Золушка

      В машине тихо, слышны лишь редкие гудки на перекрестках и собственное дыхание. Антон вглядывается в многочисленные огни города за окном, в лампы гирлянд, которыми украсили здания и витрины магазинов к новогоднему празднеству, в крупные хлопья снега, которые практически не успевают оседать на лобовое стекло, и невольно расплывается в улыбке. Новый год для него всё ещё любимый и невероятно атмосферный праздник. Парень всегда с головой погружался в предновогоднюю суету и искренне не понимал людей, которые до последнего не отвлекались от прочих дел и забот, направляя всю свою энергию в неправильное, на его взгляд, русло. — Арс, а ты купишь мне ёлку? Шарики там, дождики всякие? Гирлянду? Хочу, чтобы дома тоже красиво было.       Арсений на мгновение отвлекается от дороги, разворачиваясь в сторону парня, и широко улыбается, обнажая ровные зубы. — Считаешь, что уже пора? — Пора, конечно, времени-то осталось всего ничего.       Мужчина поджимает губы, качает головой и усмехается. До какого-то момента он тоже любил Новый год, трепетно ждал его и всегда надеялся оставить нерешенные проблемы в прошлом. До сих пор помнит огромные пышные ёлки, которые приходилось заказывать в гостиную заранее, потому что где-то на улице их было невозможно найти, яркие коробки у массивной кадки и фигурное напыление на окнах. Всё изменилось три года назад, когда Наташа потеряла к празднику интерес: девушку раздражали постепенно осыпающиеся с живого дерева иголки, яркая мишура и растаскиваемые по всему дому Серёжей игрушки. С того момента они начали ходить по площадям, городкам и платным детским мероприятиям только для того, чтобы порадовать сына. Исчезла и загадочность подарков: никаких сюрпризов, обычная покупка в магазинах того, на что укажет кто-то из членов семьи, и всё. Арсений не спорил, все были довольны, и ему этого хватало, но должный огонёк постепенно гас. — Тогда купим и украсим вместе, — соглашается мужчина и, поймав на себе горящий взгляд, усмехается. Счастье — вот, чем веет от парня, и не впитать частичку этого счастья в себя невозможно. — Кстати, насчёт твоих родных. Ты вроде хотел пригласить их к себе, не передумал ещё?       Антон замирает, судорожно вспоминая, когда говорил об этом Арсению, и, вспомнив, заливается краской. Да, он действительно когда-то строил такие планы, но теперь в их разумности засомневался: если врать по телефону получается неплохо, то при личной встрече долго выстраиваемый им пазл нормальной жизни может начать рассыпаться, а сказать хоть какую-то часть правды Антон не решится. Если на билеты деньги он вполне мог заработать, то вот на другие вопросы ответить будет непросто. Только одна квартира с дорогой отделкой и техникой вместо съемной комнаты явно на них натолкнёт, а про остальное парень даже думать боится. — Как ты вообще об этом вспомнил? — Да я и не забывал, честно говоря, — Арсений ведёт плечом и, включив поворотник вслед за впередистоящим лексусом, отвлекается на телефон, всматриваясь в текст входящего сообщения. — Если всё получится, мне просто нужно будет найти время, чтобы помочь тебе их встретить и довезти. В конце концов, решить вопрос с Наташей, потому что к вам я её точно не потащу. Серый «Твой сын — маленький манипулятор. Можете не торопиться». — То есть ты хочешь праздновать с нами?       Антон не обращает внимания не изменившегося в лице Попова, внутри у него вдруг что-то обрывается, красочная атмосфера за окном вмиг перестаёт быть интересна, а перспектива хорошего праздника и сопутствующие ей фантазии улетучиваются. Парень вжимается в спинку сидения и в полном недопонимании приподнимает одну из бровей. Всё то, о чём он в страхе успел подумать минутой раньше, мужчина решил озвучить и окончательно подтвердить этим возникшие опасения. — Ну, а с кем ещё мне праздновать? С тобой, конечно. — А ты не подумал, как на это моя мама отреагирует? — Шастун старается сохранить спокойствие, но сердечный ритм предательски ускоряется, устраивая в организме американские горки. — Не думаю, что она будет сильно против присутствия твоих друзей. Мне приходилось пару раз с ней разговаривать, на слух