Автор советует:
Для полного понимая главы предлагаю прослушать вот эти композиции (можно это даже считать своеобразными сонгфиками, хотя их содержание не сильно подходит под текст, но позволяет прочувствовать всю мощность и содержание):
Рита Дакота — «Электричество»/ «Цунами»
Алексеев feat. Ирина Дубцова — «Один из нас»
Сергей Лазарев — «Лабиринт»
Мне будет очень приятно знать, что Вы прослушали их.
***
Жизнь это игра…
И я в неё играю…
Жестокая игра…
Но правила я знаю…
Возможно, тяжело…
Да, я не отрицаю…
Но ведь исход один…
Я не проиграю.
Кагами с самого детства привили знание того, что жить надо ради будущего. Что нужно забывать прошлое и его проигрыши, что нужно действовать и совершенствоваться, чтобы потом, в будущем, показать свои мастерские умения и добиться значимых высот. Так учил отец, нарабатывая выдержку, стальной характер, желание идти напролом и умение
всегда побеждать. Он жил настоящим ради будущего. И этот его пожизненный девиз нравился Кагами в отце больше всего,
но в последние три года она хотела вырвать с корнями из своей памяти воспоминания об этом человеке и его принципах. Сжечь, растоптать, убить и никогда не вспоминать. Потому что ей сломали прошлое, исковеркали настоящее и уничтожили будущее.
Зато этот девиз
всегда до желчи изнутри выбешивал мать.
Ведь она даже сейчас жила
только прошлым.
Кагами вообще давно заметила, какие отношения царят у отца с матерью, где они были полными противоположностями друг другу. И ладно, можно ещё поверить в какую-то глупую цитату влюблённого дурачка, что противоположности притягиваются. Но если они не касаются друг друга, если во взгляде матери страх, а в очах отца хорошо скрываемое презрение,
чего она не видела все свои семнадцать лет и верила, что отец хороший, если они даже не разговаривали, если перечили друг другу одними взглядами.
И становилось невыносимо больно, когда в голову так и лезли мысли, что поженились родители
не по любви.
Доброжелательность и улыбчивость отца к матери напоминала не сурового воина-самурая, а продавца Орифлейма. Тэкеши всегда был добр и мягок, выражал свою к Томоэ любовь буквально через каждое слово и по нему можно было сразу сказать, что он нескончаемо рад за семью, дочь и жену.
А была ли вообще семья? Или одно только название от этого слова?
Отношение матери к отцу по-началу настораживало, иногда выводило из себя, а позже напугало до смерти. Томоэ вздрагивала от каждого его даже самого редкого прикосновения, приходила на общие завтраки позже него, не позволяя поцеловать её по утру
как будто отец старался это сделать, спала в отдельной комнате, отвечала на его вопросы сдержанно и хладнокровно, а по праздникам
никогда при Кагами и слугах не дарила подарков или не говорила пожеланий в дни рождения, ссылаясь на то, что отца поздравит наедине. И если для Кагами улыбка отца была на подобные заявления Томоэ дружелюбной, то узнав
правду, она поняла, какой оскал прятался за этими белоснежными клыками.
Девушка считала, что лезть ей в их отношения не стоит, и всё само по себе наладится. Мало ли, какая-то незначительная ссора, но самолюбие матери задето за живое? Или она чего-то не знает, а если и спросит у родителей, то отец грустно улыбнётся, сказав, что ей показалось и у них всё прекрасно, а мать просто-напросто пошлёт, наорав, что таким пигалицам, как она, ещё рано думать о не касающихся их вещах и это только её с отцом дело?
Кагами верила, что недопонимание пройдёт. Или строила иллюзии, что напридумывала всяких небылиц, и мать могла захворать, но в силу своего характера, решила это скрыть. И делала это на протяжение пятнадцати лет? Девушка сходила с ума от неизвестности. И какое-то чувство тревоги, делающее в её душе кульбиты каждый раз, стоило Томоэ брезгливо сморщиться при виде отца, давало знак:
всё не так, как кажется. А намного серьёзнее и
страшнее.
И как только ей исполнилось семнадцать лет, цепочка событий ярко показала, насколько прошлое въелось в их жизни, а мать всегда была права.
Умер дедушка по папиной линии — отец Тэкеши Цуруги, а многомиллионное наследство перепало на сторону единственного сына. Кагами прекрасно помнила тот июльский вечер в родном мегаполисе Токио, когда в их огромный дом прибыл доносчик, рассказав плохую весть. Но ещё больше она устрашилась, что грустил вовсе не отец, злорадно сжавший конверт с экспертизой о смерти, а мать, с ужасом на лице убежавшая к себе в комнату.
На следующее утро исчезли все серенады отца к Томоэ, он не наливал ей чаю, не спрашивал планов на вечер, не сказал ни слова о похоронах , но, что ещё хуже, кричал на них. Озлобившись буквально на пустом месте, он запер их по комнатам, больно толкнув дочь в спину, а мать схватил за запястья, сказав, что японки не поступают так, как поступила она. И даже не объяснил из-за чего весь этот ураган, в чём виновата дочь и какую ошибку или действие совершила мать.
И именно тогда Кагами увидела в глазах отца самую настоящую похоть, тщательно скрываемую все эти годы.
А отца ли?
Но даже сквозь тёмные очки матери, Кагами ощущала, как смешались в глазах Томоэ ужас и жажда отмщения. А на руках матери, прикрытых длинными рукавами домашней блузы, просвечивались синяки. И далеко не старые, а совсем свежие.
После смерти деда прошёл всего день, слёз или боли от утраты совсем не было, а какая-то опасность, словно ей кто-то дышал в спину между лопаток, не давала покоя.
И Кагами оказалась права. Тэкеши ворвался в её комнату без стука, в половине двенадцатого ночи, снося двери с петель, держа в руках шприц.
Кагами плохо помнила, с каким остервенением с неё стащили одеяло, бросили на ковёр, а в задранную до живота юбку вонзилась игла шприца, направляя свой яд в её бёдра. Как по телу сильными толчками прошла невероятная слабость и желание наброситься на первого встречного с поцелуями.
В голове было одно:
Переспать. Забыться. Отдаться. Потерять честь. Потерять достоинство. Потерять себя.
Успокаивало лишь то, что она отдавала тело. Душа оставалась с ней.
Она не могла сказать тогда хотя бы слово, хотя бы крикнуть о помощи, хотя бы попросить прекратить, когда
родные чужие пальцы водили между ног. Потому что слёзы и слабость захлестнули с головой. Потому что она стала
жалкой. Потому что она не ожидала этого. Потому что и в кошмарном сне не могла представить, что это будет делать близкий тебе человек.
В животе стянулась тягучая боль, ноги сами хотели сомкнуться, а не раздвигаться ещё шире, с губ не могло сорваться ни одной молитвы, грубые руки ползали по телу: сжимая, растягивая, надавливая, почти что убивая…
И было до одури в голове и тошноты в горле противно, что это делает человек, которого она любит, которого она считала промером для подражания, который не мог оказаться тем, кем оказался…
— Как был насильником, так и остался! — сплюнула мать, убирая от лица дымящийся пистолет, когда Текэши повалился на пол с глухим рыком.
Тэкеши Цуруги был убит собственной женой на следующий день после смерти своего отца.
А это был первый и последний день, когда мать её пожалела и обняла. Первый за всю её семнадцатилетнюю жизнь.
Кагами сжала руль, дабы посредством боли задержать слёзы. И до сих пор не понимала, из-за чего рыдает: от того, что
отец Тэкеши оказался ещё тем прототипом блядства? Из-за того, что мать взбесилась и совсем свихнулась на своей мести, поголовно убивая? Из-за того, что в пользу Томоэ, держащей над ней шефство, она не могла остановить единственного близкого себе человека? Или потому, что в соседней машине лежало два трупа убитых мужиков и ещё живые Феликс Грэм Де Ванили и беременная Хлоя Буржуа, держа в своих руках компромат на её с матерью пожизненное заключение?
Кагами передёрнуло, возвращая от сожаления к более важным делам.
Хлоя недостойна её внимания.
Фел сам нарвался на проблемы.
Например, она опять хотела помусолить историю трёхлетней давности, после которой к ней могли притрагиваться только Маринетт и Адриан. Иначе все остальные касания (даже матери), были силой тока в двести двадцать вольт, доводящих до ужаса, приравниваемого к предсмертной агонии.
