Золушка

      Развалившись на маленьком диванчике и закинув ноги на его подлокотник, Матвиенко хитро улыбается, в который раз переводя взгляд с сияющего лица друга на предмет в его руках и обратно. — Всё-таки хочешь подогнать ему это кольцо? — Почему нет? Тогда, согласен, поторопился, не рассчитал, что он может понять не так, а сейчас пусть понимает, как хочет.       Убрав подарочную коробочку с подсветкой обратно под стопку бумаг, Арсений вздыхает. Это кольцо было первым, что он купил в вечер перед извинительным ужином в отеле. Браслет был вторым, уже после долгого анализа возможной трактовки такого подарка и разговора с Матвиенко.       Выбирая его, на тот момент Попов думал только о том, что может понравиться Антону, и первой ассоциаций с ним стали именно кольца. Совершенно случайно и без задних мыслей. «Решит, что предложение, и обосрётся».       Воспоминания о том забеге по ювелирным Арсения веселят по сей день. Пугать парня ему не хотелось, да и никакого предложения он делать не собирался. Как не собирается и сейчас. Тогда нужно было извиниться и порадовать, а сейчас желания несколько изменились — порадовать хочется все так же, но, кроме того, ещё и обозначить некую принадлежность Антона к себе. — Нет, ну согласись, так с ним знакомиться точно не будут. — Не соглашусь. Когда в наше время кого-то кольцо на пальце останавливало при желании познакомиться? — Но желающих станет меньше, это факт. Особенно, если снять с него все остальное его железо.       Попов откладывает кольцо в сторону и присаживается в кресло, задумчиво отводя взгляд в сторону. Не то чтобы он Антону не доверяет, но факт того, что каких-то знакомых, о которых он, Арсений, не знает, у парня становится всё больше, его настораживает. Разукрашивать Антона синяками на шее всегда — не вариант, а вот окольцевать его, пусть даже не по-настоящему, вполне можно. — Делай как знаешь, — продолжает Матвиенко. — Как по мне, ты просто продолжаешь сходить с ума. — И в чём же это, по-твоему, проявляется?       Арсений начинает злиться. Да, в последнее время он стал уделять ещё меньше времени работе и другу, перестал докладывать о всех действиях, но, во-первых, связано это не только с Антоном, а во-вторых — сходства с сумасшедшим от этого у него точно не появились. — А сам не видишь? Сравни вот: когда с Наташей жил, ты в свой дом никого не впускал, каждый приезд кого-то из её знакомых бесился, а как дело коснулось белобрысого, так всё. Я больше чем уверен, что его родственников ты сюда первым же рейсом притащил. Знакомства тут какие-то устраиваешь, меня в это вмешиваешь. — Их приезд сюда — не моё желание, а Антона. Я же просто хочу, чтобы он чувствовал себя счастливым чаще. Что в этом ужасного? Объяснишь мне?       Сергей хмыкает. Местами Арсений, конечно, прав, но скрытая обида на него от этого всё же не уменьшается. Даже на этот праздник Попов позвал не просто так, а только потому, что появилась необходимость в его присутствии.       Вместе они давно уже никуда не ходят, время в общей компании не проводят: Матвиенко только приходит на помощь, когда нужно посидеть с Серёжей, сопроводить куда-то Арсения, чтобы его поддержать, или того же Антона. Всё и всегда теперь сводится только к парнишке, и мужчина сильно скучает по тому времени, когда он мог приехать к Арсению просто так, не спрашивая на то разрешения, и главное — когда друг был этому рад. — Конкретно в этом — ничего. Но в том то, что я теряю прежнего тебя, определённая проблема есть, не находишь? — Людям свойственно меняться. Но я не считаю, что сильно изменился. Давай тему закроем? — Да пожалуйста. Налей мне чего-нибудь, и выходим.