приятная интеллигентная женщина. — Пару? — воздух в лёгкие перестаёт поступать, а ремень безопасности, который парень нацепил на себя, будучи не до конца уверенным в том, что после выпитого бокала вина мужчина никуда не въедет, начинает душить. Антон прекрасно помнит, с каким трудом ему далось прошлое общение с мамой на тему загадочного друга, и повторять его совсем не хочет, тем более, что в прошлый раз он так ничего и не объяснил. — В смысле пару, Арсений? — Случайно вышло. Дело в том, что, когда я ответил на её звонок с твоего телефона, с него же скинул ей свой номер телефона, сказав, что в случае чего она может мне позвонить, а сообщение удалил, чтобы ты не начал переживать раньше времени. Не думал, что до этого вообще когда-нибудь дойдёт, решил перестраховаться, но, видимо, твоя мама решила, что мы с тобой хорошо общаемся, и я могу ей что-то о тебе рассказать. Она позвонила чуть позже, переживала насчёт твоего образа жизни и работы. Ну, я и рассказал, что смог. — И что же ты смог?       Антона охватывает паника. Мама не звонила уже очень давно, да и он сам всё никак не решался её набрать. Не значит ли это то, что она узнала что-то лишнее и забыла о его существовании? — Правду. Что ты когда-то устроился ко мне на работу, а позже мы нашли общие интересы и начали общаться. А ещё то, что именно я сдал тебе жилплощадь, и теперь мы в ней иногда трахаемся.       Арсений замолкает, заворачивая в нужный двор, и, не успев припарковаться, заливается громким смехом. Чувствует, конечно, долю вины за то, что не рассказал раньше, но и отказаться от шутки, чтобы разрядить обстановку, не может. — Видел бы ты сейчас своё лицо. Конечно же, я такого не говорил. Ответил ей, что у тебя всё хорошо, ты умный и ответственный мальчик, а я твой друг. Она поблагодарила меня и попросила иногда за тобой приглядывать. Вот и всё. — Идиот! Я чуть из трусов не выпрыгнул.       Антон тихо матерится и, покачав головой, опускает окно. Холодный воздух отрезвляет, и выдыхает он уже спокойно. Полученные эмоции не описать словами, в мыслях до сих пор проносятся все известные молитвы. — Не переживай, я помогу тебе их снять чуть позже, — Арсений ухмыляется, заезжает на парковку и, вырубив двигатель, садится удобнее, разворачиваясь лицом к до сих пор бледному парню. — Пока что можно не выпрыгивать. Но если так сильно хочешь, конечно, можешь и сейчас, я не буду против. — Ты понял, о чём я, — бурчит Шастун и отстёгивает ремень. — Хорошо, больше не буду. Позволишь мне перед тобой извиниться? — И каким же, стесняюсь спросить, образом? Трахнешь меня прямо здесь? — Отсосу.       Парень теряется, поворачивается к Арсению, с губ которого не сходит улыбка, и непонимающе хлопает глазами, размышляя, серьёзно ли тот говорит или продолжает издеваться. — Быстрее думай, второй раз предлагать не буду.       Отогнав от себя сомнения, Антон сглатывает начинающую скапливаться во рту слюну и кивает, тут же отрицательно мотая головой. — Стой. Мы же к Серёже торопились. — Скажем так, ситуация несколько изменилась, и теперь мы уже никуда не торопимся. — Тогда не откажусь. — Вот и замечательно. Снимай штанишки, куртку и опускай назад спинку кресла.       Парень тянется к собачке на молнии куртки, быстро снимает её, откидывая назад, оглядывает сидение, не до конца соображая, куда и как оно должно опуститься, и просит помочь, обиженно сопя на тихий смех. Успокаивается только тогда, когда спинка принимает горизонтальное положение, а Арсений нависает над ним, замирая напротив лица. Мужчина не ждёт, напористо целует, кусает за губы, вынуждая открыть рот полностью, и толкается языком глубже. Антон не сопротивляется, впускает пальцы в тёмные волосы на макушке Арсения, ловит нотки дорогого парфюма и полностью растворяется в реальности.       