Ицумадэ

      Небо, затянутое серыми хмурыми тучами, дрожало, сдерживая горькие слёзы. Накануне вечером снова лил дождь, плотной стеной обрушиваясь на столицу; ручьями, бурными потоками разливаясь по каменным дорогам и отбивая безудержную нескончаемую дробь по крышам домов. Лазурь, ставшая сырой блеклой мутью, вылила на головы людей вёдра с серой краской, макнула каждого в мокрую безутешность погоды.       Воздух поутру был влажным и холодным, несколько резким, врезаясь в нежные стенки лёгких стеклянными гранями повисшего напряжения. Мнимое затишье вызывало лишь отторжение, вырываясь наружу дерущим горло кашлем. Всё показалось бесцветным, затемнённым невидимой угрозой, готовой сорваться с неба и упасть, рассыпавшись мелкими осколками по земле и людям, запутавшись в их волосах и уколов в глаза. Изумруды на ветвях деревьев гасли, застланные туманной дымкой, яркие цвета блекли, истлевали, утонув в тяжёлых дождевых каплях.       Вэй Усяню, привыкшему к влаге лотосовых озёр, претила сырость столицы. В дни, когда солнце было званым гостем на небосводе, здесь становилось терпимо, даже хорошо, ведь нет ничего лучше мягкого тепла и ощущения света, скользящего по коже. Но когда речную долину, в которой удобно разместился Лоин, застилали тени грозовых облаков, воздух пробирал до костей, вонзаясь под кожу ледяными клинками. В ожидании рождения нового раската грома столица замирала, превращаясь в плотный промозглый сгусток темноты и стужи, в материи которого вынуждены были прозябать несчастные обитатели здешней печали. И чувство это, неприятное, коробящее душу, что на кончиках пальцев и чувствительном загривке, сродни было слякоти в вымоченных после падения в воду сапожках, когда ступни медленно начинают неметь, а кожа — скукоживаться от влаги.       Цзян Чэн тяжело дышит и, видимо, очень торопится, нетерпеливо переминаясь, когда Усянь наконец заканчивает оторопело облачаться в походные шальвары с широким поясом и пурпурную жилетку, совершенно забывая о приличной белой рубахе, висящей где-то на перекладине под потолком. Юноши спешно выбираются из покоев под облезлое крыло ненастья и встречаются с обеспокоенной четой Цзян на выходе из гостевого павильона. — По указу Императора мы должны отправиться к месту происшествия и разрешить проблему как можно скорее, — мрачно оповещает их княгиня Юй, не обращая внимания ни на расхлёбанный спросонья вид приёмного сына, ни на горящие нетерпением глаза подростков. — Со слов Повелителя, если же это не удастся сделать лучшим лотосовым рыбакам, то шансов на скорое избавление от чудовища с помощью имперских солдат будет крайне мало. Выдвигаемся прямо сейчас, у поймы нас встретят доверенные лица Его Величества, которыми мы сможем распорядиться по своему усмотрению. Всё ясно? — Да, матушка, — хором отвечают братья, уверенно кивая женщине. Цзян Фэнмянь копирует их жест с мрачной решимостью. Каждый из них знает, но умалчивает о том, что в делегации из Юньмэна с ними прибыл всего один всадник.       Вэй Усянь старательно избегает мысли о том, что его ждёт в случае неудачи. Он старается быть собранным и сосредоточенным, когда самые быстрые скакуны из имперской гвардии доставляют его и семью к подтопленному берегу реки Хуанмэй на южной границе Лоина. Череда осадков превратила чёткую береговую линию в кляксу, а заниженную часть долины — в обширное озеро, затопив спутанные заросли камыша и рогоза. И если Парящую рыбу обнаружили именно в пойме, значит, её глубина всего за пару дней проливных столичных дождей достигла неприятно опасной отметки. — Эдак годков пять уже рыбачу неподалёку, — начинает свой рассказ один из местных, столичных — простой рыбак с сединой в коротких жёстких волосах и россыпью морщин на светлом лице. Его грубоватые мозолистые ладони нервно потирают локти, длинные суховатые пальцы цепляются за складки плотных шерстяных одежд, когда он встречается с высшими господами, чтобы поведать о предрассветной встрече с Парящей рыбой. — Ну и сегодня тоже вышел. После дождя тут воды немерено, рыба из скорого русла сюда, где поспокойнее да жратвы побольше, переплывает, — можно сети расставить и сидеть ждать. Ещё затемно к пойме подошёл, в час предрассветный сумрачно, не видать ни черта, так что, кто его разберёт, что там в темноте плескается. Всяко рыба, решил я. А когда стала заря заниматься, так и разглядел. Только на меня глаза эти диковинные зыркнули, сразу дал стрекоча. Побежал в районное солдатское отделение, выложил им всё как на духу, ну и вот… достопочтенные господа. — Значит, рыба не вела себя агрессивно? — спрашивает непривычно серьёзный в таких вопросах Вэй Усянь. Они с Цзян Чэном взялись допрашивать рыбака, в то время как родители отправились на ближайшую верфь вместе с доверенными Императора. Предстояло наскоро соорудить устройство для спуска гарпуна и отыскать подходящую для приманки лодку, куда сядут несколько гребцов во главе с Цзян Фэнмянем и Цзян Чэном. В силу отсутствия до недавнего времени в Лоине такой угрозы, как появление Парящих рыб, здесь попросту не было необходимой подготовки. Приходилось выкручиваться. — Да, достопочтенный, — отрывисто кивнул рыбак. — Небось, меня в темноте она не разглядела, а когда уж увидела, так я быстро отсюда рванул — не успела тварь и шевельнуться. Но страх-то какой, о, Небеса! Страшнее чудища я не видывал никогда! — Ясно, — угрюмо кидает княжич Цзян, поворачиваясь лицом к виднеющейся за редким подлеском пойме.       В тяжёлый запах тины и сырости вплетаются слабые, но заметные нотки озона. Это нехорошо, — понуро отмечает про себя Вэй Ин, искренне не желая, чтобы в разгар рыбалки небо вдруг потемнело ещё пуще, разрываемое сотнями искрящихся игл, а и без того плохую видимость совсем испортила завеса из ливня. Юноша озирается по сторонам и с плохо скрываемым удивлением оглядывает приближающиеся фигуры людей в белом, только спешившихся со своих столь же белых лошадей. Уже издали начинает прошибать холодом. — Рад был бы встретить вас под Небесами, не будь ситуация столь пренеприятной, княжичи Лань, — быстро кланяется им Вэй Усянь, и вздрогнувший от его голоса Цзян Чэн спешно повторяет за ним. — Нам рассказали о том, что здесь произошло, господин Вэй, княжич Цзян, — так же коротко кланяется им в ответ Лань Сичэнь. Младший княжич Лань бесстрастно кивает, кидая пространные взгляды то на юношей перед собой, то на пойму недалеко за их спинами. — Что вы собираетесь делать? — То же, что и всегда, — улыбается Вэй Ин, голос его преисполнен решимости. — Отвлекать, седлать и убивать.       