«На Рейнском фронте без перемен». В этот день на всём фронте было спокойно, поэтому военная сводка ограничивалась одной лишь этой фразой. Я лежал в полевом лазарете и обдумывал что же мне сказать насчёт того письма, что перехватил тот колдун. Врачи настаивали на том, чтобы бы я не напрягался и больше отдыхал, ведь из-за контузии головная боль может снова вернуться, а ещё эта дрожь в руках…. По крайней мере, мне ещё сильно повезло. Рядом со мною на кушетке лежал раненый солдат, бедняга подорвался на мине и медикам пришлось ампутировать ему ногу. Парень ещё долго лежал и стонал от боли, его лицо, было бледновато-жёлтым, а это значило что ему оставалось совсем недолго. Его друзья, частенько навещали его старались подбодрить, а он сразу в слёзы. Как-то раз, один его друг заприметил сапоги и уже примерял их за что тут же ловил недовольным взгляд со стороны товарища. И вот в этот день из всех друзей, пришёл лишь один. Наверное, остальными были на фронте или же занимались другими делами. Они о чём-то беседовали, из разговора, было ясно что тот снова пытался взбодрить его. Говорил, мол всего будет хорошо, можно жить и без одной ноги и сможет снова обнять свою маму, на что тот лишь молча смотрел на него… Пока не стало, ясно что тот уже умер с мокрыми глазами, на которых ещё оставались слёзы печали. Солдат ещё долго пыталась привести его в чувство, кричал звал врачей, но было уже тщетно. Я приподнялся с кушетки и хотел немного утешить парня, но тот лишь отмахнулся и направился обратно, перед этим попросив прощения за грубый отказ. Я его прекрасно понимаю, каждый день — это проклятая война забирает родных и близких нам людей, ломая судьба другим, а может быть и жизни.»
В палате было относительно тихо, лишь я один и тишина. Сломанная нога уже не так сильно болела. Всего-то прошло около недели, как я здесь очутился, за этот период времени ко мне лишь наведывался мой помощник Архип. Он докладывал мне, о проделанной работе за день, а потом рассказывал разные истории. Ну конечно, помимо его ко мне заходили и доктора проверяли меня, как-то раз один из них упомянул что меня, возможно, отправят в тыл. Сказать, что я был рад этому, нечего не сказать. Наконец-то снова окажусь подальше от военных действий, однако же меня не отпускала чувство долго, оно словно говорило о том, чтобы я самолично разобрался с личностью того таинственного колдуна. Но думаю, с этим справятся более компетентные люди таки как унтер-офицер Петер Краузе. Интересно как он там? Вскоре моё одинокое размышление было прервано внезапно появившейся фигуре в дверном проёме. Приглядевшись, я тут же узнал своего гостя, это была лейтенант Серебрякова. Интересно, что она тут делает? Девушка не уверена, прошла ко мне в палату, а через её спину я заметил и её командира. Похоже, намечается серьезный разговор.… Хм… Должно быть, слухи о Призраке Рейна дошли и до майора. Я уже хотел приподняться с постели и поприветствовать старшую по званию, однако сделать этого мне не дали. Без лишних слов, майор тут же подошла ко мне ближе, и начала говорить.
— Лейтенант, я пришла к вам не для простого разговора. Я хотела бы узнать про этого таинственного колдуна, — начала она говорить, убрав руки за спину. — Ведь до недавних происшествий его жертвой становились, лишь наземные войска, теперь же его целью стали и колдуны. Одна из его жертв, чуть не стала и моя подопечная, благо всё обошлось, и лейтенант отделалась лишь испугом.
Должно быть, она сейчас имела ввиду Серебрякову, я глянул на неё и заметил как та, немного нервничала и прикрывала глаза фуражкой. Должно быть, ей сейчас дико неловко за это. Её можно понять, ведь появления этого колдуна стала для многих неожиданности. Никто точно не знает, откуда он и на чьей стороне, ведь как стало известно из сводок этот чёртов Призрак, не брезгует ещё и республиканцев отстреливать.