Она никогда не думала, что все эти поцелуйчики и признания Тэкеши в любви были дешёвкой и грязной игрой, что мать избегала отца не из-за обид, измен или презрения, а из-за того, что он и его дружки двадцать лет назад испортили её жизнь
навсегда.
Заставляя себя собраться с силами и запустить таймер перед взрывом, Цуруги предварительно включила смартфон, с минуту рассматривая фотографию Адриана и его брата.
Их похожие глаза начинали душить на корню всю её уверенность убить Грэм Де Ванили. Словно сейчас она ставила точку не в жизни Фела, а Адриана — единственного любимого мужчины. И, стало казаться, что если умрёт кто-то один из них, то морально исчезнут все трое: она, Агрест и Феликс.
И что-то в душе говорило, что она
не сможет убить Грэм Де Ванили.
Оно шептало ей это зловещим голосом в самое лицо.
Девушка зажмурила глаза, всхлипывая от очередных, так и лезущих в голову фраз матери, сказанных в ту роковую ночь, разделившую её жизнь на «до» и «после». Тех больших жирных минусов, которые не давали ей права соскользнуть с этой безжалостной игры и не убивать
опять.
Тех невидимых ударов в самое сердце, когда человек, которого она считала и называла отцом семнадцать долгих лет, оказался чужаком. Когда она сама оказалась не совсем японкой. Когда узнала, что в её генах только пятьдесят процентов азиатской крови. Что маму зовут не Томоэ…
— Вставай, — Томоэ откинула труп мужа к кровати, протянув руку дрожащей Кагами, минуту назад чуть не изнасилованной собственным отцом, — вколол тебе тоже самое, что и мне. Первые две минуты плохо соображаешь, а потом ты готова переспать с первым встречным. Со мной это сделало пять человек, — она с такой ненавистью посмотрела на убитого Текэши, что сердце младшей Цуруги рухнуло в левую пятку. И это было только началом беспощадной войны.
Кагами провела указательным пальцем по фотографии двух блондинов, которую Адриан выложил три года назад в свой Инстаграмм. Это фото было сделано давно, они ещё не были знакомы, а Феликс был в доме Габриэля проездом. На фоне особняка Агрестов Адриан весело навалился на брата, обнимая того за плечи, а Фел скривил кислую мину праведного заучки, но всё равно был не против фотографии.
Такие маленькие и молодые, совсем ничего не знающие и не подозревающие. Для которых мир ещё наивен и самое страшное зло, это Бражник.
Мальчики, в одного из которых она влюбилась до потери пульса, а теперь собиралась убить его брата.
Мальчики, которые уже ходили с щетиной, целовались с девушками, покупали кучу презервативов и сверкали своими бицепсами, обтянутыми в футболки меньших размеров и латексные костюмы.
Кагами рвало на части от осознания того, что через двадцать минут одного из этих блондинов сотрёт с лица земли навсегда.
— Мадемуазель, всё готово к нейтрализации, — двери машины резко сорвались с места, показывая фигуру одного из подпевал матери, — таймер установлен.
— Через сколько? — Кагами выключила смартфон, раздражаясь от того, когда этот дурак Ван заглядывал в её вещи.
— Через полчаса, — он протянул ей пульт с уменьшающимися цифрами, фыркнув на отключённый телефон, так и не увидев изображения.
— Мать закончила с машиной? — Цуруги повертела в руках небольшой пультик с несколькими кнопками.
— Новостные ленты уже взорвались сообщениями о взрыве, — довольно усмехнулся Ван, чем вызвал у Кагами рвотный рефлекс, — просила поторопиться. Вертолёт будет ждать в поле.
Брюнетка сдержанно кивнула, пялясь в тёмный экран выключенного смартфона. Потом косо посмотрела на засохшую розу, лежащую в уголке соседнего сидения, чтобы Ван ничего не увидел, и тяжко выдохнула.
Нет. Она не сможет его убить.
Хотя бы потому, что уже давно играет не по правилам матери.
Пусть и сама умрёт.
— Приведи сюда пацана, — Кагами отвернулась, своим повелительным тоном создавая напряжение между собой и слугой матери.
Ван поджал губы. А Цуруги сделала глубокий вдох: этот шестёрка всегда делал так, когда хотел воспротивиться.
— Мадам Цуруги приказала не слушаться вас и исполнять только те приказы, что отдаёт она…
Кагами сжала кулаки. Стоило ей убрать внучка Хранителя, как мать сразу обозлилась на неё. Словно для Томоэ это было последним действенным шантажом над Мастером. И об этом знали все: мать лишь удерживала таким образом свою власть. Хранителя можно было заставить плясать и под другую дудку.
— Если я не поговорю с этим пацаном, не отберу у него флешки и не выясню, где копии, мадам Цуруги может сесть очень далеко и надолго, и обвинит в этом только тебя, — брюнетка специально сделала упор на последнем слове, метая взглядом молнии в глупое лицо Вана.
— Когда машина взорвётся, флешка и так разлетится в труху, — перечил мужчина, — а о копиях, если они вообще есть, знает только Грэм Де Ванили, который унесёт эту тайну с собой в могилу.
— Если он встретился с Буржуа, это ещё не значит, что он не успел передать ей сведения, а она настучать друзьям, — Кагами проедающе посмотрела на мужчину, — что изменится после моего с ним разговора? Какая нам в этом опасность? Просто поговорим по душам, а ты пока перетаскивай коробки в фургон. Он не сделает мне ничего дурного.
Ван задержал на ней зрительный контакт, что уже дало надежду Кагами понадеяться, что у него есть мозги. Девушка была права во всём: пятиминутка откровений с Фелом не принесёт никаких угроз. Копии компромата у Грэм Де Ванили были, но передать их он никому не мог, мать следила за ним с самого начала приезда в Париж и кроме разговора с Хлоей этот любитель презервативов больше нигде не засветился. Но ведь Вану об этом знать необязательно? А с матерью она как-нибудь потом разберётся.
И о том, что у него могло быть завещание или какое-то письмо с расшифровкой всех грехов Томоэ, Ван не догадается — кишка тонка.
Для матери Грэм Де Ванили принёс много проблем, но после его смерти они теряли какую-либо угрозу к её жизни и свободе. Тем более, если уже через
два дня этот мир изменится полностью, и на компромат будет плевать с высокой вышки.
Ван продолжал молчать.
— Мне самой за ним идти? — Кагами властно закинула ногу на ногу.
— Сейчас, — нехотя буркнул мужчина, смирившись с её доводами.
Цуруги жалостливо обернулась в тонированные окна, когда Ван закрыл двери. Её бесили все шестёрки матери, учитывая то, что самые тупые достались ей в команду, а поумнее Томоэ забрала себе. Ван хоть и пытался быть умным, но под уничтожающим взглядом прогибался. Любил стучать и жаловаться, дымил своими дешёвыми сигаретами и строил из себя важную шишку. А на деле был тугодумом с большой буквы.
— Кучка трусов! — без тени смущения, громко выкрикнула Кагами в пустоту. Но Ван, к её разочарованию, этого не услышал, выпихивая из соседней машины избитого Грэм Де Ванили.
Тяжело задышав, Цуруги выдохнула в пустоту. Сейчас ей нужно думать далеко не квалификации работников матери. Феликс Грэм Де Ванили, как бы это пафосно не звучало, её
последняя надежда.
Девушка на минуту прикрыла глаза, чтобы вернуться в те воспоминания многолетней давности, перед тем, как начнётся допрос с Фелом.
— Тэкеши не твой отец, — говорила мать, вытирая свои отпечатки с пистолета, — и никогда им не был. Он вообще не достоин называться этим именем, — она скрипнула зубами, — твоего отца зовут Генри Дюрет, он погиб восемнадцать лет назад в Париже. Жестокая авария, — пояснила она, пока Кагами отходила от первого шока, чтобы привыкнуть ко второму, — Генри скончался в машине, его обвинили в самоубийстве, не пустили на похороны священника, но он не виноват! Слышишь?! — девушка впервые видела Томоэ в таком безумном состоянии, — виноваты другие, и мы отомстим им! Также, как это сделали они с Генри. Нужно только подождать немного, и всё само станет на свои места. А безнаказанные получат по заслугам, — наверное, после той хищной улыбки матери у Кагами появился второй страх кроме проигрыша: этот оскал Томоэ. А потом страхов стало бесчисленное множество.
