Золушка

      Антон дверь открывать боится. Смотрит неотрывно на своё отражение в зеркале, вцепившись пальцами в холодный бортик раковины, и дышит тяжело. Сердце настукивает, внутри всё сжимается, в голову жар даёт, страх какой-то окутывает. Парень и сам толком не понимает, откуда взялось такое волнение. Арсений, может, вообще ни о чём не догадывается. Хочет там… спинку ему потереть? Хотя, кого он обманывает. — Антон?       Шастун вздыхает, наспех обматывая полотенце вокруг бёдер и прикрывает наготу. Чего уж неизбежное оттягивать. С другой стороны, все же люди разговаривают? Так ведь проблемы и решаются? Разве нет? Но сколько бы примерных диалогов с Арсением парень у себя в голове не выстраивал, по итогу складываются они совсем иначе.       Антон с минуту смотрит на ручку двери, буквально заставляя себя повернуть защелку, и делает пару шагов назад, упираясь спиной в корпус стиральной машины. Арсений выглядит озадаченно, и это пугает парня ещё больше. Он не знает, чего ожидать. — Что случилось? Я больно сделал?       Шастун хмыкает и медленно качает головой. Признаваться он не хочет. Казалось бы, ничего не произошло, такая дурость, основанная на его собственных эмоциональных барьерах, а почему-то всё равно душно. — Просто так глаза красные? — А ты просто так сюда Серёжу привёз?       Парень говорит без упрёка, но выглядит это именно так. Антон попросту не находит другой темы, чтобы отвлечь своё внимание от прожигающего в нём дыру «люблю». — В этом вся проблема? — Попов прижимается спиной к двери, щёлкая костяшками пальцев. В любой другой момент он, может, и поверил бы, но не сейчас. Антон разревелся именно после секса, и эмоции эти были далеки от позитивных. — Помнишь, я обещал тебе правду, какой бы она ни была? Я хочу от тебя того же. Хочу четко осознавать, комфортно тебе или нет, приятно или больно. Хочу знать причины твоих резких спадов настроения. Тебя, блять, знать хочу, — Арсений замолкает, оглядывая парня, нервно теребящего пальцами край полотенца, а после качает головой. — А про Серёжу… ничего не случилось. В последнее время я с ним практически не вижусь, не хочу отстраняться ещё дальше. Думал хорошо провести время с вами обоими, ты ведь ему нравишься. Ему общения не хватает, он только Наташу видит, Николая, да и меня иногда. Разве это нормально? Я не думал, что ты так отреагируешь. Извини.       Антон хватает ртом воздух и поднимает взгляд к потолку, пытаясь сдержать слёзы. Ему уже не страшно, не неловко, ему стыдно. Он обо всём успел подумать, только не о хорошем. Везде подвох искал. Не мог даже предположить, что всё так окажется. — Прости, — одними губами шепчет он, — нет, Арс, нет, я хочу проводить с вами время, я просто… — Напридумывал лишнего, я понял.       Антон утвердительно трясёт головой, вытирая глаза тыльной стороной руки и натянуто улыбаясь. Шастун уверен, что сейчас со стороны он выглядит жалко. Уже взрослый парень, ревущий в ванной, неспособный высказаться и рассудить здраво, перекидывающий темы, чтобы уйти от неприятного ему самому вопроса. Он не понимает, как Арсений с ним вообще до сих пор контактирует.       Антон невольно задерживает дыхание, когда Попов подходит ближе. Мужчина не спрашивает, молча приподнимает парня за бёдра и усаживает на край стиральной машины. Шастун прикрывает глаза, чувствуя скользящие по его щеке тёплые подушечки пальцев. Он едва ли не льнёт к чужой руке, просто наслаждаясь моментом. Возможно, такой ласки ему и не хватает. В какой-то момент парень даже успевает обрадоваться, что разговор на этом закончился, и тихо охает, когда пальцы на его подбородке сжимаются, заставляя приподнять голову и смотреть мужчине в глаза. — Тош, что случилось после секса? — голос тёплый, совсем не строгий.       Попов руку не убирает, внимательно вглядываясь в бегающие из угла в угол зелёные глаза. Сейчас перед собой он видит совершенно другого Антона, с одной стороны, такого нежного и домашнего, а с другой — отстранённого и запуганного. — Ты сказал, что любишь меня. Случайно, я понимаю… — Тебе было неприятно это слышать?       