***

      За столом Антону некомфортно: парень то и дело крутится, оглядывает всех собравшихся и не может перестать переживать. Уже сейчас ему кажется, что немая тишина вскоре перерастёт в конфликт. Напрягает Арсений, который сидит слишком близко, Серёжа, которому попросту скучно, и он периодически напоминает о себе, дёргая за край футболки. Ничуть не меньше беспокоит приехавший без предупреждения Матвиенко: сидит он, конечно, не так близко, как Попов, но близко к маме, что в разы хуже. — Тебе что-нибудь подать? — интересуется Арсений, придвигая к Антону его пустую тарелку.       Шастун мотает головой. Если ему со стола что-то и нужно, то только нож. По крайней мере, с его помощью можно будет либо самому вскрыться, если что-то пойдет не так, либо, угрожая, заставить кого-нибудь начать разговор. — Выпьешь немного? — не отстаёт мужчина, которому очень хочется, чтобы Антон, вновь загрузившийся без повода, наконец успокоился. — Давай налью.       Протянув Попову бокал, парень находит новую причину для беспокойства и в этом: Арсений за ним ухаживает беспрерывно, и видно это, по его мнению, сильно. — Давайте всем тогда нальем?       На заговорившего Матвиенко Антон внимания не обращает, он всецело поглощён шампанским. Будучи полностью уверенным в том, что раз рот занят, разговаривать ему не придётся, и никто его речи ждать не будет, Шастун от бокала практически не отрывается, периодически отодвигая его от себя только для того, чтобы закинуть за щёку кусочек какого-нибудь фрукта.       Чувство благодарности к Сергею парень начинает чувствовать спустя два бокала. В гостиной впервые слышится тихий смех, завязывается диалог между собравшимися, а тревога отходит на задний план. Антон продолжает следить за обстановкой, и нравиться она ему начинает всё больше: Николай, по мере своих возможностей, не даёт заскучать Серёже, Диана хоть и молчит, но увлечена работающим на фоне телевизором, мама, вновь вспомнившая о своей цели не оставить людей голодными, подкладывает в соседние тарелки салаты и не перестаёт интересоваться ингредиентами тех или иных блюд, а Матвиенко разрывается между ней и Арсением, пытаясь поддерживать диалог с обоими. Причину такого интереса к маме Антон знать не хочет. Вслушиваясь в разговор, он не находит в нём ничего подозрительного, но внимание к нему всё же не ослабляет.       Когда в общем шуме раздаётся тихий шёпот, парень не сразу его замечает. — Расслабься и сожми губки покрепче, — повторив фразу, Арсений начинает улыбаться шире и, разблокировав телефон, пару секунд внимательно всматривается в экран. — Что?       Сообразить, чего от него хотят, Антон не в силах. Он не пьяный, можно даже сказать, что предельно сконцентрированный, но сейчас ему почему-то кажется обратное. — Просто сделай.       Слегка нахмурившись, Шастун плотно закрывает рот и продолжает с недопониманием коситься на Арсения: мыслей куча, а догадок никаких. Однако понимание приходит быстро: игрушка, о которой парень благополучно забыл, приняв удобную для себя позу и давно от неё отвлёкшись, начинает ощутимо пульсировать.       Сжав не только губы, но и ноги, Антон впивается пальцами в край стола и широко распахивает глаза, полностью поворачивая голову к мужчине. — Сильно, что ли? — спрашивает тот и, ещё раз взглянув на телефон, пожимает плечами. — Да нет вроде.       Помотав головой, парень вздыхает. Открывать рот и говорить, пусть даже и шёпотом, он боится. Вибрация слабая, но импульсы идут едва ли не напрямую к простате, и дёргаться от этого хочется уже сейчас. — Можешь мне сообщения писать, — продолжает разговаривать Попов, теперь ни на секунду не отвлекаясь от эмоций Антона. Заставлять его нервничать мужчина не хочет, а вот научить себя контролировать во время подобных тихих игр, подарить таким способом новые ощущения и как-то отвлечь — да. — Всё хорошо?       Арсений более чем уверен, что его парень грандиозных возражений не имеет, что ему начнёт это нравиться уже в ближайшее время, и что это поможет окончательно оторваться от ненужных мыслей, но получить согласие ему всё же важно.       Когда на телефон приходит сообщение, мужчина удовлетворенно расплывается в ехидной улыбке и откидывается на спинку стула, попутно меняя мощность игрушки со средней на низкую по просьбе Антона.       