У них было три плана. Три беспощадных плана, финал которых был единым: смерть Габриэля Агреста и Натали Санкёр.
Но сейчас они ввели в действие уже третий план, и, кажется, причина их двух промахов подгоняемой в спину шла к её машине. А хотя, если бы она до умопомрачения не влюбилась в сына их главного врага, всё тоже могло бы пройти гладко. Даже если любовь эта была невзаимной…
— Пацана привёл, — тощий Ван втолкнул в машину Грэм Де Ванили. Но пацаном его было сложно назвать, на фоне подпевалы матери Феликс казался ещё тем айсбергом.
Кагами смерила блондина самым презрительным взглядом, на который только была способна и кивнула Вану.
— Свободен. Через десять минут забирай.
Фел закатил глаза, широко зевая и показывая весь свой полный пофигизм к сложившейся ситуации.
Ван недоверительно покосился на Кагами.
— Что-то ещё? — Цуруги невинно хлопнула ресницами, поворачиваясь к мужчине.
— Я слежу за тобой, — заговорчески прошептал Ван, диким взглядом смотря на спокойного, как танк, Фела. И, хлопнув дверьми, продолжил возвышаться своей фигурой над машиной.
— Идиот, — Кагами ударила рукой по лбу. — Коробки таскай! — прикрикнула она. Но Ван, делая вид, что ушёл, всё равно тёрся у машины — мамочке же надо потом на дочку по какой-то причине настучать, вот Ван сейчас нафантазирует в их разговоре лишнего. — Достал, — процедила она.
Цуруги предвидела ситуацию того, что этот недоумок будет подслушивать и лишь оторвала из блокнотика небольшой клочок, предварительно залезая к себе в карман.
— Я смотрю, Снежная Королева растаяла, и решила начать переговоры? — Фел шмыгнул носом, пытаясь втянуть сочащуюся кровь.
Кагами покривила душой. Всё-таки надо было его самой вырубать, а не Вана подзывать. Вкололи бы снотворное и отрубился, а не избивать до такого состояния.
— Фел, тебе через двадцать минут с жизнью прощаться, — японка продолжала писать на коленке, изредка кидая взгляды на развалившегося в кресле блондина, — да и шуточки — не твой конёк. Кстати, сейчас апрель, снег тает в марте.
— Тебе было не с кем поговорить и решила позвать меня? —неожиданно перебил Грэм Де Ванили.
Цуруги облегчённо выдохнула.
Ну хоть что-то не меняется, и с наезда у него начинается любой диалог.
— Мда, не долго ты на шуточках продержался, — с издёвкой ответила Кагами, стараясь не смотреть на побитого парня. — Но в чём-то ты прав, я хочу с тобой поговорить, — Цуруги серьёзно посмотрела через зеркало на блондина.
— Нам с тобой не о чем разговаривать, — Фел громче шмыгнул, когда тонкая струйка потекла из носа на губу. — Давай лучше Хлою позовём, пообсуждаешь с ней свои бабские штучки, с матерью этого сделать, наверное, нельзя? — он едко усмехнулся. — Или братца, — вскрикнул блондин, терпя боль в запястьях и пробитой голове, — но тогда мы вместе останемся: расскажешь ему, как со своей мамашкой хотела кокнуть его отца и подружку, а по совместительству свою сестру.
— А мне кажется, что как раз тебе было бы очень интересно получить ответы на свои вопросы, — Кагами спокойно черкнула что-то в своей бумажке, пытаясь не беситься на оскорблениях.
— Слушай, летописец, — он всунул своё лицо между двумя передними сидениями, ненамеренный тратить своё время на допросы, когда ещё оставался шанс выбраться с Хлоей из своей машины до взрыва, — я с врагами переговоров не веду. Умирать, так красиво. Я пойду?
— Рот закрой, — Кагами резко обернулась, всовывая в руки парня ключик от наручников и бумажку с аккуратным почерком, — или кивай, или говори шёпотом, нас слышат, — одними губами добавила она, косясь на фигуру Вана, наматывающую круги вокруг автомобиля.
Фел чуть не выронил содержимое своих ладоней, мгновенно меняясь в выражении лица, сменив свою мину «пофигизм и геройская смерть» на «агент007».
Грэм Де Ванили сщурился, пытаясь понять, что задумала эта сумасбродная японка и так сидел с нераскрытым листком и ключом от наручников на другой ладони. Кагами с минуту нетерпеливо скрипела зубами.
— Да читай уже, — девушка не выдержала, отворачиваясь от подозрительно молчащего парня, — не шпаргалка же, учитель не съест.
— Всегда знал, что у Вас японцев нездоровый рацион. Китайцы собак едят, японцы учителей, — Фел неудачно пошутил, разворачивая листок и до сих пор не снимая наручников, хотя боль была адской.
— Ты дурак.
— А ты больная, это чё вообще такое? — он тыкнул ей в лицо непрочитанной запиской и ключом, кусая губы от сдавливающих наручников.
— Просто прочитай, бомбы там нет, — Цуруги отпрянула от сидения и близкого контакта с парнем, навалившись на руль.
— Зато бомба в моей машине, а ты мне тут признания в любви шлёшь и ключики подсовываешь. Вначале чуть черепушку не пробила, теперь от кандалов освобождаешь, — блондин утёр рукавом кровь, стёкшую на подбородок, — давай ты лучше вместо записок отпустишь меня, а я пойду спасать беременную женщину и снимать вашу грёбанную бомбу.
Фел метал молнии всеми фибрами своего тела. Он прекрасно знал, что о беременности Хлои уже давно известно врагам и, напоминая об этом, лишь хотел найти рычаг давления на Кагами. Возможно, маленькая жизнь ещё не родившегося ребёнка даст шанс отпустить Хлою?
Блондин был настолько взбешён, думая лишь о Буржуа, что записка для него казалась ничтожеством.
Мысли роились, как пчёлы в улье. Фел одновременно хотел подумать о том, зачем она протягивает ему ключ с бумажкой, как мысли о Хлое и таймере на машине перекрывали все планы. Ван устанавливал таймер при нём, и если Кагами отпустит его быстрее и уедет, у него хотя бы будет шанс спасти Буржуа и её малыша. Ведь такие штуки разминировать он ещё мог.
— Слушай, акушер-пиротехник, — Цуруги уже еле сдерживала себя, краснея и косясь на пульт управления, — я, по-твоему, похожа на ту, что признаётся в любви подобными образами?
— Кхм, — он предающе посмотрел на красную от злости японку. — Да нет, ты просто хватаешь моего братца, прижимаешь к стенке и облизываешь ему по полному гланды. А, ну и ломаешь его окончательно. Он потом тупит ещё бо…
— Ещё одно слово и я взрываю машину с Хлоей. Машину с беременной женщиной, — Кагами от обиды чуть ли не задохнулась. Стало так больно, что даже в горле пересохло.
Пожалуйста, не надо об Адриане! Пожалуйста, не надо о поцелуях и признаниях…
Девушка схватила пульт, дрожащими пальцами сжимая крышку с кнопкой.
— Чем больше ты будешь выёживаться, тем меньше шансов выжить Хлое и её ребёнку, — протянула Кагами, окончательно взбесившись. Нет, она бы не стала её убивать. Но Фел сам напросился. Как он вообще может быть агентом со своей завышенной самооценкой, когда нарывается открытым текстом на неприятности?! Просили же прочесть, так нет, мужское эго задето за живое! Хочет спасти Хлою, а что делает для этого? Почему не может просто взять и прочитать, ведь она даёт ему шанс спастись!
— Пульт опусти, — предупреждающе заявил Фел, наплевав на Вана, который крутился рядом, — Хлоя тут совсем не причём.
— Если бы не её мать, тебя бы здесь не было. Как и её, — с вызовом кинула Кагами, держа пульт так, чтобы Фел не смог его выхватить (только если руки не сломает).
— Если бы не её мать, — прорычал блондин, сминая непрочитанную бумажку и ключ, — Вы бы уничтожили этот мир. Одри Буржуа вдохнула в меня жизнь, и я отплачу ей тем же. Оберегать Хлою я ей клялся. Отпусти её, она же лишь жертва! — рявкнул он, — убери пульт! Глупостей не городи!
