***
Декабрь. Люди тепло укутались, дабы защититься от морозного ветра. Я вновь отмечала День Рождение в гордом одиночестве, Хани тщетно пробовал разбавить нагонявшую на его хозяйку тоску. Мои родители преподнесли в подарок проигрыватель для виниловых пластинок, прослушиванием которых я увлеклась несколько месяцев назад, найдя одну из таких на чердаке в загородном доме. Звучал джаз, что, по идее, должен был поднять мне боевой дух, а он лишь более вгонял в уныние, не оставляя пространства светлым мыслям. За окном метель рвала в клочья уходившую осень, утробно стоная, сдувая засохшие листья с тротуара и погружая мои надежды на самое дно. В ту пору я и грезить не могла, будто обрету цветное зрение. Мама отправилась помочь бабушке с зимним садом, папа последовал за ней. Я безоговорочно люблю эту крикливую старушку, однако в тот день я соизволила остаться в квартире. Стены третий час подряд давили, делая просторное помещение неимоверно маленьким. Друзей я не имела, так что позвать на празднество было некого, да и, уверена, они б непременно затухли здесь со скуки. Потому я накрыла лицо платком, валявшимся на журнальном столике, и, впитывая мелодию, стала посапывать. Из сновидений меня вырвал скрежет старых часов с кукушкой, которые я запамятовала выбросить. Экран телефона вспыхнул; истошно тилинькая, известил меня о начале учебных будней. Кряхтя после сна в неудобной позе, я сползла с дивана и поплелась к плите, с тем чтобы замутить омлет с брокколи. Оприходовав завтрак и вспомнив о надобности душа, направилась в ванную комнату, выложенную дорогой плиткой, по-моему, синей. Теперь, ухоженная, но не слишком бодрая, одетая в джинсы, свитер и пальто, последовала в самое ненавистное место: частную школу для богатеньких детей. По какой-то причине там я пользовалась успехом зазнайки и стервы, несмотря на то что не путалась под ногами у самопровозглашённой элиты. Их лидер Сэм Йоргенсон, за глаза именуемый Сморкалой в силу быстро сдувающейся храбрости и бесхребетности, и его девушка Ванесса Джейран заправляли в заведении вместе с подпевалой Роем Марксом и девочкой на побегушках Мелиссой Ли. Они устанавливали свои порядки, игнорируя нравоучения директора и завуча, делали, что взбредёт, безнаказанно терроризировали тех, кто был не мил их цвелым душонкам. Я выбрала в этой иерархии «призрачную» позицию: вроде есть, а вроде нет. Тем не менее, как уже говорила, эти ребята меня невзлюбили. А всё потому, что Йоргенсон однажды подкатил ко мне и сразу же был грубо отшит. Ванесса прознала об этом (в мире слухи распространяются со скоростью света) и при встрече смеряла меня презрительным взглядом. Невыносимые школьные деньки стали ещё невыносимей. И когда я полагала, будто хуже и быть не может, я, по собственной глупости, вырыла себе могилу. На черта я заинтересовалась мелодрамами и слезливыми историями? Один Тор ведает, какого рода мысли вертелись в моей блондинистой головке в то время. Вздумалось мне выбрать жертву для первого в жизни любовного признания. Это оказался ни в чём не повинный ботаник, очкарик и тихоня, всё по канону. Договорившись во вроде пустующем кабинете о вечерней встрече, я по обыкновению возвратилась домой, не догадавшись о подслушивающей за дверью Мелиссе, доложившей Джейран. Оная сформулировала план мести «похитительнице парней», то есть мне. С юношей — не могу припомнить имени — я встречалась в городском центральном парке, что около главной площади. Пришедши немного раньше, я запаниковала, силясь собрать слова в кучу. Наконец, к фонтану, на который я облокотилась, подбежал запыхавшийся человек. Я глубоко вдохнула разреженный воздух, услышав позади знакомое ехидство: — Значит, всех уже использовала, — Ванесса, плавно покачивая бёдрами, вклинилась между нами. — Что, хорошие парни закончились? — насмешливо-горько усмехнулась она. Я стойко держалась: возразить этой девице — всё равно что отправить себя на верную гибель. — Уже и откровенными неудачниками не брезгуешь? — страшно представить, каково этому ботану, попавшему под обстрел всвязи с моим эгоизмом. Кажется, копилка с недоброжелателями пополнилась. — Совсем гордость потеряла? — девушка победно ухмыльнулась. — Даже ответить нечего. Конечно, я же не парень, под меня