Золушка

      Антон уносит последние собранные коробки вещей вниз, когда отчётливо слышит хлопок входной двери. Испугавшись, что Наталья утра решила не дожидаться и приехала сейчас, он начинает паниковать, но, посмотрев на часы, задумывается: ночь уже, да и зачем ей это? Прислонившись к стенке, парень размышляет дальше, и единственным логичным вариантом становится вернувшийся непонятно откуда Николай.       Шастун ставит коробки у лестницы, опирается на неё и вглядывается в тёмную прихожую, различая в ней силуэт фигуры. Однако, когда тот поворачивается лицом к свету, Антону резко хочется драпануть по лестнице обратно наверх и запереться в комнате. — Я тебя придушу сейчас!       Арсений, впервые скинув с себя верхнюю одежду сразу на пол, быстрым шагом идёт в сторону парня, которого ему сейчас хочется и убить, и закопать, и возродить обратно, чтобы вложить в маленькую головку всё то, о чём он не смог сказать раньше. — Не подходи даже ко мне!       Загородившись руками, Антон вжимается в перила и судорожно размышляет над тем, что он такого сделал, чтобы Арсений вернулся мало того, что на два дня раньше, так ещё и ночью. По его мнению, злиться и высказывать свои претензии должен он, а не Попов, а происходит почему-то наоборот. — Какого хрена у тебя телефон до сих пор выключен? — Ты приехал, чтобы это узнать? — интересуется Шастун, гордо поднимая голову. Ему не до воспоминаний о том, куда он засунул телефон, о котором напрочь забыл. — Или, может, для того, чтобы помочь мне с вещами?       Арсений встаёт напротив, у стены, и, покачав головой, вздыхает. Антон не вёл так себя с момента первого недопонимания в отеле, когда его пришлось искать по городу, но даже тогда парень не исчезал с радаров и не пропадал из сети. — Не успокоился ещё? — А должен был? Меня прилюдно унизили в кафе и буквально выгнали, блять, из дома. А ты не удосужился даже предупредить об этом.       Мужчина не хочет ссориться дальше, но и полностью признавать свою вину не согласен. Он не сообщил ничего перед отъездом только потому, что прекрасно помнит прыгающее настроение Антона на празднике. Хотел дать ему возможность нормально отдохнуть в его отсутствие и хорошо провести время вместо того, чтобы сидеть на телефоне и ежедневно думать о том, что делать дальше. — А ты предупредил меня о том, что собираешься куда-то ехать? Или сказал, с кем собираешься встречаться? Хотя ты звонил мне незадолго до этого и намеренно скрыл эту информацию, несмотря на то, что я вполне заслуживаю её знать. Чем ты тогда не виноват?       Антон поджимает губы и недовольно сопит. Да, в этом он проебался. Захотел узнать что-то в тайне от Арсения, а получил совсем другое. — Но ты тоже виноват! — не отступает он. — Я спорю? Я стою сейчас здесь, чтобы поговорить и объяснить всё лично. Я звонил, раз сто звонил, я трансляцию с камер открыл, записи, я в аэропорт выехал сразу, как только смог. Как думаешь, ради кого я всё это сделал и по какой причине?       Арсений замолкает, а Шастун перестаёт поддерживать зрительный контакт. Вроде и хочет высказаться, а вроде и сказал всё уже по телефону. Он соскучился по мужчине за эту неделю, но показывать это никак не собирается, чтобы тот не расслаблялся и не думал, что он готов сразу всё отпустить и простить. В глубине души Антону приятно, что планы Арсения могут так быстро меняться не только по личным причинам, но и ради него тоже. — Будем дальше так стоять, или ты дашь мне пару минут на то, чтобы я переоделся, сел, и мы нормально поговорили? — Иди.       Шастун дожидается, когда Арсений поднимется на второй этаж, а сам спускается в гостиную. Распаковывает одну из своих коробок, в которую сложил все письменные принадлежности, и достаёт оттуда первый попавшийся листок и ручку. Раз Попов так любит что-то подписывать, его только что придуманный договор подписать ему тоже придётся.       