***
Лучи искусственного солнца, проходя сквозь барьер и преломляясь, грели не хуже реальных. Впрочем, это не задумывалось изначально, было сугубо побочным эффектом и даже несколько мешало в сложившихся условиях. Ещё одна непонятная тварюшка метнулась к аранкару, но тот играючи ушёл от удара и в свою очередь полоснул катаной, с лёгкостью располовинивая серо-зелёное нечто. Что же, в этот раз Заэль сделал действительно стоящую вещь, которая в кои-то веки оказалась понятной, удобной и полезной. Гримджоу тихо хмыкнул, вспоминая, как змеюка Ичимару радостно расписывал достоинства «симулятора», созданного сумрачным гением их штатного психа-учёного. Вот только в этот раз подозрительное изобретение оказалось на самом деле крайне интересной и нужной штукой. Не то что бы в пустыне вдруг не находилось противников, но всех самых сильных необходимо было доставлять Айзену. А что за интерес сражаться со слабаками, которых можно вбить в песок одним лишь всплеском реацу? С другими Эспада связываться себе дороже – нервные клетки, как известно, восстанавливаются долго и сложно. Вот и выходило, что даже потренироваться нормально было не с кем. И тут Заэль неожиданно придумал простое и очень хорошее решение. Его прибор генерировал поле, в котором создавались противники, полностью соответствующие уровню хорошего вастер лорда. Хотя зачастую в качестве противников вполне могли выступать и не слишком удачные эксперименты Гранца. В любом случае, Сексту этот «симулятор» в качестве тренировки устраивал от и до. Очередная порция неведомых хреней налетела как-то внезапно, однако вбитые бесчисленными боями рефлексы сработали куда раньше сознания, заставив отшатнуться и поплатиться за секундную беспечность только разодранной курткой. Гримджоу мазнул взглядом по висящим лоскутам, оценил, что теперь белая ткань сгодится разве что на тряпки и несколько мешается, и нетерпеливо стряхнул её с себя. Количество противников ещё увеличилось, так что процесс переставал быть скучным. С привычным полубезумным, широким и предвкушающим оскалом Джагерджак ринулся в бой, даже без ресурексиона в этот момент напоминая дикого зверя. Сила бурлила в крови, лишь сильнее распаляя природные бойцовские инстинкты. Впрочем, стоило неосторожно позволить сознанию скользнуть в багровую пелену неконтролируемого упоения битвой, как лёгкая, но крайне неожиданная боль тут же вернула к реальности. Меносовы творения Заэля оказались достаточно хороши, чтобы пробить йеро и оставить гордому аранкару несколько не слишком глубоких, но неприятно кровоточащих царапин на груди и плечах. Раздражённый рокот зародился в глубине горла, яростной волной смывая осторожное предупреждение чувствительности о чужом взгляде. Пустынный Король изволил гневаться и ему было глубоко по барабану, находился ли кто-то рядом в этот момент. Ярость вскипела, даря восхитительный подъём сил и позволяя в считанные секунды разобраться с посмевшими ранить его противниками. Не выдержавший дикой, яркой и необузданной реацу аранкара прибор надрывно «закашлялся», заискрил и попросту развалился. В тот же миг исчез барьер и жалкие остатки странных тварей, что могли послужить хорошими противниками, если бы не попались под лезвие Пантеры. Откровенно говоря, вспышка злости была практически необоснованна, но… Гримджоу это ни капли не заботило. Он всегда жил непрерывно меняющимся яростным вихрем эмоций, чувств и инстинктов. И сейчас он медленно остывал, убрав катану обратно в ножны и остановившись посреди несколько раскуроченного полигона. То, что он услышал шаги лишь уже в непосредственной близости от себя, было неприятной неожиданностью. Силу он тоже не ощутил, но уж в этом-то не было ничего удивительного – не считая трёх