Уже через пять минут на парня становится смотреть приятнее обычного: приоткрытые и влажные от постоянного облизывания губы поблёскивают в свете лампы, щеки слегка розоватые, а в зелёных глазах лёгкая пелена. Шастун дышит бесшумно, через рот, изредка попеременно сжимает и разводит коленки в стороны, скользит ладонями по собственным бёдрам и даже успевает прикладываться к стоящему рядом бокалу с не успевающим заканчиваться шампанским.       Смотря на это, Арсений и сам хочет прикоснуться к парню, но ещё больше — на время убрать от него алкоголь. Потому что, во-первых, в больших дозах положительно на него он не влияет, а во-вторых — к ночи Антон должен быть в приемлемом состоянии, иначе дать ему то, что тот давно хотел попробовать, мужчина не сможет, так как это будет попросту небезопасно. — Закусывай.       Промычав что-то нечленораздельное, Антон кивает: есть ему действительно уже хочется. Осторожно придвинув к себе тарелку, он нанизывает на вилку кусочек сыра, так и не притрагиваясь к основному блюду, и отправляет его в рот. Сейчас ему действительно хорошо: слегка помутневший рассудок мешает вернуться панике, чужие разговоры вместо былой тишины на фоне успокаивают, а приятная натянутость внизу живота не вызывает дискомфорта. В какой-то момент парню даже начинает казаться, что ощущения от пробки в нём приглушаются, и нужно добавить оборотов, но эту идею он благоразумно от себя отбрасывает — член уже стоит, а кончить прямо за столом в штаны не хочется. Трусы он так и не надел. — Антош, отойдем на минутку? — подойдя сзади и дотронувшись до плеча сына, Майя кивком головы указывает в сторону ёлки.       Подскочив со стула, Антон кивает и сразу же направляется в указанном направлении. Сердце начинает стучать сильнее, а вибрация от игрушки, которая ещё минуту назад казалась чуть ли не пропавшей, возобновляется с удвоенной силой, и то ли от положения тела это зависит, то ли Арсений прихуел, парню неизвестно. — Я понимаю, что это не совсем правильно, — продолжает Майя, а Антон хмурится ещё больше, беспокойно натягивая футболку всё ниже и ниже.       Договорить женщине не даёт Диана, быстро её перебивая: — Антон, можно мне ту коробку посмотреть, пожалуйста? Я никому не скажу, что там.       Парень переводит взгляд на сестру, пропажу которой из-за стола он даже не заметил, затем на её указательный палец, направленный на один из подарков под ёлкой, и дёргает бровями, до сих пор не понимая, чего конкретно опять от него хотят. — Ну, посмотри… — неуверенно отвечает он, со стороны разглядывая круглую и никак не запакованную коробку с красочными витиеватыми новогодними рисунками, которую он до этого не видел и сам не покупал. — А зачем тебе это вообще?       Ответа Антон не получает, внятной причины такого интереса к чужому подарку тоже, но и чего-то ужасного в этом не видит. Подумаешь, заглянуть одним глазком… О том, что этот подарок может предназначаться ему, Шастун даже не задумывается. Он на сто процентов уверен, что дарить ему что-то при всех Арсений не будет, потому что чем-то приличным его покупки быть вряд ли могут, а остальное сейчас не так уж и важно.       Осторожно открыв понравившуюся коробку, Диана вглядывается в надпись на обратной стороне крышке, а затем задумчиво произносит: — А любимый котёнок — это кто?       Антон бледнеет мгновенно. К нему возвращаются утренний жар висках и тремор в ногах, мешающий стоять на месте ровно и уверенно. Парень напрочь забывает обо всём на свете и с трудом выдавливает из себя сдавленным голосом единственный вопрос: — Что там? — Конфеты, — разочаровано вздыхает Диана, ожидающая увидеть в красивой упаковке, выделяющейся на фоне остальных, что-то интересное. — Кому они? — Серёже, наверное, от папы, — отвечает за Антона Майя, забирая из рук замеревшего сына крышку.       Шастун рождается заново второй раз за день. Сейчас он не чувствует ни вибрации, ни возбуждения, ни радости — одно облегчение, которому несказанно благодарен. А заодно и Арсению, который попросту не уложил в эту картонку всё то, что он любит ему обычно дарить. — Пошлите отсюда, — окончательно оживает парень, сразу же разворачиваясь в сторону другой половины гостиной и делая шаг в сторону стола.       В голове только одна мысль — не забыть предупредить Арсения о том, что этот подарок он должен будет вручить не ему.