Антон бессилен. Хочется убежать и зарыться куда-то, но все, что он может — прикрыть глаза, потому что отвернуться ему всё ещё не позволяет чужая рука. Скопившиеся в уголках глаз слёзы предательски скатываются по щекам, не оставаясь незамеченными. Парень дрожит. Он очень хочет сказать, что приятно, что в глубине души мечтал бы слышать это постоянно, но сложившуюся ситуацию Антон осознаёт прекрасно. И со стороны Арсения подтверждение его слов будет ложью. — Успокойся, — Попов крепко прижимает мальчишку к себе, протискиваясь в промежуток меж его ног и укладывая руку на светлую макушку. — Давай просто подумаем вслух. Будь ты мне безразличен, находился бы я сейчас здесь, с тобой? Или ты? Ну?       Мужчина покрывает тонкую шею парня поцелуями, до сих пор чувствуя едва ощутимые содрогания тела в всхлипах, и раз за разом проводит языком по солоноватой коже. Знает прекрасно, что в словах погорячился, тепла какого-то почувствовать захотел, а сейчас отрицать сказанное бессмысленно, заденет парня лишь больше. — Это мой выбор, не твой. Не стоит об этом беспокоиться.       Глупо, наверное, но полностью принимает данный факт Арсений только сейчас. Практически все ситуации, связанные с Антоном, не были случайностью, не были желанием парня, все они были результатом его личного выбора, расстановкой его приоритетов. Начиная с самой первой встречи, когда он в более углубленной форме искал информацию на мальчишку, со дня, когда стал дарить Антону подарки, хотя вполне мог бы этого не делать, с моментов потакания советам Серёжи, ведь тогда он сам хотел, чтобы друг озвучил их, потому что думать о подобном ещё боялся, и заканчивая тем, что сейчас, как и в прошлые разы, по итогу он предпочёл Антона. — Я не психолог, красиво говорить не умею и убеждать, наверное, тоже, но я чувствую, что там, — Попов легонько тычет пальцем в грудь Антона, — есть что-то, что мешает тебе жить так, как ты хочешь. И я хотел бы помочь, только вот, увы, работа это двусторонняя. Пока ты молчишь, ничего сделать я не смогу.       Арсений грустно улыбается. Он, к сожалению, сам из тех людей, которые частенько задумываются о других больше, чем о себе. Разбираться с чужими проблемами, не в силах решить свои? Пожалуйста… Только вот Антон — уже не чужая проблема. Мужчина боится подолгу смотреть в зелёные глубокие глаза, он в них тонет, с каждым разом погружаясь всё глубже. И если Арсений сдерживать свои эмоции научился, то Антон — маленький кусочек урагана, такой искренний и легко читаемый.       Попов не разнимает объятий около десяти минут, позволяя парню удобно устроиться на своём плече, а позже всё же отрывается, легонько щёлкая страдальца по порозовевшему кончику носа. — Как насчёт горячего шоколада?       И Антон невольно улыбается, вспоминая первую ночь в этой квартире, когда из перечисленных напитков он выбрал шоколад. Арсений запомнил, это приятно.

***

      Арсений лежит на диване, практически не глядя на экран телевизора, и с какой-то теплотой в душе наблюдает за игривой борьбой между Серёжей и Антоном за попкорн. Таких вечеров дома он уже даже не помнит. Да, ездили куда-то, ходили на мероприятия, в кино, а после возвращения всегда какая-то обыденность и скука: Наташа всегда уставала и шла отдыхать, ребёнок оставался под присмотром гувернантки, а он, Арсений, шёл в кабинет и сидел за бумагами до глубокой ночи, не зная, чем себя ещё занять. Может, оно всё было и к лучшему, бизнес развивался, прибыль увеличивалась, только вот отношения в семье стояли на месте, постепенно и вовсе сходя на нет. С Антоном же по-другому всё, он — раскрывающееся второе дыхание, его личный спасательный круг в море рутины.       Попов прекрасно помнит то время, когда всё было хорошо. Год после свадьбы и год после рождения сына — вот они, те моменты, в которых он запомнил жену совсем другой, хрупкой и нежной. Он и сам тогда едва ли в воздухе не парил, насколько легко себя чувствовал. Любил. Действительно любил. Всё готов был для семьи сделать. А вот потом… Хотел бы сказать, что жизнь иначе распорядилась, да только вот распорядилась не она, а он сам. Мог лишний раз инициативу проявить, мог романтику вернуть, но отстранился, закрылся, в работу с головой ушёл, ища там спасения от повседневных проблем.       Арсению больно осознавать, что сейчас он возвращаться в ту среду не хочет. Насколько он от жены отдалился — сам представить боится. Не будет уже все, как раньше. Будет только хуже. Не чувствует мужчина притяжения и ко второму ребёнку, будто он лишний, будто чужой. Странные все эти чувства, поглощающие. Одно понятно — нужно ждать. По-другому сейчас не получится. А Антон ждать не умеет, не научился ещё. Парню хочется быстрее, хочется всё и сразу, и Арсений это видит. В его возрасте сам таким был. Но отдать ему себя целиком и полностью мужчина не может, нет ни времени, ни возможности.       