. А конь всё резво скакал, и этот стук копыт смешался с бесконечно долгим волчьим воем. Во все глаза, не имея сил оторвать взгляда от сжавшего в кованые тиски видения, девушка наблюдала за тем, как за деревьями, обгоняя ветер, пронеслась стая серебряных существ, что наперегонки с всадниками преследовали затаившиеся в самых тёмных углах чёрные тени. Жалобно поднялся выше шёпот: среди него, девушка могла поклясться, что слышала слова мольбы и страха, граничащие с жадными проклятиями и угрозами. «Мы иссохлись…», «Про́кляты… Мы про́кляты!..», «Они идут, идут! Но мы отомстим… Ты вернёшься, и тогда мы будем готовы…» Блестящие клыки смыкались на призрачно развевавшихся тенях. Глаза волков горели пламенем, а сами они светились ярким светом, пронзающим плотную, сгустившуюся в воздухе тьму. Когда один из волков придавил передними лапами размазанное по стволу дерева пятно, то, лязгнув зубами, посмотрел на девушку мудрым взглядом. И тогда она вспомнила. Вспомнила безмолвных духов леса, обличённых в тела животных, которых она увидела в ночь перед отъездом из поселения. Стая Серебряных Стражей боролась с порождениями тьмы и отчаяния, отбрасывая на чёрных духов поражающий их плоть свет — звёздный, холодный — от своей лоснящейся шерсти. Когда страх достиг высшей точки и мир вокруг закружился, подгоняемый затхлой тошнотой и мерной качкой седла, девушка сдавленно вскрикнула, закрывая глаза руками и вжимаясь в тонкий стан Миривен, а мутнеющий разум поглотила липкая пелена. Чувства стали возвращаться лишь спустя долгое время. Внезапная влага у лица заставила болезненно зажмуриться и пуститься сердце в бешеную скачку. — Ну неужели, — недовольно бросил басистый голос рядом, а в следующее мгновение девушке помогли принять положение полусидя. Она проморгалась и беспокойно огляделась вокруг. Над ней склонились взволнованные взгляды, а сама она оказалась на мягкой зелёной траве. Миривен подала флягу с водой, которую девушка тут же опустошила, унимая проснувшиеся воспоминания о видениях в лесу. Его мрачная опушка виднелась в нескольких милях к северу. Кругом опять лежала степь, а солнце было на подходе к закату. Облака пропускали тёплый, разлитый по всему небу золотой свет, а свежий ветер приводил в чувства. — Ты почему не сказала ничего, глупая? — прогремел Скаргрим, заставив девушку вздрогнуть и перевести взгляд на его сжимающуюся в кулак загорелую руку. Второй он придерживал её за плечи. — Почти не спала двое суток, а вдобавок ещё и в седле так долго впервые. Резкие нападки гнома на свою подопечную сначала заставили было людей возмущённо захлебнуться в негодовании, однако под его пристальным уколом взгляда они сдержались, понимая, что для девушки это не было обидным. Та лишь смущённо опускала глаза, теребя камушки на дорожном камзоле гнома. И всё же Эледвиг, прищуриваясь, недовольно усомнился: — Ну, эти сутки — понятно, сна два часа было. А во вчерашние сутки тебе что, интересно, не дало спать? Все на мгновение затихли, обдумывая услышанное. Повисла неловкая тишина, после которой, на удивление Миривен и Эледвигу, девушка с гномом вдруг прыснули от смеха. Скаргрим, не стесняясь, хрюкал, раскатистым басом пуская волны даже по земле, подруга же навалилась на него, не в силах держать спину в приступе смеха. Эледвиг смутился за свою страннейшую догадку и неловко оглядывался по сторонам, лишь бы не смотреть на развеселившуюся пару. То, что Скаргрим оказался в гостях у девушки, и этот некстати всплывший факт о бессонной ночи поразительно неловко вылились в неуместный вопрос. Когда гном помог девушке встать, а Миривен — подняться в седло, то вновь отправились в дорогу. Нырнув в заросли северного Лихолесья всадники вновь с шумом остановились. Все до единого в граничащем со страхом замешательстве спешились, а у девушки из головы разом выветрился весь туман от потери сознания. Дрожащей рукой Миривен подняла замеченный всеми лоскут ткани. Перепачканный в земле и разящий пóтом он оказался рубахой Илендора, в которой тот трудился в кузнях. Женщина прижала некогда белоснежную рубаху в