Положив лист на стол, парень отходит к холодильнику и, скрипя всем, чем можно, вытаскивает из него сегодняшнее рагу. Накладывает его в тарелку, засовывает в микроволновку и продолжает мысленно материть Арсения. Думать о том, что только что он решил накормить виновника своей истерики, Антон не хочет. Какую-никакую заботу по отношению к Попову он проявляет уже на автомате. — Я тут. — И я тут. Какое совпадение!       Поязвить парню хочется. Достав из микроволновки разогретую еду, он протягивает её Арсению. — Поешь.       Удивлённо вскинув брови, Попов перенимает тарелку, ставит её на стол и за оставшимися приборами идёт самостоятельно. Когда возвращается, Антон уже сидит на одном из стульев и что-то пишёт, совершенно на него не отвлекаясь. — Завещание? — шутит он, присаживаясь напротив. — Да. Твоё.       Расписавшись внизу листа, Шастун, не отрывая бумаги от стола, толчком руки отправляет его Арсению. — Читай вслух и подписывай. — Я, Попов Арсений Сергеевич, приношу свои извинения Шастуну Антону Андреевичу и заявлю, что впредь обязан, — мужчина усмехается, скользя взглядом вниз по листу, но продолжает читать, — заблаговременно сообщать ему всё, что может влиять на его жизнь, здоровье и настроение. — Арсению хочется засмеяться, но текст ещё не закончился. — Также я соглашаюсь искупить свою вину путём… — Попов поднимает взгляд на парня, так и не произнося вслух чужое желание, и заканчивает, — и претензий к составителю договора не имею.       Антон откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и ждёт, когда на бумаге появится вторая подпись. Он не сошёл с ума и сейчас не шутит: неделя воздержания после практически ежедневного секса даёт о себе знать, и такой просьбой он хочет осчастливить не Попова, а себя. Конечно, не сразу, после полного понимания происходящего и разговора, но тем не менее — другого ему от мужчины не нужно. — Ты серьёзно? — А тебя что-то не устраивает?       Попов решает промолчать. С улыбкой он приступает к еде и лишь изредка поднимает голову для того, чтобы посмотреть на парня и удостовериться, что он вполне реальный и сидит перед ним. В каких-то парах наказанием является отсутствие секса, а у него наоборот — присутствие. И если Антон в этом не идеален, то человека идеальнее Арсению точно не найти.       Быстро доев, не желая тратить на поздний ужин много времени, мужчина отодвигает тарелку в сторону и ставит локти на стол, опираясь на них. — Я хочу ещё раз услышать всё, что ты хотел со мной обсудить. Кратко и по порядку.       Шастун кивает и, расположив свои претензии в порядке убывания, садится поудобнее. Времени у него много — целая ночь впереди, так что торопиться он не собирается, сокращать что-то тоже. — Ты нарушил своё обещание не врать мне. Когда я спрашивал тебя, зачем ты едешь в Москву, ты ответил, что по работе, и соврал.       Арсений хмыкает. Другого он и не ждал. — Я никогда не подписываю никакие бумаги просто так. Если подписал вот это, — опустив указательный палец на сложенный пополам листок, Попов несколько раз стучит по нему и, убрав руку, договаривает, — значит сдержу требование. И ездил в какой-то степени я действительно по работе, так что претензия не принимается.       Антон с пару секунд задумчиво смотрит в стол и, мысленно согласившись с чужими словами, переходит к следующему моменту. — Ты давно знал, что отсюда придётся уехать, и молчал. Не говорил даже о возможности такого исхода, скрывал это. Не рассказывал о том, что делаешь и что собираешься делать, хотя меня это тоже касается. — Не знал. Предполагал, не был полностью уверен, поэтому ждал. — Знал, — не отступает парень, собрав все имеющиеся аргументы и убедившись в обратном. — Людей, которые на тебя работали, ты начал распускать давно. Когда я просил тебя что-то поменять или исправить в доме, ты ничего не делал, хотя все остальные просьбы слышал сразу же. Отсюда следует, что знал и готовился, а ещё то, что опять нарушаешь договорённость и врёшь.       