капитанов-отступников скрывать свою реацу могли многие аранкары. Вот только именно в этот раз Джагерджака вполне привычная ситуация отчего-то насторожила на инстинктивном уровне. Не успел Секста сделать хоть что-нибудь, подчиняясь внезапно завопившей интуиции, как чужие руки легли на талию, приобнимая, обдало легко узнаваемой силой и раздалось негромкое: – А ты столь горяч только с противниками, Гримджоу? И длинные пальцы лёгким касанием прошлись по коже, стирая кровь с одной из уже подзаживших царапин. Аранкар невольно застыл, прикованный к месту не столько чужой силой, сколько леденящей паникой, прокатившейся по телу стылой волной. О вкусах и пристрастиях Айзена не знал только слепой и глухой в самом отдалённом уголке измерения, но Джагерджак совершенно не ожидал, что сам может стать… объектом интереса, так сказать. И сейчас шок в первый миг мешал трезво мыслить. Тело будто закаменело, пока сознание лихорадочно пыталось придумать способ выкрутиться из сложившейся ситуации. Гримджоу понимал, что с этим монстром ему справиться не по силам, а если просто сбежать… убить не убьёт, но жизнь превратить в Ад сможет с лёгкостью. Впрочем, уж лучше так, чем… Секста подавил гримасу отвращения и взял себя в руки. Ничего ещё не случилось и шанс смыться без последствий есть. Впрочем, все боевитые мысли вымело из головы недвусмысленное движение рук, так что… – Прошу простить, но мне уже надо срочно выдвигаться вместе с Трес. Похоже, объявился новый вастер лорд, – память услужливо подкинула недавнее предложение, на которое Гримджоу изначально собирался ответить отказом. Тактическим отступлением это можно было назвать с огромной натяжкой, скорее позорным бегством, но причину Джагерджак выбрал вескую. Айзен сам упирал на необходимость пополнения рядов аранкаров, так что останавливать не должен был. И не стал. В этот раз у Сексты было ощущение, что сонидо вышло даже как-то быстрее в попытке поскорее оказаться как можно дальше от одного озабоченного типа, явно решившего разнообразить свой досуг. Хорошо, в этот раз получилось смыться… А теперь… Быть может вечная трескотня фракционов Тии сможет развеять или хотя бы заглушить поселившееся внутри противное ощущение, будто аранкар прикоснулся к чему-то мерзкому. Конечно, если подумать, то «будто» тут было лишним – на воображение Гримджоу не жаловался, и его передёрнуло от представленного. Одно было хорошо – поиски лишь только в теории существующего нового вастер лорда могли затянуться на весьма долгий срок. А значит будет время что-нибудь придумать.***
Лас Ночас далеко не всегда был тихим местом — фракции редко сдерживали себя, оглашая возмущёнными воплями половину дворца. Особенно в этом отличалась троица подчинённых Халибел, сея вокруг себя хаос, шум и вечный беспорядок. Даже у Септимы и Октавы было зачастую шумно — если к первому заглядывали Аарониро, то их споры слышны были и в пустыне, да и сам Леру мог начать довольно громко и звучно тянуть очередные тексты, неизвестно откуда взятые. У Заэля же в лаборатории частенько взрывались очередные образцы и странные субстанции, порой встряхивая всё крыло дворца, в котором и работал учёный. И только в одном месте тишина была всегда, практически не нарушаясь ничем. Своеобразная «мёртвая зона» безраздельно принадлежала Улькиоре. Тихо, пусто, однообразно и равнодушно — Кватро никак не изменял окружающее пространство, ограничиваясь минимумом вещей для удобства, и не давал кому-то нарушить своеобразное отражение его самого. На его территорию рисковал заявляться только Секста, из-за чего-то вообразивший Шиффера своим соперником и вечно пытающийся нарваться на драку. Джагерджака спасало только то, что Улькиора не отличался особой эмоциональностью, но если что и