***
В живот вонзилось что-то ледяное и острое. — Нет… — перед глазами начали проплывать какие-то тени, проходить люди, промелькнула вся жизнь, — я же не могу умереть… — Маринетт больно сжала кулаки, но почему-то вместо острых ногтей в плоть кулаков ничего не вонзилось. Было лишь тепло. Родное, горячее тепло, словно рядом мама с молоком и мёдом, а у неё просто поднялась температура. Маньяк и Феликс резко исчезли, на смену им пришёл яркий свет, чьи-то лица и до мурашек знакомые голоса. — Вас обманули, мальчики… Говорил чей-то звонкий голос, крепкими сетями доставая Маринетт из сна. — Ммм… — девушка попыталась что-то вставить, но получалось лишь слышать. Глаза пока не хотели видеть, рот открываться, а части тела двигаться. Звонкий голос всё продолжал говорить. Потом перешёл на сдавленный крик, как будто кому-то что-то доказывал, а вскоре и вовсе сменился на хриплый мужской бас. Маринетт наконец смогла зашевелить пальчиками, поглаживая чью-то кожу. Перед глазами образовался Адриан. Такой улыбчивый, добрый, с детской наивностью в глазах смотрящий на неё с билбордов города. Вот она шагает по аллейке, вот рядом о чём-то спорят Нино и Аля, в сумочке хрустит печеньем Тикки, а идущий подле неё Адриан рассказывает о своём детстве и о том, как был дружен с Феликсом в детстве. А на каждом углу города билборды с его лицом и рекламой нового мужского парфюма. — А-Адриан… — с губ Маринетт сорвался тихий шёпот, но глаза так и продолжали быть закрытыми, — Адриан. Вот он. Надо ему рассказать о Феликсе. Но только Адриан тоже резко исчез. Исчезли рассказы о его брате, исчезла Аля, которая вытирала мороженое с губ Нино, исчез охранник Горилла, идущий за ними по пятам. Маринетт задышала учащённей. Зелёная аллейка, друзья и возлюбленный сменились на дождь и сильные порывы ветра. Лицо начали хлыстать колкие капли дождя, а ноги покрылись мелкими мурашками. Послышался хруст стекла, почувствовался запах перегара, свист резины и… — Господи, Моя Леди! — этот голос она узнает из тысячи. Игривый, вечно довольный, и до безобразия родной. «Кот» Маринетт кривовато улыбнулась, слабо понимая, но уже точно зная, что она без маски, а это наверняка Тикки раскрыла Коту её личность. Вот только голова слабела с каждыми, более серьёзными мыслями. Перед ней уже сидел Нуар, её Котик. С какой-то слишком уж грустной улыбкой и почему-то то исчезающими, то вновь появляющимися накладными ушками. Она попыталась погладить его по волосам, почесать за ухом, но пальцы тянулись до ушей и не доставали до желанной поверхности. Словно ловила она лучик солнца, ускользающий от неё, а не два чёрных кожаных уха. И даже когда он наклонил голову и начал тереться о её плечо, сил хватило лишь на то, чтобы погладить его по руке. — Адриан, — вместо Кота снова появился Агрест, отчего Маринетт бросило в жаркий и липкий пот, — Адри-иан… — девушка больно сжала его руку, не разбирая, с кем говорит, — пож-жалуйста, — Адриан в глазах начал рябить, сменяясь на Кота. — Боже… Котик… пожалуйста, скажи Тикки, — Маринетт захлопнула глаза, шепча уже в темноту очей, боясь этих бредовых картинок, где один блондин сменялся другим, — что в моём сне новый герой. Эт-то Феликс… — брюнетка слегка приоткрыла глаза, чтобы убедиться, что Кот остался на месте. — Твой брат, — Маринетт издала полустон, полукрик — рядом с кроватью сидел Адриан Агрест. Маринетт захотелось разрыдаться. В голове стучали барабаны, глаза слезились и взгляд видел одно: Кот. Адриан. Нуар. Агрест. И так по нескончаемому кругу. Левая рука, за которую её никто не держал, задрожала в бешенном танце. — Феликс Грэм Де Ванили? — на её лицо упала тень — знакомый блондин навалился телом на простыни. Боже, она сходит с ума. Голоса напоминают какой-то хор двух блондинов, голоса не различить, уши исчезают вместе с Нуаром, появляется Адриан вместе с беспокойством. Одна наглая кошачья морда сменяется милым лицом… небритого Агреста? — Да, — с закрытыми глазами прошептала девушка, чувствуя, как новая волна сна охватывает тело, — и что-то мне подсказывает, что он не на нашей стороне. Последним, что помнила Маринетт, были слова Тикки: «Она просто бредит». А дальше в её сне появился новый кошмар, который был в разы страшнее тех десятков не происходящих изнасилований.***