Когда влажные поцелуи плавно перетекают на щёки, мочки ушей и шею, Шастун прикрывает глаза, и тут же распахивает их, чувствуя, как губы с языком сменяются сжимающимися на коже зубами. — Арс, ну не разукрашивай меня хоть раз, пожалуйста. — Я чуть-чуть, — Арсений отстраняется, зализывает ребристые следы, перемещается на другой участок шеи и, поставив пару отметин, довольно урчит. — Хочу, чтобы все видели, что ты занят мной. — Тобой? Ты имя своё там высосал? — Единственным, что я сейчас высосу, будет… — Заткнись! — парень смеётся, прикрывая лицо ладонями, и смущается ещё больше, чувствуя, как ширинка на штанах расстёгивается, а под трусы забирается прохладная рука. — И закрой окно, холодно становится.       Арсений выполняет обе просьбы, молча возвращается на прежнее место, оттягивает резинку на белья, спуская его ниже, и склоняется над привставшим членом, на ходу облизывая губы. Обводит кончиком языка головку, медленно погружая её в рот, играет с уздечкой и опускается ниже, обхватывая член ладонью у основания. Увлажнив весь ствол слюной и выпустив его изо рта с характерным чмоком, мужчина на мгновение отстраняется, бросая на парня взгляд исподлобья, и начинает медленно двигать вверх-вниз рукой, попеременно сжимая пальцы то сильнее, то слабее. Быстро добившись полноценного возбуждения, Арсений ловит языком капельку смазки с головки и насаживается глубже, перемещая ладонь на яйца. Сжимает их, перекатывает в руке, и продолжает скользить губами по члену.       Антон, чувствительность которого взлетает до предела, местами забывает, как дышать. Парень неосознанно задерживает дыхание, хрипло выдыхает раз в десять секунд и гортанно стонет, когда кончик чужого языка утыкается в уретру. — Не… не делай так больше. — Не любишь острые ощущения? — Попов хмыкает, сглатывает лишнюю слюну и, не дожидаясь ответа, едва ощутимо касается плоти зубами. — Совсем охуел?! — Антон дёргается, приподнимаясь на локтях, но тут же об этом забывает, теряясь в ощущениях, когда член полностью оказывается в теплом рту.       Каждое движение головы выбивает стон, парень не ложится обратно, впускает пальцы в волосы Арсения и тянет за них, вовлекая в удобный для себя темп. Мужчина не сопротивляется, ему нравится реакция Антона, нравятся звуки, разлетающиеся по машине, и вкус слабосолёной смазки, которой с каждым погружением становится всё больше, тоже нравится. Вновь выпустив член изо рта, Арсений облизывается и фокусируется исключительно на головке, втягивая ее в имитируемый вакуум. Водит языком из стороны в сторону, рисует незамысловатые узоры, скользит по венчику, по выступающим пульсирующим венкам, и пытается сдержать улыбку, когда, спустя несколько минут подобных манипуляций, колени парня начинают мелко подрагивать.       Не останавливаясь, он дотягивается до руки Антона и переплетает его пальцы со своими. Парень стонет протяжнее, закусывает внутреннюю сторону щеки и напрягается, чувствуя приближающийся оргазм. — Пиздец, — выдыхает он, всё ещё не отпуская руку мужчины, и запрокидывает голову назад, вытирая свободной кистью выступившие на лбу капли пота. — Ты бы хоть сплюнул. — Не-а, — Арсений смеётся и возвращается в нормальное положение, разминая затёкшую шею. — Всё, что добыл — моё. — О боже, лучше бы я промолчал, — умиротворенно развалившись на сидении, Антон натягивает джинсы обратно, застегивает ширинку и морщится. — Ты сам-то как там? Могу отработать должок.       Попов приподнимает бровь, переводя взгляд на свой собственный член, оттянувший ткань брюк, и отрицательно мотает головой. — Ночью отработаешь, сейчас пойдём уже. — И как же я отработаю? — парень хитро улыбается, потягивается напоследок, окончательно приходя в себя, и переползает на задние сидения за верхней одеждой. — Не подскажешь? — Подскажу. Своей маленькой красивой попкой отработаешь.       Забрав протянутое пальто, Арсений накидывает его на плечи, не желая одеваться долго, и выходит из машины. Антон догоняет быстро, останавливается уже у двери парадной и подставляет лицо под падающие хлопья снега, успевая задуматься о том, по какой причине они оставили бутылку с оставшимся в ней вином в номере, потому что он бы её сейчас с радостью допил.       Парень притормаживает на первом этаже, опирается на широкие перила и, запрыгнув на них, подзывает к себе Арсения. Отпускать мужчину без награды не хочется, и Антон быстро прижимается к нему вплотную, разводя ноги шире и пропуская его в получившийся между ними промежуток. — Котёнок, я с тобой до квартиры вообще дойду сегодня?       