***
Вечером того же дня в дверь загородного дома Сургановой позвонили. Светлана, удивлённая столь поздним визитом, нехотя оторвалась от книги и подошла к видеодомофону, тут же нажав кнопку и впуская ночного гостя. Спустя секунд двадцать на крыльцо вбежала раскрасневшаяся, взъерошенная Арбенина. На эмоциях Диана тут же попыталась сгрести Свету в охапку, но та вывернулась и мягко, но решительно отстранилась. — Проходи, — сухо пригласила она. Озадаченная холодностью Диана рассчитывала совсем на другой приём. Вскинув брови, она буркнула: «И тебе привет!» — послушно направляясь в гостиную. — Что произошло, Свет? — затолкав подальше уязвленное самолюбие и свои эмоции, с волнением поинтересовалась гостья. — Кто довёл тебя до нервного срыва?! — Откуда ты… Ах, ну да. Леночка… Кто ж ещё… Чем ты её каждый раз подкупаешь, а? — Исключительно безграничным обаянием! — улыбнулась Арбенина, но тут же стала вновь серьёзной. — Итак? Что случилось? — Ой, забей, уже всё хорошо. Просто осознанное сновидение само по себе крайне сложно, а вкупе с сеансом регрессии — вдвойне. Я слегка не подрасчитала силы и всё… — Господи! Светка! Вот же ты ненормальная! — ахнула Диана. — И звонила ведь мне ещё потом ночью! — Ага. И отрубилась сразу после… — кивнула Светлана. — Но ты зря сорвалась сюда, я завтра сама в Москву собиралась. — Ко мне? — с робкой надеждой в голосе поинтересовалась Арбенина. — Ну… И да, и нет… — Это как?! — растерялась Диана. — К тебе, но для того, чтобы пойти к тому мальчику-магу. У меня нет сейчас сил продолжать наше путешествие в прошлое, а закончить его необходимо, потому что… Знаешь, у меня в клинике этой была куча времени на подумать. Сперва я не хотела больше снова во всё это погружаться, но потом всё-таки решила, что ты имеешь право знать. Оставлять тебя в неведении слишком эгоистично с моей стороны, да и… глупо, наверное. В этой жизни мы уже опять наворочили ошибок, но кто знает, вдруг тебе или мне удастся что-то вспомнить в следующей и… не ошибаться больше… — Ааа… — протянула Арбенина. — Это так важно? — для неё-то и так уже всё было предельно ясно. Они и там, в других воплощениях, всегда любили друг друга, а остальное… Да, какая разница?! — Да, Дин, очень важно. Ты… Мы уже не первую жизнь увязаем на одном и том же. Этакие любители потоптаться на граблях… С этим надо разобраться наконец, иначе и дальше всё будет продолжаться точно так же, а я этого не хочу. Устала, знаешь ли… — Хорошо, — кивнула мало что понимавшая Диана. Как по ней, так исправлять надо здесь и сейчас, а не в какой-то там следующей жизни, но спорить не стала, а то вдруг Сурганова вообще передумает хоть что-то предпринимать. — Как скажешь. — Вот и славно. Я сейчас покормлю тебя и постелю в гостиной, а завтра утром поедем. Арбенина снова лишь покорно кивнула, хотя и рассчитывала провести ночь вовсе не в гостиной! Но торопить Свету и бежать сломя голову сейчас не стоило. Сурганова не прогнала её — и то хлеб.***
— Добрый день, рад вас снова видеть, — с мягкой улыбкой встретил их Алексей. — Рад, что вы решили закончить, это очень правильно. Маг предложил им устраиваться на том же диване, что и в прошлый раз. — Светлана предупредила, что самые пикантные моменты вы уже посмотрели без меня, — рассмеялся экстрасенс, — так что можем спокойно продолжать. — Да, — коротко кивнула Сурганова, бросив лукавый взгляд на покрасневшую до самых кончиков ушей Диану. — Можно дальше смотреть. — Что ж, тогда не будем терять время и приступим… … — Ты не понимаешь, Кэт! Он собрался разводиться со мной! Разводиться, Боже! — заплаканная, с опухшими от слёз глазами Екатерина мерила шагами свои покои во дворце. — Ты же понимаешь, что это значит?! Меня отправят в монастырь, Катенька! И это в лучшем случае! Либо вообще убьют потихоньку, чтоб уж наверняка, понимаешь? Старая государыня хоть как-то сдерживала его, а сейчас у него… Как это по-русски? А, руки развязаны! Дашкова не выдержала больше этого мельтешения и решительно преградила дорогу на очередном