Тикки завертелась вокруг койки Маринетт, бубня что-то о бредятине, своей никогда не подводящей интуиции и полном отсутствии нормального набора бинтов. — Пацан, пойдём, выйдем, — Плагг хмуро кивнул в сторону дверей, — надо побазарить. — Плагг, сейчас не до тебя, — Адриан только фыркнул, продолжая сжимать руку снова заснувшей принцессы, вокруг которой бегала Тикки с мокрой тряпкой и полотенцем наперевес. Из-за драки, Тикки и враги разгромили пол палаты, а все приборы вышли из строя, поэтому поднявшуюся температуру квами старалась сбросить уколом, который уже вколола подопечной, найдя его в холодильнике с остальными антибиотиками. Адриан смотрел на Маринетт и старался не верить своим ушам и глазам. Обессиленная, тяжело дышащая, с тёмными кругами под глазами, побледневшими щеками, искусанными губами и исцарапанной осколками, миниатюрной ладошкой. И всё равно, она была прекрасна. И где-то в самом горле засел противный комок того, что она могла бы сейчас вообще сидеть с открытыми глазами, улыбаться и говорить. Говорить без остановки, а он бы её слушал и верил, что когда-нибудь она его простит. Простит за железобетонное «Я спасу тебя, Маринетт», сделанное только на словах. Ведь клявшись в защите, он уже давным давно просрал свой шанс быть с ней вместе. — Тикки… — Плагг попытался достучаться до квами, чтобы та сподвигла Агреста к выходу, но брюнетка лишь махнула рукой, словно отбивалась от мухи, наскоро перевязывая порез от выдавленного яда. Квами туго стянула тряпку, получив в ответ сдавленный тихий стон Маринетт и недовольный топот сородича. Девушка оглянулась на Плагга, прищурилась и тяжко выдохнула. — Адриан, — она положила ему руку на плечо, — тебе лучше выйти. Вам предстоит серьёзный разговор, — Тикки с укором глянула на сородича, припоминая его «побазарить». — Плагг, говори тут, — Адриан отвернулся к Маринетт, — Вы же видели, она проснулась, когда я держал её за руку, может, и сейчас так получится. — Когда ты начал держать её за руку, она начала бредить о твоём братце-маньяке-любителе воровать обручальные кольца, — выплюнул Плагг, как тут же пожалел о своих словах. Собирался поговорить с подопечным о том, что его вины в драке Тикки с врагом нет, и что Маринетт пострадала не из-за него, как собственноручно надавил на больную мозоль. — В общем, я хотел сказать… — Плагг, исчезни, — Тикки выпнула сородича в коридор, уже замечая, как Адриан молча собирается двинуть другу в морду, — Адриан, он не хотел. — Я тоже не хотел её бросать, — Агрест выпустил пар, двумя руками обхватывая ладошку Маринетт, — и ушёл, когда ей грозила опасность. — Как я понимаю, теперь ты хочешь примагнитить себя к её кровати и следовать за ней невидимой тенью по пятам, но никогда не надеяться на взаимную любовь? — парировала брюнетка, распаковывая последний пакет бинтов. — Да… — с минуту помолчав, Адриан покачал головой, понимая, что врать бесполезно, — я не достоин её. Ты ведь сама видела, сколько боли я ей причинил сразу в двух своих обличиях… — Можно подумать, что это не она тебя жёстко френдзонила на виду всего города и швыряла по крышам, — Тикки развела руками, встряхивая какую-то баночку перед лицом заснувшей Сабрины. — Вы с ней квиты. Адриан оглянулся на рыжую, у которой волосы закрыли глаза и не давали увидеть лица. Агрест попытался что-то вставить насчёт того, что всё-таки произошло, но Тикки лишь матюкнулась, когда бинт разорвался в руках. Во всяком случае, он уже понимал, что из-за него