испытывал, то предпочитал прятать глубоко внутри, всегда оставаясь сдержанным и отстранённым. В конце концов, практически всё в этом мире вызывало лишь равнодушие у Кватро, а достойных проявления всё-таки существующих слабых эмоций практически невозможно было отыскать… Но именно что «практически». Некоторые вещи отзывались внутри довольно ощутимым и неприятным холодком. Хотя казалось бы — в пустыне и так холодно, а душа аранкара и вовсе была давно выстужена ледяными ветрами измерения. И, тем не менее, кое на что практически лишённый эмоций Эспада был способен куда лучше остальных аранкаров. Улькиора был бесконечно предан тому, кто пообещал дать смысл существовать и действительно подарил его. Желающий до этого просто раствориться в пустоте Кватро получил первый и единственный якорь, удерживающий его в живых. Но у этой преданности был действительно большой минус… Шиффер был готов выполнить любой приказ… абсолютно любой. И только чудом пока что при этом факте одно конкретное повеление так и не звучало… Но чудеса не могут длиться вечно. В этот раз Айзен вызвал его к себе с отчётом о посещении мира живых. Улькиора, преклонив одно колено, безэмоционально докладывал о том, как они туда с Ямми пришли, что увидели, с кем было сражение. А сам при этом думал, как выпутаться, — не обладая способностью испытывать яркие эмоции, он оказался владельцем крайне чуткой интуиции… и сейчас она активно сигналила, что, чем быстрее удастся уйти отсюда куда подальше, тем будет лучше для него. Значить это могло в этот момент только одно… Шиффер прекрасно знал, что Соуске за личность, и помнил, как некоторое время назад Секста чуть ли не от своей тени шарахался, имея вид пришибленный и настороженный. Была бы у него шерсть — вся стояла бы дыбом. И Улькиора его понимал, даже, пожалуй, капельку завидовал, неожиданно оказавшись способным и на отголосок этого чувства. Просто Кватро предельно ясно осознавал — сам он сбежать не сможет, если будет прямой приказ. По своей воле Улькиора на такое бы никогда не согласился. В этом смысле даже хорошо, что его лицо всегда напоминало безразличную маску — так упорно не понимать намёки, не видеть взгляды и не слышать интонации можно было только с подобным равнодушием. Ещё одним несомненным плюсом было и то, что на Шиффера единственного иллюзии Айзена не действовали, как надо. Кватро просто видел и их, и сквозь них, так что подмены собственного восприятия не боялся. Соуске вся эта игра несказанно забавляла… Впрочем, рано или поздно ему должно было надоесть, что его цели ускользают. И сейчас, закончив отчитываться и уже стоя ровно под задумчивым взглядом Айзена, Шиффер понимал, что в этот раз изобразить непонимание не получится. — Улькиора, — лёгкая усмешка скользнула по губам, отзываясь внутри аранкара затягивающимся узлом обречённости, — что же ты бегаешь от меня? — Я… не понимаю вас, Айзен-сама, — Кватро знал, что внешне его внутреннее состояние никак не отразилось… и что он действительно «убегал»: старался быть вечно занятым чем-то крайне важным, чтобы снизить риск именно такого приказа. — Что же, тогда придётся так… — Соуске всё с той же усмешкой смотрел на аранкара, подперев голову кулаком, и неспешно продолжил, словно смакуя каждое слово, — Я приказы… — Прошу извинить! Мыш, ты срочно нужен! Там полный трындец, и ты идёшь со мной! — неожиданно ворвавшийся в зал синим росчерком Секста выпалил это всё, перебивая не успевшие прозвучать роковые слова, и, уцепившись за воротник Шиффера, бесцеремонно утянул его в сонидо под совершенно ошарашенным взглядом Айзена. Сопротивляться Улькиора не стал, ожидая, когда же его прекратят тащить в неизвестном направлении и объяснят причины этого поистине самоубийственного