***

      На террасе прохладно. Арсений дёргает плечами и внимательно наблюдает то за женщиной с бокалом в руках, которая сама же и пригласила его на разговор, то за часами, стрелка на которых перевалила за отметку в одиннадцать часов. — Что ты хотела? — без доли смущения спрашивает он, попутно поправляя рукав рубашки. Перейти на «ты» Майя попросила ещё вчера, и Попов не нашёл аргументов против этого. — Ещё раз поговорить с тобой об Антоне.       Арсений вздыхает. Все темы, которые как-то могли бы её беспокоить, они уже обсудили, и новых он в упор не видит. — Слушаю. — Меня кое-что волнует в ваших взаимоотношениях. Не пойми неправильно, но…       Мужчина хмыкает, вглядывается в лицо напротив и кивает, давая этим понять, что он услышал, и можно продолжать. Но продолжения нет: Майя думает слишком долго, пытаясь подобрать подходящие слова. — Говори как есть. — Ваша дружба. Я могу понять интерес к ней со стороны Антона, но не с твоей. Работа, образование, возможно, ещё какие-то общие моменты — это да, это есть, но всё остальное противоположно. Согласись.       Попов отводит взгляд в сторону, а затем отворачивается полностью, скрывая улыбку. На этот раз тёплую, не насмешливую. Только сейчас он понимает все слова Антона, услышанные в гараже, и его беспокойство. Только сейчас осознаёт, что ошибся в предположениях и сам.       Самовлюбленно решив, что интерес Майи к нему, который так волновал Антона, вызван именно симпатией женщины к мужчине, Арсений отказался думать о другом. Даже Матвиенко вызвонил для отвлекающего маневра, только чтобы Антон не увидел ничего лишнего, а всё оказалось куда проще. То бесчисленное количество вопросов о нём было вовсе не из-за симпатии, а всё из-за того же беспокойства за сына. Задавая их Антону, Майя попросту искала их точки соприкосновения и ничего более. — Возможно, — соглашается Попов, разворачиваясь обратно. — Но неужели разные интересы могут мешать дружбе? — Дело не только в них.       Помотав головой, Майя тяжело вздыхает. Начать этот разговор вчера она не смогла, побоявшись недопонимания. Казалось, что с такого начинать знакомство неправильно, плюс сына сначала услышать хотелось, а теперь ничего уже не мешает, и получить ответы хочется, потому что Антон их важность до конца не поймёт. — А в чём ещё? — Разный возраст, разное социальное положение. Ты начал ему помогать с самого начала вашего общения и делаешь это до сих пор. Зачем? Чем вызван конкретно твоей интерес к моему сыну? — А чем вызван интерес Антона ко мне? Ты сказала, что его ты понять можешь.       Облокотившись на деревянный подоконник, Майя с минуту молчит. — Я считаю, что он видит в тебе отца. Эта твоя забота по отношению к нему, то, как он на тебя смотрит, как говорит о тебе, как требует именно твоего внимания… У него всего этого не было в детстве. Не было мужчины рядом, который был нужен. А сейчас это всё даёшь ему именно ты. Даёшь не вовремя. Не могу сказать, что это правильно и хорошо. Не могу, Арсений. И тебя понять не могу тоже.       Договорив, женщина допивает вино и ставит бокал рядом с собой. Она видела положительные стороны такого общения Антона с Арсением раньше, упоминала о них во всех разговорах и продолжает это делать. Даже в чём-то Арсению благодарна, но страх есть. Страх, которому найти причины не получается, но который так и рвётся наружу. Арсений — не одногруппник, не ровесник, не друг со двора. Арсений — человек взрослый, непростой, серьёзный, и долго думать, чтобы прийти к такому выводу, не нужно. — Антон появился в моей жизни случайно, когда я переживал трудный период. Он помог мне из него выбраться, я же помогаю ему иначе. Он даёт мне… — кашлянув и мысленно поругав себя за неудачное словосочетание, Попов продолжил, — даёт мне недостающие эмоции и возвращает какие-то жизненные цели. Мне приятно с ним общаться. Я им дорожу, и он мне важен. Устроит такой ответ?       Майе не останется сделать ничего, кроме как согласиться. Других вариантов у неё всё равно нет, а перенаправлять разговор в негативное русло совсем не хочется.       Напоследок взглянув в окно, Арсений покидает террасу первым и сразу же идёт на поиски Антона, которого пришлось оставить одного, что на сегодняшний день с его истеричными выпрыгиваниями из штанов весьма опасно.