витке. — Ну, тише, тише, что вы… Разве ж так можно убиваться? — Катерина сжала её высочество в объятиях. — Зачем так плакать? Слезами горю не поможешь, родная. Мы что-нибудь обязательно придумаем. У вас куча сторонников, прозападная политика крёстного многим ненавистна. Народ поддержит, армия, я уверена, тоже, потерпите немного… — Да не могу я… Не могу больше терпеть, как ты не понимаешь? Сегодня на приёме он обозвал меня дурой! И это при всём народе, Кэт! — снова разревелась Екатерина, вспомнив недавнее дикое унижение. — Он вообще… Как это у вас говорится? С катушек съезжать! — прорычала Екатерина и вдруг резко переключилась: — И прекрати ты мне уже выкать, когда мы одни! Сколько можно просить, Катёнок? — Простите… Ой! Прости… Мне неловко вас… Тебя… Так к тебе обращаться… — Кэтрин, дорогая, заниматься со мной столько времени уже любовью тебе нормально, а называть на ты нет? — Екатерина резко перестала плакать и широко улыбнулась. — Смешная ты… — Ах, простите, ваше высочество, — нарочито испуганно ахнула Дашкова и присела в шутливом реверансе. Простынь, наспех намотанная вокруг тела, развязалась и соскользнула. Катерина исподлобья, старательно пряча улыбку, наблюдала, как стремительно потемнел взгляд её высочества. Как венценосная любовница мигом позабыла свои горечи и печали. Дёрнув Дашкову за руку, Екатерина усадила её к себе на колени, дав волю рукам и губам… — Я разговаривала… ах… со своими друзьями… Панин, Разумов, Бецкой — многие на… вашей стороне, не переживайте… — горячо убеждала Дашкова, перемежая слова со страстными стонами и поцелуями. — Да-да… О, да… Боже, ты… Как только Потёмкин… и братья Орловы… Ооо, дааа, ещё! …Будут готовы, мы избавим вас… тебя от этого варвара! — Скорее бы уж… — уложив Кэт на кровать, выдохнула Екатерина в доверчиво приоткрытые губы и, упав сверху, наконец, заткнула своей любовнице рот страстным поцелуем… — Алексей! — воскликнула Светлана, лицо горело. Женщина смущённо прижала ладони к пылающим скулам. Было дьявольски неловко. — А никак нельзя обойтись без таких картинок?! — Остановил уже! Простите-простите, не я выбираю, что показать… — буркнул маг. — Сейчас дальше отправимся, ещё раз простите… …9 июля 1762 года выдалось жарким и солнечным. Дворцовая площадь кишела военными всех мастей — пешими и конными — как восточный базар в выходной день… Они выехали из Петергофа верхом ещё ночью, получив по дороге отречение Петра от престола. Дашкову порядком утомила вся эта суета и муторная, пыльная дорога, в то время как её высочество словно родилась в седле. Роскошный мужской мундир сидел на ней просто превосходно, Екатерина откровенно ловила кайф в окружении бравых военных, упиваясь всем происходящим. В Петербурге Катерина тоже отправилась спешно переодеваться в заготовленный для неё загодя мундир, и Екатерина появилась на балконе дворца без неё. Когда девушка ступила на балкон, встав чуть позади её высочества, толпа особенно рьяно ревела и гудела. От жары, запаха пота и пыли у Дашковой мгновенно разболелась голова, стало трудно дышать, она собралась было улизнуть потихоньку, но грозный взгляд обернувшейся любимой буквально пригвоздил к месту. — Даже не думай сбежать! — глухо прошипела Екатерина. — Ты со мной теперь по гроб жизни повязана, дорогая, — бледная Дашкова растерялась, а её теперь уже не высочество, а величество вдруг улыбнулась: — Подними глаза, Катёнок. Смотри, какое высокое и чистое небо! Оно сегодня будто повенчало нас, слышишь? Отныне и всегда нас теперь двое… Страстный, чуть хриплый голос и потемневший родной взгляд в упор… Этого хватило, чтобы ноги Дашковой едва не подкосились. Девушка робко улыбнулась в ответ и даже нашла в себе силы помахать разгорячённой толпе. На душе в тот миг было невероятно тепло и солнечно, а в голове — совершенно пусто. Дашкова, глупо улыбаясь, стояла рядом и была абсолютно счастлива. Так, как, наверное, и не бывает на свете… Святый Боже! Кажется, за эту невероятную женщину — свою императрицу! — она готова отдать всё на