поступка. Остановился Джагерджак где-то в пустыне, очень далеко от Лас Ночас и, отпустив Шиффера, упёрся ладонями в колени, пытаясь отдышаться. По всей видимости тянуть в сонидо кого-то до этого ему не приходилось, а тут ещё и превосходство Кватро в реацу сказалось. Гримджоу понадобилась целая минута, чтобы восстановить дыхание и выпрямиться, окидывая затянутую в белое фигуру Улькиоры подозрительным взглядом. А потом он и вовсе выдал вполне ожидаемо не то, что можно было от него ожидать в такой ситуации. — Вот вроде не толстый, а весишь по ощущениям как Ямми! — и возмущённый фырк, на который Улькиора только устало закрыл глаза на несколько мгновений. — Зачем? — равнодушно поинтересовался. — Что именно «зачем»? Зачем вытащил твою задницу из этой ситуации? — едко поинтересовался Гримджоу. — А что, есть возражения? Так ты только скажи, сразу верну на место! — Айзен-сама этого не забудет. Повторюсь: зачем? — Улькиора смотрел куда-то вдаль, туда, где ослепительная белизна песка ярко контрастировала на линии горизонта с антрацитовым небом. — Выкручусь. К тому же от меня такая бесцеремонность ожидаема, — отмахнулся Секста. — Я, конечно, собираюсь однажды открутить тебе голову, но предпочту, чтобы ты был на тот момент в здравом уме и твёрдой памяти. Кроме этого… а то я не знаю твоё отношение к приказам этой сволочи! «Сдохни, но выполни»! Тьфу! Вот только такого тебе я не желаю. А теперь пошли. — Куда? — едва заметно приподнял бровь Кватро, не двигаясь с места. — Как это? Разруливать трындец, про который я говорил, — Секста широко оскалился. — У меня было кое-что приготовлено на подобный случай. После чего развернулся и направился в сонидо куда-то в сторону… Улькиора ощутил с того направления нечто непонятное и неправильное. Мгновение раздумий, и Кватро присоединился к «собрату по несчастью». В конце концов, Джагерджак серьёзно подставился, чтобы помочь ему, и Шиффер это очень хорошо понимал, а потому был готов закрыть глаза на присущую Сексте грубость, порывистость и отсутствие уважения к Айзену. Хотя последнее было совершенно не удивительно. Ведь Улькиора был не единственным, на кого положил глаз Соуске. Когда они остановились на вершине бархана, Кватро оглядел творящееся внизу безумство и понял, что готовился Гримджоу основательно. Вот только теперь это требовалось остановить… Впрочем… — В Лесу Меносов под корнями дерева у плато есть пещера. Открытие гарганты в мир живых из неё отслеживается с большим трудом, — равнодушно обронил Улькиора, краем глаза отмечая, как ошарашенно на него уставился Секста, и шагнул в сонидо вниз, разбираться со своеобразной диверсией.***
Полумрак клубился здесь всегда, резко контрастируя с ослепительной белизной и ярким светом лаборатории. Небольшая комнатка — единственный тихий уголок, в котором можно было скрыться от всего мира… кроме самого себя. Заэль лежал на диванчике неподвижно, прикрыв глаза и стараясь не думать, а просто замереть, давая регенерации убрать гуляющую по телу боль. Мысли, однако, не спешили подчиняться и исчезать, настойчиво идя по замкнутому кругу и раз за разом возвращая к тому вопросу, который Октава силился себе не задавать. А стоило ли оно того? Самым паршивым было то, что Гранц не мог заставить себя сказать «нет». Как, впрочем, и выдавить из себя «да». Он мучался от этой противоречивости, но одно знал точно — изменить что-либо не может. Наука была его страстью, любовью, жизнью — единственной причиной существования. И ради того, чтобы уходить в неё с головой, исследуя и продвигаясь всё дальше и дальше, открывая секреты и суть вещей и живых существ, учёный был готов на всё. За что и поплатился, угодив в страшную зависимость. Заэлю в измерении пустых не хватало ни основ, ни помощников, ни