Попов вздыхает. Антон внимательный, только вот не всегда и не везде: то очевидного не замечает, то целые стратегии выстраивает. — Ещё раз, — проговаривает он, старясь сохранить спокойствие. — Давно я это не знал. Когда увёз Наташу в ту квартиру, а тебя сюда, я предложил ей свои условия сразу и дал время на размышления. Свой ответ она дала за день до Нового года, и только тогда я определился со всем, что будет дальше.       Арсений не врёт: жена свалилась как снег на голову — связалась с ним неожиданно и потребовала даже больше, чем он предлагал изначально. Ничего выяснять мужчина не стал, а планы на праздники ему пришлось изменить. — Хорошо, пусть так, — продолжает Антон. — Сейчас ты занимаешься куплей и продажей людей. Детей, — исправляется он. — Мне это не нравится, и я это не одобряю. — Вовсе не занимаюсь. Всем этим я даю Наташе то, чего она хочет — возможность начать новую жизнь. В ней маленький ребёнок ей не так уж и нужен, её новому… — Попов прерывается, стараясь не опускаться до оскорблений, — партнёру мой ребёнок не нужен вообще, а позволить своей дочери расти в таких условиях я не могу. Если считаешь, что я её выкупаю, пусть будет так, но для меня это единственное правильное решение.       Антон понимает мотивацию Арсения, понимает, для чего это всё, но Наталью не понимает от слова совсем. Отдавать предпочтение какому-то мужику, а не родному ребёнку — для парня дико. Пусть своих детей у него нет, пусть он их и побаивается, но встать на чужое место может. Представить после сегодняшнего разговора с мамой, что было бы, если она так же, как и жена Попова, выбрала красивую жизнь вместо него, может тоже, и тошно как-то от этого становится. — Если хочешь знать все факты, то я могу продолжить. Помимо имущества, Наташа попросила помощь в достаточно серьёзной сделке. С отцом у неё отношения ужасные, а он владеет частью акций моего отца, и её это не устраивает. Мне пришлось пойти на не совсем законные вещи, чтобы передать их ей, но с юридической стороны я чист, и претензий ко мне никаких не возникнет.       Шастун вздыхает. Информация для него тяжелая, и он не знает, как на всё это реагировать. — А зачем они ей понадобились? — Пассивный доход. Дом этот нужно на что-то содержать, себя тоже.       Арсений разводит руками. Он бы прямо сейчас с уверенностью мог бы сказать, что Наташа справилась бы сама и даже начала развиваться, но делать этого не будет: человек, с которым она выбрала жить, доверия ему никакого не внушает. Попов считает, что рядом с ним любые её планы ничем хорошим не закончатся, но своё отношение к этому уже выразил: начиная с сегодняшнего дня, обращаться к нему по любому вопросу, не относящемуся к детям, теперь запрещено. — А с Серёжей что? — Ничего. Официальные права на него имею только я, алименты мне никто не должен, а видеться он может с кем и когда захочет. Захочет хоть на месяц уехать к Наташе — пожалуйста, не захочет — его право. Делить его никто не собирается: всё будет зависеть только от него.       Договорив, Арсений внимательно всматривается в лицо Антона и, увидев в нём только вселенскую грусть, спрашивает: — Есть что-то ещё, или мы можем пойти? — Можем.       Шастун не решается заговорить о наиболее остро волнующей его теме, откладывая её на потом. Он боится второго ребёнка, боится ответственности, но ещё больше боится потерять Арсения. Не случилось ещё ничего такого, что шло бы поперёк его жизненным укладам и вело бы к расставанию, и создавать спорные моменты Антон не хочет. Он и без разговора знает о том, что, поставь Попова перед выбором, уйдёт отсюда именно он, а не кто-то ещё, и даже давать мужчине намёк на то, что его что-то не устраивает в видении их общего будущего не собирается и смысла в этом не видит.       