свете… Даже жизнь… — Ох ты ж, ё моё… — хлюпнула носом Диана и, не стесняясь, смахнула с лица слёзы. — Прямо, как мы с тобой, кузнечик. — Угу, как-то примерно так всегда всё у нас начиналось… — на удивление, мрачно отозвалась Сурганова. — Кончается вот только за упокой. — Чего? — опешила Арбенина. — Того. Дальше смотри… «Год прошёл как сон пустой»… Так, кажется, было у классика? Туман рассеялся и путешественники вывалились уже в другой, гораздо более шикарной опочивальне, которая теперь полагалась Екатерине по статусу Российской императрицы. Вот только теплом, нежностью и любовью там больше не пахло. — Уймись, Кэт. Я тебе уже сто раз объясняла: любовники у меня были, есть и будут. Всё. Точка! Не могу я сидеть монахиней. Народ не поймёт, решит, что больна или того хуже — заподозрит нас с тобой в непристойных утехах. Катерина, пойми, нельзя этого никак допустить! — Понимаю, не дура, — огрызнулась мрачная, словно грозовая туча, Дашкова. — Но ты ведь можешь делать вид, что завела очередного любовника, а не реально спать со всеми подряд! Неужели не понимаешь, как мне больно видеть все эти довольные мерзкие рожи, нагло выплывающие из твоих покоев по утрам? — А ты не смотри, — криво ухмылясь, съзвила её величество и, заметив задрожавшие губы своей пассии, разозлилась ещё больше: — Дьявол тебя побери, Катя! Прекрати устраивать мне тут идиотскую истерику! Ты взрослая, умная женщина. Сама всё должна понимать! — Но… — Всё! Хватит! Достала! — больше не выдержав, рявкнула императрица. — Или ты заткнешься наконец и мы займёмся любовью, или… — Что или? — Дашкова с вызовом вздёрнула подбородок. — Или можешь выметаться отсюда! Я никого насильно не держу! — Катерина ахнула и во все глаза уставилась на её величество. — Что так смотришь? Ты вконец обнаглела, дорогая. Засунь все свои «нравится-не нравится» куда подальше и радуйся тому, что тебе вообще оказана великая честь находиться здесь. Пока ещё… — выделила интонацией, — находиться! Княгиня сжалась, будто её ударили, и опустила глаза в пол. На губах венценосной особы появилась ехидная ухмылка. Она продолжила, добивая: — Вы уже давно забываетесь, княгиня Дашкова. Здесь я им-пе-рат-ри-ца, — процедила Екатерина по слогам. — Я! А ты… Знаешь, дорогая, что-то ты совсем забросила своих детей, надобно тебе больше находиться дома и меньше шляться по царскому дворцу. — Ты… Фике, ты что… прогоняешь меня?.. — едва слышно пролепетала Дашкова, сравнявшись цветом лица с белоснежным кружевом на воротнике своего платья. — Ну что ты, дорогая. Лишь советую удалиться и хорошенько подумать над своим поведением… Мертвенно-бледные скулы Катерины в ту же секунду вспыхнули. Едва удерживая близкие слёзы, княгиня закусила губу и, развернувшись, стремительно выскочила из покоев её величества. Как она добралась до дома, Катерина толком не помнила, но твёрдо знала одно — думать ей было особо не о чем. Либо предстояло смириться с бесконечной вереницей любовников и, встав в общий строй, терпеливо дожидаться своей очереди доступа к телу, либо… Либо, сохранив остатки гордости, попытаться забыть и как-то жить дальше. Дашкова выбрала второй вариант… Серая муть снова накрыла их. Все трое подавлено молчали. Наконец, Диана не выдержала: — И что, неужели на этом у них всё закончилось? — Практически, — отозвалась Светлана. — Они встречались ещё временами, но к былым отношениям никогда уже не смогли вернуться. Позже Дашкова уехала за границу и долгое время жила там, затем вернулась в Россию и, вроде бы, лёд между ними треснул. Только не надолго. Екатерина уже не могла остановиться. Любовники стали важны ей, как наркотик. Она бесконечно в кого-то влюблялась, даже рожала детей, расставалась… И так снова и снова… — Потому что никого не любила по настоящему, — глухо выдавила Диана. — Возможно. Тебе виднее, — устало усмехнулась Сурганова. — Сути это не меняет. — Ладно, хорошо, пусть. Екатерина, она… Ей крышу снесло от власти и вседозволенности, но, Свет, почему ты, чёрт возьми, считаешь, что и у нас нет шансов? Ну, облажалось одно из моих воплощений, что ж теперь. Я-то готова всё исправить! — Одно? Ты серьёзно?! Э, нет, родная. Это Алексей показал только одно, а было их много, Дин. Очень много. А суть всё та же… — Много? Не понимаю, о чём ты… — Алексей, вы можете пронести нас ещё по нескольким воплощениям? Только не нужно так подробно, а… как бы в ускоренной перемотке? — Ох и задачи вы задаёте, Светлана Яковлевна… Хорошо, попробую, приготовьтесь…***
