***
В кафе, находящемся неподалеку от университета, подозрительно пусто. Антон потягивает купленный ему молочный коктейль и одновременно пишет сообщение Диме, предупреждая его о том, что он ненадолго задержится. Причину, конечно, не называет, но и проблемы в этом никакой не видит. — Я жду, — говорит он, отрываясь от телефона. — Ты первый. — Хорошо, — соглашается Миша, опираясь на стол локтями. — Ты же знаешь, что Илья сейчас на третьем курсе, а я на четвёртом? Шастун кивает. Коктейль, от которого он на протяжении пяти минут твёрдо отказывался, действительно вкусный, и доставать изо рта трубочку для краткого «ну и?» не хочется. — Я только вступил в профсоюз, когда он появился в университете. Таким, как сейчас он тогда не был. Весёлым был, заводным, ребятам с потока нравился. В общем, в КВН попал почти сразу, и школьный опыт у него уже был. Антон продолжает молча кивать. Эту информацию он слышит впервые и всё ещё считает, что она ему будет полезна. — Всё было замечательно: он во всех мероприятиях участвовал, людей за собой приводил. Я сам даже пытался с ним сдружиться, но не вышло. И тогда, после первой зимней сессии, к ним в группу перевёлся один парень с другого направления. Пить Шастун на этом моменте прекращает, догадываясь, о чём будет дальнейшая история. Связать в голове «Макар и парень» и «парень и Макар» Антон не способен и почему-то начинает переживать. Не за Илью, конечно, — опять за себя. С ним на встречу после этого разговора идти-то ему, а не кому-то ещё. — Парня этого звали… в общем, не важно, как его звали. Человеком он так себе был. Не успевал слова о себе сказать, как уже из штанов выпрыгивал, лишь бы внимание привлечь. И получалось это у него неплохо. Лез во все, что мы делали, праздники какие-то вёл, мастерски затыкая всех, кто хотел ему как-то в этом помешать или на его место встать. Ну и, естественно, стал красным флагом для Ильи, который тоже к этому стремился, только несколько другими способами. Миша перерывается, а Антон начинает улыбаться. Ему кажется необычным, что привычное прозвище «Макар», к которому он уже привык и в принципе начал считать за полноценное имя, которым знакомый всегда и представлялся, в речи Миши практически не фигурирует. Само это «Илья» для него звучит по-новому, а слушает парень историю как-будто о другом человеке, но спрашивать, почему так, не решается. — Он ему жить мешал своим появлением. Внимание людей, которого он так добивался, переключилось с Макарова на него: кому-то его образ нравился, кому-то нет, но, по большей части, именно из-за него он был всегда на слуху и на виду. — А дальше? — наконец вступает в диалог Антон, которому продолжение становится интересно вдвойне. — А дальше… Илья не знал, как на него реагировать. Он не агрессировал, но и не пытался наладить с ним контакт. Только наблюдал постоянно, издалека, со стороны, и наблюдение это быстро вошло в привычку. Он начал следить за ним, интересоваться всем, чем интересуется он, чтобы понять, как это так у него что-то получается, а у него нет. А я, в свою очередь, стал наблюдать уже за этим. Миша делает глоток из полной чашки, стоявшей рядом, и переводит взгляд на Антона. Видит, что тому сейчас приятно и находиться здесь, и слушать его. Не менее приятно от этого становится самому. — Я не знаю, как разворачивалась вся история, — продолжает он, — но знаю, что она была печальной. Возможно, не поверишь мне сейчас, но, спустя какое-то время, они действительно начали встречаться. Отношения продлились недолго, и причин здесь, думаю, много. Илья влюбился в его харизму и личность, но презирал его образ и делал всё, чтобы его исправить. Пытался перевоспитать, подстроить под себя, но тот парень тоже был другим, и