не подстелишься. Ну всё, допрыгалась. Я кулаком заехала по её чрезмерно довольной физиономии, оставляя синяк красоваться под левым глазом избалованной куклы. То был единственный раз, когда я ударила человека. Шипя от боли и кидаясь едкими оскорблениями, Джейран поспешила к друзьям, засевшим в кустах и наблюдавшим за происходящим. Напоследок, сплевав кровь и цокнув каблуками, Ванесса зловеще изъяснила: — Пускай ты выиграла эту битву, но в конце, после моей победы в нашей войне, смеяться будешь не ты, — затем она оскалилась, продолжая покрывать Роя и Ли, поддерживающих её за плечи, обвинениями, и без следа испарилась, наверняка убив во мне частицу доверия к людям. На горизонте недвижно стоял юноша, шатаясь в такт деревьям, не промолвивший за всю перепалку ни слова. Опустив голову, я шагала к нему, будучи остановленной холодной рукой. Помню, как вчера: он посмотрел горестно, слабо улыбнувшись, а его очи благодарно блеснули. Если бы я видела их оттенок в ту минуту! Не успела я обернуться, как парень бесшумно пропал, погрузив мой дух в смятение. Отныне никто его не видел, говорили, что перевёлся из-за семейных обстоятельств; пребывание в обители зла являлось непосильной ношей, так что где-то в марте я перешла на дистанционное обучение. Скоро наша семья переехала, и родители рассудили, что новое окружение пойдёт мне на пользу, после чего направили в очередную элитную школу.***
— Здесь я встретила тебя, Дагура и близнецов. Думаю, та, прошлая я, мечтать о таком не смела, — невольно всплакнув, я подходила к завершению флэшбека. — Те издевательства стоили этих моментов пусть и мимолётного, но счастья. — Не говори так! — брюнетка, вцепившись в мою ладонь, активно мотала головой. — Никто не заслуживает такого обращения! — клянусь, она плакала, словно в событиях годичной давности винила себя. — Даже сами обидчики? — старалась понизить градус я. — Даже они, — сдавленно хихикнула девушка, отпустив горечь попутно с рукой подруги. На стене по-прежнему ритмично тикали часы, вычёркивая крупицы времени из наших земных жизней. В ушах звенела тишина. На улице о крыши стучал тёплый апрельский дождь, беззаботно тарабаня по железякам, в огромном количестве скопившимся на площадке, именуемой автомобильной стоянкой. Ни одна из нас не смела нарушать застоявшийся покой. Ничто не вечно, посему голубоглазка молвила: — Извини, что давлю на больное, но как эта история связана с твоим желанием что-то сжечь? — Хедер проницательно различила мою цель, таиться бесполезно. — В тринадцать я начала вести личный дневник. Записывала там свои чувства, мысли. Тогда же я создала блог в Твиттере. В нём я делилась с миром своими доводами и находила отклик. Но теперь, когда всё изменилось, когда я изменилась, прошлое гложет меня. Я обняла себя за плечи, вызывая снисходительный взор у собеседницы, вмиг растолковавшей: — Моё прошлое тоже наполнено моментами скорби, — девушка расположилась полубоком, повернувшись к наглухо запертому окну. — Однако я бы ни за что не пожелала стереть его, — она обернулась ко мне, всматриваясь в льдистые глаза, словно выискивая в них ответ на свой немой вопрос. — Оно сделало меня мной. Без него я бы не могла заявить, что сейчас безоговорочно счастлива. Многолетняя корка безразличия, которой я прикрывалась долгое время, дала трещину. Моя твёрдая вера в жестокость людей пошатнулась. Брюнетка, перетерпевшая, возможно, больше мучений, чем я, взирала непреклонно и ясно. В ту минуту я ощущала, нет, точно знала: я никогда не буду закоренелой одиночкой, не видящей в окружающих тепла, убеждённым циником и пессимистом. Будто подтверждая и слова Хедер, и собственные выводы, я растянула уголки губ в прозрачной улыбке. И я в очередной раз ошиблась.***