— Я смотрю, за время «обережения» ты в неё втюриться успел? — Кагами заливисто и устрашающе рассмеялась, почему-то переставая себя контролировать.
— Не твоё дело, — Фел потянулся к ключу от наручников, ощущая, что с девушкой происходит что-то не то.
Позорное признание Хлое пока подождёт.
Японка всё смеялась, скалясь и поглаживая крышку пульта, как сумасшедшая.
— Ты так ей эпично признался, прямо романтичный момент, а ей, наверно, по барабану с кем спать, а от кого рожать?
Девушка и сама не заметила, как настроение «спасти и защитить» переключилось в «поиграть и поиздеваться». Она с диким взглядом нависла с пультом, плохо соображая, что творит, потянувшись к красной кнопке.
В глазах темнело, нажать на кнопку казалось жутко привлекательным, голова раскалывалась на две части, а Фел что-то истерично зашептал, пытаясь снять с себя наручники, ковыряясь ключом в замочной скважине.
Взгляд помутился, большой палец соскочил с антенны, двигаясь к яркой, до безумства яркой кнопке.
Кнопке взрыва.
— Идиотка! — снятые наручники хлестнули по лицу, а Фел рывком выбил из её рук пульт, отбросив тот на соседние сидения и навис над ней, с испугом глядя на не потухшие цифры вжатого в сиденья пульта. Взрыв не происходил, часики тикали, до уничтожения его собственной машины оставалось двадцать две минуты. — Ты совсем с катушек съехала, мстительница недоделанная?!
Парень бешено уставился на Кагами, которая без конца моргала, лёжа под ним на передних сидениях с закрытыми глазами и не говоря ни слова, словно находилась не в этом мире.
— Эй? — Фел для осторожности прощупал пульс на её шее, так как Кагами уже почти не дышала, — что за чертовщина?
Феликс поозирался по сторонам. Возможно, если бы секунды на пульте управления не уменьшались с такой световой скоростью, он бы ещё взял себя в руки. Капельки пота выступили на лбу, а воспоминания о Хлое сдавили разум.
Сплошная паника так и засела в груди.
Фел от самого рождения был всегда спокоен, но когда случались какие-то непредвиденные обстоятельства с его родными, особенно, с мамой или тётей Эмили, боль сковывала сердце.
Хлоя была ему никем. Кагами была ему никем.
Но не дать умереть Буржуа было его главной задачей. И сейчас, когда она стояла у перипетии жизни и смерти, мозг отказывался работать.
Также, как и принимать мысли о том,
кем может оказаться Кагами.
«22:12»
— Время, время, время, — зашептал Феликс, тормоша девушку, чтобы привести в чувства.
— Дай… дай, — Цуруги зашевелилась, с расширенными зрачками царапая широкие плечи Фела, — дай… оно… мне надо.
— Да ты прикалываешься? — Грэм Де Ванили сдавил её плечи. — Эй, ты если хотела потрогать мой шикарный пресс, могла просто попросить и возможно… — Фел с ухмылкой наблюдал, как Кагами трётся о него боком, но почему-то это вызывало больше непонятность всей ситуации, а не удовлетворение, — эй… ты… ах ты ж, засранка!
Уйдя в себя и в свои воспоминания о том, как следил за одним из агентов Томоэ Цуруги в спортзалах, где ему пришлось для прикрытия заниматься, как посетителю, и параллельно качаться и упражняться, наработав пресс, Фел и не заметил, как лежащая под ним девушка выпнула ногой из бардачка шприц, «нечаянно» заехав ему между ног.
— Ох, — процедил парень, прижимая её к креслу и не давая вылезти за дозой. — Твою мать, наркоманка всё-таки? — блондин легонько хлопнул её по щеке, но реакции никакой не последовало, а японка продолжала обезумевше тянутся к бардачку, избивая носом его плечи.
— Да ну нахрен! — Фел схватил её руки, прижав к креслу, оставив трепыхающимися только ноги, задвинул кнопку, чтобы двери нельзя было открыть и потянулся к бумажке, — что ж ты такая невезучая, Снежная Королева… наркотики плохо, разве мама не гово… акуму мне в рот…
Грэм Де Ванили пробежался взглядом по корявому тексту на помятой бумажке.
Голова всё ещё не работала.
Цуруги оказалась той, кем он хотел увидеть её меньше всего.
Зависимой от дури.
— Да сиди же ты, — он сжал её руки, пытаясь вчитаться в бумажку.
В своё время, много читая о наркоманах, особенно, в последний год, он узнал из слов очевидцев, что если употребляющий дурь ведёт себя вполне спокойно и говорит только о дозе, то его возможно остановить. Успокоить и перебить на какое-то время потребность в новой дозе гадости.
С Кагами голова работала хуже, и сейчас правильным выходом было просто не дать ей вколоть укол, а самому прочесть записку. Вдруг, она действительно хотела сообщить что-то важное? И для чего вообще дала этот ключ от наручников? И как так получилось, что она оказалась… этим? Как это допустила Томоэ?
Или это всё постановочный спектакль?
Фел прикусил внутреннюю сторону щеки: это чувство ему было прекрасно знакомо. Когда вопросов много, нервов мало, а ответов нет.
Девушка захныкала, всё протягивая ладоши к бардачку.
«Как ты уже понял, через двадцать пять минут твоя машина взорвётся вместе с тобой и Хлоей. В той же машине есть два подсунутых трупа. Я даю тебе время и возможность сбежать. Я так припарковала машину, что внизу люк. Он открыт, уж это тебе повезло — тут строительная часть, рабочие всё пооткрывали. Я знаю, что в твоей «шпионской» машине есть специальное отверстие на полу. Это ключ от наручников. Карты канализаций ты знаешь. Флешку оставь себе.»
— Снежная королева, я тебя недооценил, — он с минуту тормозил, сверля дырку в записке, а потом засунул бумажку в карман, шёпотом пытаясь привести японку в чувства. Всё это никак не хотелось укладываться в его цепочке событий.
Эта девушка предлагала ему сбежать. — Ты что, за наших? Эй, Кагами, родная моя, ты жива?
Феликс похлопал её по спине, надеясь, что после прочтения им запиской она придёт в себя.
— Я прочитал, слышишь? Ну же, припадок не может быть так долго…
— Дай… пить… укол…
Девушка трепыхалась под ним, как бабочка в паутине паука, путаясь и хватаясь за клубни воздуха. Цуруги вцепилась ногтями в его плечи, больно надавив на кости.
— Кто ж тебя на это подсадил, — он сильно тряхнул её, ударяя головой о мягкое сиденье. Не изменилось ровным счётом ничего. Кагами не кричала, но твердила одно и тоже, лезла к бардачку и царапала всё, что попадалось под руки.
«21:45»
— Агрх… — блондин вцепился ногтями в плоть кулаков.
Фел вспотел, понимая, что тот дурдом, через который он прошёл за последний год, уже скоро не сравнится с тем, что происходит сейчас в Париже.
— Так, чёрт… — он замахнулся, из какой-то статьи вспоминая, что пощёчины приводят в чувства, как зарычал от противоречащих чувств. — Не могу! Не могу я женщину ударить…
Рука как взметнулась вверх, так и резко опустилась на чужие ладони. Идеи дать ей дозу у него не возникло ещё ни разу.
— Никогда, — сам себе повторил Фел, путаясь в волосах девушки, взлохмаченных на его руках.
Дать ей дозу — подвести к смерти.
Дать ей дозу, пусть и не первую, — убить её.
Даже если она враг, хотя содержание записки никак не хотело укладываться в его голове и доказывало обратное, даже если она бесящая его девчонка, решившая убить Адриана и кучу его родных, он не позволит ей умереть. Даже если она пьёт не первую дозу и, как бы это прискорбно не звучало, всё равно когда-нибудь умрёт от наркоты, он не может дать ей убить себя.
Хотя бы потому, что это она спасла от смерти его мать полгода назад.
А он спасёт её. Пусть и не навсегда.
— Как же тебя привести в чувства? — он схватил её за обе щеки, испугавшись «19:50» на таймере пульта, и навалился животом на ноги, придавив ей все конечности, — может, у тебя есть какая-то эрогенная зона? — блондин надавил ей на шею, где обычно у всех людей это вызывало боль и неприятные ощущения.