оборудования. С последним он разобрался и сам, собрав то, что было необходимо, а помощников отобрал среди преобразованных в слабеньких аранкаров пустых, на которых Соуске «тренировался» в использовании Хоугёку. Но… основы, знания, бесценные данные… их взять было неоткуда. Единственно возможным источником был Айзен, но… за это была своя цена. И Заэль, практически физически страдая от невозможности продвинуться дальше и топтания на месте со слепым тыканием наугад в исследованиях, эту цену заплатил. Порой он задавался вопросом, смог ли бы избежать подобного, если бы проявил больше упорства, смог ли бы пробиться сквозь воздвигнутую перед ним стену, если бы бился в неё достаточно долго. Порой он себя презирал, практически ненавидел… Но… Наука превыше всего, ведь так?.. И минуты слабости, не показываемой никому, проходили, давая вновь надеть привычную маску и невозмутимо смотреть в глаза что остальных Эспада, что Айзену, которого положение вещей более чем устраивало. А Гранц самому себе напоминал наркомана, крепко посаженного на «иглу», для которого лучшим наркотиком выступали знания, данные, закономерности, которые выяснить самому не представлялось возможным. В соседнем помещении своего часа дожидались стопка листов, исписанных аккуратным почерком, и плотно закупоренная колба, в которой содержалось кое-что крайне интересное и самостоятельно, увы, невозможное к получению. Ведь попытка сунуться в сердце города синигами стала бы первой и последней — не восьмому в Эспаде тягаться с капитанами практически в полном составе. С этим и Примера бы не справился. Натуральное самоубийство… Порой, правда, Заэлю нестерпимо хотелось сбежать в смерть, прекратить это всё, избавиться от всего. Но… Наука была его страстью, и она же давала силы идти дальше, заставляла жить. Заэль экспериментировал и на себе, используя свою живучесть на полную катушку. Но всё равно каждый раз после очередного «получения знаний» отлёживался в своём тихом убежище, отгородившись темнотой и стенами от всего остального мира. Боль клубилась по телу противным напоминанием и не спешила уходить — разница в объёмах реацу, что б её… Впрочем, не первый раз, отлежится какое-то время, а потом будет в норме. Лишь жаль, что не последний… Протяжно, медленно выдохнув, учёный приоткрыл глаза, бездумно глядя на проступающие из сумрака очертания предметов. Гранц знал — из этого замкнутого круга ему самостоятельно не вырваться никак. Знал и то, что вновь и вновь будет испытывать отвращение к себе, но забывать об этом, с головой уходя в исследования. Знал, что в любом случае положит на алтарь науки всё, даже собственную жизнь, хотя и ищет совершенства и бессмертия. Оставалось лишь надеяться, что он не сойдёт с ума от раздирающих периодически изнутри противоречий. Хотя порой безумие казалось предпочтительнее, чем чёткое осознание всего. Гранц пошевелился и перевернулся на спину, сморщившись. Теперь взгляд терялся на пути к скрытому тьмой потолку. Ничего, ничего… сейчас, переждёт только пик, а дальше уже легче будет — что поделать, если сил каждый раз хватает только на то, чтобы добраться до этой комнатки и рухнуть на диван. А потом уже и до разработок своих добраться можно будет, чтобы облегчить своё состояние. И снова будет повод надолго зависнуть в лаборатории, не выбираясь никуда. В конце концов, если что и понадобится в пустыне, то подчинённые ему на что? Они и притащат… Вот только такая сомнительная «приближённость» к Айзену имела и ещё одно последствие — про намерение Соуске стать богом и занять место Короля Душ Заэль прекрасно знал. Гранц даже немного невольно восхищался размахом и амбициозностью подобных планов. И что-то ему подсказывало, что если — хотя скорее «когда», ведь вряд ли у кого-то выйдет остановить этого монстра… — у Айзена всё выйдет, сам учёный всё-таки уйдёт на перерождение… если сумеет преодолеть желание узнать, что будет дальше, само собой.***