Попов тяжело вздыхает, чувствуя, как по шее скользит влажный язык, и прикрывает глаза. Напряжение в паху ещё не спало, а поза, в которую его поставил парень, дальнейшему успокоению явно не способствует. Арсения осеняет быстро, он тихо смеётся, ощущая на коже интенсивное покалывание, и шлепает Антона по бедру. — Затеял всё это только для того, чтобы мне отомстить? Молодец, я даже сразу и не понял.       Шастун сдерживает улыбку, радуясь, что запрет на засосы со стороны Арсения, кажется, себя изжил, и слишком уж увлекается, не переставая втягивать в рот кожу в рандомных местах. — Тош, уже больно. — Я закончил, — Антон отстраняется, любуясь результатом своих художеств, и поднимает голову, натыкаясь на помутневший взгляд. — Теперь ты тоже красивый. — Красивый, говоришь? — Да, — парень кивает, стараясь всячески проигнорировать существование упирающегося во внутреннюю часть бедра стояка, и широко улыбается. — Тебе понравится. — Не сомневаюсь, — Арсений подаётся вперёд, вновь накрывая мягкие губы своими, но, услышав приближающийся шум, отступает.       Антон хихикает, спрыгивает с перил и без особого интереса устремляет взор на лестницу. Однако, когда источник шума показывается на виду, на его лице не остаётся и тени улыбки. Парень широко распахивает глаза и начинает благодарить судьбу за то, что остановиться он решил на первом этаже, иначе бы точно с перепуга ненароком в пролёт свалился.       Эмоции обрушиваются шквалом, не узнать Позова даже в приглушённом свете невозможно. — Ой, — тихое восклицание нарушает немую тишину и разлетается эхом. — Кажется, не успел. — А куда торопился? — Арсений склоняет голову на бок, неестественно улыбаясь, и раскидывает руки в стороны, будто готовясь обнять старого приятеля. Появившейся на лестнице личности он, в отличие от Антона, не удивлён, а вот тому, что друг, на которого он со всей серьёзностью оставил ребёнка, решил успеть поразвлечься — очень даже. — Обидно, зря спускался, обратно идти теперь придётся. — Не придётся. Ты пойдёшь, а он останется, Арс. Нам поговорить нужно, — Шастун, до этого не проронивший ни звука, поджимает губы и в очередной раз поднимает взгляд на Диму. — Серьёзно, — добавляет он, всё еще до конца не разобравшись, хочет ли он обнять человека, стоящего в паре метров от него, или проехаться его лицом по бетонным ступенькам.       Нахмурившись, Попов качает головой, но, не желая спорить, уступает и, преодолев пару ступенек навстречу старому знакомому, на ходу оборачивается к Антону. — Верни его потом в квартиру. У меня к этим двум тоже пара вопросов появилась.       Кивнув, Антон дожидается, пока Арсений скроется из виду, искренне не понимая, почему тот пошёл пешком, а не поехал на лифте, но не придаёт этому значения и машет рукой, подзывая Позова ближе к себе. Дима какое-то время мнется, явно предполагая, что обещанный разговор начнётся не на положительной ноте, но за неимением другого выхода, всё же сдаётся, спускаясь ниже. — Покурим? — предлагает он, заблаговременно вытягивая из кармана пачку сигарет и протягивая её другу. — Ну, давай покурим, — соглашается Антон, перенимая пачку в свои руки. Достав из неё тонкую сигарету и вернув обратно в руки владельца, парень присаживается обратно на перила и дожидается зажигалки. — Как дела, Дим? Всё у тебя хорошо? — Давай без этого, — Позов морщится и затягивается, отводя взгляд в сторону. — О чём хотел поговорить? — О том, что ты меня кинул. Пропал, забыл и испарился. Знаешь, как долговременная галлюцинация — вроде был, а вроде и нихуя.       