Губы Лань Сичэня приоткрываются, но тот не успевает ничего произнести, прерванный громким возгласом одного из гребцов Юньмэна: — Господин Вэй! Княжич Цзян! — вопит тот, стремительно приближаясь к компании молодых людей. — Его Светлость, князь Цзян прибыл с верфи!       В эту же самую секунду, едва последние слова покидают рот гребца, за спиной его, из-за линии невысоких деревьев, выезжает князь Цзян верхом на гвардейском коне. Он спешивается, быстро привязывая скакуна к низкой ветви дерева, и с не присущей ему поспешностью оказывается рядом с сыновьями. Он торопливо кивает поклонившимся ему княжичам Лань и объясняется: — Княгиня осталась на верфи, она отдаёт распоряжения касательно метательного аппарата, — начинает он. Вдруг взгляд его суровеет, брови сдвигаются к переносице, а морщина на лбу становится уж совсем глубокой. — Мы не смогли найти иного выхода, кроме как загнать рыбу в озеро, на котором стоит верфь, дабы не пришлось перемещать аппарат. План таков: мы с Цзян Чэном и гребцами доскачем до верфи, сядем в лодку и оттуда по реке направимся к пойме и приманим рыбу, а ты, Вэй Ин, — Цзян Фэнмянь поджимает губы, всем своим видом выражая беспокойство. — Её оседлаешь, выйдешь из поймы в русло и загонишь в озеро, что выше по течению в левом притоке. Там будет Юй Цзыюань, она сделает всё необходимое, чтобы рыба оказалась убита. — Постойте! — вдруг выпаливает Лань Сичэнь, попеременно оглядывая членов семьи Цзян с растерянностью на бледном лице. — Правильно ли я понял, Ваша Светлость? Вэй Усянь должен будет в одиночку погрузиться в воду, где будет находиться Парящая рыба, а затем… оседлать её? Прямо как одичалого скакуна, вставшего на дыбы? — Лань Сичэнь, а почему, вы думали, я зовусь всадником? — насмешливо прищуривается Вэй Усянь, скалясь в улыбке. — Вы вообще хоть раз видели, как проходит лотосовая рыбалка в Юньмэне? — Нет, но я… — Нет? — перебивает его Вэй Ин, снова становясь очень серьёзным. — Тогда и нечего говорить попусту. Мы своё дело знаем, княжич Лань, а коли вам вздумалось прийти сюда и… что? Помогать? Стойте уж тогда в сторонке и не мешайте более, уж лучше наблюдайте хорошенько за тем, как мастера из Юньмэна делают свою работу.       Окончательно растерявшись от вида хмурого и резкого в словах Вэй Усяня, Лань Сичэнь успевает только лишь пару раз хлопнуть ресницами, прежде чем семья Цзян расходится, громко объявляя всем собравшимся на поляне перед поймой о начале рыбалки. — Рыбалка… простая рыбалка? — бормочет он неслышно, упираясь понурым взглядом в ежевичную спину господина Вэя, отдающего какие-то указания гребцам. — Брат? — отвлекает его Ванцзи, заглядывая в лицо своими яркими глазами-светочами.       Лань Сичэнь лишь хмуро кивает брату, заставляя того вскинуть одну бровь и едва заметно фыркнуть.       Над речной долиной стелется густой туман, белый, как парное молоко. Вэй Усянь с тревогой всматривается в непрозрачную водную гладь поймы, сидя на возвышении в нескольких метрах от размытой кромки водоёма. Позади него застыли напряжённые адепты и несколько десятков местных, пригнанных сюда слухами о притаившемся в пойме чудовище. Робкие шаги за спиной заставляют его обернуться, дабы увидеть Первого Нефрита с виноватым взглядом из-под тонких белёсых бровей и застывшего позади него Второго Нефрита, уставившегося на брата нечитаемым взглядом. — Господин Вэй, я бы хотел принести извинения, — склоняя голову, тихо произносит Лань Сичэнь. Слова его почти теряются в плеске воды и шуршании листвы. — Мне, как человеку незнакомому с вашим ремеслом, не стоило выказывать сомнения в ваших действиях. — Ваше Сиятельство, — улыбается Вэй Ин одними уголками губ, поднимаясь с земли. — Вам не следует извиняться, это мне нужно просить прощения за неучтивость. Я слишком взволнован предстоящей ловлей, вот и сорвался, княжич. — Тогда… всё в порядке? — обнадёженно вопрошает Лань Сичэнь, заглядывая в чужие глаза цвета мрачного грозового неба. Вэй Усянь расплывается в широкой ухмылке и кивает, подходит ближе и мягко опускает руку на чужое плечо: — Непременно, княжич.       Лань Сичэнь облегчённо выдыхает и старательно отводит взгляд от обнажённой груди юноши, открытой для чужих взоров из-за краев распахнутой жилетки. Вэй Усянь фыркает и руку убирает, натыкаясь на лучистые глаза Второго Нефрита, вокруг которого короткая трава подёрнулась жемчужным инеем. — Младший княжич Лань? — Ванцзи? — проследив за взглядом Вэй Усяня, оборачивается Лань Сичэнь и обеспокоенно рассматривает проступившие следы мороза у ног своего брата.       Нефрит упорно молчит, отводя глаза в сторону неподвижной поймы, а затем веки его шире распахиваются, и молодые господа спешно поворачиваются в ту же сторону. Вэй Усянь громко щёлкает языком и ещё раз почти невесомо касается плеча Первого Нефрита, после чего улыбается слегка растерянно, но очень ярко: — Пора начинать.       Вдали, у самого русла реки Хуанмэй, виднеется широкая лодка. На борту около десятка лучших гребцов Юньмэна, среди которых на вёслах и сам княжич Цзян. Князь Цзян Фэнмянь, застывший на носу лодки с заложенными за спину руками, ярким фиолетовым пятном виднеется сквозь туманную завесу.       Напряжение разливается над поймой, смешиваясь с влажным белёсым туманом и застоялым запахом водорослей и размокшей травы. Вэй Усянь вдыхает поглубже и слитным движением скидывает пурпурную жилетку на земь, а затем и сапоги, оставаясь лишь в свободных серых шароварах. За поясом его отсвечивает матовым блеском костяной кинжал. — Господин Вэй… — порывается вымолвить что-то ещё Лань Сичэнь, но юноша быстрым шагом пересекает травянистую возвышенность и босыми ногами ступает в илистую почву, замирая. Его спина и широкие плечи мягкого бронзового оттенка напряжены до предела, мышцы планомерно перекатываются под тонкой загорелой кожей, пока он неспеша разминает шею и руки под шелест перешёптываний местных жителей, оставшихся возле подлеска. Наверняка никто из них ни разу в жизни лотосовой рыбалки не видывал.       