***
Страх помогает выжить. Придает скорости и силы, обостряет чувства и инстинкты, способные помочь избежать опасности. Но беспомощность разрушает и больно давит на сознание. Именно так и чувствовала себя Микки, пригвожденная новостью к крыльцу. Перед глазами все расплывалось от нарастающего беспокойства, и она ничего не видела вокруг. Почему он ушел, не сказав ничего и никому? Дороро тоже недоумевала, кричала, что нужно идти за ним, иначе он пропадет. — Да что мы можем сделать? — закричала Микки, сбрасывая с себя ее руки, когда наконец, осознала, что девочка настойчиво тянет ее за собой. — Ни ты, ни я не умеем сражаться. Мы погибнем, и его за собой потянем, неужели ты не понимаешь?! — Ты просто трусишь! — в обиде закричала Дороро, сжав кулаки и топнув ногой. — Но я не собираюсь так просто сидеть и ждать! Я сделаю все, что могу и вот увидишь, мы вернемся! Девчонка круто развернулась и побежала прочь, прежде чем Микки успела остановить ее. Ужас захватил ее, когда она поняла, что натворила. Поговори она с ней, объясни все спокойно, то они бы просто дождались Хяккимару вместе, но теперь… — Дороро! — закричала Микки, бросаясь за ней вслед. Нет, она ни за что не простит себе, если с этим ребенком что-то случится.***
Хяккимару встретили по дороге. Он возвращался обратно. На первый взгляд мечник не был ранен, даже откушенная нога снова была на месте. Увидев его, прямо стоящего на своих двоих и даже, вроде, в благодушном настроении, Микки испытала облегчение. Дороро в это время крутилась вокруг своего названного братца, ища серьезные увечья и, убедившись, что он цел, заметно повеселела и принялась тараторить, что он поступил безрассудно, никого не предупредив, да еще и меч сломал. Как выяснилось, сердобольные детишки, помогли Хяккимару отделить клинок от эфеса и вставить лезвие в самодельный протез на ноге. Если монстр пожелает доесть надкусанное, его будет ждать сюрприз. Но культи больше не было, была здоровая и целая нога. Бледная кожа, не успевшая побывать на солнце, сливалась цветом с его протезом. В темноте Микки даже показалось, что обе ноги у него свои, и теперь он гордо возвращается на них, одержав еще одну победу. Но тяжелый шаг правой, все же свидетельствовал о том, что один из ножных протезов до сих пор на месте, а, значит, их путешествие все еще не окончено. За все это время, что Микки была рядом с ним, Хяккимару успел вернуть обоняние, слух и осязание. А вот теперь обрел голос, но пользовался им крайне неохотно. Впереди было еще много побед; разочарований тоже предстояло не мало — не все демоны, встречаемые ими на пути, были те самые. — Это меч, — объясняла Микки, когда пыталась учить его говорить. Она давала оружие ему в руки, и Хяккимару ощупывал каждый миллиметр и каждую зазубренку на лезвие. — Катана, — тут же поправила она себя. Хотя точно и не была уверена, катана ли. Других названий она и не знала. Оружие никогда не интересовало ее. — А это онигири. Он сделан из риса… Хяккимару кивал и, казалось бы, внимательно слушал. Микки выводила его на прогулку. К новому протезу предстояло привыкнуть. Тот не был так хорош, был короче другого, ненамного, но неудобства ощущались. Первое время Хяккимару опирался на ее плечо, и Микки терпеливо вела его по двору, заново уча ходить. Долго это не продлилось и вскоре Хяккимару отказался от ее помощи. Уже спустя неделю после этого он вовсю тренировался, чем вызывал бурный восторг среди детворы. Хяккимару быстро стал идеалом для них, и втайне они надеялись, что их собственные увечья не помешают им стать такими же сильными. Микки они недолюбливали. Стоило ей появиться, как они строили рожи, часто дразнили, а стоило ей раздраженно зыркнуть в их сторону, то спешили убежать, но их смех все еще звучал где-то из-за угла. Микки это ничуть не трогало, ей вообще не было дела до этих детей. Она знала, что рано или поздно они уйдут отсюда, а вся эта малышня останется и, возможно, они больше никогда не увидятся. От мыслей ее отвлек тихий голос, позвавший ее по имени: — Мик-ки. Он всегда говорил ее имя как-то по слогам, с едва ощутимой запинкой, хотя другие слова произносил вполне четко. Но сейчас эта милая особенность всколыхнула в ней всю обиду и волнение, что до сих пор получалось подавлять. — Ты… — задохнулась