Арсений — его выбор, к которому он подошёл осознанно. Выбор, при котором также были страхи и сомнения. Выбор, о котором Антон ещё ни разу не пожалел.       Сейчас парень не смог бы с точностью ответить на вопрос, чего он хочет дальше, даже сам себе, и это, пожалуй, решающий фактор, из-за которого он решил промолчать. Все его переживания не равняются строгому «не хочу» или «не смогу», они — результат неуверенности в самом себе и элементарному незнанию. Антон не может предположить, как всё будет в реальности, а не в мыслях, и создавать негативные ожидания не хочет. Большинство страхов, которые заполоняли его мысли в самом начале общения с Арсением, не оправдались, и вполне возможно, что новые тоже не найдут себе места в жизни.       Металлический звон вынуждает оторваться от размышлений, и Шастун переводит взгляд, полный недопонимания, на лежащее перед ним украшение. — Это что? — А ты как думаешь?       Антон хочет возмутиться. Он вполне способен различать предметы и знает, что такое кольцо. О чём ещё ему нужно думать и что с ним делать, парень даже не предполагает. — Зачем оно мне? — Предлагаю вместе избавиться от него любым приятным тебе способом. — И зачем нам от него избавляться? — ещё более подозрительным тоном спрашивает парень, вопросительно выгибая одну из бровей.       Арсений тихо смеётся. Только сейчас он догадывается, что Антон из разговора понял многое, а главное — похоже, нет. — А зачем оно мне нужно? Я развёлся.       Не меняя выражения лица, Шастун так и застывает, забывая моргать. За весь сегодняшний день он прокрутил в голове десятки теорий и предположений, не меньшее количество раз успел повозмущаться и попсиховать, а подумать о том, что половину вещей из рассказов Арсения тот, находясь в браке, и делать бы не стал, так и не сообразил. Не смутили ни слова об алиментах, ни права на детей, ни раздел имущества. Несмотря на то, что Антон только об этом всё время и думал, думал он всё же в другом ключе — больше о себе. — Так что теперь я полностью твой, — продолжает Арсений, так и не дождавшись никакого ответа. — Надеюсь, навсегда.       За минуту парень успевает забыть о всех проблемах, которые никуда не исчезают, но для него временно меркнут на фоне только что услышанного заявления. Приподнявшись со стула, он тянется к мужчине, перегибаясь через стол, и, приблизившись настолько, насколько хватает роста, заглядывает Арсению в глаза. — Правда? — Правда, — улыбается в ответ Попов.       Антон больше ничего не спрашивает. Интересоваться, как именно Попов успел сделать всё, что он озвучил, за пять дней, причём в другом городе, он не хочет, думать об оставшихся сложностях и сидеть в гостиной до утра тоже. Облизнув губы, Шастун закрывает глаза и останавливается напротив губ Арсения. Ждёт, когда до него дойдёт, что ему нужно, а сам не двигается. — Ну, — всё же не выдерживает он, когда руки устают держать корпус на весу. — Ты собираешься что-нибудь делать? — Что? — ухмыляется мужчина, намеренно отстраняясь чуть дальше. — Петь? Танцевать? Играть в прятки? — Ой, всё… — бурчит Антон, возвращаясь обратно на свой стул. — Иди теперь и прячься. Желательно так, чтобы я тебя не нашёл.       Встав из-за стола, парень, не оборачиваясь, идёт к лестнице. Он тут на уступки идёт, готов на ближайшую ночь забыть об инциденте, а его желания так нагло игнорируют.       Шастун едва не вскрикивает, оказываясь в крепких объятиях. Арсений догнал быстро, не издав при этом ни малейшего шороха, и теперь не даёт идти дальше, обхватывая со спины и прижимая лопатками к своей груди. — Может, вместе спрячемся? — предлагает он шёпотом. — Где-нибудь под одеялом. — А, может, ты пойдешь на…       Договорить Антон не успевает. Поцелуй в шею сбивает, и посылать куда-то Арсения уже не хочется. Оперевшись на тело сзади, парень прекращает все лишние телодвижения и поджимает губы, выдыхая через нос. — Прекращай, — просит он почти сразу.