— И вы, должно быть, хотели узнать от меня, подробности, так ведь? — Обратился я к майору. На что та, лишь молча, кивнула в знак согласия. — Знаете, майор. Я знаю про колдуна не меньше вашего, я знаю лишь то, что тот умело, маскируется и его позицию очень трудно обнаружить. Да и судя по всему, он так же ловко умеет подменять себя.
— Можно на этом моменте поподробнее. — Сказала она, вытащив руки из-за спины и делая задумчивое лицо.
— Когда унтер-офицер подстрелил предполагаемого снайпера, мы думали что с ним покончено, ведь я лично его добил. Но, по словам Краузе — это был не он, тогда мы ему не поверили, сославшись на, то, что тот немного не в себе. И видимо зря. — Далее, я ей рассказал, как выглядел тот маг, что заставила майора немного, усомнится во мне.
— Что же, я приму ваши слова к сведению. — Сказав это, она развернулась и спокойным шагом направилась к выходу, тем самым говоря мне «Толку от тебя никого». Во всяком случаи мне так показалось.
…
«Дорогой отец. Прости, что опять не оправдал твои ожидания. Я получил ранения на фронте, но ты сильно не переживай, у меня лишь перелом ноги и лёгкая контузия, а ещё у меня начали сильно дрожать руки. Даже вот письмо, кое-как тебе пишу. Меня отправили в отпуск по ранению, и я прибуду обратно в Берн первым же поездом, не знаю, обрадуешься ты мне или нет, но я в любом случаи люблю тебя. Ведь кроме тебя, у меня никого и нет больше. Я знаю, ты хотел сына-героя, а получил жалкого военного почтальона, так ещё и калеку. Ты сильно разочаровался во мне как я в себе. Я не стал тем, кого ты хотел. Я надеюсь, ты сможешь меня принять таким, какой я есть.
Искрению люблю тебя. Твой сын Виктор».
Написав письмо своему отцу, я передал конверт обер-ефрейтору, он как раз пришёл ко мне, чтобы проведать меня. Прочитав его, тем самым проверяя его, он тут же заявил:
— Ваш благородие, а вы мне не говорили, что у вас руки больные. И давно это у вас?
— Ещё с первого дня как попал на фронт, Архип, — вздыхая, проговорил я, — Попал под обстрел магов. По моей трусости погиб командир роты, а я ему обещал перед смертью не говорить его дочери про его смерть. С тех пор руки и дрожат.
— Я тут ещё заметил. А вы чего с отцом своим не помиретесь? Как-никак родная кровь, да и к тому же, не вечные мы. Помрёт он и будет поздно уже.
Он сделал небольшую паузу, а затем, поправив воротник своей рубашки, он положил свою ладонь на мою дрожащую руку. От его прикосновения, рука начала успокаиваться, я чувствовал тепло от его ладони, и как он её нежно сжимал тем самым, избавляя на время дрожь. Я удивлённо посмотрел на это, а затем и на самого Архипа, но тот лишь улыбался своей добродушною улыбкою.
— Ну как, вам уже лучше? — Спросил он меня, не убирая свою ладонь, на что я лишь молча, кивнул ему головой в знак согласия, — Эх, ваше благородие, вы меня напоминает, одного человека, близкого. Вернее сказать, мою внучку. Машенька.
— У вас была внучка? — Спросил я его, чувствуя, наконец-таки успокоения.
— Да, — с тяжелым вздохом ответил мне старик, — была. Её родители погибли во время гражданской войны, и я её воспитывал один. У неё был магический дар, однако она страдала слепотой и такими же дрожащими руками как у вас. Она была совсем юной. Мы с ней хорошо проводили время, я старался помогать ей, зная её недуг. Но… Как оказалось это вовсе не нужно было, ведь благодаря магии, она могла хорошо видеть, вернее, сказать чувствовать других людей.
— Это как же?