Незримо, негаданно подкрался месяц май с его жгучими лучами солнца, безоблачностью, нестерпимой жарой и нескончаемыми контрольными. Я, в лёгкой блузе и тёмной юбке, ёрзала на стуле задней парты, благо, соседа не имела, точнее соседки. Буквально вчера сестрица Дагура умудрилась заболеть. В мае. Спросите как? Просто моя неразумная подружка съела килограмм мороженого, начисто отметая возможность простуды, ведь, по её словам, «даже ложка лакомства стоит употребления моря горьких лекарств и пропуска нашего расследования». Последняя часть девичьих оправданий меня несказанно расстроила, пока та не приставила своего брата мне в помощники. Признаю, его компания была крайне польстительной. Казалось, этот юноша давно сложил кусочки пазла воедино и с интересом наблюдал, когда я приближусь к разгадке. Эта неопределённость сковывала меня, не позволяя сосредоточиться на предстоящих экзаменах, которые я вполне удачно могла бы завалить. Из захлестнувшего потока мыслей вырвал школьный звонок. Кабинет биологии я покинула последней. — Мисс Хофферсон, — окликнула сидящая за учительским столом полноватая женщина лет сорока. Или почти покинула. — Да, миссис Дикенс, — с фирменной сдержанностью отозвалась я, — вы что-то хотели? Заглянув в подобие записной книжки, преподаватель утвердительно кивнула: — Как лучшая ученица в параллели не могла бы ты позаниматься с мистером Хэддоком? — при упоминании сей фамилии волосы на затылке встали дыбом. Не успела я и понять абсурдности сложившейся ситуации, как сказала тихое: «Да». Уставившись в пол, я пулей вылетела наружу, прямо в коридор, прямо к хлынувшей толпе студентов; столкнувшись с одним из них, приземлилась сверху. Спохватилась я, когда была бесцеремонно отшвырена обратно к дверному проёму; согнутая пополам поднялась, дабы плюнуть в лицо обидчику, и ахнула, завидев перед собой парня-причину-слёз-лучшей-подруги. Одарив юношу взглядом, полным презрения, и получив не менее презрительный в ответ, я, показушно заглатывая поддетое самолюбие, зашагала в душный класс, переполненный прилежными (и не слишком) учениками. А напротив моего места вольяжно устроилось недоразумение с подозрительно сверкнувшими зрачками. — Эй, Хофферсон, — он перехватил мою руку, чьи пальцы строчили понятия фотона, аннигиляции и прочих терминов квантовой физики, — дай списать, а? — Мы же ничего не пишем, — злостно цыкнула я. — И вообще, разбирайся сам. — В таком случае на литературе я сяду с тобой, — блистательно подмигнул, я закатила глаза. — Делай, что хочешь, — ох, зря я сказала это, ещё и равнодушным тоном, зря. Похоже, преподавательница уловила ультраслухом нашу перепалку, поскольку негодующе заверещала: — Не шумите на задних партах! Это вам не стадион, чтобы орать, как потерпевшие! — она с каждым звуком краснела, подобно раку, заживо кинутому в кипяток. Я привстала, извиняясь за поведение, на что Хэддок самодовольно ухмыльнулся. Бесит. Последующие полчаса резиной растягивались, пока я грызла кончик карандаша, силясь отыскать в шатене светлые качества, коих не находила. В голову лезло только: «Заносчивый, надоедливый, высокомерный». Знаю, осуждать незнакомца неправильно, но мнение Хедер и Забияки не может быть ошибочным, в них-то я не сомневаюсь. Несмотря на устоявшуюся неприязнь к юноше, явно навязанную холодным сознанием, душа моя кричала о надобности раскрыть его внутренний мир, спрятанный под скорлупой лицемерия. Посему я не возражала, когда зеленоглазый выскочка разделил парту, забаррикадировавшись учебником истории и геометрии, хотя мы сидели на лекции миссис Фэр, без умолку тараторящей о Кристофере Марло и героях-борцах. Хех, Хэддок сам походил на борца, сталкивая «носами» ручки-самолёты, при этом пародируя стрельбу и взрыв. Сие действо выходило у него настолько неуловимым, что учительница невозмутимо вела монолог, не замечая безобразия, творящегося в конце аудитории. Впрочем, можно сослаться на её, по словам Задираки, неземное самоощущение. — Хэддок, — прервав несвязные ассоциации и вспомнив о поручении, излагала я, — после уроков останемся в школе. — Зачем? — последовал ожидаемый вопрос. — А-а-а, — приторно слащаво протянул шатен, — понял, принял. Хочешь побыть наедине? Ну, я не против, — прошептал в самое ухо, обжигая горячим дыханием. Я поймала себя на мысли, что хочу продолжить противостояние. Играем по моим правилам, Хэддок. — Возможно, — увильнула я, пряча взгляд. Он в замешательстве, отлично! Продолжаем: — п-просто я впервые в таком положении, — заикаясь, бубнила я, неся полнейшую ересь. Надеюсь, парень купится, а то со стыда сгорю от его подколок. — Что ж, признаюсь, я тоже, — хищно ухмыльнулся. Чёрт, страшновато находиться близко с этим плейбоем (чекнула на перемене инфу на его страничке в