Лодка с гребцами тем временем медленно подплывает ближе, входит в пойму, и Цзян Фэнмянь скидывает в воду наспех разделанную тушу индюка, накрепко насаженную на железный крюк. Металлический трос, удерживающий огромный рыбацкий крючок, звонко разматывается, погружаясь в пойму. Лодка продолжает движение. Дыхание людей на берегу замирает, каждый сосредоточенно всматривается в силуэты гребцов, продолжающих делать свою работу.       Вдруг лодка затормаживает, покачиваясь, но усилиями гребцов не останавливает ход. — Вэй Усянь! — доносится до берега надрывный крик княжича Цзян, и в следующую же секунду всадник срывается с места, ныряя в воду. Лань Сичэнь успевает лишь заметить мелькнувшие над гладью поймы острые щиколотки, тут же скрывшиеся в зеленоватой мути.       Местные зеваки поражённо ахают, кто-то особо впечатлительный даже вскрикивает от неожиданности. Атмосфера на берегу накаляется.       Впрочем, под водой дела обстояли не лучше. Открыв глаза и увидев перед собой зелёное нечто, Вэй Усянь быстро проморгался, но это незамысловатое действие мутную завесу убрать не помогло. Вода в пойме была грязной, с плавающими повсюду гнилыми и свежими ещё опавшими листьями со стоящих неподалеку деревьев, с пожухлыми травянистыми кустарниками, тянущимися ото дна до середины глубины озёрца и неприятно щекочущими ступни. Вэй Ин, как смог, осмотрелся по сторонам и устремился по направлению к силуэту лодки, виднеющемуся через плотный коричнево-зеленый застой.       Большая тёмная тень показывается ему на глаза, застывшая прямо под остановившейся после погружения Вэй Усяня лодкой. Парящая рыба. Она мерно покачивает заострёнными широкими плавниками и безмятежно пожёвывает индюшачью тушу, пытаясь содрать ту с режущего её нёбо крюка. Юноша подплывает к ней из-за спины, и зеленоватая муть в этот раз играет ему на руку: в такой среде колебания передаются хуже, чем в чистой воде, а силуэт человека почти полностью застилается осадочной грязью. Вэй Усянь делает рывок — и вот его ноги плотным кольцом смыкаются на шее чудовища, а руки перебирают костные пластины на голове, пока не цепляются за длинные чувствительные усы. Даже в патиновой дымке его улыбка сияет ярче сотни ночных звёзд.       Рыба издаёт утробное рычание, когда всадник резко дёргает её за усища, заставляя сорвать добычу с крюка и изодрать его заточенным концом всю пасть. Она громко клацает зубами, выпуская изо рта окровавленный крючок и порывается сбросить со своей шеи мешающего паразита, но Вэй Усянь покрепче перехватывает свои удила и тянет на себя. Рыба замирает, лишь беспомощно трепыхая плавниками и разгоняя застоялую муть.       На поверхности царит шумное беспокойство. Каждый считает своим прямым долгом высказать своё предположение о степени ужасности смерти нырнувшего под воду мальчишки. Лань Сичэню попросту не хватает душевных сил на то, чтобы заткнуть этих зевак, ведь весь он сконцентрирован на водной глади, едва колыхающейся от ветра и покачиваний лодки с гребцами из Юньмэна. Туман степенно отступил, осев на влажной траве ещё одним слоем прозрачных капель, и теперь видимость стала куда лучше, хотя стремительно чернеющие тучи вызывали вполне ожидаемое подозрение.       Пока таяли минуты и запас кислорода в лёгких Вэй Усяня, на поляну перед поймой выехал конный отряд, состоящий из адептов Не и Цзинь. Первым ехал статный князь Не Минцзюе на своём крапчатом тяжеловозном коне. Его тёмные густые волосы, собранные в высокий хвост на макушке с помощью массивной медной заколки, покачивались в такт конной ходьбе. Он ехал с выражением крайне суровым и хмурым, совершенно бесстыдно усадив Тааффейского принца прямо перед собой, на холку своего боевого коня, и обхватив одной рукой того за тонкую талию, так, что тот, свесив изящные ножки, облачённые в тёмные сапоги, цеплялся за плечи брата в поисках дополнительной опоры и равновесия. Ходили слухи, что княжич Не Хуайсан раньше был прекрасным наездником, но после падения с лошади ездить верхом перестал. Перестал сам и в одиночку, но часто видели, как князь Не катает принца, словно благородную даму, и даже, говорят, иногда во время поездок принц предпочитает роскошным каретам и повозкам место спереди княжеского седла.       Позади князя Не на белой гвардейской лошади гарцевал княжич Цзинь Цзысюань в сопровождении нескольких адептов. Лицо его, с отпечатком нервной бледности, в течение всей поездки до южной границы было перекошено недоумением, обращённым к картине, разворачивающейся на коне князя Не. Впрочем, когда пришло время спешиться, он взял себя в руки и неспешно проследовал к стоящим на берегу княжичам Лань с обыкновенным пресным выражением. Князь Не помог принцу слезть с лошади, взяв того на руки и опустив на землю, и с неизменной суровостью присоединился к компании молодых аристократов.       Тем временем Цзинь Цзысюань вещал: — Отец отправил меня сюда, чтобы я лично осведомился о нынешнем положении вещей, — рассказал тот, взглядом обегая поверхность поймы. — Во дворце жуткий переполох. — Все только языками чесать умеют, но за дело взялась лишь делегация из Юньмэна, — несдержанно фыркнул Не Минцзюе, нетерпеливо высматривая силуэты гребцов на лодке. — Полагаю, князь Не, только лотосовые рыбаки и способны управиться с этим происшествием, — высказался Лань Сичэнь, не сводя глаз с мутной глади. — Вот только… — Только что? — обмахнувшись веером, вытащенным из рукава горчичной походной одежды, поторопил Не Хуайсан. Привычное слишком беззаботное или же наоборот — недовольное — выражение на его лице сменилось мрачностью, сделав его похожим на старшего брата.       Старший княжич Лань тяжко вздохнул и посмотрел на брата, пытаясь найти в его прямом сияющем взгляде хоть одну подсказку, но запутался ещё сильнее. У него никогда не было проблем с ведением бесед, но сейчас все слова казались горькими и неподходящими. — Господин Вэй… — в итоге произнёс Лань Сичэнь и умолк, не желая продолжать. Компания молодых господ стала выглядеть в разы несчастнее, и даже Цзинь Цзысюань, на пару с Вэй Усянем известный своей непримиримой враждой, как-то сник, продолжая сверлить пойму расстроенным взглядом.       