— Агрх! — Кагами сорвалась, потянувшись к его кисти, чтобы укусить.
— Так, понял, — он отпрянул, молясь всем известным квами, чтобы Ван их не слышал и не торопился приходить, а цифры всё стремительно заканчивались.
— Ох, как же ещё тебя оживить… — он надавил ей на плечи, щипая периодически за руки, — ну? Кагами, акума тебя сожри, ты что творишь? Вначале целый год гоняешься за мной со своей маман, дабы убить-четвертовать-продать на чёрном рынке, теперь записки пишешь, бежать предлагаешь, эй, девочка, ты адекватная?
Насколько его вопрос был нелогичным, Фел убедился мгновенно, даже ещё не закончив говорить. Неадекватная Кагами уже начинала скулить.
— Дай… вколоть… мне надо.
— По жопе тебе надо! — блондин ещё раз хлопнул её по щеке, боясь причинить боль.
Пусть она её и не чувствовала.
Пусть это было для её же блага.
Сделать что-то большее, кроме «хлопка», у него не получалось.
Даже если это спасительная пощёчина.
Не в его принципах было бить женщину, тем более, если она ещё и не в состоянии думать. Лежачая девушка, молодая и беззащитная, так ещё и больная. Прекрасный выбор для «избиения»!
— Тебе несказанно везёт, Грэм Де Ванили, — выплюнул Фел, удерживая ноги Кагами.
«19:30»
— Думай, Фел, думай! — Феликс уже раз сто проклял тот день, когда узнал, кем являлась Томоэ Цуруги и почему именно он ввязался в эту игру на выживание. — Так, как там их в сказках оживляли… яблоки, а, нет, это отравляли. Мёртвая вода… чёрт, не то! Живая вода. Блин, у тебя никакой нету, — блондин перерыл бардачок в поисках минералки, — поцелуи… поцелуи, — прошептал Грэм Де Ванили, — по-це-луи… Капец, что за бред?! Я ж не принц, а ты не жаба.
— Дай! — Кагами схватила его за грудки, ногой скинув со шприца крышку.
— Тьфу, ты! — Фел поднял с заднего сидения наручники, пришпандорив одну из рук Кагами к дверце. — Пресвятые квами, на кого я похож? Тихо, тихо, так… я сейчас дам тебе хорошей затрещины, но если что, можешь мне потом тоже врезать, даже два раза. Это для твоего же спасения…
Фел прекрасно помнил один из старых фильмов, где какую-то девушку близкий парень спасал от припадков объятиями. А когда его не было рядом, а у неё начинались глюки, подруги останавливали её только пощёчинами.
Наблюдая за Кагами всего каких-то жалких пять минут, блондин стал убеждаться в обратном. В том, что Цуруги просто находилась под действием каких-то препаратов, очень похожих на те, что описывали в фильме. На наркоманию это пока не тянуло…
Скорее, зависимость от чего-либо очень схожего с дурью.
Фел закинул её свободную руку себе за спину, вжимая ногами в сидения, а второй рукой обхватывая её тонкую шею, уже целясь дать хлёсткой пощёчины, как девушка резко прекратила трепыхаться.
Кагами жадно заглотала ртом воздух. Горячие руки в области шеи и мужской парфюм, дурманящий и одновременно приводящий в чувства, обожгли девичью кожу.
Фел прикрыл глаза.
— Хоть помогло бы, — взмолился блондин, не замечая изменений в Цуруги. — Раз… два…
— Ты совсем оборзел? — Кагами пнула его коленкой в торс, одним рывком сорвав с себя, о чём тут же пожалела, — ох, сколько ж ты весишь?
— Слава Богу, — блондин вместо подбитого места накрыл руками лицо. Видимо, припадки имели свойства заканчиваться сами по себе, — фух…
— Что… что произошло? — Кагами подскочила, принимая горизонтальное положение и удивлённо огляделась по сторонам: вот Грэм Де Ванили в самой распутной позе валяется в её машине, кому-то молясь, вот сидения, открытый бардачок и… — Боже, опять… — она зажмурилась. — Нет! Снова! — брюнетка задрожала, как осиновый лист, попятившись спиной назад, — когда же это закончится?
— Так, а вот сейчас вообще ничего не понял, — Фел расправил плечи, принимая сидячее положение и слегка отходя от услышанного, — я тут, кстати, прочёл твою записку, когда у тебя началось… это.
— Припадок, — металлическим тоном выдала она, одной рукой пытаясь завязать волосы, не обращая внимания на то, что Фел теперь всё знает, — припадок…
Волосы захотелось выдрать с корнем. Последним, что она помнила, были его слова о Хлое и предупреждения отпустить пульт.
А дальше пустота.
Нет. Не так она хотела показать ему свою лучшую сторону и исправиться, не так она хотела помочь и увидеть реакцию на записку.
Он вообще не должен был знать, что эта сильная на вид девочка — уже давно подопытный кролик.
Феликс замолчал, не зная что ответить и даже на какое-то время забывая о пульте. Всё это было настолько странно, что он уже мог начать выть не своим голосом. Их странный разговор, странная записка, принуждающая думать, что девушка играет не по правилам матери, её припадок, от которого ему удалось её спасти обычным прикосновением к коже…
— П-почему ты не дал мне вколоть укол? — брюнетка украдкой посмотрела на парня, надевая колпачок на шприц и боясь посмотреть ему в глаза, — у нас и так было мало времени, меня всё равно уже спасти нельзя и…
— Ты сейчас напоминаешь мне Маринетт, причитаешь, как и она… — блондин усмехнулся, отцепляя её руку от наручников. Оба завертевшись, они даже не сразу поняли, что Кагами до сих пор привязана к ручке дверей автомобиля — настолько оба испугались друг друга после всего инцидента, — хотя, чего я удивляюсь, вы ж с ней сёстры.
Грэм Де Ванили и сам стушевался, заметив в тусклом свете машины красные пятна на шее девушки. Совершенно не хотелось думать о наручниках, о красных пятнах, оставленных от щипания, просто хотелось выбежать на улицу под дождь.
Тем более, было стыдно. Навис над ней, как какой-то пацан, краснеющий, как девственница в первую брачную ночь, да даже пощёчины не смог дать, хотя успокоил бы её намного раньше! Стыдно за то, что начав выкобениваться и гнуть свою линию по поводу того, что им не о чем разговаривать, Фел привёл её к припадку, когда записка лежала на руках, а в глазах Кагами читалась мольба. А ведь на это тоже было потрачено время…
— Значит, ты уже знаешь, что Генри и Том братья, а не один и тот же человек, — Цуруги грустно улыбнулась, потирая болящую руку, а потом подтвердила: — д-да, мы с ней сёстры.
— Я знаю о вас очень много, — блондин встряхнул на себе слипшуюся от пота футболку.
— В какой-то степени, да, — брюнетка завязала пучок, — но ты даже не представляешь себе, насколько мало. О Томоэ, о сестре…
— И поэтому ты решила убить свою единственную сестру сегодня ночью вместе со своим квами, а перед этим великодушно поделилась своей заражённой кровью? — Феликса пёрло.
Он точно не собирался опять возвращаться к тому предвзятому тону и хладнокровию. Но бешенство накрывало его по новой. Нужно было уходить, Цуруги вела себя зажато и даже нахально, таймер показывал «18:34», времени было мизерно мало, скоро должен был подойти исчезнувший Ван, но, самое главное — ему было безумно важно узнать, почему Кагами поступает так. Бегает меж двух огней: вначале сбивает машину, потом делится кровью, снова решает убить, предаёт мать. Что за игру она ведёт?
Кагами вздрогнула, что в какой раз за последние десять минут удивило Феликса. Он помнил холодную, высокомерную и нелюдимую Цуруги — иностранку, влюбившуюся в его брата. Сейчас от той Кагами, с которой он вёл борьбу последний год и сегодняшний день, не осталось и следа.
— Я не наркоманка, моя кровь не навредила Маринетт, — приглушённо начала девушка, — я подопытная, — она вытерла заслезившиеся глаза. Слабая. Ничтожная. Ревёт на каждом пустом месте. Пора привыкнуть к этой участи, — я такая же жертва как и вы. Мой отец и вправду Генри Дюрет, и мать мою зовут Марленой, а не Томоэ.