Инстаграм. Скажу вам, не очень лестно о шатене отзываются тамошние девчонки), но я не отступлюсь. Как я умудрилась превратиться в интриганку? — Значит, договорились? — хлопая глазками, с надеждой подытожила я. Последовал его кивок. Наверное, вам любопытно, почему я выбрала столь не подходящую моей персоне тактику? А ежели нет, я расскажу. При любом раскладе. Благодаря той же социальной сети я навела справки, касаемо новенького. Короче, типичный бэд гай: учёбу терпеть не может, обожает гонять по ночному городу на байке, одевается под стать последнему и далее по накатанной. Плюс во мне закипала ярость вперемешку с колющей обидой, царапающей изнутри. В общем, я исполняла план мщения, который, с моим-то везением, аукнулся его изобретательнице. Обо всём по порядку.***
— Мы идём или как? — оттягивая парня от столовского буфета, будто дворового мальчишку, хныкающего о некупленном леденце, причитала я. Его изменчивое поведение нервирует не меньше длиннющей очереди в мой любимый книжный, куда мне, в силу каштанововолосых обстоятельств, сегодня не попасть. — Хофферсон, пожалуйста, давай купим булочек с корицей, — тыча пальцем в стекло прилавка, не унимался Хэддок, — ну пожа-а-алуйста! — достал, полчаса прошло, неужели не понятно. — Ничего мы покупать не будем, — уже вслух заключила я, кое-как отлепив собеседника от созерцания еды. Что он только нашёл в корице? Терпеть её не могу, ровно как и этого любителя оной. Скрестил руки на груди. Не маленький вроде бы, а ведёт себя по-детски. Я подхватила под локоть находящегося в прострации юношу, устало плетясь к миссис Дикенс. Господи, лишь бы она не ушла! Не выдержу ещё часа в компании вырывающегося и командующего ребёнка. — Божечки, ребята, — чуть ли не стукнув нас распахнувшейся дверью, всплеснула руками учительница. Хвала Небесам, она здесь. — Что это вы забыли в школе в пять вечера? — Дополнительные, — кивнув в сторону Хэддока, мягко напомнила я, чтобы не спугнуть засыпающего ученика. — Точно, припоминаю, — порывшись в сумке, женщина протянула толстенную тетрадь, всучив ту мне в руки. — Тут всё, что может понадобиться для повторения, подготовки к проверочным работам, и парочка новых тем, — она подозрительно мигнула левым глазом, скорее всего, неверно растолковав намерения повисшего на мне одноклассника. — А вы куда? — молясь всем богам, сказала я. — Домой, — просто ответила преподаватель, насвистывая песню из «Титаника» и бодро шагая прочь от шокированной меня и улыбающегося шатена, которого я не побоюсь придушить, коли тот будет позволять себе лишнего. — Зайдём? — встрепенувшись, расслышала я. Парень выпустил меня из односторонних объятий, сонно потянувшись. — Ты ведь не боишься оставаться вдвоём в опустелой комнате? О его двусмысленных намёках размышлять было неохота, поэтому я расположилась за учительским столом, указав Хэддоку на первую парту среднего ряда. Он послушно уселся, вопреки моим ожиданиям ни капли не возражая. — Для чего ты притащила меня в чёртов кабинет биологички? — серьёзно и со сдержанной злостью процедил зеленоглазый. — Не поверю, что для признаний в любви, — усмехнулся, конечно, куда без его едких шуток. — Подтянуть тебя по предмету этой самой биологички, — пропустив мимо ушей последнюю фразу, выпалила я. Кто меня за язык тянул, скажите на милость? — Ну ты и зануда, а я повёлся, думал, ты в меня втюрилась, — заливисто расхохотался, да, сама серьёзность. Изо всех сил унимая в себе желание прибить одноклассника, я принялась за изучение конспектов, которые предоставила миссис Дикенс. Вообще-то я не увлекаюсь препарированием лягушек или рассматриванием под микроскопом бактерий и, мягко говоря, испытываю к данным практикам отвращение, но вынуждена вчитываться в каждую строку, ибо надо наставлять нерадивого Хэддока, да и самой не помешает подготовиться к грядущим тестам. Кто-то настойчиво тычет мне в рёбра, и я, кажется, знаю, кто. Расплываюсь в Чеширской улыбке, вновь приступая к изначальному замыслу: — А я и втюрилась. Юноша моргает. Потом хмурится, а потом ухахатывается, сползая куда-то под стол, смахивает невидимую слезинку и восстанавливает сбившееся дыхание. — Ну ты даёшь, — хватая воздух, говорит он, — надо ж такое чувство юмора паршивое иметь, чтоб настолько