от возмущения она. — Ты хоть немного думаешь головой, когда принимаешь такие решения? Хяккимару пораженно замер, впервые слыша ее гнев, направленный на него. — Мик-ки… — повторил он, в его голосе слышалась растерянность. — Что Микки? Что Микки я тебя спрашиваю?! Ты просто сказочно везучий дурак, потому что другого объяснения твоему идиотскому героизму просто нет! Ты мог умереть там! Этот монстр сожрал бы тебя и не подавился! А ты подумал о нас с Дороро? Что бы мы тогда делали? Как нам было бы жить с такой ношей, что не успели, не остановили, не уследили… Хяккимару на удивление быстро преодолел разделяющее их расстояние; ладони так привычно легли ей на щеки. — Все хорошо, — серьезно сказал он. — Со мной все хорошо. Микки еще с мгновение буравила его недовольным взглядом, а потом вздохнула, смиряясь с этим. Усталость накатила на нее как-то внезапно, конечности сделались ватными и стало тяжело дышать. Ладно…. Он лучше знает свои способности. Он бы не послушал ее, даже если бы она пригрозила, что совершит сеппуку, даром, что самураем не была и видела их всего один раз за всю жизнь, когда те уничтожили ее деревню. — Ладно… — выдохнула она, сделав шаг и медленно оплела руками его шею. — Я рада, что все хорошо. Но постарайся больше не встревать в сомнительные приключения. Ее нервы были сильно всклочены, чтобы придавать какое-то значение ощущениям. Нос тоже забился от свербящих где-то у переносицы слез. Да и порыв быстро прошел — Микки отпустила его прежде, чем Хяккимару успел что-то предпринять. Выглядел он странно, будто его непроницаемая маска затрещала, осыпаясь к ногам кривыми осколками, а на месте этих кусочков стали проглядываться истинные эмоции. Но сгустившиеся в лесу сумерки не дали в полной мере полюбоваться его ожившим лицом, да и Дороро вдруг пронзительно закричала, указывая куда-то пальцем, а потом резко сорвалась, побежав обратно к храму. Хяккимару не долго оставался на месте — тут же бросился вслед за девочкой. А вот Микки замерла в ужасе, увидев, что так напугало Дороро. От того места, где располагался храм, шел дым. Такой черный мог быть только от пожарища. Доски горят быстро, неудивительно, что пожар распространился так стремительно. Но… когда это могло произойти? Они не больше получаса отсутствовали. И… о боже! Там ведь дети-инвалиды. Они не могут быстро бегать, может, кто-то остался в огненной ловушке… Но вдруг их еще можно спасти. Ведь можно, правда? Микки со всех ног побежала туда. По длинной лестнице она взлетела, почти не заметив ступеней. И… оцепенела от ужаса. Хяккимару кружил по двору, играючи раскидывая людей в форме, будто те не были вдвое больше него. Они падали со страшными ранами и больше не подавали никаких признаков жизни. Взгляд лихорадочно метался по двору, ища Дороро. Она сидела у тела Мио. Та лежала ничком, и, кажется, уже бесполезно было пытаться помочь. Кимоно на ней казалось черным от крови, под ней тоже уже натекла приличная лужа. С такой потерей не живут, Дороро видимо тоже это понимала, потому что побежала к Хяккимару, обхватив руками за пояс. — Прекрати! — не скрывая слез, кричала она. — Ты не чудовище! Не надо больше никого убивать! Хяккимару грубо отталкивал ее, но Дороро все равно цеплялась за братца, не пуская снова ринуться в битву. Но вдруг чья-то огромная рука обхватила ее, дернув назад. Микки вскрикнула, но опасно блеснувшее лезвие в свете пожарища, было приставлено к ее горлу. — Ты дашь мне уйти! — закричал схвативший ее вояка. Он единственный выжил в этой заварухе и, поскольку не был ранен, Микки могла сделать вывод, что он был командиром, а потому сам не спешил вступать в битву. Но как он мог подкрасться к ней со спины, если все были там, во дворе, перед глазами. Она бы заметила, что кто-то пытается обойти ее. Она так и стояла на верхней ступеньке, не находя в себе сил шагнуть вперед, пересечь эту условную черту. Там, откуда она прибежала, она обнимала Хяккимару, видела его живые эмоции и все было хорошо, но здесь… Здесь ее спутник превратился в кого-то незнакомого и чужого. Ненависть и ярость захлестнули его, утащив на самое дно. Вряд ли он узнавал Дороро, и видимо только благодаря ее маленькому росту, вызывающим в затуманенном разуме какие-то ассоциации, не позволило