— Что значит подопытная? Что за препарат тебе вливают? — Грэм Де Ванили взял в руки небольшой шприц, рассматривая его тонкую иглу в колпачке, — его нельзя обнаружить при исследовании? Как тебя вообще на переливание допустили?
— Это долгая история, — она тяжко выдохнула, — Фел, вы узнаете её, и, наверное, уже скоро. Через два дня. Если следовать плану матери, — начала девушка, как блондин отбросил шприц в угол сидения, нечаянно задев засохшую розу, чего никто из них двоих не заметил.
— Когда Габриэль и Натали будут еле живыми? — он в ярости навалился рукой на подушку её сидения. — Когда умрёт ЛедиБаг? Когда, чёрт возьми, мы будем подыхать, ты расскажешь все эти грёбанные тайны!
— Но ты ведь этого не допустишь, — Цуруги схватила его за плечо, с уверенностью в карих глазах умоляя остановиться. — Хватит, Фел. Я всё равно тебе ничего не скажу. Я даю тебе шанс спастись, ты уже спас меня от новой дозы, хотя я до сих пор не понимаю, почему, но…
— Я лишь вернул долг, — брезгливо сморщился блондин, грубо сняв её ладонь со своего тела. — Я знаю, что когда твоя маман полгода назад решила начать угрожать мне убить мою мать, то это ты была исполнителем. И это ты выпустила аммиак в её вагончике на съёмках. А когда провели расследование, то выяснилось, что газ направили так, чтобы заполнить пространство и дать матери выбежать на улицу. А тут только два варианта: либо ты лох и не профессионал, либо всё это специально, — он испытывающее на неё посмотрел. — В твоём случае, это второй вариант.
Кагами широко распахнула глаза, с секунду обдумывая его откровения, как оба они были вынуждены замолчать.
«16:00»
Шестнадцать минут до взрыва.
— Мадемуазель, коробки и фургон готовы, — вдалеке за окном послышался голос Вана, — нам пора уезжать?
Фел и Кагами зашевелились, как застуканная за чем-то неприемлемым влюблённая парочка.
— Тебе уходить пора, — она протянула ему наручники и ключ, параллельно пряча шприц и равняя причёску, — как только услышишь звук отъехавших машин, можете вылазить, на всё про всё — десять минут. Наручники надень.
Фел не ответил ни слова, быстрее сам себя застёгивая и делая вид, что и так всё знает.
— Зачем ты нам помогаешь? — он спрятал ключ в карман и с самым серьёзным взглядом посмотрел на девушку, — ты хоть осознаёшь, что будет, если об этом узнает Томоэ?
— Пх, — она втянула носом воздух, — о переливании крови для Маринетт до сих пор не узнала. И да, я уверена, что она ничего не знает и на данный момент.
Феликс вскинул брови.
— И всё же? Ты давно делаешь такие подставы… — он поджал губы, готовясь на выход, — что за препараты в тебе?
— Это разработка нелегальной организации, — зашептала Цуруги, смотря на него через зеркало, — я их подопытный кролик уже четыре года.
— Твоя мать, она…
— Да. Знает, — прервала девушка, отвечая на ещё один неозвученный вопрос.
Фел вытер с губ засохшую кровь. Шаги становились всё ближе, таймер мигал цифрами «15:40», а отношение к этой девушке переворачивалось с ног на голову. Как и к её матери. И если у первой оно улучшалось, то у второй занижалось дальше некуда.
— И ты не ответишь мне ни на какие вопросы… — ловить здесь блондину было нечего, но попытаться узнать хотя бы каплю от того, что он ещё не знал и что могло ему помочь, всё равно оставалось привлекательным.
— Я не могу сказать тебе многого, — Кагами с горечью опустила голову, — а то, что могу, ты и так знаешь.
— Но зато сейчас предаёшь мать, давая мне шанс спастись, — Феликс сказал это с таким остервенением, будто предавали не Томоэ, а его, — ради чего?
— Думаю, Адриан не простит мне твою смерть, — японка грустно усмехнулась, снимая защиту и со своего окна, когда хлюпанье сапог Вана стало уж совсем близко.
Грэм Де Ванили внимательно проследил за её задрожавшими в зеркале ресницами.
— Врёшь, — Фел склонился к ней, видя через дырки в подушке сидения лишь её тонкую шею, на которой распластались отросшие пряди волос.
— Вру, — подтвердила Кагами с чистым раскаянием в голосе.
— Так почему? — блондин исподлобья глянул в зеркало, встречаясь взглядом с её покрасневшими глазами, — Адриан поплачет на моей могилке и забудет, ну, Куртсберг за Хлою в морду может дать…
Цуруги не вытерпела, сминая в кармашке надетого на футболку кардигана вторую записку.
— А что будет, если я скажу, что во имя воскрешения Генри Дюрета, мать хочет убить меня?
Фел чуть не задохнулся, если бы не резко раскрывшиеся двери автомобиля.
— На выход! — рявкнул Ван, хватая его за плечо и выволакивая на улицу.
Феликс повиновался интуитивно, ноги сами понесли его по лужам, а взгляд ошалело смотрел вслед Кагами, также выходящей из машины гордой походкой, будто ничего страшного и не произошло. И парень ясно ощущал, как и его сердце вместе с её
рассыпается в труху.
Это не может быть тем, о чём он сейчас подумал.
— Ван, — Цуруги хлопнула дверьми, двигаясь к уже изрядно далеко отошедшим мужчинам, — смотри, а это не человек?
Брюнетка встала спиной к Феликсу, убрав руки за спину и начав что-то громко спрашивать у своего шестёрки, кивая головой в сторону второй строительной зоны, где помимо грязного и мокрого песка уже не было года два ничего живого.
Блондин моргнул, видя, как на миниатюрных ладошках поблёскивает вчетверо сложенный обрывок новой записки.
— … И всё-таки надо сходить и проверить, или нафиг уезжать отсюда! — продолжала злобно шипеть Кагами на отвернувшегося в указанную сторону Вана, — я же просила тщательно проверять территорию, сейчас окажется, что нас кто-то видел…
Феликс уже не вслушивался в оставшуюся болтовню Кагами, отчитывающей слугу. Он хмыкнул, мягко принимая бумажку, чтобы Ван ничего не видел и спрятал её вместе с ключом в кармане: благо, наручники сковывали руки впереди.
— … Да! Иди, заводи машину, я его сама отведу! — Кагами буквально пнула мужчину с погруженными коробками к фургону, сама также грубо толкнув Фела в спину. — Не оборачивайся, — одними губами добавила она, — записку прочтёшь, как только будете с Хлоей в катакомбах. До этого не читать. Разворачивай аккуратно, там запечатано две таблетки. Красная — тебе, чтоб башка прошла, белая — Хлое, после сна и отёков беременным хорошо помогает.
— Он смотрит? — шёпотом уточнил Фел, больше переживая не за спрятанные таблетки, а за то, что их могут подловить.
— За вымышленным человеком в промзоне, да, — блондин спиной почувствовал, как она улыбнулась, — за нами нет. Слушай дальше: как только встретишься с Адрианом и Маринетт, передай им, что наркота в крови Маринетт больше не действенна. Не спрашивай ничего! — Кагами толкнула его сильнее, замечая, что тот уже готовится открыть рот, — а теперь главное: исполнение плана моей матери начнётся завтра вечером.
— И почему я должен тебе верить? — Фел остановился у собственного автомобиля, стоя так, что Ван не мог их видеть, — вдруг вместо обезболивающего в таблетках яд? А план начнёт исполняться не завтра вечером, а утром?
— Тебе придётся мне поверить, — высоко задрав подбородок, Кагами щёлкнула ручкой на дверце машины, — иди.
Фел размял шею, возвышаясь над Кагами так, что она дышала ему в ключицы. Блондин, не двигаясь с места и внимательно изучая лицо девушки, старался понять, что прячется под этой маской нелюдимости и строгости.
Он на словах говорил ей, что не верит. А в душе понимал, что эта девочка не сможет причинить ему или его друзьям и родным вреда. Словно это было такой простой формулой, что не знать её жутко стыдно.
Фелу-агенту хотелось строить подозрения и не доверять чувствам.