Антон говорит прямо, как думает, как ему хотелось бы сказать. Он вообще не ожидал столкнуться с Димой и откладывать разговор до следующей встречи, которая вообще неизвестно когда будет и будет ли вообще, не собирается. Позов всё время из головы не выходил, вынуждал вспоминать, анализировать и строить теории, так почему бы сейчас не получить ответы? — Тох, я тебя не кидал. Просто пропал на некоторое время, чтобы кое-что обдумать и решить некоторые вопросы. — И как оно? Решать не устал? Отдыхать успевал? Так много думал, что времени хотя бы на сообщение не хватило? Мозг от такого объема обдумываемой информации не взорвался? Может, помочь тебе решить что-то нужно? Вдруг вопросы действительно важные, а я и знать о них не знаю. Конечно, как бы я узнал… Прости, Дим, что раньше не поинтересовался. — Ты изменился, — Позов хмыкает, впитывая в себя гору сарказма, и опирается лопатками на стену, стряхивая с тлеющей сигареты лишний пепел. — Раньше так не разговаривал. — Нет, — Антон отрицательно мотает головой, затягивается и, выдохнув, продолжает. — Я не менялся, повода не было. И да, я всё ещё жду, когда услышу адекватную причину твоего поступка. Не уходи от темы.       Дима нервно смеётся и, мазнув языком по губам, вновь впускает в лёгкие едкий дым. Он не считает, что как-то обидел друга, да и вообще, что виноват. Упущенное время прошло для него не лучшим образом, и парень не до конца уверен, что готов сказать Антону правду, которую тот так хочет услышать. Знает, что Шаст поймёт как никто другой, может, даже поддержит и поможет, потому что сам в его шкуре когда-то был, но всё равно пытается свою историю скрыть, уходя в отрицание. — Не было с моей стороны никакого поступка, ничего плохого я тебе не сделал. Ты, блять, себя услышь сначала. Кинул, говоришь? А кидал ли я? Или предавал как-то? Наёбывал, может? Так нет же. Я пропал, да. Не предупредил, да. Окей, извини, но не обвиняй меня в том, чего я не делал, пожалуйста. Самому написать и узнать что-то гордость не позволила? Так чем ты лучше тогда? Если так судить, Попов тебя в трижды больше меня кидал, пропадал, одного оставлял, не прав я разве? Но ему ты по какой-то причине предъявы с нихуя не кидаешь. — А ты прямо всё обо мне и Арсении так и знаешь, ага. Интересно, откуда? Новый хвостатый друг поведал? — Он мне не друг. — Извини. Успел забыть, что ты с ним за бабки трахаешься.       Грубость в ответ на грубость. Антон обиженно закусывает губу, тушит бычок об обратную сторону перил и, не глядя, откидывает его в сторону. Признавать частичную правоту друга он не хочет: с Арсением не так, иначе, он уходил и возвращался, почти всегда предупреждал, за исключением пары случаев. Чаще, чем Позов, да, но тем не менее сейчас рядом, а если бы Дима успел выйти чуть раньше, может и вообще не объявился потом. — Я не трахаюсь с ним за бабки, — Позов горько усмехается и спускается по стене вниз, усаживаясь прямо на ступеньки. Смотреть на Антона прямо больше не хочется, потому что так можно и не сдержаться. — А за что теперь, Дим? За еду? Забесплатно? — Шастун не отступает, хочет вроде смолчать, но и так же больно сделать хочет, не всё же ему одному обижаться. — Да, блять, забесплатно. Потому что… Да пошло всё в пизду! — парень морщится, выдыхает, а затем добавляет уже тише. — Потому что влюбился, Тох.       Антон неверяще приоткрывает рот, собираясь что-то сказать, и так же быстро его закрывает, попросту не находя нужных слов. В теле будто все мышцы разом сводит. Варианта, что друг сейчас может мастерски пиздеть, почему-то даже не возникает, и до невозможного стыдно становится. Обрывки воспоминаний мелькают перед глазами, и Шастун бессильно опускает руки. В своё время он так же пропал: из универа, из общества и из жизни. Не хотелось ничего делать, не хотелось разговаривать, есть, спать не хотелось, а вникать в чужие проблемы тем более.       Позов, видя замешательство, с грустью улыбается и пожимает плечами. — Сначала хотел что-то из этого поиметь, ты прав, другого такого шанса в жизни может не подвернуться, а потом привык, потом не хватать его стало, начал бегать и просить встреч, как ёбаный дебил. Потому что не мог без него, а ему это нахер не нужно было и сейчас не нужно, — Дима прерывается и понимает, что хочет продолжить, хочет рассказать хоть кому-то, чтобы окончательно с ума не сойти. — Я заебался, Антон. Не у всех всё складывается так, как у тебя. Ты можешь мне сейчас сказать, что Арсений был нужен тебе и ты его получил, но я отвечу, что получил не ты его, а он тебя, потому что ему ты нужен был больше. Вы побегали, помучались и к чему-то пришли, наверное, а в моём случае нужно что-то только мне. И знаешь, до обидного