бездарно врать в лицо королю лжи. Резко шатен выпрямляется, состраивая максимально кислую мину, и плюхается на прежнее место, словно всего этого не было, словно он не смеялся и не плевался ядом на мои попытки отомстить за лучшую подругу. Я лишь хотела поиграть с ним, растоптать его достоинство, бросить с разбитым сердцем, но не вышло. Хэддок раскусил меня чересчур быстро. — Раз ты раскрыл мои карты, давай вернёмся к тому, зачем пришли, — холодно предлагаю я, оставляя без внимания вторую половину предложения. Парень вполне смышлён, потому разглядел намёки и столь же холодно отреагировал: — Забудь про эту лабуду и иди домой. — Я не могу, — категорично заявила я. — Мне поручили тебя. Я должна быть твоим наставником. — Хватит. Оставь свои обязанности. Ты мне ничего не должна, — я уверена, мне не почудилось, как зеленоглазый грустно хмыкнул. — Я уже не новенький, так что брось глупую затею таскаться за мной. Я не возражала. Просто нечем было возразить. Я действительно шаталась с ним на протяжении последнего месяца лишь потому, что на моей совести висел долг перед миссис Фэр. Но сейчас, видя перед собой безразличное и при том опечаленное лицо, я сожалела о не сделанном и не сказанном ранее. Поэтому я метнулась к в меру подкаченной фигуре юноши, бездумно вертевшего карандаш, и потянулась рукой через парту, взъерошив и без того беспорядочные пряди. Я ощутила свою проступающую полуулыбку; не в силах сдержать её, неотрывно смотрела на сверкающие на солнце волосы, и хотя в моих глазах они серо-чёрные, в разуме так и мелькал каштановый оттенок. — Я думал, ты меня ненавидишь, — прикрывая очи, будто маленький котёнок, млеющий от ласки, выдал Хэддок. — Возможно. Я не совсем определилась. — В чём твоя проблема, крошка? — В тебе. И никогда не зови меня «крошкой». — Ладно, киса. Я бросаю гневный взгляд, не переставая проводить пальцами по шелковистым завитушкам, на что шатен поднимает ладони в знак капитуляции. Его волосы вьются, это довольно-таки мило. Стоп, Астрид, не туда понесло тебя. Ты же не хочешь снова заставить невинного страдать, даже если этот невинный — Хэддок? И что, что минуту назад ты стремилась самолично искалечить его душу, все мы ошибаемся, не стоит упрекать парня в том, какой он есть. — Всё же прости меня, — убирая руку, шепчу я, зная: он слышит. — Я поверила слухам, а ведь Дагур предупреждал меня. Юноша таращится, искренно озадаченный не относящимся к теме именем. — Кто этот Дагур? — Старший брат Хедер. Ты её помнишь? — он слабо кивает. — Надо вас познакомить, ваши аура и мировоззрение чем-то схожи. — Хех, он мне уже нравится. Я фыркнула: — Сомневаюсь, что он разделит твою симпатию, — уселась на преподавательский стул. — Прекращаем болтать, не за этим же мы остались в здании школы, — взор заскользил по исписанным корявым почерком страницам, упорно ища знакомые термины. — Что, слишком трудный материал? — нависнув над моим ухом, усмехнулся шатен. — В таком случае я могу объяснить. Здесь сказано: восемь процентов ДНК человека составляют вирусы. — Я без тебя вижу, что тут написано. Лучше расскажи вкратце основные аспекты темы, пожалуйста. — Неужто Хофферсон умеет быть вежливой? — Хэддок приставляет стул, на котором сидел пару минут назад, к моему, — Хорошо, я расскажу, — водит пальцем по буквам, читая текст, записывая в откуда-то появившуюся тетрадь пометки. — Вирусы не проходят через световой фильтр. Они состоят из ДНК или РНК, являющейся сердцевиной вируса, и защитной белковой оболочки, которая называется капсидом. У некоторых вирусов есть дополнительная липопротеидная оболочка. В отличие от остальных организмов вирусы не имеют клеточного строения. Он говорил ещё много чего, а я внимала, чётко осознавая смысл высказывания Дагура не верить сплетням. Пусть в Интернете шатен — байкер, меняющий девчонок как перчатки, сейчас рядом заботливый одноклассник, помогающий мне с биологией. Даже если Хедер, или Забияка, или кто-либо другой будет убеждать в том, что парень двуличен, я буду верить в то, что находится перед моими глазами.***