Серая мгла совсем ненадолго окутала путешественников, чтобы выбросить из в какой-то захламлённой, мрачной комнате. Огромные колбы, пробирки, непонятной формы и предназначения стеклянные сосуды, в которых что-то бурлило и пенилось — всё это заставило троицу, выпучив глаза, испуганно озираться по сторонам. — Брр! Что-то мне здесь совсем не нравится, — буркнула Диана, — где мы? — Понятия не имею, — отозвался Алексей и, вздрогнув, обернулся от удара о каменную стену распахнувшейся настежь тяжёлой двери. В комнату ворвался взлохмаченный седой старик, потрясая вне себя от ярости кулаками. — Дрянь! Каков наглец! — неожиданно бодрым и относительно молодым голосом принялся он извергать проклятия. — Четверть века, Боже, ты слышишь?! Двадцать пять лет мы работали вместе, и этого мерзавца всё устраивало, а теперь, когда наконец что-то получилось, видите ли, это он один всё придумал! Наглец! Бессовестный мерзавец! — Кто это? — зашептала не менее Алексея напуганная Светлана. — Я не узнаю его… — Не знаю, — одними губами повторил маг, нахмурился на секунду и добавил: — Вероятно, его имя нам ничего и не скажет… — Почему? — обернулась Диана. — Он же вон чего-то изобрёл. — Ага, только, судя по тому, как он ругается и злится, лавры достались другому… — О Боже… — простонала Света. — Хотя, я и не видела этого раньше, могу догадаться, что у них тут произошло. «Я сама в Питер приехала», «Она вообще третья в очереди» и «Сурганова? Нет. Не знаю такую»… Да, Диана Сергеевна?! Арбенина несколько мгновений бестолково пялилась на Светку, перевела глаза на безумно раскачивающегося туда-сюда и подвывающего старика (или не старика, хрен его знает!) учёного, снова на Сурганову и, схватившись за голову, простонала: — Жееесть… Даже не хочу знать, кем была эта тварь неблагодарная… Лёшка, погнали дальше, а? Пожалуйста!.. Алексей глянул на Светлану и, получив кивок, взмахнул руками. — Как скажете, дамы, дальше, так дальше… И снова серый, клубящийся туман обрушился на них.***
Закатное солнце плясало в языках пламени огромного костра на центральной площади средневекового городка. Разномастная толпа улюлюкала и кидала в привязанную к столбу рыжеволосую девушку гнилые овощи и прочую снедь, порой летели и камни. Несколько священников в тёмных рясах с кроваво-красным подбоем размахивали огромными деревянными крестами, подбадривая и без того беснующихся людей. Кто-то подбросил в костёр хвороста, и огонь благодарно взвился ввысь, набросившись на хрупкую фигурку. Лохмотья, некогда бывшие одеждой, тут же вспыхнули, над площадью запахло горелой плотью. Но рыжеволосая красавица, казалось, ничего не чувствовала, оставаясь равнодушной к боли. Пронзительный взор синих очей, полных страдания ненависти и одновременно любви, застыл на бескровном лице высокого мужчины в первом ряду. Тот не был священником, но, судя по добротной одежде, занимал высокое положение в городе. Стоял он молча и неподвижно, не поднимая головы. Лишь в самом конце, когда пламя с жадностью опалило волосы жертвы, не выдержал и вскинул голову. Глаза встретились на миг, обветренные тонкие губы прошептали: «Прости», — но было уже слишком поздно. Девушка, наконец не выдержав больше, истошно закричала. Предсмертный вопль заставил людей мгновенно притихнуть, кому-то в нём даже почудились отдельные звуки. «Пр… кл… н… уу…» И пламя, будто жадная пасть огромного хищника, схлопнулось над девушкой, полностью поглотив её. Едкий запах горелого мяса резко усилился, в небо взметнулись клубы чёрного дыма. Меньше часа спустя шоу закончилось, люди