Попов отрывается от размышлений, украдкой поглядывая на парня. Серёжа, забрав сладость, успокоился, уселся в ногах высокого друга, и не оторвёшь его от телевизора теперь, да и Антон не лучше — смотрит, приоткрыв рот, моргать забывает. Арсений улыбается и качает головой. Такие дети. — А спать не пора? — спрашивает мужчина, приподнимаясь и дотрагиваясь до плеча сына. — Па, конец!       Попов смеётся и снисходительно машет ладонью. Вернувшись к спинке дивана, Арсений осторожно пропускает руку в промежуток между подушкой и спиной парня, и притягивает Антона к себе, пробираясь пальцами под тонкую футболку. Мужчина улыбается, чувствуя, как его руку поверх накрывает чужая ладонь, и замирает, наконец переключая внимание на фильм.       Такая череда событий за день выматывает, в какой-то момент Арсений даже прикрывает глаза, но быстро приходит в себя от шевелений рядом. На экране титры, надо бы уже ложиться потихоньку. — Иди, я ему постелю.       Попов ушам своим не верит, но в комнату Антона всё же уходит. Открывает форточку, включает телевизор, больше для фона, чтобы его было едва слышно, расправляет кровать и раздевается. Неужели так люди каждый день и живут? Приходят домой с работы, сами готовят, проводят вечер с детьми, а в выходные беззаботно катаются по магазинам? Арсений хотел бы так пожить какое-то время.       Антон задерживается с Серёжей надолго, Попов успевает подумать, что парень и вовсе там спать решил остаться, но, увидев объект своих размышлений в дверях, успокаивается. — А я тебя ждал.       Шастун фыркает, улыбаясь, а после заползает на свободное место кровати, пряча ноги под одеяло. — Целоваться будем. — Это вопрос? — Антон поворачивается на бок, укладывая голову на подушку, и щурится от яркого света телевизора. — Утверждение. — Тогда будем.       Парень неотрывно вглядывается в лицо Арсения, ожидая от него действий, и заблаговременно приоткрывает губы, инстинктивно двигаясь ближе к мужчине. Попов тихо хмыкает, а после удобно устраивает руку на тонкой шее парня, дёргая его на себя. Стук в дверь настрой полностью сбивает, Антон дёргается, тут же подскакивая на ноги. — Мне там страшно, — Серёжа зевает и плетётся к отцу.       К своей комнате мальчишка привык, а вот новая оказалась загадкой. — Иди сюда, — Арсений хлопает ладонью по матрасу, переводя взгляд на Антона. — И ты тоже.       Шастун непонимающе хлопает глазами, не двигаясь с места, но мужчина машет рукой повторно, и подойти всё же приходится. Арсений давит на бёдра, заставляя присесть, а после и вовсе укладывает парня на кровать следом за Серёжей. — С нами не страшно?       Мальчишка качает головой и, забрав одну из подушек, удобно на ней устраивается. — Арс, я могу у него поспать, останетесь здесь. — Не можешь.       Антон тяжело вздыхает и поворачивается на бок, стараясь не занимать собой много места. Парень едва не вскрикивает от неожиданности, чувствуя на своём животе руки. Глубоко вздохнув, Антон укладывает голову на край второй подушки, и прикрывает глаза. Арсений дёргает одеяло выше, накрывая себя и парня по плечи, и утыкается носом в шею Антона. — Всё, спи.       А Антон спать не хочет. Как в таком положении вообще можно заснуть? Перед ним лежит ребёнок, которому выделили едва ли не большую часть кровати и собственное покрывало, а сзади к нему всем телом прижимается Арсений. Это вообще нормально со стороны выглядит? Да, в походах так семьи спят, когда-то и в гостях, но не сейчас же, когда другие комнаты свободны.       Парень лежит, не двигаясь, в надежде уйти чуть позже. Дети же быстро в основном засыпают, да? Антон опять горит. Вот почему Арсений такой? Что Серёжа потом рассказывать будет? «Мы с папой и дядей Антоном смотрели фильмы, а потом вместе спали?». Так и до обвинений определенного содержания недалеко.       Шастун закусывает внутреннюю сторону щеки, чувствуя влажный поцелуй на своей шее. Это уже точно за гранью нормального. Да, родители при детях, может, и целуются (благо больше Арсений ничего не делает), но не так же, в конце концов, не так.       