….
Война действительно самая ужасная вещь, которую придумало человечество. Здесь каждый день, каждый час, каждую секунду кого-то убивают. Сегодня, например, ты сидишь с человеком в одном окопе, а завтра он уже смотрит на тебя со стеклянными глазами, которые не смыкаются. Всё это приводит к тому, что люди вернувшись с войны навсегда меняются как внешне, как и внутренне. Откуда мне всё это известно? А всё благодаря рассказам солдат побывавшим на передовой и письмам, которые те пишут своим родным и близким. Теперь я чувствую все ужасы и тяготы войны, хоть и пока ещё не был в таком пекле, как те бойцы, которым дали приказ на отход. Мы шли сквозь ряды колючей проволоки, пару бойцов несли на себе носилки с раненым солдатом. Мы с капитаном шли впереди колоны, указывая путь до спасительного тыла. Все мы молчали, настолько они устали, что еле как держались на ногах. — Лейтенант, скажи мне честно. Ты зачем в армию подался? — решил было нарушить тишину Генрих, своим вопросом, на что я лишь ответил, одним словом: — Мечта. — Странные у тебя мечты, однако, — устало вздохнул мужчина, — Я вот тоже думал, армия подарит мне новую жизнь и надежду на будущее, пока не началась это война. Первый бой для меня оказался сущим адом, которому я не был готов, а знаешь почему? — И почему же? — Да всё очень просто. Все мы не были готовы к этой войне, наша гордость нас самих же и погубит скоро. Да, наши войска сильны, но Республика и другие державы не оставят нашу страну в покое, пока мы сильны и представляем для них якобы угрозу. — Может вы и правы капитан, — согласился я с его утверждением, — Но знаете, я ведь не всегда хотел стать военным. — А из-за чего тогда в армию подался? Не по призыву же. — всё так же устало усмехался офицер. — Это мечта моего отца. Он всегда хотел, чтобы я был настоящим парнем, а не жалким почтальоном, от которого пользы почти нет. — Знаешь, а ты напоминаешь мне Габриэля, того унтер-офицера, который остался там. Он ведь тоже когда-то был таким же, как и ты, — нас почему разбирало на душевные разговоры, может из-за того, что капитан мало общался с подчинёнными? Это многое бы объясняло, да и я сам давно не с кем не общался по душам, а тут как раз кстати. — Интересно знать и чем же? — Такой же мечтатель, как и ты. Поначалу я его невзлюбил, а всё из-за того, что он ухаживал за моей дочерью Мартой и даже сделал ей Предложения. — Получается, это письмо не только его невесте, но и вашей дочери? — решил я уточнить у него, на что Генрих утвердительно мне кивнул. — Виктор, можно сделать одолжение? — я вопросительно глянул на капитана и молча кивнул ему в знак согласия, — Если со мной, что-то случиться обещай не говорить Марте, скажи ей, "что отец жив и здоров и скоро вернётся и что он любит её". Забавно, столько лет ей не говорил ласковых слов, пытался сказать такие простые слова, а всё командир из меня лезет, боялся того, что покажусь слабым… Ну да ладно. Не хочу, чтобы она рыдала из-за меня, да и про письмо Габриэля не забудь. Шульц тяжело вздохнул и уставился куда-то в небеса, поправив козырёк своего шлема, закрывавший его глаза. Пожалуй, это единственный человек, который был искренний со мной, хоть я его и не знал от слова совсем, но я чувствовал в нём некую усталость и обречённость. Уставший от войны и желающий поскорее, снова увидеть свою дочь, таким он мне показался в данный момент, поистине настоящий и живой человек. Правильно говорят, война показывает истинный облик человека, кто-то становиться настоящим садистом и маньяком, желающей убить того или иного человека или даже существа, из-за которого тот попал в адскую мясорубку. — Колдуны! — крикнул один из бойцов замыкающий колону и уже в следующую секунду в нашу сторону устремились красные трассеры с последующими взрывом. — Всем в укрытия! — скомандовал капитан, после чего горстка бойцов бросилась в рассыпную. Офицер схватил меня за руку и уволок в овраг. Взрывы от магических атак доносились по всему полю брани, крики раненых солдат доходили до моих ушей, из-за чего меня снова охватила паника и мне хотелось разрыдаться. Генрих что-то говорил мне и тряс меня пытаясь привести в чувство, но я его не слышал, а затем он дал мне хорошую пощёчину, от которой я тут же пришёл в себя. — Ройсс, возьми карабин с того трупа и начинай стрелять по этим ублюдкам в небе! — я посмотрел на рядом лежащий труп солдата, мне было не по себе брать в руки карабин с мёртвого тела, но быть убитым вражеским колдуном было настоящий мотивацией, брезгливо, но всё я подобрал карабин, заодно и подсумок с патронами. Капитан ввёл огонь по вражеским магам из своего Винчестера, откуда у него американское оружия он умалчивал, должно быть ещё до войны он им обзавёлся. Вести огонь из простого оружия по магам та ещё задача, ведь простые пули не могли пробить их защиту это всё равно, что слону дробина. Но Шульц отчаянно стрелял по ним, надеясь хотя бы ранить одного из них. В отличии от капитана, я не мог даже и прицелиться хотя бы по одному из них, руки самопроизвольно дрожали от страха, в глазах стояла пелена, которая мешала прицелиться, из-за этого я стрелял куда угодно, но только не в цель. Казалось бы, вот они в небе зависли, стреляй не хочу, но что я могу сделать если меня буквально трясло от страха. А вот Генриху, было не до меня, магические снаряды взрывались рядом с нашим укрытием из-за чего капитану приходилось