Внезапно лодка, намеревающаяся причалить у берега поймы, сильно покачнулась, словно столкнувшись с чем-то, и гребцы вцепились в деревянный борт, пытаясь не упасть в воду. Цзян Фэнмяня, стоящего на носу судна, откинуло назад, и он, подхваченный за плечи княжичем Цзян, едва устоял на ногах. Вода вспенилась, крупная рябь разбежалась по поверхности, достигнув края и ударившись о берег. Из-под мутной глади с громким всплеском вырвалась Парящая рыба, на полном ходу подпрыгнувшая вверх.       Вэй Усянь, смертельно бледный, с посиневшими губами и зелёной тиной в вымоченных волосах, сидел на ней верхом, натягивая длинные усы, как поводья. Как и всегда, после длительных заплывов он не мог и звука произнести, но широко улыбался, пока рыбина тянулась к небу, расправляя полупрозрачные плавники подобно крыльям. Однако улыбка его оборвалась вместе с полётом, когда чудовище тряхнуло и потянуло назад, словно то зацепилось за что-то. Развернувшись, Вэй Усянь осмотрел чешуйчатую спину и плавники и заметил, что пышный остроконечный хвост запутался в рыбацкой сети, привязанной к длинной металлической верёвке, что уходила под воду и наверняка была зацеплена за какое-нибудь дерево, растущее на западном берегу поймы. Верёвка натянулась, и рыбина упала, ударившись о поверхность воды плашмя, а вместе с ней досталось и Вэй Ину, подскочившему на рыбьих шейных позвонках и получившему удар по самому чувствительному месту. С трудом удержав лицо, юноша перехватил усы, и всем корпусом повернулся к хвосту. Он намеревался обхватить усы одной рукой, а второй вытащить кинжал из-за пояса, но как только он убрал ладонь с уса Парящей рыбы, та взбрыкнулась, почувствовав чуть больше свободы. — Твою мать! — не своим голосом вскричал Вэй Усянь, спешно отбрасывая эту затею и снова натягивая усы обеими руками.       Люди, наблюдавшие эту картину с берега, реагировали по-разному. Среди местных были и те, кто от увиденного зрелища потерял сознание, плюхнувшись на землю, и те, кто радостно смеялся, называя тот факт, что парнишка выжил да ещё и оседлал монстра, настоящим чудом. Компания молодых господ примёрзла подошвами к влажной земле. — Небеса, — только и выдохнул Не Минцзюе, наблюдая за тем, как совсем ещё юный мальчишка, одного с хрупким Не Хуайсаном возраста, седлает настоящее чудовище.       Лодка, отброшенная от берега ударом Парящей рыбы, вернулась на намеченный курс и уже успела причалить. Гребцы во главе с князем Цзян спрыгнули на мелководье и поспешили к молодым господам. Князья и княжичи обменялись формальными приветствиями почти автоматически и все вместе устремили свои взгляды в сторону поймы. — Ну и что он телится? — нервно пожевав нижнюю губу, хмурится Цзян Чэн. — Хвост рыбы зацепился за сеть, — поясняет Тааффейский принц, махая веером быстрее обычного.       В этот же момент Вэй Усянь приподнимается над широкой шеей Парящей рыбы, осторожно ставя скользкие от стоялой воды ступни на костяные наросты, и вытягивается во весь рост, снова пытаясь повернуться. Усы в его руках тянутся, и рыба делает рывок, поднимая над поверхностью верёвку, конец которой теряется на противоположном берегу. — Нужно что-то предпринять! — вспыхивает Цзян Чэн и даже предупредительный взгляд князя Цзян не может сдержать пламя его негодования.       Немедленно мелькает белоснежная вспышка. Словно лунный осколок, пролетает мимо молодых господ меч и перерезает натянутую верёвку, будто бы та из тонких нитей сделана, и, закружившись в воздухе, возвращается обратно, ровнёхонько врезаясь в бледную ладонь Лань Ванцзи изящной рукоятью. Парящая рыба, освобождённая наконец от плена, срывается с места под чутким надзором ухмыляющегося Вэй Усяня. — Благодарю, княжич Лань! — кричит он всё ещё хриплым голосом и дёргает за усы, направляя рыбу вдоль берега поймы. — А нельзя было сразу так сделать? — задумчиво бормочет Не Хуайсан и ловит неопределённый взгляд князя Не. Возможно, предупредительный.       Лань Ванцзи молча убирает Бичэнь обратно в сверкающие серебром и россыпью молочно-белых нефритов ножны, так же молча принимает благодарность князя Цзян и выдерживает взгляды всех собравшихся на поляне, потрясённых меткостью его броска. — Ванцзи просто ждал удобного момента, — заверяет молодых господ Лань Сичэнь и сам благодарно улыбается брату. Все облегчённо переводят дыхание, когда видят, что Вэй Усянь держит рыбу под полным контролем. Он приближается к береговой линии напротив господ и широко улыбается им, встряхивая грязными после плавания волосами. Юноша выглядит так, словно свалился в заброшенный колодец, а после выбрался наружу и сразу же оседлал прирученного жеребца. — Пункт назначения — верфи, — громогласно объявляет всадник, покачиваясь на шее рыбины. Та хлопает по воде опутанным сетью хвостом — брызги орошают Вэй Усяня, заставляя того звонко рассмеяться. Он отдаёт честь князьям Не и Цзян и по традиции посылает Цзян Чэну воздушный поцелуй, всего на секунду отпустив один из усов. Рыба брыкается, тут же сдерживаемая с новой силой, и устремляется в сторону русла реки. — Идиот! — кричит ему вдогонку Цзян Ваньинь и незаметно для всех, кроме Не Хуайсана, улыбается. — А-Чэн, — укоризненно качает головой Цзян Фэнмянь со смешком в глазах. — Нам нужно выдвигаться. Господа, вы с нами?       Князь Не согласно кивает и, схватив брата за запястье, направляется к своему коню. Все остальные вслед за ним расходятся, седлая скакунов. — Кому вообще понадобилось привязывать сеть для ловли рыбы металлической верёвкой? — озадаченно спросил Цзинь Цзысюань, залезая на гвардейскую лошадь, когда несколько из местных зевак оказались рядом. — Достопочтенный, — склонился один из них, не смея поднять взгляд на сверкающего золотом господина. — У нас тут всякой злобной острозубой рыбы хватает. И в сети, и в верёвки вплетаем литой металл, чтобы не перегрызли.       Цзинь Цзысюань, далёкий от всяких ремёсел простого люда, удивленно вскидывает брови и, не говоря более ни слова, пришпоривает лошадь, срываясь с места.       В речной долине поднимается ветер. Сильные резкие порывы бьют в лицо и треплют волосы, подбрасывая длинные пряди в воздух. Небо над Лоином свинцовое, низкое, такое, что кажется, будто стоит лишь руку протянуть — и кончики пальцев погрузятся в густой влажный пух. Наездники мчат через подлесок, на ходу огибая высокие деревья с пышной кроной, и в редких проблесках высматривают движение на речной глади. Отовсюду слышится громкий стук копыт и ржание подгоняемых лошадей, когда первые крупные капли дождя ударяются о притихшую листву и разбиваются на мелкие брызги в свежих следах копыт.       