Вскоре тесты были написаны, последний экзамен миновал, спасибо Хэддоку, а я гордилась, что, в сравнении с прошлым годом, не вляпалась в неприятности. В целом, моё самочувствие было замечательным (наконец-то я забыла о депрессии и мнительности, когда в каждом шорохе ощущаешь подвох). Дагур как выпускник посетил церемонию вручения аттестатов, естественно, позвав сестру, которая пригласила своего парня, а тот, в свою очередь, взял с собой Забияку. Последняя потащила меня, но я не сопротивлялась, напротив, была рада развлечься перед семейной поездкой за город. И чёрт дёрнул меня за хвост прихватить Хэддока! Несмотря на то что он оказался не таким уж придурком, порой его настойчивость знатно пугала. Грёбаный оптимист. То начнёт лепетать насколько я хорошая подруга, то станет клянчить домашнее задание (выяснилось, что парень умнее, чем кажется на первый взгляд. Вопрос: зачем ему списывать, если можно сделать самому?). Как бы я ни отмахивалась, ни отбивалась, ни дразнилась — ему всё нипочём. И, главное, не сдаётся ж! Приведу в пример один случай. Произошло это как раз-таки на церемонии. Я столкнулась с шатеном около школьных ворот, он тут же вцепился в мою руку и принялся нахваливать девушку, якобы строившую ему глазки в автобусе. Видимо, пытался вызвать мою ревность, хах. Я с покерфейсом и нависнувшим на мне одноклассником помахала кучке подростков, столпившейся позади рядов стульев. Хедер метнула молнию в моего попутчика, Зейн с Зариной ругались по поводу грядущей шутки над очередной жертвой, Дагур молча кивнул и, заслышав директорское: «Дагур Версерк, за отличное окончание учёбы вручаю вам аттестат особого образца», — принял из чужих рук свёрток. Тогда началось самое интересное. Лишь директрисса объявила о закрытии действа, удалилась на своё рабочее место, оставив бывших учеников в помещении и дозволив тем творить, что вздумается, Хэддок вскочил на сцену и заскандировал моё имя. Ребята, в том числе и наша компания, повторяла за ним. Брат Хедер из угла созерцал поступок этого оболтуса. Я мечтала провалиться под землю, пока шатен не прекращал смущать меня. В ту секунду, когда я испытала дежавю, полагая, что хуже не будет, зеленоглазый, восседающий на трибуне, окружённый взбудораженными выпускниками, выкрикнул: — Астрид Хофферсон, будь моей девушкой. Вмиг десятки глаз вперились в меня, и я почувствовала себя ученицей, которая только перевелась сюда, ещё ни подружилась с близнецами, ни открылась голубоглазой брюнетке, ни погрязла в самокопании и оценке проклятия. Ни перешла дорогу вечно светящемуся Хэддоку, не переставая видеть в нём больше, чем он показывает окружаюшим. Я, сдерживая порыв влепить пощёчину недооратору, сухо выдаю: — Только если я буду сверху. Прокатывается волна одобрительного гула, Забияка осуждающе качает головой, Задирака беззвучно играет с прядями Хедер, взирающей на меня и шатена с укором, да старший Версерк улыбается одними уголками губ, ускользая вслед за гремящей толпой. Хэддок торжествует, ведь я добровольно сдалась в его плен; мои друзья уходят, и на их лицах мелькает тень жалости. Шатен хватает меня под локоть, затем грубо впечатывает в стену. — Хофферсон, не играй с огнём. Я же и поверить могу в твои слова, — он проводит ногтем по щеке, царапая кожу, замирая на губах. Я уменьшаюсь под ним, наперёд предвидя жёсткий поцелуй, однако вместо него следует сладкое прикосновение в районе побледневшей ланиты. — Когда-нибудь ты всё поймёшь, — юноша перехватывает едва держащуюся на ногах меня за кисти. — А сейчас кавалер проводит свою даму до дворца, — шутливо поклонившись, изрекает виновник моих смятений. Серьёзно, как можно быть столь же изменчивым, сколь бушующий и при том безмятежный океан? — Но сперва даме стоит указать путь. Я выдёргиваю руки из хватки, и мы покидаем здание, куда не вернёмся вплоть до сентября. Нескончаемые ступеньки, распахнутые ворота, слепящее солнце, шапки из листьев, счастливые школьники — блуждаю по дороге, осматривая любую мелочь, любую деталь незамысловатого городского пейзажа. Вдруг он сменяется на полосы обшарпанных домов с магазинчиками, предлагающими всякую всячину, груды мусора в металлических контейнерах, экстравагантные настенные граффити и будоражащие дух силуэты. Я прижимаюсь к шатену, отрешённо сканирующему неизвестных; только рваное дыхание выдавало его тревогу. — Кто вы такие? — стальным голосом сказал парень двум теням, чей оскал не вселял доверия. — И