начали расходиться. Лишь посередине площади остался ещё дымящийся столб, да внизу в углях от костра кое-где блестели под полной луной обугленные кости, привлекая стервятников… — Э… это С… Светка… была? — пребывая в шоке от увиденного, заикаясь и мелко дрожа, выдавила из себя Диана. Алексей молча кивнул. — А… Я… — В первом ряду красавчик стоял, не заметила? — вместо экстрасенса ответила Сурганова. — Местный градоначальник… — И… — Что и? Любовь у них была. Он богат и родовит, она — селянка-знахарка. Его мать серьёзно заболела, он отправил своих слуг к чудесной колдунье, слухи о которой достигли и городских стен. Матушку знахарка быстро вылечила, у них вспыхнула любовь. Девушка родила сына. И всё бы ничего, но пришла пора знатному господину жениться, и сама понимаешь, знахарка ему оказалась совсем не парой. Вот и сдал он её, не долго думая, церковным фанатикам, обвинив в колдовстве… — Господи… — только и смогла прошептать Диана. — Давайте дальше, Алексей, — попросила Света, — здесь нечего больше смотреть…***
Душную ночь сменило прохладное утро. Молодой мужчина перевернулся с боку на бок и, решив, что уснуть уже больше не сможет, сел, свесив босые ноги с кровати. — Синьор, вы уже проснулись? — в проёме двери тут же показалась кучерявая голова. — Изволите умываться и завтракать? — Да, Франческа, и поживее. Хосе докладывал, что к полудню в лагерь должна пожаловать делегация этих грязных аборигенов. Видимо, сильно их напугали наши мушкеты! Будут умасливать, чтобы мы их пощадили… Наивные, правда? — Да, синьор Фернандо… Именно так, наивные. Думают, будто вы через океан плыли из самой Испании ради простой прогулки… — кивнула тучная служанка-кормилица, прибывшая в дальние земли вместе со своим господином. — Сейчас пришлю мальчишку с горячей водой и чистым полотенцем, а сама принесу вам завтрак, синьор… Ровно в полдень появились парламентёры ацтеков с воистину щедрыми и богатыми дарами. Сундуки ломились под тяжестью драгоценных камней, в конце каравана семенила стайка индейских девушек, не смевших понять глаз. Золото и камни Кортес принял с видом снисходительного пренебрежения, а от живых подарков думал сперва отказаться, потому что никто из его высокородных офицеров не хотел связываться с краснокожими. Вот только проклятые жрецы ацтеков были так сильно напуганы, что явно не поскупились, стараясь умаслить чужеземцев с жуткими «молниями». Красота молодых рабынь покорила испанских сеньоров, их оставили и распределили между собой. В момент дележа Фернандо лишь снисходительно ухмылялся: что ж, пусть его люди потешатся, колонизация обещала быть долгой и трудной, а местные красотки помогут скрасить предстоящие тяготы. Месяц спустя один из знатных сеньоров испанской экспансии возвращался на родину эмиссаром к королю и зашёл к Кортесу перед дальней дорогой. — Прощай, удачи тебе. Будь осторожен, друг. Майя хитры, а жрецы их коварны. — Буду, Алонсо, не переживай. Попутного вам ветра! — улыбнулся Фернандо. — Ах да, чуть не забыл, — обернулся на пороге эмиссар. — Куда девчонку девать? В Испании она мне ни к чему… — Какую? А… Рабыню-то? Скажи, пускай сюда приведут, пристрою кому-нибудь… — Слушай, а ты в курсе, что она благородных кровей? Дочь вождя, между прочим. Мать повторно вышла замуж, оставшись вдовой, и девочку тайно отдали работорговцам. Она воспитана, знает два языка, умна и сообразительна. Её родовое имя Маличе, а здесь, при крещении назвали Мариной… — О, как. Спасибо. Пожалуй, ты прав, раз она такая способная отправлю-ка я её к синьору Агиляру. Пусть святой отец обучит её испанскому, а там поглядим… На том и простились. — Ну, что, отец Херонимо, как ваша воспитанница? — недели три-четыре спустя поинтересовался Кортес. — О, синьор Фернандо, донья Марина демонстрирует явный талант к обучению. Да вон, взгляните сами. Она может уже вполне сносно читать на испанском. Кортес отодвинул плотную ткань походного шатра и зашёл внутрь. Сидевшая на ковре черноволосая девушка вздрогнула, мигом вскочила, уронив книгу, и