быстро менять позицию, дабы не быть застреленным. — Лейтенант, я понимаю, что тебе сейчас страшно, но возьми себя в руки и… — он не успел договорить как внезапно одна из пуль угодила ему прямо в грудь из-за чего, тот упал на землю истекая кровью. — Капитан! — крикнул я и тут же ринулся к нему, не обращая внимания на взрывы, сейчас мне было не до этого. Подбежав к нему, тот уже вовсю отхаркивался кровью и не мог даже пошевелиться, я тут же попытался закрыть его рану рукой, однако всё было тщетно. — Виктор… — прокряхтел Генрих, — Марта…. Скажи, что я люблю её… Не говори ей… — это были его последние слова, после чего капитан Генрих Шульц умер у меня на руках. — Я… обещаю Генрих, — сказав это я закрыл его веки и в порывах чувств выглянул из окопа и уже прицельно начал стрелять из карабина по этим ублюдкам из Республики. Лязг затвора не прекращался не на секунду, мой слух уже успел привыкнуть к шуму, издаваемому из карабина и взрывов магических снарядов колдунов. Я отчаянно ввёл по ним огонь, хотя понимал, что это бесполезная затея и вскоре в мою сторону полетел магический трассер, выпущенный из винтовки вражеского колдуна. Всё произошло на столько быстро, что я даже не успел убежать… Секунда и меня буквально подбрасывает в воздух, время для меня словно остановилось и я даже успел разглядеть того колдуна, который выпустил в меня свой магический снаряд. Упав на землю, я не мог пошевелиться. В ушах стоял невыносимый звон, а голова, буквально раскалываясь на части, в глазах всё плыло. Придя немного в себя, я резко почувствовал боль в груди и мне стало тяжело дышать, словно воздух внутри меня спёрло. Сквозь боль я всё-таки смог подняться на ноги, внезапно в небе раздались взрывы, а над моей головой что-то промчалось вперёд, а затем я почувствовал как-то приземлился позади меня. — Офицер, вы целы? — раздался детский голосок, будто я его уже слышал и не раз. Обернувшись назад, я увидел знакомую мне юную особу, да и её взгляд тоже был слегка удивлён. Я молча смотрел на этого маленького монстра и не мог выдавить из себя даже не одного слова, а она свою очередь тут же задала не затейливый вопрос. — Лейтенант Ройсс, вы что тут делаете? Вы же должны быть в лагере!***
Благодаря колдовскому отряду лейтенанта Тани фон Дегуршаф, меня благополучно доставили в лагерь, а именно это сделала одна из её подчинённая некая Виктория Серебрякова, она на своих хрупких плечах доставила меня прямиком в палатку госпиталя. Санитары быстро оказали мне помощь, они наложили на моё тело пару бинтов и вытащили пару осколков, полученный от взрыва снарядов. Сейчас я был в полнейшей безопасности, но в голове всё же застыл образ умирающего командира роты и его последняя просьба, а ещё его слова насчёт этой войны и письмо того унтер-офицера… Похоже, я ещё долго не забуду весь тот ужас, который я пережил находясь там. После выписки, я ещё долгое время не мог приди в себя. Мне всегда казалось, что мои руки всё ещё находятся в крови мёртвого офицера и каждый раз я их мыл не жалея воды, доходило до такого абсурда, что многие солдаты силком оттаскивали меня от умывальника из-за того, что я нецелесообразно трачу воду. Один раз меня чуть не упекли в психбольницу посчитав, что я слегка тронулся умом, но благо до этого дело не дошло и уже через месяц я вернулся к прежней жизни простого военного почтмейстера, хоть запах крови и пороха ещё не выветрился из моего сознания, а крики раненых солдат и их мёртвые лица уже перестали тревожить моё подсознания. Но оставалось ещё одно не законченное дело.***
— Марта Шульц? Я принёс вам письмо от вашего возлюбленного Габриэля Крюгера, — я вручил девушке конверт с письмом, она слегка дрожащей рукой взяла его и прислонила его к себе, а на её глазах появились слёзы, — Мне очень жаль. Он погиб, прикрывая остальных и ему посмертно присуждена медаль «Железного креста». — А что с моим отцом не знаете? — сквозь слезы спросила меня Марта, на что я лишь посмотрел на неё с некой грустью, но всё ответил, то что он просил меня. — Он жив и здоров и передаёт вам, что любит вас и мечтает поскорее увидеть вас. — Спасибо вам, — произнесла девушка, — Спасибо что вернули Габриэля домой. — я слегка удивлённо посмотрел на неё. — Но он же погиб. — Я знаю. Этим письмом, вы вернули его обратно ко мне, — она кое как сдерживала свои слезы, но вскоре не выдержав, девушка зарыдала. Не знаю, что на меня было нашло, но я решил обнять её. Я чувствовал, как мой китель слегка намокает от её слёз. Её всхлипы говорили сами за себя. Тяжело терять близкого тебе человека, особенно если чувства взаимны, а уж тем более потерять родного тебе отца. Письма иногда приносят радость, а иногда грусть и отчаяние. В эти тяжёлые моменты, ты понимаешь, что человек, который написал тебе письмо с фронта, но в один миг, может уже и ничего тебе не написать. А вместо известия, приходит лишь похоронка и тогда ты осознаешь, что его больше нет и он никогда к тебе не вернётся. Мне почти не знакомы эти чувства, так как я ещё не терял близких мне людей, разве что кроме моей матери и то я об этом узнал последним, так как мой отец не хотел мне об этом говорить и поэтому мне трудно понять всех тех людей, которым я доставлял печальные известия об их родных с фронта. Как и тут. Я выполнил последнюю просьбу капитана и унтер-офицера, оставшихся там навсегда, надеюсь моя душа теперь спокойна за них.