— Не здесь. — А если и здесь, то что? Все спят давно.       Не отрываясь от шеи, Попов обнимает Антона крепче, скользит ладонями по чужому животу и, недолго подождав, пропускает их под футболку, останавливаясь в районе рёбер. Руки Арсения прохладные, и тёплая кожа парня приятно их согревает, но наслаждается этим мужчина недолго.       Шастун не успевает и слова сказать, когда пальцы Арсения уже сжимаются на сосках. Приходится прикусить кончик языка, чтобы не проронить ни звука, и на некоторое время отбросить желание заговорить. Привыкнув к ощущениям, рот парень всё же открывает. — Несколько метров до комнаты… — Мы осторожно.       Антон задерживает дыхание. Метания от «ни в коем случае» до «за несколько минут ничего не случится» начинающее нарастать возбуждение не сбивают, а только усиливают. Решив, что до секса на лестнице точно не дойдёт, а от таких прелюдий хуже никому не будет, Шастун отпора не даёт. Позволяет поиграть с сосками, пощекотать под рёбрами и не дёргается даже тогда, когда одна из рук Арсения минует резинку шорт, обхватывая ещё относительно вялый член.       Разрешать дрочить себе в открытом пространстве, когда каждый из находящихся в доме в любой момент может выйти из своей комнаты, Антон, конечно, не планировал, но и подрываться с места сейчас уже не спешит. Стоит неподвижно, смотрит на то, как двигается рука под тканью собственной одежды, и дышит с перебоями, контролируя громкость каждого вздоха. — Насколько ты сейчас узкий? — Я ничего не…       Парень замолкает, ощущая касание головки, приятнее предыдущих, и дёргается, когда второй рукой Попов приспускает его шорты сзади. — Ты что там делаешь? — шепчет он практически беззвучно. — Прекращай. — Тс-с-с. Просто пальчики.       Идея хотя бы войти в Антона прямо здесь и сейчас горит в голове Арсения красным пламенем. Горит, манит и подбивает на маленькое безумство, за которое ему, вероятнее всего, прилетит уже совсем скоро, но отказаться от неё Попов уже не может. Смочив два пальца слюной, он скользит ими по ложбинке между ягодицами и останавливается у самого входа, без особых усилий погружая один из них внутрь наполовину.       Антон замирает с открытым ртом. Он не знает, что говорить, не представляет, как сейчас сопротивляться, и лишь расставляет ноги шире, придавая своему положению хоть какую-то устойчивость. Одно дело поцелуи, которые можно прекратить за секунду, совсем другое — пальцы в заднице и спущенные шорты, скрыть которые за это же время при любой экстренной необходимости будет невозможно. А если и удастся это сделать, то происходящее всё равно будет очевидным.       Арсений давно не был таким настойчивым, давно не целовал так долго, не отрываясь, и парню слишком стыдно осознавать, что при всём понимании неправильности действий, отказывать ему сейчас не хочется. Шея со стороны спины уже начинает ощутимо побаливать, член стоит без сторонней помощи, а добавившийся второй палец вынуждает вцепиться рукой в перила. — Ты тут хочешь? — Нет, — шепчет Попов прямо в ухо, и Антон находит лишний повод для возбуждения и в этом. — Если только совсем чуть-чуть. Пару толчков туда-обратно, и всё. — Давай сразу.       Антон боится, что кто-то выйдет, и прекрасно понимает, что растягивать время опасно. Хоть и ночь, хоть и темно уже в гостиной из-за сработавшего датчика движения, не зафиксировавшего никаких передвигающихся объектов за определённый промежуток времени, а всё равно страшно. Кто-то выспится и проснётся, кто-то в туалет захочет — как тут предугадаешь.       