пострадало сразу две девушки, а Сабрина Ренкомпри уже не просто одноклассница и «собачка» Хлои. На её запястье оставался хорошо заметный след от браслета, который Адриан досконально знал, увидев год назад. Именно такой отпечаток оставался на руке Мастера Фу, когда браслет и Вайзз отделились от него. Адриан тряхнул головой, вспоминая слова Тикки. — Ты так говоришь, словно мы играем в какую-то игру ревностных подростков: кто кого уделает быстрее. Кто кому как напакостит, — Адриан презрительно улыбнулся, поглаживая сухую кожу девушки, — мы давно не дети. Вначале она меня гоняла по крышам за цветы и подарки, а я приходил к ней — Маринетт — домой, пытаясь получить совета в борьбе за сердце Леди. А потом в школе Маринетт пыталась признаться мне в чувствах. Это я в шестнадцать верил в то, что когда-то ЛедиБаг согласится стать моей девушкой, и совершенно не замечал… — Адриан, — Тикки его перебила тоном мадам Менделеевой, распарывая ножом окровавленную толстовку Сабрины, — мы сейчас говорим о пустом. Ты нелогичен. Я нелогична, — она убрала вымазанный в крови нож на пол. — Ты говоришь, что отпустил её. Не надо мне тут, Плагг имеет хороший доступ к твоей голове, и я уже всё знаю… — девушка выставила ладошку в знак молчания. — Но ты её любишь больше, чем вместе взятых отца, мать или самого себя. Тогда как отпустить, если жить без неё не можешь? Ты говоришь, что не можешь быть с ней рядом, но в тоже время заверяешь, что будешь следовать за Маринетт призрачной тенью и оградишь от любой опасности, — брюнетка медленно развернулась к нему, закрывая спиной голый живот Ренкомпри, — ты хоть понимаешь, насколько твоя собственность переходит границы, а слова не соответствуют действиям? — на её лице отобразился не укор, а какая-то материнская улыбка, словно втихаря съеденные конфеты из буфета действительно можно было есть, — ты создал себе какую-то дырявую раковину моллюска, в которую пытаешься уйти монахом-отшельником, думая лишь об одной девушке. Ты думаешь, что отпустишь, но ты ошибаешься. Ты думаешь, что сможешь увидеть её с кем-то другим, но нет. Ты не выдержишь, — Тикки с высока посмотрела на что-то обдумывающего Адриана, — вспомни, как ревновал Маринетт к Нату год назад? А ведь они просто были в одном кабинете. А ведь она тогда была просто другом, — брюнетка с нажимом выделила последние два слова, иронично встряхивая полотенце, — и я уже не говорю, как ты бесился, когда узнал, что архитектор Тео пускает слюни по ЛедиБаг, — она самодовольно усмехнулась, так вскинув голову, как когда-то Аля спроваживала ухажёров Маринетт во френдзону собирать акум, — Адриан, пытаясь отпустить её, ты будешь делать плохо в первую очередь самой Маринетт. Я вообще сомневаюсь, что три слова: ты, Маринетт и «отпустить» могут стоять в одном предложении. Это нереально, — Тикки с выпученными глазами обвела взглядом палату, словно говорила о наипростейшем понятии. — Ты измучаешь себя, её и у вас будет всего два выбора: счастливый конец или не хеппи-энд, — Тикки подошла ближе, кладя обе руки на широкие плечи блондина. — Адриан, вы — неделимый элемент, и, рано или поздно, ты это поймёшь: в сорок лет, или перед смертью, — она опустила взгляд на дрогнувшие реснички Маринетт, — и если ты это поймёшь сейчас: ты не пожалеешь. Девушка рывком оторвалась от его плеч, не забыв надавить на кости. — Что-то подобное тебе расскажет Плагг, — она опять отошла к Сабрине, словно только что была не душераздирающая лекция, а рассказ о весёлых приключениях, — а теперь выйди и подыши свежим воздухом, если не хочешь узнать цвет белья Сабрины или размер груди своей Леди раньше времени, — Тикки истерично хихикнула. — Мне нужно им перевязки сделать.***
