*POV Мэйк*
Мейби заперла нас с Валерой в этом классе. — И что ты должен мне сказать? — спросил Диджейкин. — Да забей, — сказал я. — Мэйки, я всё слышу. И если ты всё не расскажешь — я вас не выпущу. — Мей, открой! — подал голос Валера. — Нет, пока не признаетесь друг другу в любви — не выпущу! — Пока мы не... что? — удивился Диджейкин, глядя на меня. Я не знал, что ответить, поэтому решил сказать правду. — Ты мне нравишся. И то, что вы с Кроки услышали, предназначалось тебе. Валера приспустил свои очки и посмотрел на меня, как баран на новые ворота. — Почему сегодня, когда мы разговаривали в туалете, не сказал? — Знаешь ли, это не так-то просто — признаться в любви человеку, который тебя избивает три года. — Так поэтому я тебя и избивал. — Чего? Бьёт — значит любит? Извини, но это правило не работает. — Я уже понял. — А что ты чувствуешь ко мне? — спросил я. — Тоже, что и ты ко мне. Не знаю, зачем, но я просто обнял Валеру, и он ответил на обьятия. А потом он поцеловал меня, а я стал отвечать. Я услышал, что замок щёлкнул и открылся, но нам сейчас не до этого. Мы просидели тут до конца урока. Даже забыли, что Мейби и Кроки ушли.*POV Мейби*
Как тоько я заперла дверь, то сразу же прислонилась ушком к нему. — И зачем мы ушли? — спросил Кроки. — Мэйк должен признаться в любви Валере. Ну или наоборот. Кроки стал позади меня и тоже стал слушать. Я слышала весь их разговор. Когда я услышала, что хотела, то открыла дверь. Затем, тихонько сфотографировав на камеру их поцелуй, я с шипперской улыбкой посмотрела на них. — Скинь мне потом фотку, — сказал Крокодил. — Ага. Пошли? Или ты тут их собираешься ждать? — Ну, пошли. До конца урока мы бродили по школе, на некоторых кабинетах учителей маркерами писали их клички и много чего «хорошего». Мы проходили мимо кабинета директора. — Кроки, стой, — проговорила я, поравнявшись с дверью. — Хочешь ему что-то написать? Я замотала головой вверх-вних. Порывшись в портфеле, достала два цветных маркера. Один синий с блестками, другой — неоново-зеленый. Протянув Кроки второй маркер, стала думать, что писать. Я на него в обиде. Этот пиздюк меня унижал перед русичкой и англичанкой! Кроки уже во всю разошёлся оставив много надписей и неприличные рисунки. Я же большими буквами написала: «ебанутая мразь». И тут мне в голову приходит одна мысль. Конечно, маркеры месяца через три смоются, но я хочу, чтобы это запомнилось надолго. Достав пилку для ногтей, я нашкорябала слово «пиздюк» и в прорезях раскрасила. Мы с Кроки ушли как можно дальше. — Не боишься, что исключат? — спросил он, когда мы гуляли. — Нет. Ему столько денег мой папа дал, что он меня на руках носить должен. И этого хватит, чтобы заменить двери в пяти таких школах. А ты? — Что я? — Ну, не боишься исключения? — Неа, мой папа тоже много денюжек директору отвалил. — Выходит, мы блатные? — спросила я, идя по коридору спиной вперёд. — Типа того. — А Дора? — Ну, она не такая плохая, как я. У нас в школе вообще политика зашибенная. Весь сброт, начиная с пятых, перекидывают в девятый, а с десятого к нам. — Я знаю. Поэтому я и перескочила пару классов. — А почему в наш, а не в девятый. Ты же вроде с моей сестрой неплохо общаешся? — спросил он. — Я попросила. В первый день обучения ваш класс показался мне самым интересным, вот я и перешла. — Ясно. Вскоре прозвенел звонок. Забежав в класс, я кинула портфель и побежала в сталовку, где должна встретиться с Дорой и Аленой.