***

      Антон не знает, куда себя деть: нигде нет ни мамы, ни Арсения, ни Матвиенко. Парень прошёлся по второму этажу, заглянул в кабинет Попова, проверил даже туалеты, но так никого и не нашёл.       Остановиться пришлось на диване в гостиной, потому что уйти дальше попросту не получилось. От хождения по коридорам пробка слегка изменила своё положение, и теперь Антону хочется только одного — кончить как можно быстрее, потому что яйца уже болезненно гудят, и хорошей частью развлечения назвать это нельзя.       Запрокинув голову и развалившись на диване, Шастун тихо сопит и старается вообще не двигаться, ожидая появления Арсения. Пошёл бы давно в туалет, прошёлся рукой по члену, кончил и достал из себя не останавливающийся ни на секунду аппарат, но неделей раньше он обещал Попову самостоятельно к себе не притрагиваться, и обещание это держит до сих пор. — Ты как тут? — Арс, вырубай. Не могу уже.       Обернувшись в сторону пропажи, Антон даже спрашивать, где мужчина был, не хочет. Он весь сосредоточен на пульсирующем анусе и ничуть не меньше пульсирующем члене. — Пошли.       Идёт за Арсением Антон с трудом. Заходит в кладовую уже почти со срывающимся с губ стоном, а когда дверь закрывается, всё же позволяет себе поскулить. Виснет на чужих руках, мысленно благодарит Попова за то, что тот без слов прижимает его к стенке, и толкается бёдрами ему навстречу, чтобы потереться членом хоть об что-то. — Какой горячий… — шепчет мужчина, наклоняясь к шее парня и без промедлений целуя. — Сладкий. Податливый.       Вобрав в себя побольше воздуха, Антон стонет настолько тихо, насколько это вообще возможно. Стена не кажется ему твёрдой, прикосновения Арсения не кажутся грубыми — парень на грани. — Кончить хочешь? — Издеваешься? — шипит Шастун, стараясь не забывать дышать, когда Попов ритмично трется бедром о его выпирающий сквозь плотные штаны член. — Тогда придётся выполнить ещё одно моё желание. — Любое, блять…       Арсений усмехается, полностью отрывается от парня и, оперевшись на вытянутые руки по обе стороны чужой головы, проговаривает, глядя в глаза: — Назови меня папочкой. Своим папочкой.       Антон трезвеет моментально. Трезвеет разумом, потому что член после фразы Попова заинтересованно дёргается, лишь больнее упираясь головкой в натянутую ткань. — Арс? — Неверное обращение.       Сглотнув, Антон опускает взгляд в пол. Он уже называл так Арсения когда-то. Правда, по-пьяни и в разговоре с другим человеком, но это уже было. Тогда, когда Антон и мысли бы не допустил, что мужчина когда-нибудь захочет услышать это от него лично.       Антону стыдно, язык отказывается шевелиться, но так хочется кончить и выполнить просьбу Арсения, что заставить себя произнести вслух желаемое слово всё же приходится. — Папочка, я хочу кончить. Помоги мне. — Ещё раз, — голос Попова хрипит, а руки, в миг переместившиеся со стены обратно на парня, сжимают его тело сильнее. — Папочка… — тише, чем в прошлый раз, произносит Шастун и поднимает взгляд обратно на Арсения, по выражению лица которого предельно точно можно сказать, что тот уже прокрутил в воображении все известные ему виды извращения и давно нагнул его прямо здесь.       Попов дышит через раз, сверкает глазами и вжимается в Антона настолько, что самому больно становится. Мужчина прекрасно понимает, что узнай парень о разговоре, после которого ему захотелось услышать от него именно это, возможно, возненавидел бы. Только вот Антон не узнает. Арсений не позволит, чтобы он узнал.       Антону хватает последнего движения бёдрами навстречу Попову, чтобы почувствовать разрядку. Схватившись за чужие плечи, парень замирает и дёргается, стукаясь затылком о стену. — Блять, — ругается он, отходя от оргазма, и морщится, протягивая руку к ширинке. — Прямо в штанишки? Как трогательно. — Иди ты, — бурчит Шастун, осторожно отталкивая от себя Арсения. — И штуку эту выключи. — Сам иди, — смеётся Арсений, отступая назад. — Переодеваться.