ему это категорически не нравилось. Если кратко, то его это порядком подзаебало, и он от него ушёл. Ушёл херово, изменив ещё до того, как предложил поставить точку. — А Макар что? — После этой истории стал считать всех геев такими же, каким был тот — эгоцентричными предателями. Сначала просто тихо ненавидел, потом, видимо, осознание пришло, что такие далеко не все, а только ему так посчастливилось, и вдобавок к оскорблениям в ход пошли кулаки. Илья не ненавидит геев и тем более не гомофоб, он… скорее всего, до сих пор обижен. Знаешь, как, например, если бы ты встречался с каким-нибудь гитаристом, случилось что-то неприятное, и раздражать тебя после этого начали бы абсолютно все гитаристы, которых ты где-то слышишь или видишь. Антон сглатывает, задумчиво хмурясь, а после недоверчиво мотает головой, показывая этим своё несогласие. Вряд ли бы, случись такое с ним, он начал бы ненавидеть всё похожее. — Бред какой-то, — выдаёт он, продолжая мысленно рассуждать. — Не бред. Я не утверждаю, что это абсолютная правда, это, скорее, мой вывод. Но такие люди действительно существуют. У них агрессия и раздражение появляется на всё, что хоть как-то связано с их болью. Они запросто могут возненавидеть песню, которую слушали с тем же бывшим партнёром, место, по которому с ним гуляли, ну и так далее. Просто проявляется это раздражение у всех по-разному. А Илья сам по себе вспыльчивый, вот это всё и вылилось в то, что есть сейчас. — А если ты с этим бывшим по всему городу гулял? — продолжает спорить Антон. — Или жили вы с ним в твоей квартире? Ты что, весь город начнешь ненавидеть и дом свой сожжёшь? Миша на это отвечает с ухмылкой, а Шастун начинает думать, что тот сам с подобным как-то связан, если так рассуждает. — И такое возможно. Сжигать, конечно, — это вообще крайняя стадия, но переехать в другое место и даже город — это запросто. Город тоже может стать дырой, которая все силы из тебя вытягивает. Не согласен? — Не знаю, — честно отвечает Антон, отодвигая от себя стеклянный бокал подальше. — Не сталкивался. Следующая минута тишины, которая кажется для парня вечностью, вынуждает его разговор продолжить. Тем более, что понял он ещё не всё. — Слушай, всё равно не сходится. Если эта история с Макаром действительно была, то неужели, кроме тебя, никто о неё не знает? Ну, типа, кому-то явно его поведение сейчас не нравится. Почему молчат? — А кому это нужно? Было давно, знают немногие. Кто-то уже из университета ушёл, кто-то забыл, а кто-то просто рисковать не хочет. Если Илья прямо скажет, что ему не нравится, и по роже даст, то Эд таким дерьмом обольёт, что не отмоешься уже потом. Шастун хмыкает. Вот и оговорочка. — Чего сразу имя не назвал? — Не хочу быть связан с этой историей. Ты расскажешь кому-нибудь, дойдёт до него, а я и так с ним в конфликте. — Но про Макарова что-то согласился разговаривать, — не отступает Антон. — Про него не переживаешь, если распизжу? Могу ведь в любой момент. — Переживаю, — соглашается Миша. — Но он проще. С ним поговорить можно, если сильно постараться, и он действительно выслушает. А Эд ничего слушать не станет. Ничего и никого. Антон вздыхает. Ему даже интересно становится, что за человек вообще с такой репутацией, но спрашивать больше он не рискует. Разговор хочется закончить и уйти отсюда — вечер всё-таки не резиновый, а Арсению он к десяти обещал вернуться. — Задавай свои вопросы, и я пойду. Шастун ждёт худшее. Например, что-нибудь о том, как именно и в какой позе он любит трахаться или как часто он это делает, но получает совершенно другое. — Ты счастлив? Антон может только открыть рот и зависнуть в таком положении, пытаясь понять, не сошёл ли с ума собеседник напротив. — Ты мог узнать что