Николь, испуганная до дрожи в коленях, летела на встречу Анселлу, точно быстрая птица. Ее лицо было наспех закрыто кудрями, ибо показывать его совсем не хотелось. Ей было омерзительно выражать такие «низкие» эмоции, как страх. Еще мать говорила маленькой девочке об этом, часто журя за странные и неловкие действия. За то, что пятилетняя Николь бегала от пауков. Только теперь она боится вовсе не пауков, а порицания. Увы, Николь все же заработала себе целую банку дегтя, который и не собирается сходить с ее лица, выпутываться из пышных кудрей.
Если бы хоть кто-то попросил ее сравнить эту ситуацию с погодой, она бы точно описала ливень. Резко начавшийся, заставляющий промокнуть до нитки и идти дальше, поправляя рубашку, что прилипла к телу неприятно.
Анселл, который же надеялся хоть на какой-то положительный исход, измученно выдохнул еще до того, как девушка остановилась в метре от него. Он все понял по ее, широко открытым, очам, что светились и без солнца, сами источали его.
Николь вспыхнула как огонь, от одной искры. Заговорив тихо, но грубо.
— Вот хоть раз я еще подойду к этой девочке! Вокруг нее ходит Леви, Святая Сина! Почему ты не сказал об этом? Или я такая особенная?
— Знаешь, шлюшка, — он вяло скрестил руки на груди, смотря в куда-то в сторону, показывая каждым движением тела, что ему быть здесь в тягость. — я думал, что ты не такая и тупая.
Вместо очередного оправдания, которых было не сосчитать, оправдания, пестрившего всеми цветами радуги и названиями цветов, ибо так много их было за всю ее недолгую жизнь, девушка резко ударила парня по щеке.
Хлопок был громким, достаточно, чтобы Анселл пришел в себя. А боль, расходящаяся кругами, заставляла его мозг работать намного быстрее и не ощущать былой скуки.
— Мисс, да вы стали совсем раскрепощенной, — он усмехнулся, пододвинувшись вплотную к ее лицу.
— А ты, Анселл, сукой, — она развернулась и пошла в противоположную от него сторону.
Но парень не переживал, зная, что девушка вернется, не перенеся гнетущего одиночества. На ее действия он лишь расплылся в хитрой улыбке.
Николь ненавидит, когда на нее давят стены и потолок. Шугается запертых дверей, даже если это выражение образное. О Богини, направьте ее на путь истинный. Это девочка никак не должна быть в разведкорпусе!
***
Вполне славно поживала Пенелопа. Привычно держала Аккермана за манжет, поспевая за ним трудно. Ей не нужно было драться, не за что воевать. Она — обычная девочка, на которую даже не возложили особую ответственность. Ребенок, просто одинокий ребенок, который сможет что-то сделать, только если доверится. И никакие приказы, даже самые строгие, подкрепленные «фирменным», (Хотя сам капитан отрицал его существование), взглядом Аккермана не заставили бы ее выполнить весь план изумительно.
— Леви, — придерживая косыночку, которая вновь спадала с крохотной головы, спросила Пенни.
— Что? — Леви научился
отзываться. Ранее он молчал, слушая дальнейший говор собеседника, но девочка просто отказывалась продолжать высказываться без заветного «Что?».
— Почему тебя все боятся? — она приостановилась, стараясь завязать косыночку одной рукой.
Чтобы не терять времени зря, Аккерман сам затянул ей косынку потуже, да так, что девочка, кажется, ойкнула.
— Не меня они боятся, — выдал Леви спокойно.
Они продолжили идти. Как раз привезли форму, ее нужно было померить, ибо выходить за стены скоро, а ребенку не в чем.
— А кого же? — малышка раскрыла глаза широко. — Та девочка вона как быстро убежала!
— Наказания, — мужчина достаточно скуп на ответы, хотя дает их всегда. Исключением становятся глупые вопросы новобранцев, ответ на который они и сами могут придумать.
Солнце вновь медленно затягивали грозные тучи, серые, как грязная вода. От того обоим становилось не по себе. Будет чудно, если в день вылазки дождя не будет. А проблем и без него хватает. Вытаскивать лошадей из грязи, самим падать в нее, подскальзываясь — не лучшая перспектива. А плащи, что фактически должны спасать от любой напасти, почти бесполезны. Уже через десять минут ливня их можно выжимать, или использовать как половую тряпку. Многие выбрали бы первый вариант, хотя лучше от этого не становилось. И разведчикам приходилось идти дальше, слепо следуя за Эрвином, потому что туман настигал, командора увидеть было можно только вблизи.
Если Леви думал о будущем, по крайней мере старался делать это, Пенелопа смотрела в окно и видела прошлое. Буквально первая ночь, когда около не не было
никого. Неспособная боле реветь, девочка сидела в шкафу, укрывшись одеялом и тупо смотрела в пол. Темно, но уж точно не страшнее, того, что мама уже не мама, ибо не пришла. Пенелопа звала ее, надорвала голос так сильно, не смея и слова сказать следующую неделю, а
мама не приходила. Отец, к слову, тоже. Девочка часто бегала на озеро, далекое, и намного более страшное в эти дни. Папы не было нигде. И лишь лебеди, покорные птицы, плескались там, напоминая о былых днях. Ей тогда хотелось утопиться прямо в этом озере, лишь бы
ХОТЬ КТО-ТО пришел. Никто, вообще никого. Даже живности в лесу стало меньше.
Но сейчас с ней были люди. Целых три человека, которые заботились о ней. Пусть не как о любимой дочери, но это куда лучше одиночества. Хотя, Ханджи часто напоминала ей мать.
И Пенелопе это не нравилось.