***

      К моменту, когда начинают бить куранты, Антон уже сияет. Следит за тем, как разливается по бокалам ещё одна, теперь уже официально торжественная, порция шампанского, открытие которого доверили вернувшемуся в момент его отсутствия Матвиенко и Николаю, и покрепче сжимает в ладони, спрятанной глубоко под стол, тёплые пальцы Арсения.       Сдержать желание такого прикосновения парень не смог. С мужчиной хочется прожить этот момент, прочувствовать его и запомнить. Хоть Новый год и не означает новую жизнь, но перейти в него вместе с Арсением именно так Антону важно. — Три, два, один… С Новым годом!       Парень широко улыбается и протягивает свободной рукой бокал к центру стола. Раздаётся звон стекла, все в гостиной приподнимаются со своих мест, и только Шастун задерживается на стуле до последнего, не желая терять тактильный контакт с Поповым.       Антон от неожиданности вздрагивает, когда через минуту торжества слышит разливающийся по помещению залповый грохот. Близкий салют — громкий салют. Ненадолго замерев, парень подрывается от стола к приоткрытому окну первым, и так и остаётся стоять, почти вплотную прижавшись к оконной раме.       Постепенно возле окна собираются все, и Шастун наконец понимает, куда пропадал Матвиенко, который без доли смущения сам же об этом и заявляет, гордясь при этом так, будто он не салют запустил, а ракету в космос. — А сейчас там кто? Ну… — Не думай об этом, — просит Арсений, осторожно укладывая руку на чужое плечо. — Просто смотри.       И Антон смотрит. Смотрит, не отрываясь, с восхищением. Салют он, конечно, видит далеко не в первый раз, но такой близкий и красочный, пожалуй, всё-таки в первый. — Красиво, — почему-то шёпотом произносит он, едва ли не вплотную прижимаясь лбом к стеклу.       Попов смеётся и, напоследок пробежавшись ладонью по лопатке парня, отходит на шаг назад, подхватывая на руки Серёжу. — Я на улицу думал выйти сначала, но как-то уж больно холодно сегодня там. Досмотрим лучше так и к подаркам приступим. Да?       Повернув голову к сыну, Арсений слегка щекочет его и плотнее прижимает к себе. Видя два счастливых лица, одно из которых перед собой, а другое отражается в тёмном стекле, Попов и сам улыбку с лица стереть не может. На остальных мужчина внимания не обращает и делать это не хочет. Из всех, находящихся в гостиной, действительно важны ему сейчас только два человека, и если они довольны, то рад и он.       Друга Арсений со счетов не списывает. Знает просто, что тот такому удивляться никогда не будет, а потому и не смотрит в его сторону. Да, благодарен ему, да, по-своему дорожит и любит, но сейчас Матвиенко не тот человек, без которого Арсений жить не сможет. Возможно, это неправильно, возможно, даже в какой-то мере несправедливо, но зато честно. Честно перед самим собой.       Попов настолько погружается в размышления, что не сразу замечает повисшую тишину. Возвращается в реальность он только после того, как Серёжа дёргает его за ворот рубашки. — Пап? — Да? — Подарки!       Усмехнувшись, мужчина кивает. Конечно, что же ещё сейчас может быть интересно ребёнку, если не подарки. Опустив его на пол, Арсений следует вглубь гостиной, огибая стол, и показывает окружающим жестом присоединяться к нему.