что вам от нас нужно? Из завесы мрака, подобно лебедю, выплыла моя ровесница, по которой я вовсе не скучала. — Отойди в сторону, мальчик. Мы пришли не к тебе, — прошипела крашеная блонди. Мы не виделись больше года, а она ни капли не изменилась. Любопытно, где её приспешники? — Да, мы пришли к Хофферсон, — встряла вторая тень, знакомый всему району сынок шерифа, Сэм Йоргенсон. Я было подалась вперёд, но спутник меня остановил. — Что вам могло понадобиться от моей подруги? — также твёрдо изъяснил юноша. Ванесса упорствовала, размахивая руками и кудахтая: — Один из твоих дружков значит, — утвердила она. — Кстати, этот лучше последнего, что я видела в тот раз, у фонтана, — девушка обошла нас по кругу, остановилась неподалёку от лица моего горе-защитника и приставила ноготь к его подбородку. — С таким я бы замутила, — Сморкала что-то вякнул, однако Джейран, динамя причитания своего, походу, парня, устремилась ко мне с угрозой: — Помнишь мои слова? Я слов на ветер не бросаю. Всё случилось быстро: не успела я глазом моргнуть, как бывшая одноклассница налетела на меня, по-кошачьи встав на дыбы, и отбросила Хэддока к Йоргенсону; между ними завязалась нехилая драка. Мы же проводили время за мирной, с первого взгляда, беседой. — Впервые ты уделала меня, — сдержанно молвила собеседница. — Скажи, как такой красавчик клюнул на тебя? — сщурившись, саркастически осклабилась она. — Ванесса, — приглядывая за шатеном, обернувшим замешательство соперника в собственную пользу, резонно подметила я, — мы обе знаем, что ты преследовала меня не для того, чтобы болтать о подобной чепухе, — проклятие я не разгадала, зато почувствовала неладное, стоило различить непривычные картинки перед очами. — Ох, так ты заметила слежку, а ты, к удивлению, умная, — девушка не по-доброму ухмыльнулась, — даже жаль убивать такую. — Т-ты о чём? — запаниковав, осведомилась я. — А как бы ты поступила на моём месте? — подойдя вплотную и по-прежнему ухмыляясь, растолковывала Джейран. — Смотри: королева школы приходит на уроки с разрисованным лицом. Глупая Ли и рыжий парень пробалтываются о её избиении из-за какой-то там Хофферсон. Над экс-королевой начинают стебаться, да ещё и её парень-недоумок ржёт, не прерываясь. Что ей остаётся делать, кроме как отплатить обидчице той же монетой? Спросишь, отчего мне не ограничиться побоями? Так ты ж сразу побежишь к папочке, который накажет девчонку, обидевшую его милую лицемерку-дочурку. Ну, раз уж этот кретин, — блонди покосилась на Сморкалу, украшенного фингалом на щеке, — сын копа, то по его просьбе дело об убийстве скоро закроют. — Ты больная, — отшатнувшись к ледяной стене пятиэтажного дома, прошипела я. — Есть такое. Девушка сняла с пояса нож длиной в двадцать сантиметров и, проведя по холодному оружию пальцем, хищно облизнулась. В тени мелькнула хэддоковская фигура, треснувшая Сэма по голове. Я же продрогла до пят: вид Ванессы устрашал. Противный холодок пробежался по всему телу. Я всерьёз начала беспокоиться за собственную жизнь, но где-то сбоку раздался звон железа, со стороны дороги послышался вой полицейских сирен. Через мгновение моей мучительницы, как и её дружка, и след простыл. Я медленно осела на асфальт, оказавшись в тёплых руках одноклассника. — Не бойся, от патрульных им не сбежать, — нежно гладя мои волосы, бормотал зеленоглазый. Я тряслась то ли от испуга, то ли от ветра, сама не пойму. Его тело было до одури тёплым, его поглаживания умиротворяли, его шёпот согревал. — Давай вернёмся домой. Я угукнула, крепче прижавшись. Раздался цокот каблуков. Наверное, здесь женщина-полицейский. В ушах разлился мелодичный звон знакомого голоса. — Привет, Астрид, — робко выглянув из-за спины спутника, я узрела Мелиссу, необычно тихую и милую, и Роя, по-обычному молчаливого, — давно не виделись, — она болезненно улыбнулась, схватив своего попутчика за руку. Я поднялась вслед за растерянным Хэддоком и произнесла: — С той поры много воды утекло, верно? — я осеклась, повисло молчание. — Ребята, какими судьбами, да ещё вместе? Склонившись, девушка выпалила: — Я очень сожалею. Я ранила стольких людей, в том числе и тебя. Я знаю, что не заслуживаю прощения, но если ты сможешь, прости меня. Маркс сильнее сжал ладонь