Небосвод взрывается первой ослепительной вспышкой, смертельно быстрым клинком начертившей ломаную линию. Белые трещины расползаются по тёмно-серому фарфору, уже через мгновение скрытые мановением умелой длани мастера. Грохочет запоздалый гром — лесные птицы, напуганные стихией, в панике срываются с веток и сбиваются в мельтешащую над деревьями стаю, громко пища от страха.       Начинается гроза.       Когда высшие господа наконец подъезжают к каменным зданиям с множеством длинных деревянных балок под арочным потолком и поднимающимся досочным полом, после уборки которого даже самое большое столичное судно сможет зайти под навес, вокруг стоит такой мрак, что кажется, будто на дворе не полдень, а поздний вечер. Верфи встречают их громкими приветствиями и шумом инструментов, в руках умелых корабельщиков превращающихся в ключи к созданию самых выносливых и быстроходных суден. Работники верфи озадаченно смотрят на высших господ, а потом и на разворачивающуюся картину, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Озеро, один из берегов которого был целиком застроен мощёнными настилами и вместительными навесами, бурлило, как кипящий бульон в раскалённом котелке. Небо обрушивалось в воду, соединяя грозовую завесу и взволнованную гладь водоёма натянутыми серебристыми нитями дождя.       Юноша, седлавший безобразную Парящую рыбу, направлял ту параллельно сухопутным всадникам, стремительно приближаясь к зоне поражения гарпуна. Вымытые дождевой водой волосы струились по его оголённым плечам и спине подобно чернилам, глаза горели стальным блеском, и весь он был точно заточенный клинок — такой же холодный с его бескровными губами и заметными издали клубами пара изо рта, такой же острый в чертах и движениях.       Лань Сичэнь успевает спешиться и сделать несколько шагов к людям, застывшим подле наспех собранного метательного аппарата, несколько похожего на огромную рогатку, как вдруг княгиня Юй, ни капли грациозности не растерявшая даже во время беснующего шторма, делает резкий взмах рукой. Гарпун срывается с установки, вылетая вперёд над поверхностью озера. — Что ты творишь, Вэй Усянь?! — спустя секунду вспыхивает женщина, её лицо искажается гримасой гнева напополам с волнением. — Остолбень нерадивый! Ты! — Моя госпожа? — растерянно зовёт Цзян Фэнмянь, а после и сам устремляет взор туда, куда в расстройстве смотрит княгиня.       Гарпун не попал в цель. Он вонзился в воду неподалёку, ведь рыба в последний момент дёрнулась в сторону под руководством всадника. На лице Вэй Усяня даже сквозь стену ливня читалось удивление с отголоском страха в надломленных бровях. — Там что-то есть! — кричит он людям на берегу, и оглушительный раскат грома сопровождает его возгласы. — В воде!       Господа, вставшие по бокам от рогатки под высоким навесом, силятся высмотреть хоть что-то, но все их попытки оказываются тщетны. — Это бесполезно, — констатирует Цзинь Цзысюань, с постной миной на лице выжимающий подол своих одеяний. В глазах его явственно мелькает сожаление о том, что он последовал приказу отца и выехал из дворца сегодня. — Отсюда ничего не видно. — Мы и так это поняли, — сплёвывает Не Минцзюе, пока с него льётся дождевая вода.       Тем временем слуги под командованием Юй Цзыюань заряжают установку ещё одним тяжеловесным гарпуном. — Подождите, Ваша Светлость! — обращается к ней взволнованный не меньше бурлящей воды в озере Лань Сичэнь. — Как же мы можем стрелять по Парящей рыбе, если господин Вэй ещё не остановил её в подходящей позиции? Гарпун может попросту не попасть в неё или же задеть господина Вэя! — Княжич Лань, — поворачивается к нему Пурпурная Паучиха и смеряет ледяным взглядом. — Неужели вы думаете, что я стану стрелять, пока не уверюсь, что выстрел окажется последним и точным? Если вы не заметили, там, у Вэй Ина, что-то происходит. И ежели станется, что нам нужно будет срочно прибить нечто, представляющее для него опасность, на этот случай нужно иметь заряженное оружие.       Напоследок она раздражённо фыркает и отворачивается к озеру, нервно наблюдая за сыном, виляющим по поверхности водоёма верхом на рыбе. — Ещё одна! — голосит Вэй Ин, на мгновение оказываясь очень близко к верфи и снова от неё отплывая. — Что значит — ещё одна? — громко уточняет Юй Цзыюань, взмахом руки призывая всех молодых господ замолчать. — Что это значит? — То и значит, матушка!       В следующую секунду они все понимают, о чём твердит Вэй Усянь. Рядом с шустрой тенью оседланной рыбы на поверхность всплывает ещё одна. Страшная костяная морда выглядывает из воды, а вслед за ней и остальное чешуйчатое тело со вздыбленными плавниками. — Блядство! — Госпожа моя, прошу! — почти что в ужасе одёргивает княгиню Цзян Фэнмянь, но и сам выглядит так, словно с его языка уже готовы сорваться сотни гневных ругательств. Молодые господа выглядят встревоженными; они едва ли обратили внимание на сквернословие благородной госпожи — только князь Не согласно хмыкнул нечто похожее да Тааффейский принц прикрыл лицо веером, вытащенным из мешковатого, промокшего насквозь рукава.       Лань Ванцзи, впрочем, одарил княгиню тяжёлым взглядом.       На озере теперь происходила настоящая охота, и добычей на этот раз стал сам всадник. Прежде у Вэй Усяня была всего одна задача: пригнать Парящую рыбу в озеро и отдать её в распоряжение стрелков. Ситуация осложнилась. Щёлкающая пастью хищная рыбина, прибившаяся сбоку, делала эту рыбалку во много раз опаснее и рискованнее. Пока Вэй Ин не сможет затормозить свою подопечную, дабы гарпун беспрепятственно пронзил её голову, рыбалка не будет закончена, а останавливаться он попросту не может — устрашающая спутница будет рада откусить ему голову при первом же промедлении. Итого, юноша имеет на руках всего две карты — призрачная перспектива точного удара гарпуном на полном ходу и… кое-что поинтереснее, но оттого не безопаснее совершенно.       