Фелу-человеку хотелось довериться врагу, как бы ничтожно и тупо это не звучало.
Фелу-мужчине хотелось… дотронуться до неё?
— Взрыв через четырнадцать минут, — японка закатила глаза на его открытое рассматривание, притопывая ногой, отчего капли дождя летели на брюки Фела, — давай, я сразу расстегну наручники, — она рывком подняла его локти, озираясь, чтобы никто не видел и быстро расстегнула сковывающие железки.
— Капец, мою машину взрывают, а я должен довериться врагу, — Грэм Де Ванили наигранно взвыл, потирая кисти.
— Ты спасаешь жизни, — она покачала головой, широко распахивая двери в машину, — Фел, пожалуйста, уходи. Все ответы, которые я могла тебе сказать, уже в записке.
Сердце, как бешеное билось в груди. Что-то шептало уйти, убежать, затолкнуть этого амбала в машину и уехать. А сердце шептало… дотронуться?
— Кагами, всё в порядке?! — где-то с конца зоны послышался крик Вана.
— Прячься, — Кагами силой затолкала несопротивляющегося Фела в автомобиль, закинула в машину снятые наручники, хлопнула дверьми и поспешила скрыться.
В этот раз никто из них так и не смог дотронуться друг к другу.
Но ведь каждая история имеет продолжение?
— Да бред это всё! — Кагами подняла столб грязной воды, сбивая кроссовки, — не может он быть тем, о ком я сейчас подумала…
***
Фургон с коробками отъехал первым, просигналив удаляться и Цуруги.
Таймер показывал «08:10».
Кагами вздохнула, вытирая так и слезящиеся глаза. Машина уже была разогрета, двигатель приятно дребезжал под ногами, отчего коленки то и дело подпрыгивали, не давая шансов удержать поломанную на две части розу.
Японка всхлипнула, обхватывая двумя ладонями засохший цветок. Роза раскололась по диагонали, разрубив на кусочки всю её любовь.
Её первую любовь, от которой пересыхало во рту и кружилась голова. От которой приятно покалывало в сердце и окружало защитой, стоило Адриану дотронуться до девушки.
Теперь же это мог делать ещё один человек.
После смерти Тэкеши у Кагами возник страх к близкому контакту с людьми. Прикосновения прислуги казались уколами, прикосновения матери ударами, прикосновения знакомых выстрелами.
А от припадков успокаивали лишь пощёчины, если мать была рядом или новые дозы, сразу же вставляемые в руки и плечи колючими уколами.
Общаясь когда-то с такими же подопытными кроликами, как и она, девушка узнала интересную деталь: познакомившись с одной девочкой, которая на тот момент встречалась с молодым человеком, Кагами узнала, что отрезвляли эту девушку от припадков три вещи: дозы, пощёчины и объятия любимого человека. Стоило парню взять её за руку, обнять, поцеловать, как потребность в дозе исчезла. А так как этот парень постоянно находился рядом с любимой, у неё не было отбитых щёк и обколотых плеч. Наверное, поэтому она так быстро и скончалась.
— А мне ещё год, — Кагами сложила две половинки в единый пазл — розу с трещиной, — или два дня. Два дня до кончины.
Пару крупных слёз упали на руль, моча губы и нос.
Фел просто дотронулся до неё, и сразу отрезвил. Вернул в настоящее, вернул способность мыслить, а не быть овощем и куклой.
Словно между ними было электричество.
Адриан дарил защиту.
Маринетт бодрость.
Фел жизнь.
— Может, это знак? Что пора отпустить Адриана Агреста? — Кагами всхлипнула, снова убирая две половинки расколотой розы, — а на две одинаковых части, потому что они с Фелом похожи? Пх… Фел-Фел, — повторила она, — ты единственный можешь мне помочь. Кажется, от тебя уже зависит мой разум.
Уже удаляясь на машине, Кагами за раздумьями не успела оглянуться и проверить: вылезли ли они из машины или нет. Люк был открытым, слабый свет фонарика освещал дыру в земле, но никто оттуда не спешил вылазить.
И не знала Кагами, что в канализацию ни Хлоя, ни Фел
не спрыгнули.
Взрыв.
***
Хлоя проснулась от резкого грохота над ухом и последовавшего за ним сильного удара в грудь.
Рваный вздох вырвался из глотки, заглушая чьё-то сопение в области её шеи.
— Как же хреново, — простонала Буржуа, пытаясь разлепить веки. Почему-то ресницы больно вонзились в глаза, словно до этого она весь вечер рыдала, тёрла лицо и забыла умыться. А перед глазами как была сплошная темень, так и осталась. — Ох, помогите…
Голова не работала совсем. Ноги не чувствовались, губы с трудом могли шевелиться, жутко хотелось пить и, наконец, нащупать целостность своей груди. Так как боль, растянувшаяся от пупка до ключиц, начинала напоминать подростковый период.
— Я что, уже родила? — Хлоя напрягла все свои извилины, дабы вспомнить, что с ней произошло, как она оказалась в этой тёмной дыре и что, чёрт возьми, с её грудью?!
Лосье ведь говорил, что после кормления грудь может болеть адским пламенем, но… но она беременна всего месяц, так что роды пока отменяются.
Она прекрасно помнила Лосье, аварию Ната, свою беременность, но ни хрена не знала, как очутилась тут. В полном мраке, лёжа на чём-то мягком и придавленная каким-то кирпичом.
— Капец, ну я же не могла опять набухаться, — Хлоя заскулила, проклиная тот день, когда родилась блондинкой. Был ведь прав Плагг, что блондинки в стрессовых ситуациях тупят ещё сильнее обычного! И хоть она имела высшее образование и довольно-таки неплохой склад ума, сейчас не могла не то что мыслить, а хотя бы вспомнить, как очутилась одна-одинёшенька в полной заднице, не имея возможности даже ощупать себя руками.
— На счёт три, — с опаской прошептала Хлоя, готовясь перекатиться набок и заодно проверить, какую боль получит её тело от толчка, что окажется в стороне, и уйдёт ли удушливая боль в районе груди, — раз… д-два…
— Даже не смей, — прошептали в самые ключицы горячим дыханием.
Хлоя мгновенно заорала, начав лупасить руками что-то круглое и волосатое, как широкая ладонь грубо накрыла её рот, а другая чужая рука подхватила её локти, направив в захвате за голову.
— Успокойся, блондинка, хватит орать, — в лицо брызнул тусклый свет фонарика, а перед глазами всплыло помятое лицо Грэм Де Ванили, с растрёпанными волосами, изорванной футболкой, разбитой головой и до одури знакомой флешкой-фонариком, — да не брыкайся ты, всё нормально! Слышишь, это я, Феликс! Хло-о-о-ечка, я верю, что у тебя много нерастраченной энергии, но не используй её на мне… Ох… только не между ног… только не опять…
Буржуа быстро скооперировалась, постепенно начав вспоминать, что это она встретила Фела в аптеке, это ему она предложила вместе использовать презервативы и это ей он признался в любви. У него вон губа покусана, презиков целый пакет, майка изорвана, толстовки нет, а она на себе не чувствует пиджачка, только топ на бретелях. Он что, затащил её в какую-то тёмную дыру, чтобы…
— Маньяк! Насильник! Извращенец! Да Адриан тебя живьём закопает… мфф, — Хлоя уже полностью забила на дальнейшие действия из своих воспоминаний, отчаянно начав кусать его руки, пару раз запульнув коленкой между ног. Да он там в своей Англии совсем обкурился?
— Блин, Буржуа, полегче, ты что там себе уже надумала?! — в полном мраке, лёжа на симпатичной девушке в коротком топе, придавив ей все места, какие только можно, навис Грэм Де Ванили. — Ох… да ты ж мне все места отобьёшь, что презервативы не понадобятся… да ты совсем сдурела?!
— Да ты знаешь, кто мой… — Буржуа продолжила поливать парня угрозами, всё пытаясь его с себя скинуть, не забывая царапать тому руки.
— Кто твой отец? — парень закатил глаза, на миг ослабляя хватку, но Хлоя не обратила на подначку никакого внимания, продолжая пыхтеть, как паровоз.
