Славянский вопрос

      Шутка или нет, но это именно тот вариант, что может в обозримом будущем принести Империи победу, хотя бы в одной из возможных её интерпретаций. Даже при условии, что все эксперименты со сверхоружием, Валькириями и прочими прожектами имперского аналога «Аненербе» потерпят абсолютный крах как в силу реалистичных причин, так и сюжетной брони главных героев на службе Галлии и Федерации, «закон больших чисел» позволит Империи одержать абсолютную победу на континенте – ведь Империя не полагается лишь на одну нацию, но на две и даже более того, и эта вторая титульная нация владеет огромными людскими и природными ресурсами, а главное – мужество этой нации закалено во множестве войн с самыми разными врагами за всю историю. Но обо всём по порядку.       Сложиться ситуация, когда в Империи существуют две самостоятельных короны – германская и славянская – могла множеством разных путей, и следует затронуть именно тот, что перекликается с предыдущим вариантом. Как и там, поначалу имперская политика на востоке носит исключительно завоевательный характер. Однако всё нарастающее число бунтов и колоссальные потери, которые славяне наносят войскам имперских баронов и графов, ведя партизанскую войну и избегая генерального сражения до того момента, когда оно уж точно будет Империей с треском провалено, убеждают Рейхстаг (или Сейм/Сенат) и самого императора в том, что худой мир лучше доброй ссоры.       Вполне возможно, что император в ходе разборок с собственными вассалами решает опереться на умеренные остатки славянской знати и славянских подданных. Но как при существующей политике вчерашних завоевателей возможно завоевать их умы и сердца? Ответ подсказывают сами вассалы: даровать им больше прав и свобод, в особенности экономических, культурных и религиозных, а главное – уравнять славянскую и германскую знать в «династическом» достоинстве, на что испытывающий сложности с «роднокровными» вассалами самодержец идёт со всей готовностью. Славянские земли выделяются в отдельное самостоятельное королевство, правителем которого коронуется сам император. Если он неженат, то женится на какой-нибудь славянской княжне, но в любом случае императорская династия роднится с со славянскими родами. Набранные на востоке полки, повинуясь присяге, данной императору уже как своему королю, помогают государю подавить дворянскую смуту в западных пределах Империи и в массовом порядке кровью доказывают право на привилегированное положение.       В какой-то момент, если события разворачиваются как в реально существовавшей Священной Римской Империи, именно Восточное Королевство становится крупнейшим осколком императорской власти, хотя не исключён и вариант, в котором оно откалывается от Империи вместе с той ветвью императорского дома, что непосредственно руководил им (т.е. изначально главной, утратившей императорскую корону, но сохранившей королевскую), но он для следующей части. В данном же случае именно славянские земли поначалу служат главной опорой императорского трона в собирании Империи воедино, и уже к XIX столетию Империя вновь становится едина.       Славяне стоят вровень с германцами, и их всех скопом иностранцы именуют «имперцами», однако часто всё же недруги проводят дифференциацию на тех имперцев, что «холодны, как сталь, и стремятся заковать Европу в кандалы», и тех, кто «сохранил варварскую необузданность и служит яростным тараном в руках первых», в первую очередь, разумеется, имея ввиду казаков, шедших в авангарде освоения фронтира на востоке.       Разумеется, всё не так гладко, как на первый взгляд. Возникают определённые административные сложности именно с освоением Сибири и Дальнего Востока, ведь «Западная» часть Империи опасается, как бы «Восток» не отхапал лишь себе слишком много. Всё это может в определённой мере тормозить продвижение в богатые пушниной и другими богатствами земли, и даже привести к тому, что эти земли будут в дальнейшем просто выделены в отдельные «короны» в качестве некоего компромисса.       Данное обстоятельство способствует тому, что имперское общество «интернационализируется». Быть «истинным имперцем» отныне равняется не конкретно национальности, а самой верности имперским традициям и императорской семье, своим согражданам и «имперской идее», о которой ниже.       Обе главных имперских культуры испытывают взаимное влияние, несмотря на то, что их приверженцы в некоторой мере слишком рьяно держатся именно за «своё», не переходя, впрочем, границы «добросовестного» соперничества. В попытках доказать друг другу и всей Империи превосходство, представители германского и славянского сегментов создают всё новые произведения искусства во всех его сферах. Это обилие «наших ответов» открывает, в конечном счёте, «золотой век имперской культуры», и даже далеко за её пределами произведения имперских творцов вызывают неподдельное восхищение.       Что касается народов «помельче», то тут два варианта.       Первый состоит в том, что императоры, вдохновлённые примером успеха со славянами, даруют такие же полномочия всем народам Империи, создавая себе опоры пусть мельче, но зато столь же надёжные, что вызывает соперничество между ними и теми же славянами, но это соперничество также вполне «дружеское», и в конечном счёте формирует «многонациональный имперский народ».       