груди и вся перекосилась от пробравшей дрожи. В наполнившихся слезами глазах читалась жгучая смесь страха и злости. Она резким движением сунула ткань в кожаную суму и смело запрыгнула на Мирго. Погоня по следам продолжилась, вопреки ожиданиям, до появления звёзд. На обратном пути в сторону дома путники разъехались. Миривен и Эледвиг, стоя у самого въезда в лес, пообещали завтра же все вместе навестить девушку. Сейчас им нужно было вернуться в поселение, что гном, отчаянно сопротивляясь, всё же подтвердил и для себя. Сегодняшней ночью должен был прибыть торговый караван с Эсгарота, что возвращался в Синие горы. Он хотел повидать родню и сообщить им, что остаётся ещё как минимум на полмесяца. Об этом он, разумеется, не сказал людям ни слова, но лишь девушка поняла этот посыл по многозначительному взгляду друга. Напоследок подходя к лично оседлавшей Мирго девушке, Скаргрим едва слышно промолвил: — Не плутай по лесу. Как приедешь — сразу в дом, поняла? Та уверенно кивнула ему и лихо развернула коня, пропуская его под белоснежными обвитыми плющом вратами леса. Галоп гулко отдавался копытами о притоптанную дорогу. Свежие сумерки сгущались над головой фиолетовым пламенем закатного неба. Синева востока неумолимо надвигалась, а девушка неслась сквозь лес, ощущая каждую мышцу резвого скакуна под ней. Молочная грива мягко ласкала руки, что давно уже не держали поводьев: они лишь слегка обняли с боков шею Мирго, доверяясь животному. Конь, чувствуя мягкую тяжесть пригнувшегося к нему тела, заметно осмелел. Воодушевлённый данной им свободой, он резво брал повороты, заставляя девушку сильнее сжимать ногами его бока. Та, в бешеной скачке, даже не задумалась о том, каким образом научилась так понимать животное и удерживаться в седле, как и не заметила того, что пучок волос, подгоняемый свистом ветра и стеганием редких веток, быстро развязался, роняя наземь блестящую заколку, что подарила некогда девушке Миривен. И, соскочив с высоких запутанных веток деревьев, незримый наблюдатель путников успел поднять упавшее украшение, что блеснуло в его руках синим, как ночное небо, светом, озарив на мгновение льдистые воодушевлённые светлой надеждой глаза. Родная поляна встретила свою хозяйку мгновенным ощущением тревоги. Что-то изменилось, да так, что в воздухе до сих пор клубился отчётливый след чего-то чужеродного — того, чему здесь не место. Мирго, словно подтверждая мысли своей всадницы, взрыл копытом синеющую в свете ночного неба траву. Девушка подозрительно огляделась вокруг, не торопясь спешиться. В затаившемся обманчивом мареве казалось, что всё как обычно. И тут внимательный взор заметил следы на усеянной росой траве. Длинные полосы с корнем выдранных клочьев протягивались от опушки леса и уводили через всю поляну, иногда превращаясь в следы на месте настоящего поля боя. Первой мыслью было увести Мирго в безопасное место. Этот конь сейчас был ей дороже всего на свете, ибо его жизнь была вверена ей Миривен и Эледвигом. И когда конь был надёжно укрыт под сводами амбара, девушка крадучись обошла дом, затаившись в тени за его углом. Ночь была лунной, и всё пространство поляны освещалось мягким свечением. В ушах пульсировала собственная кровь, что заглушала таинственную и неестественную тишину вокруг. Маленький червь страха больно уколол сердце, заставляя девушку понять, что именно так начинает вести себя лес в моменты, когда надвигается Тьма. А она, чёрт возьми, опять была беззащитна перед ней. Притянул к себе взгляд каменный колодец у пышных зарослей леса, который чернеющей пропастью затягивал в свою глубину. Бесшумной тенью из ореховых кустов на поляну вышел Астальд. Девушка порывисто вздохнула, хватаясь за сердце, и помахала животному рукой, напряжённо смотря на его возвышающуюся фигуру. Почему-то казалось, что с этой поляны надо как можно быстрее убраться. Вопреки ожиданиям девушки, пёс не бросился к ней своим привычным крадущимся бегом, что так походил на бесшумно рассекающую воздух чёрную стрелу. Астальд перемялся с лапы на лапу и стал урывочными, болезненными движениями