Дав себе всего пару мгновений на размышления, всадник собирает всю свою волю и одно причинное место в кулак и начинает действовать. Под аккомпанемент из сдавленных вздохов и хмурых взглядов он поднимается над рыбьей шеей, шатко упираясь ступнями в мокрые костные пластины и сильнее натягивая усы. Ливень мешает не только свободно двигаться, но и глаза нормально открыть, а потому остаётся прищуриваться, сужая обзор до жалкого десятка локтей вокруг. Вэй Усянь знает, чем может закончиться лишняя секунда бездействия, а потому, не позволяя себе опомниться, крепче обхватывает усы и наматывает те на левую руку. Парящая рыба не успевает и вздрогнуть. Вэй Ин впивается пальцами в плотный покров рыбьих усов и резко оттягивает их, дёргая голову чудовища на себя. Ступни скользят, одна нога едва не срывается, но Усяню удаётся сохранить равновесие, когда две Парящие рыбы сталкиваются боками и ударяются твёрдыми головами. Оглушив вторую рыбину всего на секунду, юноша перебрасывает правую ногу на её шею и хватается рукой за извивающиеся усы. Времени, потраченного на то, чтобы обмотать усы вокруг запястья и ладони, ровно впритык — уже в следующую секунду рыбина порывается отплыть, но сильное натяжение усов останавливает её, заставляя покорно замереть на месте. — Он сумасшедший, — едва размыкая бледные губы, молвит княжич Цзян. — Мой брат совершенно не нормальный! Блаженный! Ты блаженный, Вэй Усянь!       Под конец его тирада уже зычно разлетается над всем озером, и тот самый блаженный Вэй Усянь кривовато усмехается, силясь не грохнуться со склизкой чешуйчатой шкуры. Натянутые рыбьи усы, обмотанные вокруг его рук, точно две присоски, вытягивающие все физические силы. Он чувствует, как неимоверная усталость обрушивается на его плечи, когда он с великим трудом заставляет обеих рыбин повернуть и медленно поплыть в сторону верфи. Его ноги разъезжаются в стороны, колени дрожат от напряжения, а грудные и спинные мышцы печёт. Он прерывисто вдыхает мокрый воздух ртом, попутно глотая дождевые капли, и улыбается знакомым лицам. В голове образуется вакуум, стекающая от макушки вода забивает уши, веки слипаются, залитые холодными струями, и всё вокруг кажется внезапно таким далёким, словно Вэй Усянь не здесь, не на озере, что станет для его ручных чудовищ кенотафом, ведь гибель они встретят здесь, а останки их разорвут на мелкие куски, разберут по косточке и чешуйке и разнесут по всей Империи в качестве украшений и сувениров.       Он слышит, как матушка кричит что-то, но не разбирает слов, затем свист, и почти сразу по правой ноге проходится ударная волна, шея рыбины крупно вздрагивает и её дрожь заставляет ступню наконец соскользнуть. Вэй Усянь запоздало понимает, что падает.       Пальцы разжимаются, усы разматываются, сползая с рук подобно шёлковым рукавам дорогих одежд, и, прежде чем погрузиться в воду, юноша отчётливо слышит ещё один свист, рассекающий воздух.       Последнее, что он видит, — это тёмное угольно-серое небо, смыкающиеся над ним прозрачные волны; краем глаза замечает чёрную тень, устремляющуюся в речные глубины, но его уплывающее сознание едва ли цепляется за этот образ, выкидывая из головы. Перед ним мелькает яркая белая вспышка.       А затем наступает темнота.

***

      Когда сонное сознание медленно пробуждается где-то под закрытыми веками юноши, первое, о чём он думает: сухо. Как же сухо и тепло! В нос ударяет мягкий аромат герани — значит, неподалёку зажжены благовония. По ощущениям, Вэй Усянь находится во внутренних покоях, где нет ни ветерка, а количество подушек и перин, в которых так и хочется утонуть, кажется необычайно помпезным. Что же, выходит, он не в своих покоях.       Поборов желание снова погрузиться в сладкий сон, парень приоткрывает глаза. — А-Сянь, ты проснулся, — с явным облегчением и улыбкой в голосе проворковала княжна Цзян. Её счастливое лицо мгновенно уничтожило всякие остатки сна, заставив губы непроизвольно изогнуться, а веки — широко распахнуться. — Шицзе! — Вэй Ин порывается встать, однако его останавливает мягкое, но уверенное прикосновение чужой ладони к его груди. — Шицзе? — Не вставай, А-Сянь, не утруждай себя. — Но это совсем не затруднительно, шицзе! — восклицает Вэй Ин и заходится кашлем. Глотку будто ножом исполосовали. — Ох… — И о чём я говорю, — с лёгким укором девушка качает головой. Усянь послушно ложится обратно, чувствуя, как его распущенные волосы рассыпаются по подушке — кто-то их расчесал, и этот кто-то наверняка сейчас сидит перед ним. — Ты был без сознания почти сутки, А-Сянь. Поэтому, будь так добр к своей старшей сестре, дай своему телу привыкнуть. — Почти сутки? — глаза Вэй Ина округляются. — Как же так? Я проспал церемонию закрытия?       Цзян Яньли смеётся. Её смех — один из самых красивых звуков, которые ему доводилось слышать. — Ты в одиночку загнал пару Парящих рыб и свалился в обморок от усталости, но переживаешь лишь о том, что пропустил празднество? А-Сянь, ты неисправим. — Но, шицзе, — захныкал юноша, походя на малого ребёнка. — Ведь я приехал на съезд, чтобы повеселиться, а не загонять чудовищ. Но… кстати, шицзе, как я оказался на суше? Неужели наш возлюбленный братишка снизошёл до бренного меня и вытащил из лап смерти? — А-Сянь, — княжна цокнула языком и ткнула юноше пальцем в кончик носа. — А-Чэн бы непременно спас тебя даже ценой своей жизни, ты же знаешь. Он любит тебя. — И я его, — смущённо фыркнул Вэй Ин. — Но всё-таки… — Жаль, что я лично не присутствовала там, — начала Цзян Яньли. — Матушка велела оставаться во дворце, и я даже не успела с вами проститься. Очень волновалась. Хотя, кто знает, может, я бы волновалась ещё сильнее, если бы была там и видела всё своими глазами… в любом случае, когда вы все вернулись с верфи, мокрые и хмурые, А-Чэн нёс тебя на руках. — Какой позор, — сокрушённо взвыл Вэй Ин, но едва ли удержал ухмылку, пробежавшую по его губам. — Я пыталась выспросить у матушки, что произошло, но та была мрачнее тучи, а отец с А-Чэном занимались тобой, так что я не стала их отвлекать и… упросила княжича Не рассказать мне. Он был не против поболтать, — она коротко усмехнулась и провела ладонью по шелковистым волосам брата. — После того, как ты свалился в воду, а Парящие рыбы были убиты, тебя порывались спасти и отец с А-Чэном, и князь Не, и старший княжич Лань, и даже… ах, и даже княжич Цзинь хотел броситься за тобой в воду, А-Сянь. — Пф… — Это правда, А-Чэн позже сказал мне тоже самое, хотя он был удивлён не в меньшей степени, чем ты. Я вот не вижу в этом ничего зазорного. У княжича Цзинь и впрямь доброе сердце, просто он не хочет показывать это. — Шицзе, этот павлин наверняка просто обронил в воду свою золотую серёжку, — прыснул со смеху Вэй Ин, но сразу замолк, видя сжатые в тонкую линию губы сестры. Когда она злилась, то походила на Юй Цзыюань. — Хорошо-хорошо, прости, А-Ли. У павлина доброе сердце. Но вытащил меня не он, верно?       