Второй вариант не столь радужный, и его мы могли наблюдать на примере Австро-Венгрии, где попытки дать тем же чехам права, сопоставимые с венгерскими, наталкивались на сопротивление венгров, которые ни в какую не желали поступаться ради других народов уже своими территориями. Равноправие подданных перед императором, отмеченное на бумаге, на деле оказывается ограничено этническими, языковыми и культурными вопросами, которые могут существенно подрывать истинное единство Империи.       Взаимоотношения славян с дарксанами в таком случае также следуют в более-менее общеимперском русле. Что для «немцев», что для славян дарксане – люди второго сорта, пригодные лишь для грязной работы. Вполне могло дойти до введения «черты оседлости», как это случилось в России после присоединения к ней земель Польши, где на тот момент жило, по некоторым оценкам, 60% всех евреев мира. Особенное обострение антидарксанских настроений приходится на период промышленной революции, ведь, как известно, дарксане – непревзойдённые техники и горнодобытчики, и конкуренция за рабочие места наверняка приводит к погромам. С другой стороны, та самая «интернационализация» общества может привести к тому, что часть дарксан, готовых отказаться именно от «дарксанского наследия» и «принять Империю», становятся вполне уважаемыми людьми – но не как дарксане, а как имперцы. Они не носят одежду с дарксанскими орнаментами, стыдливо пряча её от новоиспечённых соплеменников в глубинах чуланов, или вовсе сжигают, а их потомки очень быстро растворяются среди титульных народов Империи. Через два или три поколения уже никто толком и не вспоминает, что предки какого-нибудь уважаемого бюргера или хуторянина были дарксанами, за исключением его недругов, конечно же. Словом, угнетение по этническому признаку сменяется угнетением по признаку культурному.       В XIX веке Империю, как и всю Европу, сотрясают выступления рабочих, требующих себе политические права, отмену сословных цензов и установление минимальной оплаты труда в зависимости от цены на пропитание. На бунт поднимаются и крестьяне, если крепостное право не было отменено до этого или не произошло передачи земли крестьянам в собственность. Поначалу имперские органы правопорядка лютуют во всех частях Империи, но быстро становится понятно, что нужно идти на уступки и реформы – некоторые части Империи, такие, как Галлия, уже успешно отделяются, а в имперских войсках, набираемых по рекрутской повинности и организованных устаревшим образом, идёт сильное брожение личного состава, и потому разбить сепаратистов они просто не в состоянии. Признав неизбежное, многонациональная верхушка Империи принимается за реформы, с большим скрипом или, напротив, прагматичной расчётливостью.       К моменту начала двух европейских войн Империя пребывает в довольно хорошем расположении духа, и в ходе Первой европейской войны знаменем становится «Имперская Идея»: все народы Европы должны объединиться под единой сильной рукой императора, во имя всеобщего блага и процветания. Мнение независимых европейцев в расчёт, разумеется, не берётся. Кроме того, Империя стремится вернуть и отколовшиеся ранее территории вроде Галлии, а также завоевать основные источники рагнита. С другой стороны, всё может быть далеко не так однозначно: Федерация не меньше Империи жаждет войны, поскольку одним своим существованием Империя угрожает самим странам-участницам Федерации и особенно их экономике. Кто-то хочет вернуть «свои исконные территории», как, например, стремилась Франция вернуть Эльзас и Лотарингию в 1914 году, и потому обе стороны фактически устраивают «встречную войну». Начинает её всё-таки Империя, в качестве casus belly используя аналог «сараевского убийства». Однако силы Империи и Федерации оказываются равны: колонии в Африке, Америке и Азии дают им сопоставимые с возможностями Империи ресурсы, что приводит фактически к ничьей. Страны заключают шаткое перемирие, и Империя начинает готовиться уже к новой войне, в которой все её подданные будут готовы проявить как чудеса героизма и отваги, так и самую ужасную жестокость. Буржуазные демократии Федерации не смогут столь быстро, как Империя, оправиться от кошмара позиционной мясорубки в моральном плане, и несмотря даже на ряд военных успехов вроде того, что Галлия снова устоит на первых порах, а рейнджеры из Эдинберри дойдут почти до самого Шварцграда (хотя гораздо реалистичнее было бы то, что они прорвутся вперёд километров на сто, и затем их первым же контрударом отрежут от остальных сил и «сварят» в образовавшемся котле, и максимум, чего добьётся храбрый и одарённый Клод – сумеет вывести свой отряд и прочих недобитков из окружения), атланты в конечном итоге просто не смогут победить. На смену «Аненербе» придут более прагматичные деятели, которые реорганизуют войска и переработают доктрину, после чего имперские танковые кулаки легко сомнут фронт и вышвырнут врага с континента. Единственные страны Федерации, что смогут устоять – это Эдинберри (аналог Великобритании) и Винланд (аналог США), отгородившиеся от Империи мощнейшим флотом. Война затянется на очень долго, имперские подлодки устроят судоходству в Атлантике, а то и на Тихом Океане самый настоящий кошмар. Возможно в конце кто-то применит реально действующее сверхоружие типа атом... то есть, простите, бомбы из «обогащённого рагнита», и тем положит ей конец.       Однако это полная доказательств о кошмарности войны как таковой, но уже совершенно другая история.