больно это. — Пиздец… — Шастун до сих пор не знает, что сказать и как отреагировать. Он советов раньше не спрашивал и давать их не умеет. Всё, что сейчас хочется — извиниться и ещё раз покурить, потому что надо. — Давай ещё по одной? — спрашивает он, отходя от перил, и тоже опускается на ступеньки. Радует то, что лишних людей пока не появляется, не мешают и не сбивают. — Как ты к этому пришёл? — Раз в год и палка стреляет, — Дима хмыкает и тянется в карман за пачкой. — Никогда не влюблялся, а теперь взял и проебался. Я смотреть на него нормально не могу, потому что красивый пиздец, такой, что дыхание спирает. Глаза эти карие, хитрые, с огоньком, улыбка, фигура, голос, характер. Ебаное комбо. То, что не спрашивает, а делает, нравится. Берёт от жизни всё, что хочет и радуется. Я, блять, действительно восхищаюсь. Сам хотел так жить, не смог, а он смог. И всё, я пропал. — Да чего ты там не смог? Вы похожи, всегда были, с самой первой встречи. — Раньше были, поэтому и сошлись. А сейчас я похож на сопливого идиота, который готов прибежать по первому зову, чтобы просто побыть рядом. Я сюда приехал с другого конца города только потому, что ему скучно. Скучно, блять, а я приехал, забил на все остальное и приехал. Потому что захотел, потому что так расставил приоритеты. И в любом случае он всегда выигрывает, я уже давно не в этой борьбе, как сначала, я сдался и не имею ни малейшего понятия, как из этого дерьма выбраться. — Придумаем что-нибудь, обещаю. И это… — Антон зависает, размышляя на тему, почему перед Арсением ему никогда не было стыдно извиняться, а сейчас будто ком в горле встал. — Прости за то, что наговорил, — с трудом произносит он и наконец затягивается, чувствуя невероятное облегчение. — Не начинай, я не обижаюсь. Ты не знал и сказал то, что думал, это ценно. Молчать хуже. И не извиняйся без повода. Если извиняться слишком часто, люди привыкнут, и твои извинения потеряют свою цену. — Когда ты успел стать Арсением? — Антон тихо смеётся и расплывается в улыбке, узнавая во фразах Димы чужие. — Он примерно так же обычно говорит. — Я рад, что у Арсения есть мозг, а у тебя есть Арсений.       Дима улыбается в ответ, ему действительно стало легче, да и по разговорам с Антоном, надо признать, он соскучился, даже таким, как сейчас, потому что каждый разговор что-то да значит и что-то в себе несёт, и совершенно не важно, какой он: грубый, душевный или совершенно бессмысленный и глупый. Из любого диалога собеседники всегда что-то получают и извлекают, будь то какое-то понимание или же самые простые эмоции. — Слушай, а он же по лестнице пошёл? Ну, Арсений.       Шастун кивает и хмурится, наблюдая за тем, как Позов приподнимается со ступенек и вглядывается куда-то в лестничный пролёт. — А ты слышал, чтобы хоть одна дверь хлопнула? Я вот только сейчас об этом сообразил. — Мне не нравится, куда ты клонишь. Всё-таки квартира не прямо над нами, мы могли не услышать. И Арсений бы не стал что-то там… — Арсений как раз тот, кто стал бы. И нет, Антон, не могли. Она хоть и не прямо над нами, но и не так далеко от нас. Эхо хорошее, даже если бы он открыл и закрыл аккуратно, что маловероятно, до нас бы долетело. А теперь, кажется, я стал идиотом ещё большим, чем был, и мне пора бежать. — Куда? — Антон поднимается следом и еще раз непонимающе оглядывает подорвавшегося с места Диму. — Как можно дальше отсюда. Рад был увидеться, и до встречи, не думаю, правда, что скорой, но посмотрим. Пока, Тох.       Протяжно вздохнув и затушив бычок, Шастун провожает взглядом в прямом смысле убегающего друга и не останавливает его, забивая на просьбу Арсения. В теорию Димы не верит, но и вниманием её не обделяет, решая проверить. Дойдя до лифта, дожидается, пока тот приедет, и не заходит внутрь, позволяя дверям обратно закрыться. В тишине раздаются гулкие шаги, и парень тут же бросается вверх по лестнице, попутно молясь, чтобы Арсений, который, судя по звукам, к квартире не идёт, а бежит, не оказался быстрее него. — Стой, предатель! — за четыре этажа прыжков по ступенькам Антон успевает выдохнуться, но всё же догоняет не слишком уж и соревнующегося с ним