— Ну как, вам сказать, ваше благородие. Магия помогала девочки, чувствовать любого человека, как сказать видеть душу его. Если душа была доброй, то она относилась к этому человеку с великодушие, а если наоборот, то презирала его.
Я ненадолго задумался, а затем решил спросить кое-что:
— Архип, раз она могла видеть людей, несмотря на слепоту, то, как она ориентировался в пространстве?
— А вот с этим было проблема. Ей приходилось ходить с тростью, чтобы хорошо ориентироваться. Однако, при виде любого человека, она без всякой помощи подходила к нему и видела его очень хорошо. Хех… Я помню, как-то, раз решил было спрятаться, ну мы с ней прятки играли, так вот она меня за считанные минуты нашла. Она всё время была рядом со мной, она любила меня, как и я её. Любил читать ей сказки, проводили с ней достаточно много времени вместе, гулял с ней по лесам, отдыхали у речки. Хорошее было время.
На этом моменте, у старика на глазах появились слёзы и тот слегка всхлипывая, продолжил говорить.
— Как же мне снова хочется, обнять её и прижать к себе и не отпускать.… Но треклятые коммунисты, отняли её от меня! — В этот момент, он сорвался на крик и крепко сжал другую ладонь в кулак.
— Должно быть, вам сейчас больно это вспоминать, Архип. Я так полагаю, они убили её так?
— Надеюсь, что нет. Они забрали её, когда начались чистки. Узнали, что она маг и сослали в лагерь. Я пытался её спасти, однако не сумел. Сил не хватило, и поэтому пришлось бежать. Я до сих пор виню себя в том, что случилось.
После своего рассказа, старик поник. Его лицо говорило, само за себя. Он плакал, но старался скрыть это, прикрывая глаза своими руками, а когда этого не удавалось, просто отворачивался. Я слышал его всхлипы, на вопрос «всё ли с ним в порядке?» тот лишь, сквозь всхлипы отвечал, утвердительно. Похоже, ему действительно больно вспоминать случившийся с внучкой. Ведь как я понял, она была ему очень сильно дорога.
Дальнейшее время мы просто сидели и молчали, а когда Архип успокоился, я решил ещё немного поспрашивать о ней. Как оказалось, Маша как он назвал её, была действительно хорошей девушкой, хоть и слепая. Добрая, отзывчивая, всегда готовая помочь другим. Выслушать проблему, а когда оставалась наедине с собой, то придумывала себе развлечения. А выглядела она, очень красивой. Белоснежные и длинные волосы, что доходили до колен, приятное внешнее лицо, даже можно сказать очень милое. Глаза, несмотря на слепоту, были зелёные словно изумруд, но с легкою пленкою. Да и фигура у неё, было очень даже нечего, опять же, по словам самого Архипа. Забавно такое слышать от старика, хотя порой когда он навещал меня, рассказывал такие истории из своей молодости, от которых я невольно смущался и впадал в краску. Вот же, потраченная моя молодость, письма и фронт.… Хм, может, когда закончится эта война, начать гулять по полной? Если выживу, конечно, но лучше пока думать, совсем о, другом.
***
Прошло относительно недолгое время. Я чувствовал себя лучше, нога постепенно сращивалась и по прогнозам врачей, я уже смогу снова нормально ходить, а пока что вынужден тащиться с тростью. Постепенно меня уже выписали из госпиталя, однако на фронт пока что дорога мне закрыта, да и к тому же насмотревшись, что там творится и на раненых и полуживых солдат, желания возвращаться туда отпало напрочь. Поэтому я решил остаться в тылу, да и майор Вагнер был не против, того чтобы я оставался в столице. Как он говорит, пока до конца не выздоровею, соваться туда мне не стоит. И снова бумажная волокита, и снова куча писем и снова мне разбирать это всё и проверять, благо на этот раз уже был не один. Моя помощница Марта Шульц, дочь того командира, что погиб по моей вине, вместе со мной разбирала все эти письма. За этот короткий промежуток времени мы с ней хорошо сдружились, хоть я и был старше её по званию, я разрешил общаться на «ты» и то когда мы были наедине. А она довольно-таки талантливая девушка, всегда и везде успевает, даже не устаёт особо, постоянно приносит мне горячий чай или кофе с пирогом, которая она печёт сама. Помогает мне добраться от одного кабинета до другого, когда мне трудно даже встать со своего места.