приближаться. Хозяйке дома представилось, что Астальд пересекал поляну бесконечно долго, пока её глаза подмечали всё и тугой ком завязывался в горле: упавшие острые уши, раньше всегда настороженно стоявшие, рваные раны на лапах, морде и боках — длинные, кровянистые и уже наполненные сукровицей, — они усыпали тело пса глубокими бороздами, в которых ошмётки грязи смешались с кровью, но больше всего этого пугали тусклые, блеклые глаза защитника, из которых словно высосали всю отвагу и храбрость. Понурив голову, пёс устало завалился на бок, под руки девушки, и в это мгновение из её глаз брызнули слёзы. Что произошло в этом лесу с псом? Откуда такие раны? Солёная влага струилась по щекам, пока девушка с содроганием умоляла друга держаться и гладила его скомканную в борьбе шерсть. Животное тяжко дышало, погрузившись в глубокий бред. Глаза закатились и лапы стали дёргаться, словно в желании убежать, скрыться от чего-то. Мысль, словно тонкая нить, за которую девушка тут же ухватилась, понесла её в дом. Тяжёлое тело Астальда она с трудом донесла до крыльца, периодически осматриваясь по сторонам; там прислонилась к бревну под сводами, чтобы всего на мгновение перевести дыхание. Все мышцы плеч и живота неимоверно дрожали от напряжения, но дотащить его до своей кровати всё же удалось. Девушка даже не задумывалась о том, что нужно, наверное, убрать с постели бельё: этот пёс сам спас ей жизнь однажды, так же тащил её через поляну, так что замаранное постельное сейчас совершенно не волновало. Как только Астальд был уложен на кровать, девушка спешно зажгла лампаду у камина. Запахло рыбьим жиром, и гостиная озарилась тусклым огоньком, который хоть немного дал чувство защищённости: лишь в лунном свете ночи страх сковывал тело ледяными тисками и сознание ожидало нападения ежесекундно, из-за любого темнеющего угла или куста. Лампадка подрагивала навесу, а засаленные, слегка потемневшие стеклянные стенки отбрасывали на стены неверные размытые тени. Действовать нужно было быстро, как думала девушка, пока вокруг загустевшего затхлой Тьмой леса есть хотя бы видимость безопасности. В одной руке она держала лампаду, что подрагивала на бегу, а в другой — длинную верёвку Скаргрима. В голове девушки была лишь одна догадка, что зажгла в мыслях надежду, перемешанную с отчаянным неверием. Если всё было так, как она предполагала — то судьба Илендора сейчас могла быть в её руках. Колодец, вызвавший столько недоумений и тайн, встретил девушку хладным дыханием испарений подземных вод. Она быстро привязала верёвку к ручке лампы и на всякий случай вновь кинула в колодец небольшой камень. Чуть больше чем через секунду он с лёгким всплеском коснулся дна. «Не больше девяти футов», — промелькнула мысль, что тут же болезненно сжала сердце. Даже и при пяти можно с лёгкостью себе что-то сломать. Медленно опуская горящую лампу в колодец, девушка внимательно осматривала камни стенок, ожидая увидеть на них, замшелых годами, что-то неожиданное. Так свет достиг дна, где толщиной в десять дюймов пролегала застарелая вода. Взгляд в темнеющую глубину уловил небольшой отсвет от лампады где-то сбоку. Перетянув верёвку в ту сторону, девушка скрепя сердце увидела то, что так не хотела находить. Небольшой сундук, обитый железом, покоился на дне и раньше явно полностью покрывался водой. Юноша, что жил здесь раньше, постарался на славу в укрытии того, что могло пролить свет на всю его жизнь. Кровь стучала в висках, когда девушка внутренне истерично посмеивалась, осознавая, что хотела предпринять, и искала глазами ближайший крепкий сук. Верёвка была прочной, и когда другой её конец надёжно обмотался вокруг пня у самой кромки опушки, девушка перекинула ноги через край колодца, держась руками за каменистый верх. Пара вдохов и выдохов, и она что есть сил ухватилась за верёвку, что тут же обожгла ладони, а тело придавило костяшки кулака к шершавой и скользкой стене. Дрожа всем телом, девушка упёрла ноги в камень и стала медленно спускаться. Требовались все силы на то, чтобы не спешить и держаться, пока ноги