Попова. — Какого чёрта, Арс? — парень упирается рукой на стену и глубоко дышит, пытаясь как можно скорее восстановить дыхание. — Ты понимаешь, насколько… — Ужасный человек, согласен, — мужчина поднимает ладони вверх, принимая своё поражение, и поджимает губы, чтобы не засмеяться и не вогнать Антона в ступор. — Ты просто так смотрел на него сначала, я думал, поубиваете там друг друга, и решил ненадолго задержаться, а когда речь зашла о моём любимом друге, уйти я уже не смог, — честно признаётся Арсений и пожимает плечами. — Позов, кстати, не дурак, ты бы про меня не понял, если бы он не сказал. — А, то есть я теперь ещё и дурак? — Я такого не говорил, не придумывай. Пойдём лучше Матвиенко обрадуем.       Шастун замирает и, уловив в голосе сарказм, трясет указательным пальцем. — Никого мы радовать не будем. И стоп, ты о них знал? — Конечно, знал. И давай честно, если бы, к примеру, когда-то раньше я бы сказал тому же Диме, что без ума от тебя, он бы тебе об этом не сообщил? — Сообщил бы, — парень кивает, но не отступает, считая, что Позова нужно спасать любой ценой. — Но ты не сообщишь. И, блять, почему ты выглядишь так, как будто тебя совсем не смущает происходящее? — А почему должно? Серёжа взрослый мальчик, не мне к нему в штаны лезть. Однако твой друг прав, надеяться на что-то большее с ним бессмысленно. Ровно как и на то, что я промолчу. — Вообще без вариантов? — Антон грустно вздыхает, почему-то чувствуя вину за разговор с Позовым, и качает головой. За всё время общения с Матвиенко понять, что должным образом на подобные признания он не отреагирует, было не сложно. — Прям совсем? — Совсем. И не смей на меня за это обижаться, это не наши заботы. Я понимаю, что Дима тебе, возможно, дорог, но считаю, что они способны разобраться в своих отношениях сами. Ты не знаешь Матвиенко так, как знаю его я, не знаешь, как на нём отражается чужая привязанность, и не знаешь причин, по которым останавливать меня в этом вопросе бесполезно. Подслушав, я поступил неправильно по отношению к вам обоим, но менять что-то уже поздно. — Да не буду я на тебя обижаться, за Позова просто переживаю. — Справится. А мой дорогой Сергей Борисович во второй раз может и не справиться. — В смысле? — Антон оживает, заинтересованно вглядываясь в лицо Арсения, и подходит к мужчине ближе, всё ещё надеясь выпытать больше информации. — Ну, про… — Не заморачивайся, я и так лишнего наговорил. Пойдём уже. Парень вздыхает, но разговор больше не продолжает, молча следуя за Поповым к квартире. Останавливается уже у двери и раз за разом нажимает на звонок, не желая задумываться над тем, есть ли у Арсения ключи, потому что свои он не взял. — Да неужели! — Матвиенко открывает быстро, будто всё время ожидания у двери караулил, хмурится и встаёт в проходе. — А что так быстро? — Сам сказал, что можно не торопиться. Мы и не торопились. — По вам видно, каким образом вы не торопились. Ладно, проходите уже.       Сергей отступает, пропуская долгожданных гостей внутрь прихожей, и закрывает дверь. — Пойдем, со мной посидишь, пока этот нянчится, — говорит он Антону, который уже боится что-либо комментировать и просто молча раздевается. — Чай будешь? — И меня отравить решил? — спрашивает Шастун, наконец выходя из оцепенения. — Не сяду я с тобой за один стол, даже не надейся. — Никого я не травил, блять. Он меня напугал до усрачки, а когда я хотел вместе с Арсением вызвать и врачей, раскололся. Актёрище недоделанное.       Парень вдруг улыбается, вспоминая свою первую встречу с сыном Арсения, закончившуюся пробирающим до глубины души купанием, и в правдивости рассказанной истории не сомневается. Спрашивать про Позова не решается, кидает куртку на тумбочку и на чай всё же соглашается. — Ты, кстати, хорошо Арсения разукрасил, давно его таким не видел, — Матвиенко смеётся и, не найдя других тем для разговора, озвучивает первые мысли. — Наташа особенно обрадуется, когда увидит. Хотя, не её это уже дело. — Почему не её? — А бывших разве спрашивают?       