Очередной день и очередные письма. Я стоял у окна, держась за свою трость, и смотрел на проходящих по улицам людей. Мирная жизнь казалась мне уже, немного необычной. Никаких взрывов, не летящих пуль над твоей головой, не криков и стоны раненых. Типичная мирная жизнь, отчего мне становилось немного не по себе.
— Виктор, всё в порядке? — Из раздумий меня вывел голос Марты, она сидела за рабочим столом и оформляла очередное письмо с фронта.
— Всё в порядке, просто задумался. — Ответил я ей спокойным тоном, однако же, мои руки снова начали выдавать моей беспокойство. Я резко выдохнул, пытаясь успокоиться.
Она резко встала со своего стола и не спеша приблизилась ко мне. Видя, что у меня опять трясучка, девушка взяла меня за руку и тут же поднесла её к себе, тем самым прижимая к себе. От её нежного прикосновения, дрожь постепенно начала стихать, и дабы окончательно успокоить мою руку, она начала поглаживать её, своей ладонью. С каждым прикосновения, я чувствовал спокойствие и умиротворения, на секунду я забыл о всех ужасах, что пережил на фронте и чёртовом колдуна из-за которого, я стал на время калекой, и вину за смерть отца Марты.
— Уже лучше? — тихо спросила унтер-офицер, продолжая гладить мою ладонь.
— Марта, — решил-таки я нарушать тишину, — Я должен признаться в кое-чём. Не знаю, сможешь ли простить меня. Твой отец, погиб на войне из-за моей глупости и не решительности. Я обещал ему, что не скажу об этом тебе.
— Я давно знаю, и не держу на тебя зла. — Со слабой улыбкой, проговорила девушка. — Ты не виноват, ты сделал что мог.
Я хотел кое-что ответить ей, но Марта не дала мне это сказать. Она резко притянула меня к себе и крепко обняла, прижимая к себе. Сердце в груди начало биться сильнее, однако же, я старался сохранять спокойствие, чего не скажешь о ней самой. Наши сердца бились в такт, а тепло её тело, так сильно меня успокаивала, что я окончательно забылся. Так бы мы и стояли в обнимку, пока в кабинет не пришёл майор. Он громко прокашлялся, привлекая к себе внимания, что мы не сразу его заметили, а когда увидели, быстро отстранились друг от друга. Нам обоим сейчас было дико неловко, от чего я, как и она горели от стыда перед старшим офицером.
***
Вагнер дал мне сегодня выходной, дабы я мог спокойно отдохнуть и привести себя в порядок. Я решил его потрать на встречу со своим отцом, поэтому самого утра, я отправился к нему. Волнение было страшным, ведь я не видел его давно, с момента моего вступления в ряды Имперской армии.
На улице, сегодня было относительно спокойно. Дул приятных тихий ветер, было немного прохладно, ещё бы осень на дворе. Прихрамывая на одну ногу, я шёл по улицам столицы, встречая на своё пути людей, простых гражданских. Те смотрели на меня, с восхищение и даже немного сочувствием, видя, как я иду с тростью и хромая на одну ногу. По пути, я решил заглянуть в булочную, прикупить немного еды. Стоило мне зайти в здания, я тут же увидел знакомую мне фигуру. Мужчина стоял возле прилавка, ко мне спиною и что-то выбирал и когда он повернулся ко мне лицом, сомнения тут же отпало. Мы, молча, смотрели друг на друга, а затем он подошёл ко мне и протянул руку. Я недолго думаю, тут же кинулся в объятия.
— Привет, папа. Я вернулся.