ищут очередную опору. Казалось, что спуск длится уже не первый час, когда наконец потянуло ледяной свежестью близкой воды. На свой страх и риск девушка спрыгнула вниз и испуганно вскрикнула, когда ноги проскользнули по наполненному валунами дну, и она глухо завалилась на бок. Камень, упёршийся в рёбра, прорезал кожу и оставил ушиб, а всё платье измаралось в иле и пропиталось дурно пахнущей застойной водой. Блики и вспышки в глазах потихоньку прекратили свой круговорот, и девушка, не пожелав оставаться здесь ни минуты дольше, подползла к сундуку. Раскачивающаяся на верёвке лампада остановилась и в дрожащих от сырости руках осветила деревянный ящик. Замóк на нём весь проржавел, и девушка что было сил ударила железной подставкой лампады по месту стыка дужки с корпусом. Он со звоном отлетел, и резким движением она распахнула крышку — каменные своды огласились жалобным скрипом. Внутри сундука оказались кипы бумаг, которые девушка без разбора стала охапками пихать под платье. «Потом… Посмотрю потом… Сейчас нужно выбираться. Но как?..» — судорожно размышляла она. Проверив на всякий случай, чтобы в сундуке не было никаких потайных ниш и скрытых подкладок, девушка стала прикидывать, как подниматься. Снаружи, кажется, было тихо, лишь мерное капание воды нарушало гнетущую тишь. Подняться по верёвке — и думать было нечего, ведь такой силы в своих руках девушка даже не рассчитывала найти. Оставался один выход — карабкаться вверх по выступам камней, на которые она ступала во время спуска. Поначалу ничего не получалось: руки соскальзывали, ноги промахивались мимо камней, пока девушка наизусть не выучила на каком расстоянии друг от друга находятся подходящие выступы. Но потом, когда каким-то чудесным образом получилось подняться на середину промоины колодца, что ещё была в земле, в теле появились какие-то внутренние, скрытые силы. Хотя девушка больше склонялась к мысли, что это обычный страх перед тем, как бы не сломать себе позвоночник о скрытые водой зубцы камней на дне. С шумным выдохом в трепещущей груди девушка перекинула руку через оградку наружного колодца. Она без зазрений совести перекатилась через каменный круг и плюхнулась на холодную траву. Пара мгновений прошли в тишине и пульсации не унимающегося сердцебиения. Девушка удовлетворённо похлопала кипы сложенных свитков, надёжно спрятанные на уровне живота и державшиеся над плотно опоясанной талией. Но тут от созерцания мглистого неба над головой её отвлекло чьё-то грузное дыхание. Волоски вмиг вздыбились на затылке, и девушка медленно приподнялась. Там, у кромки леса со стороны реки, перед раскидистой ракитой и камышами, на неё смотрели два злых огонька. Высокая тень перешла ближе, заметив движение у колодца. Луна не могла дотронуться до смутных, скрытых тенью, черт, и девушка смогла лишь встать на ноги, унимая дрожь в коленях. Тени из пригорья нашли её? Или это другое незримое порождение? Оценив все шансы на отступление, девушка едва не заскулила: до дома не меньше двадцати ярдов, эта тень с лёгкостью догонит ноги, которые еле держались от усталости; внутреннее чувство подсказывало, что резкие движения не помогут и лишь разъярят гостя, с которым она, возможно, всё же сумеет выйти на контакт. Ведь не зря девушка видит всех этих существ?.. Полоска света, что прерывала древесную тень, мелькнула, выпуская незримое дотоле существо. Не сдержав вскрика, девушка разорвалась от своих чувств, накрывших с головой ледяной волной мурашек. Существо стояло по ту сторону поляны и едва ли походило на того юношу, что был девушке братом. — Ты… — протянул он к ней облезлую руку, — ты во всём виновата… Ужас и страх слились в дикую смесь жалости и отчаянного желания помочь. Илендор стал настолько худым, что с лёгкостью просматривалась каждая косточка тела. Горчичные штаны еле держались на бёдрах с выступающими тазовыми костями порванным тряпьём. На пальцах отросли тугие костяные отростки вместо ногтей. Он сделал к девушке несколько шагов, и та вдруг поняла, как неестественно сгибаются колени брата. Те словно одеревенели, и