Антон морщится и толкает мужчину плечом, оказываясь лишь ближе к нему прижатым. Для парня время, кажется, вообще остановилось. Он чувствует лишь руки на своём теле, передвигающиеся с живота на бёдра и обратно, и дышит ртом, раскрыв губы. Тихо, да, он сам ни единого звука не слышит, но упирающийся ему в ногу член ничего хорошего явно не предвещает. Парень ёрзает, с трудом дотягивается и шлёпает Арсения по ноге, на что тот лишь крепче в него вжимается. — Пошли, — едва уловимый шёпот над ухом, и вот Антон уже медленно сползает с кровати. — Иди пока.       Парень, стоя у двери, оглядывается, а после выходит в коридор, прижимаясь к стенке. Арсений выходит следом, тут же беря его за руку и ведя за собой в ванную. — Хочу тебя. — Арс, это пиздец, — Антон жмётся к злосчастной машинке, на которой он уже сегодня успел посидеть, и отводит взгляд в сторону. — Ты нагло меня лапал, а я ничего не мог сделать, потому что рядом лежал твой сын. Нормально вообще? — А стоит у тебя так, потому что я лапал или всё же из-за того, что кто-то лежал рядом, и тебя это заводило?       Антон вспыхивает, спешно прикрывая выделяющийся сквозь шорты бугорок руками. — Я… — Ты, — Попов подходит ближе, вжимая собой парня в корпус машинки. — Люди и в однокомнатных квартирах живут. Думаешь, восемнадцать лет обет по ночам держат? А я тебя, можно считать, вообще просто обнимал. И не говори, что не понравилось.       Парень замолкает и выгибается в пояснице, всё ещё не поднимая взгляда. Рука Попова быстро пробирается под шорты, отгибая резинку трусов и ныряя внутрь. Антон прикрывает глаза и опирается на стиралку, не желая больше спорить. Громкость всё же нужно поубавить, и парень закусывает губу. — Да ты прямо сейчас кончить готов, маленький извращенец. Меня ещё упрекаешь.       Голос у Арсения тихий, хриплый, Антон толкается в чужую руку, руками обвивая торс Попова. Цепляет ногтями кожу, прикусывает чужое плечо. Арсений лишь ухмыляется, стоит, не двигаясь, и просто позволяет в буквальном смысле трахать свою ладонь. Парень торопится, хотя делать это незачем, спешит куда-то, ускоряясь и хныкая, а после изливается в собственные трусы, которые с него Арсений стянуть даже не успел. — Твоя очередь.       Попов хватает парня за шею, приподнимая его голову. На такого Антона смотреть одно удовольствие: глаза мутные, рот приоткрыт, мышцы лица полностью расслаблены. — Давай на коленочки.       Парень хмыкает, все ещё приходя в себя, а после послушно опускается. Стягивает с мужчины трусы и смотрит снизу вверх, оттягивая момент. — Ротик, Тош, ротик.       Антон и сам не против, только вот дыхание ещё не восстановилось. Он практически невесомо касается рукой чужого члена, проезжаясь по стволу ладонью, и шумно сглатывает. Парень облизывает губы и тянется вперёд, погружая головку в рот. Играет языком с уздечкой, скользит ниже, сразу же возвращаясь обратно. Но Арсений играть не даёт, сам толкается, опуская руку на макушку и цепляясь пальцами за светлые волосы. Антон запрокидывает голову назад, на всякий случай придерживаясь рукой за чужую ногу, и едва слышно хрипит. Много Арсения слишком, не привык он ещё. Но то ли сама ситуация, то ли день каких-то перевозбуждений играют на руку, и мучаться долго Антону не приходится. — Смотри на меня.       Парень послушно поднимает взгляд вверх и широко открывает рот, высовывая язык наружу. Антон вкус спермы чувствует впервые, та перемешивается со слюной, и парню кажется, что много её, даже слишком много. Он полностью опускается на пол, сглатывает, а после вытирает указательным пальцем уголок рта. — Ты бы знал, как сейчас выглядишь…       Парень хмыкает, а после поднимается на ноги, стягивая с себя липкие трусы и включая тонкую струю воды в кране. Чёрт, как же всё-таки быстро стираются моральные границы. Вроде и против был, и осуждал, и стыд брал, а сейчас вон как оно, приятно.       Антон улыбается, когда в дверную щель ему подсовывают чистое белье. Запрыгнув в него, парень потягивается и зевает. Знает прекрасно, что сейчас заснёт мгновенно, а потому быстро улепётывает с места разврата, едва ли на ходу глаза не прикрывая.       Арсений укладывает его на кровать, падая рядом, и тихо смеётся. Вот и снова их переселили, благо на этот раз — в комнату, а не другую часть города.       Мужчина притягивает парня к себе, заботливо накрывая его одеялом, и целует в затылок. — Спокойной ночи, Тош.