Когда рука Арсения, до этого находившаяся на члене, исчезает, Шастун быстро заменяет её своей. Слюна — не смазка, и, несмотря на стаж практики, скольжение будет совсем другое.       Расстегнув на брюках только ширинку, Попов достаёт член из неё и, слегка согнув ноги в коленях, пристраивается сзади. Ширина ступенек позволяет устойчиво стоять на одной двоим, а вот рост удобно войти из такого положения не очень.       Антон задерживает дыхание, считая секунды до момента, когда захочется одновременно и провалиться сквозь эту лестницу сразу в ад, и поддаться телом назад, навстречу мужчине. Закрыв глаза, парень закрывает плотнее и рот, втягивая губы едва ли не в себя.       Пристроив одну руку на чужие бёдра, второй Арсений помогает себе войти с первого раза, а затем ей же на ощупь ищет ладонь парня и, быстро ее обнаружив, сжимает в своей. Толкается плавно, медленно и очень жалеет, что вжать Антона в перила и дать себе волю в действиях сейчас не получится. Арсений сделал бы это ещё давно, если бы подобная идея возникла раньше, но в этом доме реализовать её не получится теперь уже никогда, и Попов пользуется последним возможным моментом.       Когда сердечный ритм ускоряется, а вместе с ним почему-то и Арсений, обещавший совсем другое, Антон пытается отстраниться. Мужчина не умеет ограничиваться каким-то пределом — он всегда входит до упора, до характерного шлепка, и о громкости такого звука заранее Шастун почему-то не подумал. — Арс, всё, — выдыхает он. — Дальше за дверью.       Нехотя отстранившись, Попов поднимается наверх и, зайдя в комнату, остаётся ждать у двери. Ковыляющий в его сторону Антон, решивший не надевать шорты обратно и оставить их свисающими с бёдер, веселит, но Арсению не до смеха. Он получил небольшой аванс, попробовал желаемое маленькой частичкой и теперь хочет продолжения. — Иди уже сюда.       Парень закрывает дверь и снимает мешающие шорты до конца, оставляя их на полу. Оперевшись лопатками на стену, восстанавливает дыхание и несказанно радуется, когда Попов достаёт из ящика тумбочки смазку. — Повернись лицом к стенке.       Арсений хочет Антона стоя. Так, чтобы дрожащее тело приходилось держать, а весь контроль принадлежал ему. Выдавив вязкий гель на пальцы, мужчина откидывает бутылёк на кровать и возвращается на своё прежнее место, попутно растирая смазку по члену. Раздеваться он не собирается, потому что долго сегодня тоже не продержится, а терять время уже бессмысленно: до утра нужно успеть хоть немного поспать.       Опираясь на стенку предплечьями, Антон не ждёт, что вжатым в неё окажется ещё и щекой. Арсений действует резко, быстро, и парень случайно ахает, тут же закусывая губу. Делает это зря, потому что на лицо ложится чужая ладонь, и дышать с зажатым ртом и частью носа становится сложнее. — Вот так, — шепчет Попов, проводя свободной рукой по пояснице парня, вынуждая его слегка прогнуться. — Ещё чуть-чуть на меня.       Антону хочется начать царапать стену и кричать, когда Арсений входит в него заново под другим углом. Толчки уже не такие, как на лестнице: резкие и прерывистые. До члена не дотянуться, сдвинуться вперёд или назад не получается, остаётся только неподвижно стоять и надеяться, что сделать нормальный глоток воздуха всё же удастся.       Парень закрывает глаза, выгибается ещё больше, пытаясь поймать положение, при котором Попов будет попадать по простате не через раз, а с каждым движением, и недовольно мычит в чужую ладонь, когда Арсений останавливается в самый неподходящий момент. — Ты чего? — спрашивает он, когда рот освобождается от давления. — Арс? — Мне не кажется? Прислушайся.       