Уэко удовлетворённо хмыкнул и выпустил ворочающегося парня из сна. Что же, он ему показал то, что собирался, что тот сам так настойчиво хотел узнать, хотя и точно не признался бы, заявив, что его интересовало прошлое в целом. Теперь же остаётся только наблюдать, что же юный Владыка сделает дальше. Что предпримет? Как отреагирует? Как поменяется его отношение к тем, про кого он увидел столь личное? Всё это было крайне любопытно, и Уэко приготовился наблюдать. Всё-таки хорошо, что получилось найти подходящую душу и притянуть в измерение, накрепко привязывая. Долгие тысячелетия не было никого, кто так бы идеально подходил на эту роль. Теперь же Дух измерения с некоторым довольством и неподдельным интересом наблюдал за действиями даже по меркам живых ещё мальчишки, и не мог не убеждаться, что очень правильно поступил. Такие уникумы редко рождаются и входят в силу…***
Куросаки вырвался из липких пут сна и резко сел в кровати, пытаясь отдышаться. Первая мысль, чётко сумевшая сформироваться в сознании, прекрасно отражала состояние парня и в цензурном приближении звучала как: «И что это было?!» Увиденное осело в памяти неприятным осадком, потому что что-то подсказывало — это не бред, порождённый уставшим сознанием, а реальное прошлое. Просто ему его милостиво показали в ответ на крутящиеся в голове мысли. Хорошо хоть не совсем подробно… Ичиго ощутимо передёрнуло. В комнате было как-то душно, неуютно, и Куросаки быстро перебрался на балкон, где кожи коснулся прохладный ветер. По телу, успокаивая, прошла волна морозной силы — Хёринмару понял, что сейчас требуется его владельцу, и без слов помог, чувствуя состояние. Тенса с Хичиго молчали, но чувствовалось, что и они под впечатлением, как и Ичиго. В этот раз вид чёрного неба и белых песков подействовал умиротворяюще, успокаивая после столь яркого и неприятного сна. Останься Айзен в живых, сейчас Куросаки бы точно сделал многое, чтобы прибить этого недоКами с нестандартными вкусами. Сочувствие к троим аранкарам поднялось яркое, как и злость на Соуске. Впрочем, это всё же были дела давно — ну, относительно давно — минувших дней. Ичиго понимал, что показывать свою осведомлённость о прошлом уж точно не стоит, особенно по отношению к Октаве — мало ли как отреагирует, а вроде как установившиеся нейтральные отношения парня более чем устраивали. Он знал, что может притащить что-то непонятное или задать интересующий его вопрос, а учёный разберётся, выяснит и ответит, и этого было достаточно. По крайней мере Куросаки был без понятия, как «лечить» психологические последствия того, что было. В том, что они есть, сомнений не было, хотя со стороны и не догадаешься никогда. Но как теперь относиться к ним?.. Ведь из памяти увиденное выкинуть уже не представлялось возможным. Впрочем, на счёт Гримджоу и Улькиоры всё было ясно — если бы они не смогли отвертеться, дух измерения показал бы другие эпизоды. А вот Заэль… Куросаки прикрыл глаза, вздыхая. Как же это всё сложно… Парень был в Уэко уже почти два месяца, а столь многое поменялось: начать, хотя бы, с его отношения к собственной роли. А теперь ещё и искреннее сочувствие по отношению к бывшим врагам. Но с другой стороны возможность узнать прошлое открывала интересные перспективы. Больше всего парня интересовали совсем далёкие времена, когда был прошлый Владыка. Но сначала требовалось разобраться с тем, что происходило сейчас, и всё-таки наладить нормальное взаимодействие со всей Эспадой, а не только частью. И определённо стоило лучше контролировать свои мысли…