— Да мой парень тебя найдёт и на котлеты пустит! — Хлоя раздвинула ноги, теперь обеими пятками отбивая блондину позвоночник. — Ты гляди на него, вначале соболезнования выражает, потом в любви признаётся, а теперь затащил в какой-то бордель или притон и хочешь меня…
— Что-о-о?! — Феликс задохнулся от возмущения, повторно ослабив хватку и, поскользнувшись коленкой на гладких брюках Буржуа, скатился вниз и рухнул ей лицом прямо в грудь.
— Блять, Фел, да слезь наконец с моей груди! — завопила Хлоя, уже не зная, как того обозвать и мысленно извиняясь перед Куртсбергом за маты.
— Это я тебе в любви признался? — Фел начхал на обстановку за стенкой джипа, где Кагами уже вовсю фасовала коробки в другую машину и готовилась запустить таймер перед взрывом, и вытаращился на Хлою полными удивлением глазами.
— Ну не я же?! — Буржуа пнула парня в живот, сама понимая, что быстро истратила все свои силы и теперь могла проиграть тому в борьбе. Хотя… на борьбу это было крайне непохоже, скорее, один лежачий, бьёт другого тугодума лежачего. И что он так зеньками своими хлопает?! Будто она не знает этой схемы: очаровать, а потом в постель затащить?!
Хлою настолько накрыла волна негодования, что она уже и забыла про то, что хотела выяснить, где они находятся, полностью проигнорировала флешку матери, висящую на Феликсе, и, в конце концов, упустила тот факт, что сдержанный и воспитанный Грэм Де Ванили не позволил бы себе… этого.
— Я признался тебе в любви? — Фел повторил это с таким шоком, что Хлоя уже сама засомневалась, а не приснилось ли ей то признание?
— Слушай, Фел, если тебе мозги надуло, то так и скажи! И чтоб тебя акума сожрала, убери свои ноги с моей задницы! — Буржуа уже хотела превозмочь себя и двинуть блондину в морду, как тот набросился на неё, вжимая девушку в кресло автомобиля.
— Хлоя, я агент твоей матери, — по слогам выговорил он ей в самое лицо. — Фраза «Я тебя люблю» это код, по которому ты должна меня узнать! — блондин придурошно улыбнулся. — А в письме твоей матери зашифровано предложение, которое является своеобразным доступом агента к тебе! Ты сказала, что прочла письмо мадам Буржуа, ну и я…
Хлоя не дала ему договорить, наконец через титаническую боль подняв свою руку и приложив к его губам.
— А вот теперь заткнись, — Буржуа закусила губу, чувствуя себя если не дурой, то точно блондинкой и в душе, и снаружи.
***
— Да это не можешь быть ты! — Буржуа с неверием наблюдала, как Грэм Де Ванили лазит в полу своего Фольксвагена, подсвечивая что-то внизу фонариком.
— Это сейчас единственный вопрос, который тебя волнует?! — прокряхтел парень, соскребая с пола половик, прикрывающий крышку люка.
Сколько раз она прокручивала в своей голове, кем мог оказаться агент матери? Да даже грешным делом думала на выскочку Лилу Росси, а оказалось…
— Зашибись, — Хлоя была настолько поражена, что даже сейчас её не волновали те «мелочи», из-за которых любой другой бы человек или «старая» Хлоя начали бы панику: как было зашифровано предложение, где её машина, где телефон, сумка, лекарства… где… — Чёрт, я же должна к Нату ехать!
— О, смена программы, — Феликс дёрнул щеколду, снимая люк. В салон сразу же прокрался холодный воздух, пахнущий дождём, канализацией и…
— Чёрт, что за вонь? — Хлоя скривилась, брезгливо сморщив нос и приседая ниже к блондину, как тут же в ужасе отпрыгнула назад, увидев на месте водителя и соседнем переднем месте чьи-то скинутые руки, — т-труп-пы…
— Ой-ёй, — Феликс в одно мгновение успел развернуть её к себе, хватая за плечи. Трупный запах, словно почуяв страх, начал распространяться по салону, — эй, Хлоя, смотри на меня, там ничего интересного нет!
— Да отпусти ты! — Буржуа надула губы. — Я уже столько повидала, что мне не страшно, — она попятилась, вжимаясь спиной в стенку дверей и стараясь не смотреть на убитых. — Кто это вообще?! — блондин закрыл своей спиной доступ к мужчинам, да так, что даже через зеркало не было ничего видно.
— Я же сказал: не смотреть, — процедил Грэм Де Ванили, — убиты и убиты. Это не то зрелище, на которое тебе стоит смотреть… эй, ты чего так смотришь?
— Это ты их убил? — Хлоя распахнулась глаза, как та белка из анекдота, втянула ртом воздух, — они наши враги ты их…
— Да ты совсем спятила?! — вскрикнул блондин, как был вынужден прикусить язык и быстро зашептать. — Это нас отрубили и во время отключки затащили сюда, подкинув трупы. Как ты могла такое подумать обо мне?
— Тогда кто нас сюда затащил?! — Хлоя откровенно паниковала, уже не зная кого обвинять. — Ты понимаешь, что я опаздываю к Нату?! Так, давай, вытаскивай меня отсюда! Почему мы просто не можем выйти? Где моя машина?
С откровения Фела о том, что это он агент её матери прошло всего три минуты, в течение которых наплевавший на всё Грэм Де Ванили снимал люк с пола, не дожидаясь, когда Буржуа придёт в себя, а Хлоя переваривала и сравнивала информацию. А как же Нат? Что с ними? Почему ей никто не звонил? А, телефон же изъяли, судя по карманам! А эти заразы хоть знают, какие у них будут проблемы, если она начнёт поиски своего айфона?! Как они тут оказались? Кто убил этих мужчин?
— О, началось, — Фел не ответил ни на один вопрос, скрючившись, ползая по салону и вытирая отпечатки их пальцев, — я тебе всё расскажу, давай просто вылезем отсюда.
Зная Хлою и её истеричную натуру, рассказать ей о том, что у них под ногами бомба Фел себе позволить не мог даже чисто теоретически. Ещё разорётся, буянить начнёт, решит бежать, а машины ещё не отъехали. Надеяться на благоразумность было излишеством.
— Так… подожди… — Хлоя опять ушла в свой мир, массируя виски, — мы разговаривали у аптеки, ты признался мне в… кхе, сказал код, — девушке до сих пор было жутко стыдно за тот цирк с «маньяком-насильником-торговцем-чёрных-рынков», она пару раз порывалась извиниться за удар под дых, но… сам заслужил! — а потом ты упал и… и пистолет. Мне кто-то вставил в спину пистолет, — блондинка вскинула голову, отчего пару прядей выбилось из и так лохматой причёски и упало на лоб.
— По логике всё верно, — Фел кивнул, набрасывая на себя толстовку, оставленную в машине ещё перед встречей с Буржуа. — Как только спустимся вниз, ты расскажешь о своих приключениях, я о своих.
— Что значит спустимся вниз? В к-к-ка-нализацию?! Я? В канализацию?! Слушай, свои шпионские игры засунь себе знаешь куда?! — Хлоя возмущённо закудахтала, как Фел хлопнул по сидению.
— Цыц! — он прислонился к окну, пытаясь сквозь тонированное стекло увидеть или услышать движение на улице. — Давай ты будешь просто меня слушаться и всё? Я тебе даже готов ванну с лепестками роз набрать, если пойдёшь в канализацию и… что за фигня?! — Фел в какой раз за день шокировался, глядя, как чернеют на глазах его часы, — да ну опять…
— Телепортатор, я Бражник. Наши общие враги и союзники строят планы и предлагают не самые полезные способы, чтобы сбежать, особенно, с беременной и очень привлекательной девушкой. Так что если хочешь выбраться сухим и чистым, прими силу телепортации, — Грэм Де Ванили расширил зрачки, когда голос в голове резко перешёл на крик. — А ещё запомни раз и навсегда, что предлагать ванну с лепестками роз моей жене могу только я!
— Куртсберг, — загадочно протянула Хлоя, хитро улыбаясь на покрасневшего Феликса. Поставив руки в боки, блондинка выпрямилась, сверкая фиолетовым контуром бабочки на своём лице, — я не ослышалась? Кто тут твоя жена? Это что, предложение?
— Боже, я ещё и свидетелем заделался, — Грэм Де Ванили приставил часы к лицу. — Да, Бражник.
Белая вспышка охватила мужское тело.