правая нога упрямо желала вывернуть колено в другу сторону, изгибая форму. С груди и шеи до предплечий алая кожа сползала гноящимися ошмётками, а волосы заметно поредели. В глазах не осталось практически ничего от дорогого сердцу человека: зелень изумрудов смешалась с кровью. «Нет… нет, нет!..» — кричал внутренний голос. Девушка отказывалась в это верить и отчаянно замотала головой, пряча судорожные рыдания в ладони. Страх ушёл, оставив после себя боль, настолько поглощающую, что сердце разрывалось на куски. — Что, таким я тебе не нравлюсь? — прошипел голос Илендора. — Ты сделала меня таким. Ты стала слабостью, что лес нашёл во мне. Он искоробил всю мою душу из-за тебя! Ночами я слышал, как твой голос нашёптывает мне: «Ты никто, никто, глупый братец. Я лишь играю с тобой, и ты ничего для меня не значишь. Глупый, никому не нужный братец!» Ты свела меня с ума! Ведьма!.. — Нет… нет… — прохрипела девушка, подавляя внутри ком слёз и страх от звука собственного голоса. — Не я… не я… Существо, горя ало-зелёным взглядом, вдруг остановилось. Всё измождённое тело юноши вздрогнуло, по нему прошла дрожь и в глазах прочитался страх. В то же мгновение, как он стал неумолимо приближаться, их вновь заполнила ярость. — Лгунья… Всё это время ты умела говорить, но молчала! Ты дала мне надежду, и я сгорал. О, как я сгорал ночи напролёт, думая лишь о тебе, но лес помог мне увидеть, какая ты на самом деле! Гнилая изнутри, способная завлечь, а потом уничтожить своим равнодушием… — Тьма… Это Тьма. Не лес, — хватаясь за горло, умоляюще прохрипела она. Грудь дрожала, и не было ни малейшего шанса вздохнуть. Девушка была готова отдать всё что угодно за возможность спасти его. Тающий облик его всё меньше походил на того, о ком она заботилась, за кого переживала и кого видела каждый день. Она совершила ошибку, о которой узнала лишь сейчас из его речей. Подобно урагану среди ясного дня, обрушившегося на мир чернеющей пеленой, она вспомнила все его знаки, все потаённые улыбки, разговоры и нежные касания, на которые девушка просто закрывала глаза. Жизнь завертелась в водовороте событий, новых людей и пробуждающихся заново чувств, и в ней не осталось места тому, чей пламенный взор не раз обращался к ней, пока та глядела совершенно в другую сторону. Могла ли она знать, что гложет её названого брата? Нет. Могла ли она изменить что-то тогда? Нет. Но неужели этот роковой ужас свершится в самом деле? Между ними осталась всего пара шагов, когда девушка выпалила первое, что пришло ей на ум. — Хелькараксэ… — Заслышав ломающийся голос, произнёсший это слово, Илендор застыл в оцепенении, вперив в девушку испуганный взгляд. — Иллуин. Хелькараксэ. В исполненных боли и ужаса глазах промелькнула волна воспоминаний. Ночная поляна под круглой луной. Их дом и шелестящие кроны деревьев за залитыми лунным светом полями. Его мечты и помыслы — яркие, залитые солнцем и бравыми подвигами. Что с ним стало? Чему он позволил захватить свой разум? Схватившись за голову, он сделал широкий шаг назад. Человеческая судьба боролась в нём вместе с той Мглой, что мёртвой хваткой вцепилась в его чернеющее сердце. И в тот момент, когда он готов был отступиться и убежать, куда глаза глядят, на поляну из-за раскидистых голубых елей вылетели Серебряные Стражи. Девушка рухнула наземь, не в силах больше выдерживать всё, что происходило вокруг. Искрящаяся чешуя отбрасывала отблески от лунного сияния. Клубком из яростных воплей и лязга клыков Илендор схватился с безмолвными майар в смертельной схватке. Он пытался отгородиться от их острых когтей собственными и яростно кричал, когда волки то и дело ухватывали его за бока или конечности. «Пчёлки жалили глаза… Волк содрал с брюха мясца… Вырвал печень нам медведь… Сокол выклевал всю плешь… Ну, посмотри на меня…» — слова напавшего в лесу существа всплыли в воспоминаниях, и девушка вдруг закричала. Руки сами собой протянулись к борющемуся со стаей Илендору. Она бы спасла его. Смогла бы помочь, вытащить из этой ямы ужаса и потери самого себя. Понимание того, о чём бессвязно говорило