В просторной комнате, которая была нисколько богато, сколько красиво обустроена, специально для гостей, (ведь разведка — такое замечательное место! Приходите, сука, все!), уже стояла та самая женщина. Ее пальцы, морщинистые и некрасивые, явно давно не держали иглу. Она явно была начальницей, при том жестокой и беспощадной. Это можно было узреть в ее глазах, смотрящих на всех сверху вниз. Даже на самого Смита.
— Нельзя было скорее? — Беатрис было хотела высказать все, что накопилось за три минуты ее ожидания, но Аккерман пресек все попытки.
Тогда женщина выгнула спину, даже слишком сильно, а потом гневно нахмурила свои глаза, отчего появились морщины.
— Будьте добры выйти, — сказала женщина возмущенно.
А Леви и не думал оставаться, хотя не хотел бросать девочку наедине с этой женщиной, особенно, когда чертенок смотрела на него такими молящими глазами, как бывают у бродящих котов и собак. (Просто помоги мне!).
— Я стою у двери, — предупредил он Беатрис, пусть та не совсем и дура, чтобы не понять это. Скорее слова были для Пенелопы, хоть та и не заметила.
Первым Беатрис хотела напялить на девочку пышное платье, точно по ее эскизам, но сдержалась и приказала малышке надевать форму.
Какое умиление. Пенелопа в такой маленькой одежке, но точно, как у разведчиков. Курточка по пояс, плащик зеленый, даже сапоги по колено, хотя ей можно было и обычные оставить. Девочка посмотрела на себя в зеркало завороженно, подумав наверняка, как сильно она походит на всех тех людей, с кем сейчас общается. Но выглядело это все равно немного глупо, ибо, Святая Сина, зачем наряжать детей в форму?
Аккерман чувствовал себя странно. Первое, что уложилось в его голове — он на странной примерке, а от его голоса зависит многое. А второе, с чем он никак не мог смерится, девочка с «крыльями свободы» на плече. Маленькими, ей по размеру. В голове Леви сразу всплыли не лучшие воспоминания, о которых пора бы забыть. Но он не может.
А малышка в этот момент вертелась перед зеркалом неохотно. Не очень ей нравилось это занятие. Можно наряжать кукол, шить им одежду, но уж точно не себе. Зачем? У нее же есть чудесное платье!
— Все по размеру, — женщина надела капюшон на голову девочке, от чего та и вовсе завизжала.
Леви искоса глянул на Пенелопу.
После формы был набор разных платьев, в которых Аккерман, будем честны, вообще не разбирался. И почему сюда не позвали кого-то более компетентного? Ну, сидит одежда на ребенке. Двигается Пенелопа нормально, бегает. Значит, все хорошо?
Это занятие уморило не только Беатрис, что под конец выглядела еще хуже, чем обычно, но и Пенелопу, которой хотелось спать, есть и играть одновременно. Нытье по поводу скуки не прекращалось, покуда Аккерман буквально из рук в руки не передал ребенка Ханджи, со словами: «Разбирайся».
Но день его от того лучше не стал.
Он шел к Эрвину, иногда делая замечания бойцам, что так и не закончили свою работу. Неужели им недостаточно было полдня?
Очередной скрип двери, (пора бы ее уже смазать), и Леви оказался в кабинете Эрвина. Знакомая, приятная комната. Он всегда мог узнать ее из тысячи, нежели Пенелопа, которая в ней видела образец.
Чай уже стоял на столе, маня приятным ароматом и горячим паром. Леви сел напротив Смита, и только через минуту взял кружку в руку, странно обхватив ее. Ибо кружки он держал не как обычные люди, за верхнюю ее часть.
— Смотрю, не стоило тебя просить, — Смит усмехнулся, но потом улыбнулся нормально. — Беатрис страшная женщина.
— Пенелопа тоже не сахар, — подтвердил капитан, устало откинувшись на спинку стула.
— Не сомневаюсь. Если говорить о ней, как о солдате, — закончить мысль Эрвину не дали.
— Даже говорить, как о солдате не получится. Смит, ей шесть лет, она блядские дома с котами рисует.
Некое молчание наполнило комнату, и лишь гроза, такая далекая, разряжала обстановку.
— И все же ей придется повзрослеть рано или поздно, — Эрвин опустил голову на стол, но потом вновь поднял взгляд на Леви.
— Тебе нужно чаще с ней разговаривать. В основном она делает лишь то, что хочет, — мужчина был серьезен.
— Но так или иначе, сегодня она вполне радостно носилась с тряпкой по корпусу, — командору никак не хотелось верить в то, что этот ребенок безнадежен в плане миссий, и на нее нельзя положиться. (Главное понять,
как ее попросить).
В какой то степени он был прав. Пенелопа — честная и добрая. Она не умеет врать, вполне осознанно признает вину. Но только она еще ребенок. Может, если бы девочка не прожила год в одиночестве, была бы еще большим чадом, не смеющим взять на себя и малейшую ответственность.
Но она
была одна. И не зависела не от кого, кроме себя. Выжила. К превеликому горю, смерть обошла ее стороной, оставив после себя лишь кошмары, к котором невозможно привыкнуть. Они поражают Пенни все больше. Ибо страшнее и страшнее становится их видеть, хочется совсем не засыпать, а объяснить на словах это не получается. Так что она покорно старается заснуть. И как только глаза ее закрываются, Умереть начинает стучать в окно. Девочка знает, видела, что это ветки стройной ели, но попробуй докажи это воображению, разыгравшемуся не на шутку. Правда, глаза открывать все равно нельзя, Леви будет не рад, а она не хочет доставлять ему неудобств.
Хотя, она сама по себе неудобство, которое несет за собой и хорошее.
Спи, дитя мое, усни
Сладкий сон к себе мани.
В няньки я к тебе взяла
Ветер, солнце и орла.