Хяккимару пронзить ее клинком. Возможно, если бы Микки попыталась его остановить, он бы принял ее за очередного врага и без жалости пронзил ее сердце. Но она не сделала этот шаг, не попыталась остановить. Да и зачем? Не победи он этих людей, их бы перебили так же, как всех этих детей. Но Хяккимару решил вступить в битву, впервые выступив против людей, а не демонов. А их командир решил воспользоваться ею, как живым щитом. Лицо Хяккимару исказилось от злости. Он поднял клинки, готовый в любой момент атаковать. А Микки не знала, понимает ли он всю опасность для нее, что человек, держащий ее, действительно может убить, чтобы спастись самому. Она не могла дернуться — напорется на лезвие, не могла как следует замахнуться, не было гарантии, что чужая рука по инерции не закончит смертельное движение. Хяккимару сделал шаг к ним, но воин взревел: — Стой на месте! Иначе твоя девка умрет! Будто в подтверждение его словам, Микки почувствовала легкую резь на коже, и капля горячей крови прокатилась по шее, скрываясь в ложбинке грудей. — Мик-ки, — угадала она по движению губ, что Хяккимару звал ее по имени. Зрение вдруг стало совершенно четким, она подмечала каждую деталь. Например то, что Дороро все еще хваталась за своего братца, пытаясь удержать на месте. На ее лице читался страх, глаза блестели, и она не знала, что делать. Как не знал и Хяккимару. — Отпустите, — просипела она. — Он даст вам уйти. Видите — он успокоился. Вы убили его возлюбленную, ему сорвало крышу. Пожалуйста… Микки не знала, откуда она брала силы, как голос ее не подвел. Но сейчас запал был исчерпан, она чувствовала себя на грани обморока. Минута тянулась бесконечно долго. Страх оглушил, и за ним не было слышно ни того, как огонь пожирал сухие доски, ни звонкого голоса Дороро, пытающийся поддержать ее слова заверением, что они не тронут его, лишь бы отпустил сестрицу. А потом был толчок в спину. Она упала на землю, успев выставить перед собой руки и смягчить падение. А командир уже бежал вниз по лестнице. Хяккимару было дернулся за ним, но Дороро предусмотрительно держала его, хоть и проехала ногами за ним, оставив на песке два четких следа. — Хяк-мару… — с трудом пробормотала Микки. Он оказался рядом так стремительно, присел, будто хотел помочь ей подняться и бежать следом за тем человеком, но Микки вцепилась в его кимоно и разрыдалась. От его кожи пахло потом и кровью, пахло дымом. Но Микки прижималась к нему, вдыхая этот запах и тем самым убеждая себя, что раз она чувствует — значит все еще жива. Хяккимару неуклюже обнял ее, заключил в странное объятие. Клинки все еще не были спрятаны в протезах, и ему приходилось выворачивать руки, чтобы не поранить ее. Микки не думала об этом. Слезы царапали горло, щекотали нос. Она слышала, как бьется сердце Хяккимару, а вот свое собственное она не слышала. — Сестрица… — услышала она Дороро. Она неуверенно переминалась с ноги на ногу, не зная, как помочь. Микки взглянула на нее. Очертания девочки размывались, ее фигурка была нечеткой. Но Микки протянула руку, и Дороро тут же бросилась к ней, крепко обнимая за шею. А вот тепло Хяккимару исчезло. Свет пожара вновь заполнил ее мир, и Микки наблюдала, как тот подходит к Мио, замерев над ее телом. Смотрит, будто ждет, что она сейчас шевельнется, что еще не все потеряно. Но она не шевелилась. Хяккимару опускается рядом с ней, склоняется, будто еще раз хочет услышать ее голос. Волосы скользят с его плеча, закрывая лицо, и Микки не видит ни его глаз, ни рта. Он сидит перед ее телом еще долго. Микки так думала, потому что, чтобы успокоиться ей самой, вроде, потребовалось много времени. Когда Хяккимару вновь стоит перед ней, его лицо снова — непроницаемая маска. — Идем, — бросает он хрипло. Микки пытается встать, но она обессилена, а сил Дороро не хватает, чтобы помочь ей подняться. Тогда Хяккимару сам одним сильным движением ставит ее на ноги и, придерживая за плечи помогает спускаться с лестницы. Без него она бы точно навернулась на крутых ступенях в полной темноте. Но сейчас об этом почему-то не думается. Она доверчиво прижимается к Хяккимару, все время шепча бестолковое «спасибо» Он молчит, но рука на ее плече сжимается сильнее. И Микки наконец замолкает, позволяя увести себя от этого места.