существо, пронзило её: «Мир не даст ему покоя. Всё живое вокруг будет ненавидеть, гнать отовсюду, не давая возможности спастись от самого себя. Эта ненависть вокруг толкнёт в пропасть окончательно, и сама жизнь будет страшиться его. Ему нужно бежать». Злобное рычание перешло в неконтролируемый вой стаи. Серебряные волки бросались на юношу яростно, не давая возможности даже приблизиться к девушке. Иногда сквозь шерсть и блеск клыков мелькал полный ужаса и страха взгляд Илендора. Его белёсая спина пригнулась к земле, а глаза неотрывно смотрели на девушку. И тогда она прокричала: — Беги! Беги на север, брат! Спасайся ради мечты! Дёрнувшись, тот в последний раз посмотрел на девушку, и в глазах этих промелькнуло всё: обожание, надежда, безумие больного разума, страх перед своим недугом и пробуждёнными силами леса и… прощание. Он простился со всем, что любил здесь, понимая, что места ему больше нет в этих землях. Быть может там, за гранью неизведанного мира, куда не ступала нога человека, он найдёт спасение. Найдёт силы у святых мест древних Светочей, которые, как он верил, «не могли не оставить следов от такой великой магии». Быть может, тягости пути на север, к ледяным пустошам, пробудят в нём ту стать и силу рохиррим, что придавилась ядовитой гнилью Тьмы, простёршей свои длинные тени в сердце Илендора. Заглушив пространство длинным всепоглощающем воем, стая двинулась на него, вынуждая к бегству. Прошелестели деревья, пригнулись гибкие кусты, и бесшумная погоня умчалась в чащу, поглощённая темнотой ночи. Лба девушки коснулось что-то влажное, и она подняла глаза от согнутых коленей. Тихое дыхание опалило её обескровленное лицо, а умные глаза животного смотрели прямо в душу. Волк, возвышаясь над ней, спокойно дышал и ждал чего-то. Лунного цвета длинная шерсть колыхалась на лёгком ветру, а девушка не могла оторвать глаз от доброго, заинтересованного взгляда напротив. Они защитили её дважды, рискуя своими жизнями, что были посвящены охране этого леса. Яркая искрящаяся оболочка духа природы раскрывала в нём суть неземного, светлого существа. — Hantalë… * — не отрываясь от искрящихся светом глаз, пробормотала девушка, а потом несмело протянула руки к шее животного. Мягкие, поглаживающие движения тёплой патокой разлились по её телу. Утробное рычание огласило волка изнутри, и он прикрыл глаза. Под руками девушки струилась энергия жизни духа, которая была так непохожа на биение сердца или ток крови. Словно мягкое осязаемое свечение, греющее душу и хоть немного дарящее чувство успокоения. — Ava firta-lyë… ** — слова девушки мягко касались ушей животного лёгким дыханием. Его морда оказалась совсем рядом, как тогда, во сне. Он долго изучал девушку, словно вдумываясь в её слова, сказанные на языке, что знали все древнейшие существа этого мира. А затем в синих глазах напротив блеснула улыбка. Лишь ветер донёс об исчезновении волка лёгким порывом. В доме оказалось тихо. Лишь тяжёлое дыхание пса наполняло воздух. Поставив лампаду на стол, девушка сразу же нанесла Астальду мазь на раны. Пёс удивительно храбро боролся с жаром. Занимался рассвет. Нервы достигли своего напряжения, и чтобы не сойти с ума от реальности, девушка разложила на столе бумаги из колодца и взяла в руки перо вымазанное чернилами на кончике. Судьба знакомила её с существами, о которых другие люди и не подозревали, и пока воспоминания были свежи, как боль от кровоточащей раны, девушка заставила себя писать. Всю ночь напролёт, лишь бы не забыть, выложить на бумагу то, что не умещалось в сознании. Заголовком посередине пожелтевшего собственного свитка чернело: «Серебряные Стражи. Волки майар». И их описания, действия, предназначение рассказом украсили бумагу. Прежде, чем узнавать о том, что же писал загадочный ученик Беорна, девушка должна была начать то, что нитью протянется через всю её жизнь, полную страха и опасности. Написанные скрипящим в руках пером первые страницы книги вторили шуму в ушах, а перед глазами всё ещё стояло перекосившееся от боли и непонимания, бледное в лунном свете лицо Илендора.