Княжна кивнула и вернула лицу привычное доброжелательное выражение. — Да, А-Сянь. Всех остальных опередил младший княжич Лань, Второй Нефрит.       Юноша подавился смешком, оторопело уставившись на княжну Цзян. — Что? — просипел он. — Младший княжич Лань первым спрыгнул в воду и вынес тебя на берег. — Небеса, — Вэй Усянь возвёл глаза к потолку. — Это что же получается?.. За одну рыбалку он дважды выручил меня. Теперь я перед ним в долгу. В двукратном долгу! — А-Сянь, не думаю, что княжич захочет взыскать с тебя долг. Он благородный господин, к тому же придерживается особенного мировоззрения: он ведь монах. Поэтому, А-Сянь, не смущай его лишний раз непотребствами, не тревожь его. — Ай, шицзе, я бы никогда не стал изводить добропорядочного мужа, который, к тому же, спас мне жизнь. Ха, но только если немного! — А-Сянь! — шутливо возмущается княжна, и Вэй Усянь, наблюдая за тем, как разгораются искры в её глазах, чувствует себя по-настоящему счастливым.       Чуть позже Вэй Ин узнал и о том, что церемонию закрытия съезда отложили до сегодняшнего вечера из-за происшествия на реке Хуанмэй. Император Мун был так восхищён подвигом известного в Юньмэне лотосового рыбака, что распорядился о том, чтобы юношу усадили с ним за один стол во время прощального банкета. Вэй Усянь отнёсся к этой новости неоднозначно. Вроде бы и радоваться нужно: Небеса, разделить с Императором трапезу, это же так почётно! Но, зная, что придётся сковать себя всей тысячью цепей добродетели и воспитанности, так ещё и с сидящим напротив господином Се… такое, пожалуй, трудно вынести даже самому благородному аристократу.       Выйдя в свет, а точнее из лекарских покоев во внешние коридоры дворца, Вэй Усянь был поражён скоростью распространения слухов в столице. Теперь каждый слуга, каждый самый маленький аристократишка знал его если не в лицо, так по характерным приметам: ходит в одежде княжества Юньмэн, манерами не блещет (да с чего они взяли?!) и, как говорили все и всюду, удивительно хорош собой. Пока Вэй Ин шёл до гостевого павильона делегации из Юньмэна, он успел выслушать сотню, если не тысячу, хвалебных и восторженных отзывов о проделанной на Хуанмэй работе. По городу, с силой лесного пожара в ветреную погоду, пошли сплетни о том самом всаднике, воспитаннике князя Цзян, молодом дворянине и просто писаном красавце. Невест теперь, едко пошутила матушка, придётся метлой с порога гнать.       На это колкое замечание Вэй Ин обменялся взглядами с Цзян Чэном, но тот лишь фыркнул, криво усмехнувшись. Мол, дело твоё — разбираться будешь сам.       Прощальный банкет начался на закате. Все господа высшего света неспешно стекались в приёмный зал, сверкая позолоченными украшениями в рубиновом свете. Столы ломились от яств, в воздухе кружили ароматы, всякого проголодавшегося заставляющие истекать слюной. Когда тщательно собранная и выглаженная делегация из Юньмэна осветила зал аметистовым блеском, многие из присутствующих не удержались от восхищённых возгласов. Вэй Усяню, как и всегда шествующему прямо позади князя и княгини Цзян под руку с княжной и княжичем, впервые стало не по себе от такого внимания. Конечно, он понимал, что честно разделил славу с гребцами, так же принимавшими участие в рыбалке, но ведь молва по рядам адептов пошла именно о нём.       На середине зала ему пришлось отделиться от семьи и под пламенными взглядами аристократов проследовать к своему почётному месту по правую руку от Императора. —…всего лишь сын слуги, а возвысился до небес! — шептали одни, и шелест их разговоров разносился по залу на крыльях зависти и презрения. —…алмаз, сверкающий талантами! — молвили другие, оглядывая Вэй Усяня с неприкрытым интересом.       Когда в зал сопровождаемый неизменно прекрасным фаворитом вошёл Император, болтовня утихла, как кострище, залитое бадьёй воды. Вэй Усянь подскочил, склонившись, и снова занял своё место только после радушного кивка Его Императорского Величества. — Мы желаем выразить господину Вэю наши благодарности, — отчеканил Император Мун, улыбнувшись залу мягкой покровительственной улыбкой. Взор его обратился прямо на юношу в изящных лиловых одеждах, напряженного подобно струне циня. — Поднимем же чаши за то, чтобы путь его был светел и безмятежен.       И сколь бы недовольными не были некоторые господа, те покорно подняли наполненные ароматным вином чаши вместе с Императором. Се Лянь оценивающе глянул на юношу перед собой, поймал его взволнованный взгляд и лишь тогда благосклонно улыбнулся, подняв в воздух фарфоровую чарку.       Вэй Усянь смутно запомнил детали вечера, в основном из-за напряжения и страха, как бы где не проколоться, сковавшего его по рукам и ногам. Краем уха он слушал пересуды высших господ, отвечал на ненавязчивые вопросы Императора по типу: сколько лет, хорошо ли живётся в Пристани Лотоса, есть ли уже кандидатки в супруги и не устаёт ли такой знаменитый талантливый юноша отбиваться от поклонниц. После каждого вопроса Вэй Усянь нервно опустошал очередную чарку со сливовым вином и к концу банкета чувствовал себя несколько спокойнее.       Фаворит Императора изредка размыкал свои алые уста и комментировал ответы лотосового рыбака, сверкая подчёркнутыми огненной охрой глазами, но в целом сохранял вид снисходительный и благодушный. Вэй Ин помолился за это Небесам. — Ваше Императорское Величество, — тихо обратился он уже под самое завершение банкета, немного осмелев. — Позвольте вашему покорному слуге всего одну скромную просьбу. — Господин Вэй волен просить у Нас всего, чего пожелает, — кивнул Император, бусы из сверкающих сапфиров, свисающие с краёв высокой короны, слегка колыхнулись. — Ну что Вы, Ваше Императорское Величество, всего лишь одну минуту внимания. Я хочу поблагодарить одного господина за то, что тот спас мне жизнь во время рыбалки.       