присела, почтительно склонив голову. — Как твои успехи? — проговорил Фернандо на испанском, не ожидая, впрочем, что девушка ответит, но та сразу же отозвалась: — Хорошо, синьор. — Ого! Ты меня понимаешь? — Да, синьор. — Замечательно! Это просто замечательно. Пожалуй, завтра ты вместе со святым отцом примешь участие в переговорах, практика пойдёт тебе на пользу… — Марина молчала. — Чего ты такая робкая? Посмотри на меня, дитя, не бойся. Девушка послушно подняла голову. Их взгляды встретились, и Фернандо показалось на миг, что он стремительно тонет. Безнадёжно и безвозвратно. Уже не выплыть, не спастись! Тёмные, бездонные омуты смотрели внимательно, с толикой любопытства. Святый Боже, сколько раз он слышал от своих друзей, как молниеносно сражает наповал коварная любовь и вот теперь, кажется, впервые в жизни испытал её чары на себе. Длинные, пушистые ресницы индейской красавицы подрагивали, тёмная, скорее бронзовая, а вовсе не красная кожа мерцала в полумраке походной палатки и манила прикоснуться, глубокий взгляд цвета ночи завораживал и звал за собой, в неведомые дали. Куда-то в неизведанные райские кущи дикой природы или на самую глубину первозданных озёр, не оставляя ни единого шанса на спасение. Впрочем, спасаться ему и не хотелось… — Ты… Ты так прекрасна… — хрипло выдавил из себя Фернандо. Девушка молчала, не отводя ещё более потемневшего взора. Губы тронула еле заметная улыбка. Кортес вздрогнул и резко тряхнул головой, словно прогоняя наваждение, сделал глубокий вдох и отступил назад. Непонятная злость вдруг накрыла с головой, он бросил гораздо грубее, чем хотел: — Я желаю видеть тебя в своей палатке сегодня ночью. Отныне ты будешь моей. Тебе понятно? — Да, синьор, — девчонка вздрогнула и вся сжалась, мгновенно спрятав глаза. Худенькие плечи поникли, очарование и волшебство момента в один миг рухнули — весь её вид демонстрировал безропотную и полную покорность судьбе. Фернандо сглотнул, сожалея о своей резкости. Не так, всё происходило совсем не так! Ощущение вины и какой-то неправильности сдавило грудь, но Кортес только плотнее сжал зубы и мысленно обругал самого себя: «Соберись. Ты потомок древнего рода, отважный воин и завоеватель, а она всего лишь грязная рабыня. С этими шлюхами только так и надо обращаться!» — Святой отец, позаботьтесь сегодня вечером проводить донью Марину ко мне, — приказал он и пошёл прочь, больше не оборачиваясь… — Вот, блин, козёл! — с чувством выругалась Диана. — Можете не утруждаться, я и так поняла, что этот дебил — моё очередное воплощение… — Арбенина вытерла пот со лба и сжала кулаки. — Лёш, объясни мне: чего они все такие тупые и сволочные, а?! — Они? — горько рассмеялась Светлана. — Это не они, дорогая, это ты. Твои личности… — Нифига подобного! Я не такая мерзкая! — вспылила Диана. — Да, что? Не так, скажешь? — вредная Сурганова лишь отводила глаза и молчала. «Прямо, как эта покорная девчонка-рабыня, блять!» — пронеслось в голове. — Понятно. Я гадкая фурия, так? — не унималась Арбенина. — То есть, ты такого обо мне мнения? — Света отвернулась, так и не проронив ни слова. — А тогда нахера это всё? Я не понимаю! Почему ты согласилась продолжать, почему здесь сейчас?! — Наверное, потому что люблю, — наконец негоромко ответила Светлана. — И там любила, — кивнула она на застывшую, будто в режиме стопкадра картинку. — Любила? Но… За что?! Их… Меня не за что любить… — Да. Всегда любила. А за что… Дин, любят не за что-то, как ты этого не понимаешь. Не назло, не вопреки. Любовь… Она просто есть. Она просто приходит, не спрашивая и не предупреждая. А тебе остаётся только принять её или нет. Третьего тут не дано… — А… Но… — Простите, что прерываю вас, дамы, но давайте закончим на сегодня, ладно? — вклинился Алексей. — Мои силы не безграничны. Вы обсудите всё, придёте и продолжим. Если захотите. Обе женщины кивнули — одна устало, другая совсем потерянно — и снова серая мгла скрыла их на несколько секунд, чтобы выбросить в реальность на диване в гостиной Алексея…