Антон на секунду застывает, не веря в услышанное, и переводит на Серёжу совершенно пустой взгляд. — А, он тебе не рассказал? Ну ладно, потом тогда узнаешь. Чёрный будешь или зелёный? — Любой. В смысле бывших? Ответь. — Блять, заебешь же. Разводиться он собрался, потому что Наташа давно начала ему изменять, и теперь вообще не понятно, его ли ребёнка носит. Короче, хуйня полная, не женись никогда. А вообще, радуйся, что Арс решил поиграть в семью с тобой, пей гребаный чай и жди, когда он освободится, потому что я, честно говоря, уже домой хочу.       Матвиенко выдыхает, ставит перед парнем кружку и садится напротив. — В какую ещё семью? — Шастун дотрагивается до кружки, согревая похолодевшие пальцы, и даже начинает отчасти понимать чувства Позова, испытываемые к человеку напротив. — А хули ты хотел? Арсений Серёжу не отдаст, придётся вам втроём жить. Станешь там молодым папкой, не знаю, в школу его водить будешь, уроки с ним делать. Люди, конечно, будут считать вас ебнутыми, я, кстати говоря, тоже, но это ваши дела, сами их и решайте. — Ты это серьёзно сейчас? — Похоже, что шучу? Ты сам себе такую жизнь выбрал, никто не заставлял. Так что сжимай попку в кулачок и обсуждай все свои вопросы с Арсом, а не со мной. Не я тебя трахаю. — Блять, спасибо, — парень давится слюной, так и не успевая сделать глоток чая. — Спасибо, что не ты. Я бы, наверное, на месте умер от такого счастья.       Серёжа смеётся, дует на горячий напиток, и остановиться уже не может. Слишком уж нравится лицо мальчишки, искажающееся в ответ на его слова. — А чем я тебе так не нравлюсь? Уверен, я ничем не хуже Арсения. Не женат вон, детей нет… — Продолжишь себя рекламировать, и я его реально позову. — Чтобы устроить тройничок? — Матвиенко прыскает, натыкается на испуганный взгляд и поднимает ладони. — Шучу я, шучу, успокойся. У меня табу на тех, кого трахает мой друг, да и ты мне не нравишься, огромный слишком, не дотянусь. Не воспринимай близко к сердцу. — Да пошёл ты нахуй, — Антон встаёт со стула, мысленно забирая свои слова насчёт адекватности Матвиенко обратно, и делает шаг назад, всё ещё негодуя. — Куда я, блять, вообще попал?       Прошагав по коридору до своей комнаты, парень замирает в дверях. Арсений с сыном на руках сидит на его кровати, счастливо улыбается и гладит ребёнка по голове, что-то ему нашептывая. Антон закусывает губу, отводит взгляд в сторону и вдруг понимает, что мудак, оставшийся на кухне, был прав. Неужели его жизнь настолько изменится? Неужели он действительно сам на это подписался? Парень мотает головой, пытаясь отогнать от себя лишние сейчас мысли, но сделать это не получается. Как бы ему не хотелось себя успокоить и сказать, что он готов ко всему, он не готов. Серёжа пугает его и одновременно вызывает бесконечную жалость. Если Матвиенко расписал планы Арсения верно, то уже в ближайшее время, парень уверен, детская психика полетит к чертям, и кто что будет с этим делать — неизвестно.       Присутствие Антона рядом незамеченным не остаётся. Попов поднимает голову, смотрит на парня, а затем снова опускает её к сыну. — Возьмём с собой Антона?       Мальчишка кивает, а Шастун, видя это, хватается за стену рукой, чтобы элементарно не упасть. Парень не имеет ни малейшего понятия, куда его должны взять, не знает, что задумал мужчина, но что-то подсказывает ему уже сейчас, что хорошей его идею назвать будет трудно. — Арс, мы можем выйти на пару слов?       Арсений поднимается на ноги, усаживая сына обратно на кровать, и выходит в коридор, плотно закрывая за собой дверь. — Что такое? — Куда вы меня брать собрались? — Серёжа просится домой, я же контактировать с Наташей пока что не собираюсь, поэтому твое присутствие рядом со мной является обязательным условием для моего туда возвращения. Соглашайся, пожалуйста. Гарантирую, что она к тебе даже не подойдёт. — Господи, дай мне сил… — Шастун качает головой, умоляюще смотрит на Арсения и поджимает губы. — Я не могу отказаться, да? — Боюсь, не можешь. Но я могу попросить по-другому и, уверен, ты сам захочешь поехать с нами.       Арсений улыбается, подаётся вперёд, прижимая Антона к стене, и осторожно целует. Времени нет, поэтому мужчина не затягивает, дразнит и быстро отстраняется. — Уговорил? — Хрен с тобой, поехали.