угодно, но на полном серьезе спрашиваешь это? — Да. Я спрашиваю то, что мне важно. Ты обещал ответить честно. Парень утыкается взглядом в стол и сводит колени под ним почти до боли. Он не понимает, почему так сильно начинает биться сердце, и бесится с этого, не зная, как реагировать и что отвечать. Такой лёгкий вопрос, подразумевающий односложный ответ, но сказать его почему-то становится сложно. Да, наверное, он счастлив. Кто бы на его месте был несчастлив? Антон связывает свою реакцию с недавними событиями, так или иначе повлиявшими на его эмоциональный фон, и хочет поднять голову, но не может. Знает, что встреча взглядами с вероятностью в сто процентов состоится. — Не уверен в этом полностью, — цедит он себе под нос и сразу же добавляет. — Конкретно сейчас. — Ты любишь его? Шастун догадывается, о ком идёт речь. Ещё час назад он отмёл от себя и обсмеял двоих из предположенных Мишей любовников, и остался только один — Арсений. — Да, — не медля ни секунды, отвечает он. В этом вопросе сомнений не возникает. — Я его люблю. Найдя в себе силы посмотреть на собеседника, Антон считывает в чужом лице разочарование, граничащее с грустью. Хотя, больше не считывает, а ощущает, но это становится ему совершенно не важно. — И хочу, чтобы ты кое-что знал. Когда я назвал его при тебе «папочкой», я не вложил в это слово ничего из того, что ты сам себе надумал. Я был пьян и почти никак с ним тогда не связан. Но сейчас связан и могу об этом сказать. Он не мой пожилой спонсор, с которым, по твоим словам, я трахаюсь за деньги. Он — мой молодой человек, с которым я трахаюсь по любви, а ещё потому, что хочу этого. Миша хмыкает. Он уже извинялся за свои слова и делать это ещё раз не собирается. — Я тебя услышал. — Ещё что-то? Или я могу идти? — Ты смог бы со мной просто общаться иногда? Вернее, хотел бы? — Не знаю. Возможно. Прощание происходит быстро. Антон получил, что хотел, и даже сделку со своей стороны выполнил: хотел наврать, но ответил на все честно и ни капли об этом не жалеет. Выйдя из кафе, он сомневается только в одном: действительно ли не знает о желании изредка общаться или сказал так из вежливости? Наедине с самим с собой парень больше склоняется к тому, что не хочет. И даже не из-за прошлого, а просто потому, что не видит в этом никакого смысла. Что может из этого получиться? Френдзона? Скучные диалоги в переписках? Или чувство стыда за то, что он не может ответить взаимностью? В том, что Миша всё же испытывает к нему не совсем дружеские чувства, Антон более чем уверен. А ещё уверен в том, что на хер ему это не нужно. Уже в такси он понимает, что забыл спросить кое-что важное. Быстро находит контакт и пишет последний вопрос.Антон 17:53 Почему ты решил, что я сплю с Макровым?
Ответа ждать долго не приходится. Миша 17:54 Ошибся.Антон 17:54 Но почему-то подумал же так?
Миша 18:01 Ты похож на него чем-то. И смотрит он на тебя так же, как на него тогда. Я видел ваше выступление. Это всё. Пока. Антон тихо смеётся, когда понимает, что имя человека, которого нельзя называть, опять упускается в диалоге. Вот до чего ревность может довести: приплести кому-то половые отношения, основываясь только на взглядах, которые даже их псевдо-участник не замечал. Парень блокирует телефон, убирает его в карман куртки и уже через несколько минут выходит из такси, вглядываясь в серое здание, совсем померкшее в темноте. Здесь он когда-то жил и думал о будущем, а сейчас он здесь гость. Идя вглубь по коридорам, Антон начинает сомневаться во всех словах Миши и думать о том, как можно проверить их правдивость. Хороших идей, которые не станут поводом для его повторного избиения, пока не возникает, но сделать хоть что-то почему-то хочется сильно.