спутницы. — Она очень переживает, что из-за нас могли пострадать ты и тот парень, — до сих пор мне не доводилось слышать его голос, властный и уверенный. — Ты правильно подметила, мы вместе, — парень напрасно попытался разбавить угнетающую атмосферу шуткой: — Кто мог подумать, что главный школьный задира и сплетница сойдутся характерами? — вновь повисло молчание. — По правде говоря, мы проходили мимо и увидели тебя. Моя девушка сказала, что непременно хочет переговорить с тобой, — он отпустил её руку. Мелисса осторожно подалась вперёд, а я просто подбежала и обняла девушку. — Я давно простила тебя, Ли. Слёзы градом лились по её щекам, стекали на шею, мочили одежду. Рой безучастно стоял в стороне, Хэддок отворотил голову. Возможно, он не привык к подобным сантиментам. Вскоре мы оторвались друг от друга, а Лисса опять улыбнулась, уже с облегчением. Я обсудила с девушкой прошлое, оставив обиды пылиться в его потёмках, обменялась контактами с новоприобретённой приятельницей и помахала на прощание удаляющимся фигурам. — Что это было? — со спины подошёл шатен. Я обернулась к Хэддоку и просто сказала: — Бывшие одноклассники. Он больше не задавал вопросов. В молчании мы пришли к моей высотке. Порыв ветра донёс до моего слуха юношеское: «Ещё увидимся!» — отправив душу в смятение, ибо начинались летние каникулы, и с Хэддоком я увидеться никак не могла. Филофствование было отброшено куда подальше: я засёрфила в Интернете. Просмотр сериала, танцы под странную музыку, проверка ленты Инстаграма — лишь немногий перечень того, чем я занималась следующие пять часов. Когда пробило полночь, я зашла на аккаунт в Твиттере. В личке обнаружилось множество сообщений, но одно заинтересовало меня больше остальных. Оно принадлежало некоей «Ночной Фурии», самой ярой из моих фанатов. Этот пользователь оставлял комментарий под каждым постом и всегда репостил записи. Как-то мы начали переписку. Я выяснила, что она вообще-то он, и у нас много общего. К примеру, мы оба подвергались травле, из-за чего перевелись из своих школ. Пожалуй, он стал моим первым другом. Лишь с ним я могла поделиться переживаниями и получить в ответ дельный совет. Я открыла письмо следующего содержания: Привет, хех. Давно я сюда не писал. Прошло, ммм, полгода? Как ты? Надеюсь, твоя жизнь наладилась, и ты завела друзей в новой школе. У меня всё замечательно. Одна девчонка, правда, надоедает постоянно, но это не страшно. Мне даже приятно её внимание. Может, я влюбился? Шучу… Если честно, я написал тебе неспроста. Мне тяжело это говорить, но… Нам больше не стоит общаться. Не пойми неправильно, дело не в тебе. Да и не во мне, в общем-то. Просто так сложились обстоятельства. Я знаю, как много мы пережили вместе. Твои сообщения заставляли меня улыбаться в самые пасмурные дни (надеюсь, мои тоже). И я буду скучать по этому: по нашим разговорам, по нашим ночным звонкам, по твоему смеху в трубку. Знаешь, у тебя очень красивый голос… Если бы я мог, то обязательно продолжил наше общение. Мы бы даже могли встретиться вживую. Но всё сложилось иначе. Извини меня за это. Знай, я запечатлю эти мгновения в своей памяти навсегда. Жаль, что нашему «навсегда» не было суждено сбыться. Прощай. И спасибо тебе. За всё. Ярость. Жгучая ярость заклокотала внутри. Как? Как он мог разрушить наш маленький островок счастья? Я верила ему. Я считала его единственным, кто понимает меня, кто знает меня, кто дорожит мной. К чему мне его жалость? Она ничего не изменит. Я не смогу простить предательства родного человека. Злость сменилась апатией. Апатией ко всему живому. За апатией последовали ручьи, водопады, океан слёз. Почему он ушёл, толком не объяснившись? Неужели я наскучила ему? Почему прямо об этом не сказать? Ненавижу тебя, Ночная Фурия. Близился рассвет. Противно скрипел диван, промокший насквозь. Холодный луч скользнул на ковёр. Я зажмурилась. Глаза застланы мутной пеленой, через которую видно кислотно-жёлтое солнце. Выходит, моё проклятие и вправду ужасно. Чтобы от него избавиться, придётся пережить такой мощи боль. Пережить подобные эмоциональные всплески. Лучше никогда не видеть цветов, никогда не знать людей. Лучше вернуться в привычное состояние мечтателя-наблюдателя. Что ж, здравствуй, прежняя я.