Сделав несколько вдохов и развернув голову в сторону двери, Шастун снова задерживает дыхание, чтобы оно не сбивало. Понимает, о чём говорил Арсений, он сразу же и вырывается, наклоняясь к полу за шортами. Вот этого он и боялся: десяти минут не прошло, а уже кто-то проснулся. А что было бы, останься они на лестнице? — Пиздец, — матерится Попов, расстёгивая штаны полностью и укладывая член обратно в трусы. Влажно, неприятно и неудобно, но делать нечего. — Пяти утра даже нет. — Я схожу, посмотрю.       Антон одёргивает футболку, затягивает резинку на шортах и неуверенно косится на дверь. Шум хоть и не рядом, но слышен вполне отчётливо и совсем не похож на обычное хождение по дому: скрежет, грохот и странный размеренный приглушённый стук. Мама, конечно, может встать так рано, но зачем — Антону непонятно. Вещи все уже собраны, еду готовить не нужно, она есть, а заниматься больше откровенно нечем. — Что это вообще? — Каблуки, — отвечает Арсений, продолжая прислушиваться. — Каблуки, паркет и фашист.       Шастун бледнеет, прижимаясь плечом к двери. Понять, о ком идёт речь, ему несложно, а вот идти и смотреть, что происходит, он теперь не хочет. Если Наталья не знала, что Арсений вернулся раньше, то приехала целенаправленно к нему, и радоваться этому вряд ли можно. — Она утром обещала, — шепчет Антон, начиная бояться, что если не выйти самим, вторгнуться девушка сможет сюда, что будет ещё хуже, потому что в соседних комнатах такого не ждут совершенно, и дай бог, чтобы не проснулась мама. — Но не сейчас же. — Издевается.       Расстегнув верхние пуговицы рубашки, Попов идёт к двери и, отодвинув от неё Антона, выталкивает его в коридор. Не медля, спускается на первый этаж и останавливается на середине лестницы. Свет в гостиной горит, на полу стоят расстёгнутые сумки, а за столом, где ещё недавно Арсений ужинал, теперь расположились другие люди. — Оккупантов двое. — Арс! — шикает Шастун, недовольный ни происходящим, ни громкостью речи.       Развернувшегося на них мужчину он видит впервые и смотрит на него изучающе, не отрываясь. — Доброе утро, — здоровается Алексей. — Не помешали? — Помешали.       Спускаться ниже Арсений не решается. Исполнить обещанное при первой встрече в ресторане ему до сих пор хочется, а теперь к старому желанию добавляется новое — показать мужчине занятый им стол с максимально близкого и желательно миллиметрового расстояния. — Ну, ничего, — продолжает мужчина, притягивая к себе лежащий рядом листок. — Интересная бумажка, кстати. Только вот зачем обещать то, что ты не умеешь делать?       Антон хватает Арсения за руку, потому что страшно ему становится и за себя, и за окружающих. Вина за то, что личный во всех планах договор остался на столе, всецело на нём, и как теперь его отбирать парень не знает, но Попову сделать это точно не даст. — И что же я не умею, позволь поинтересоваться?       Хитро улыбнувшись, Алексей расставляет два пальца по уголкам рта и высовывает язык, наглядно отвечая на заданный вопрос.       Шастун краснеет мгновенно. Додумался же попросить Арсения отлизать в письменной форме, никак не завуалировав фразу, а теперь не знает, куда себя деть, впиваясь в чужую руку с утроенной силой. — А что тут происходит?       Обернувшись на голос, Антон резко хочет присесть на лестницу. Он, конечно, постарался вчера объяснить маме, по какой причине утром придётся уехать чуть раньше обговорённого, но того, что происходит сейчас, сам не ожидал, поэтому предупредить заранее не получилось. — А вы вообще кто? — Наталья, до этого не проронившая ни звука, заинтересованно поднимает голову и начинает рассматривать появившуюся на лестнице женщину. — Тёща моя будущая, — моментально отвечает Арсений, наигранно и широко улыбаясь.       Парень заходится в громком кашле, отворачиваясь к стене. Позор. Двойной позор. Объясняться придётся долго. — Одевайтесь, мама. Мы уезжаем.       Пока Майя спросонья пытается понять хоть что-то, Антон, закрыв лицо руками, всё же опускается на лестницу.