Император немного поразмыслил и кивнул, давая своё позволение. Он вскинул вверх правую ладонь, широкий рукав, расшитый золотыми нитями, чуть приспустился, обнажая запястье. В зале вновь повисло молчание. — Я бы хотел… — с дрожью в голосе начал Вэй Усянь, смотря куда-то под потолок. — Перед лицом Небес и нашего сиятельного Императора… выразить благодарность, — юноша собрался с мыслями и выпалил звучно и твёрдо то, что намеревался сказать. — Младший княжич Лань, для меня великая честь — получить вашу помощь. Вы дважды выручили меня из беды, и я смиренно готов отплатить вам двукратный долг. Покорно благодарю вас.       Он опустил глаза в зал и встретился взглядом с лучезарной радужкой Второго Нефрита. Его лицо не выражало абсолютно ничего, лишь бровь слегка дёрнулась, выдавая в нём живого человека. Сидящий рядом с ним Лань Сичэнь улыбнулся и кончиками пальцев коснулся рукава брата, однако тот не проронил ни слова, пока наблюдающий за сим действом князь Лань не кивнул. — Я принимаю вашу благодарность, господин Вэй, однако в уплате долга нет нужды. Как послушник Небесного храма Добродетели, я следую заповеди о бескорыстной помощи нуждающимся.       Вэй Усянь, решивший, что разговоров с него на сегодня хватит, а то так и до удара недалеко, кивнул в ответ.       Император благосклонно улыбнулся и качнул головой. — Воистину слова господ благочестивых и праведных, — высказался он и поднял чашу, мгновение назад наполненную слугой в алом наряде. — За бескорыстность и почтение к заповедям Небесным.       После банкета по приказу Императора в небо над столицей взмыли сотни фейерверков. Стоя на смотровой площадке одного из мраморных павильонов дворца, Вэй Усянь задумчиво наблюдал за пышным цветением магнолии и пиона, распускающихся в далях чёрного безоблачного полотна. Внизу, как на ладони, виднелась столица: простой люд высыпал на улицы, задрав головы кверху; дети радостно визжали, тыкая в небо пальцами.       Облокотившись о Цзян Чэна, юноша размышлял. Мало того, что это был первый съезд, на котором он посетил все открытые для него официальные мероприятия, так ещё и вышла поездка весьма богатой на события. Он скосил глаза вправо: там стояли люди из делегации Гусу. Лань Ванцзи и Лань Сичэнь о чём-то негромко переговаривались со своим отцом, князем Лань, и выглядели, как всегда, безупречно. В ночном мраке, освещённые лишь медным светом фонарей, казалось, что юноши сделаны из воска: чистая бледная кожа и волосы, подобные белому шёлку, кипенные одежды и мерцающие нефритовые подвески. Как две свечи, лишённые горячего пламени, они сохраняли извечно совершенный вид. Залпы взрывающихся под небесным куполом фейерверков ложились на их фигуры разноцветными бликами, украшали и без того прекрасные лица прозрачными отсветами.       Глаза Лань Ванцзи, как две объятых золотистым пламенем кометы, отражали вспышки цвета и — внезапно — Вэй Усяня, чей взгляд поймал княжич. Лотосовый рыбак мягко улыбнулся и получил в ответ едва заметный кивок.       И пусть младший княжич Лань сказал, что в уплате долга нет нужды, Вэй Усянь всё равно чувствовал, что обязан однажды сделать это. Когда такой благородный и нравственный человек, как Лань Ванцзи, приходит на выручку, то необходимо ответить ему тем же. Решив это, Вэй Усянь немного успокоился. В конце концов, когда-нибудь ему удастся осуществить задуманное.       Но кое-что беспокоило его сильнее прочего, хоть он и пытался приберечь всякие мрачные размышления до Пристани Лотоса. Откуда в Лоине взялись Парящие рыбы? Отродясь их здесь не бывало, а тут сразу две… или же три? — Как думаешь, А-Чэн, каким образом на Хуанмэй очутились эти твари? — спросил Усянь, повернувшись к брату. Княжич выглядел задумчивым. — Полагаю, так как они приплыли с юга, то есть с нашей стороны, их пригнало сюда вместе с остальной рыбой, — принялся рассуждать Цзян Чэн, потерев лоб. — Знаешь, они просто следовали по северному потоку, а на Хуанмэй попали как раз во время ливневого сезона вслед за мелкими рыбами. Рыбак говорил, что те сбиваются в стаи и оседают в щедрых на корм поймах. — Это вполне логично, — кивнул Вэй Ин, но множество вопросов всё равно не давало ему покоя.       Почему же никогда прежде Парящие рыбы не заплывали так далеко от лотосовых озёр? И, что самое важное, куда делась третья рыба? Была ли она вообще или то лишь плод угасающего сознания юноши? А если и была, то почему двинулась прочь, если её основной инстинкт твердит атаковать всё живое?       Вэй Усянь решил на этот раз смолчать, чтобы не беспокоить брата ещё сильнее. Всё равно тот не сможет ответить ни на один из этих вопросов, а догадки и предположения рыбак и сам может сочинить.       Уже утром княжеские делегации разъезжались.       Ясное накануне небо вновь подёрнулось пепельной дымкой, навевая нехорошие чувства. Вэй Усянь уже скорее хотел обратно в Юньмэн, где жарко и солнце печёт, а озёра тёплые и свои, родные. Пока старшие господа отвешивали другу другу поклоны, наследники расставались в стороне. Распрощавшись с княжичем Цзинь сдержанным кивком (его так и подмывало пошутить о благородном порыве Цзинь Цзысюаня на озере, но пронзительный взгляд шицзе красноречиво останавливал юношу от необдуманных действий), а с княжичем Не — крепкими объятьями, настал черёд прощаться с княжичами Лань, единственными из делегации Гусу, с коими удалось завести знакомство. — Господин Вэй, я буду крайне рад вашим письмам, — промолвил Лань Сичэнь, доброжелательно улыбаясь. — Тогда я непременно буду писать, княжич, — довольно рассмеявшись, кивнул Вэй Усянь. — Младший княжич Лань, желаете ли вы получить от меня письмо?       Лань Ванцзи, стоявший по левой плечо от брата, качнул головой. — Что же, как знаете, — пожал плечами юноша и под громкие зазывания Цзян Чэна, подгоняющего брата откуда-то сзади, протянул Первому Нефриту руку. Тот пожал её, и контраст между бледной фарфоровой кожей княжича и бронзово-медовым цветом его собственной ладони резанул по глазам. Он уж было хотел пожать руку и Второму Нефриту, но тот стоял, заложив ладони за спину, и взгляд его почти физически морозил даже сквозь ткани одежд. — Ну… до встречи, господа. Я обязательно пришлю письмо вам, Лань Сичэнь.       И, крутанувшись на носках, помчался к брату, чьё терпение уже готово было лопнуть. — Вэй Усянь, — неслышно протянул Лань Сичэнь и почувствовал, как воздух вокруг них с братом стал колким от потрескивающей стужи.