Адриан вышел из палаты буквально на автопилоте, чуть не поскользнувшись в луже крови у дверей. Но даже эта красная жижа, окровавленная Сабрина, труп у притона и брошенный без объяснений Ренкомпри казались лишними в его голове. Щёки ещё пылали багровым оттенком, когда Тикки подловила его на белье и размере груди, а он по одной инерции открыл рот, брякнув: «Я и так знаю её размер!» Адриану хотелось то ли самоуничтожиться, то ли провалиться сквозь землю. И теперь он ясно понимал значение слова «раскалённая голова». Потому что она уже была готова взорваться. Маринетт поняла, что он Нуар. И от этого было жутко тошно. Как она теперь отнесётся к тому, что клявшийся вечно защищать напарник, бросил в беде? Хотя и не знал о нападении Таурра ничего… Ведь у него ещё был призрачный шанс быть с ней, и тот теперь стремительно исчезал. Маринетт сообщила ему, что его брат — Феликс, как-то замешан во всей кутерьме с её вещими снами. И что он не на их стороне. Адриан эти её слова забыл очень быстро, потому что полезшая перевязывать Маринетт Тикки заявила, что у неё какая-то особая связь с подопечной, и интуиция ей подсказывает, что Фел им не враг. А потом ещё и Маринетт начала мять его ладонь, и мысли о Феликсе как-то быстро покинули Агреста. Теперь же безумно хотелось узнать, что именно она видела во сне, и точно ли это был Феликс. Вообще, хотелось, чтобы значение слова «не на нашей стороне» было не «он наш враг», а «играющий сам за себя». И, возможно, Адриан мог и сейчас об этом забыть, но вспоминая дрожащую руку Маринетт, когда она говорила о Феле, становилось не по себе. Ведь Феликс обещал исправиться, обещал не ступать на ту скользкую дорожку, как было до этого с Бражником и акуматизацией. И это просто не укладывалось у Адриана во всей цепочке событий. Как Фел причастен к её сну? Неужели связан с Марленой? — Фу, Плагг! — Адриан шарахнулся обратно за угол, прикрывая нос и выдёргивая себя из плохих мыслей, — когда ты только успел её купить?! Полудовольный, полугрустный Плагг, сидя на подоконнике с ногами у настежь открытого окна, покуривал электрическую сигарету. И, завидев недовольного Агреста, лишь сделал затяжку и выпустил кольцо дыма, вздыхая с лицом «ох уж эти людишки» и отворачиваясь к тёмному окну с дождём. — Эй, ты меня вообще слышишь? — Адриан махнул у него перед лицом рукой, хмуря лоб, как школьная уборщица из туалета, — во-первых, это больница, и тебе за вымазанный подоконник надают по кумполу. Во-вторых, Хлоя давала тебе кредитку на еду, а не на эту гадость. В-третьих, они ещё хуже и вреднее, чем обычные. А в-четвёртых… — В-четвёртых, не надо было оставлять тебя с Тикки наедине, — Плагг выпустил в лицо Адриану клубень дыма, отчего Агрест закашлялся, испытав всю вонь на своём кошачьем нюхе. — Она ж тебя обработала своей техникой «я отчаянная защитница правил — порубаю на котлеты за непослушание», так ты теперь заразился от неё воздушно-капельным путём. Я тебя теряю, пацан, — иронично пропел брюнет. Адриан с минуту сверлил взглядом в квами дырку и, цокнув, плюхнулся на лавку, стоящую перед окном. Спорить с этим чёрным поглотителем было бесполезной затеей. В висках закололо от усталости и недосыпа, а в голову всё отчаянно лезли слова Тикки о его — не его Леди, которые он также отчаянно гнал от себя… Плагг, заметив, что подопечный быстро сдался и по-новой побледнел, только царапнул зубами трубку сигареты. — Не хочешь попробовать? — Плагг протянул свою вторую вонючую прелесть Агресту. Адриан поднял на него скептический взгляд, собираясь сказать что-то из ряда «засунь её себе сам знаешь куда», но вместо этого выдохнул и сухо бросил: — Не курю. — Ну, конечно, как я мог забыть, — Плагг прильнул обратно к сигарете, слегка удивлённый коротким ответом. — Как с перегаром со своей Леди целоваться? — Она не Моя Леди. Адриан почувствовал, как желудок внутри скрутило от собственных слов. — Но пососаться ты не против, — Плагг загоготал. — Я её бросил в беде, и тебе не кажется, что как бы это сейчас самое далёкое о чём я вообще могу думать?! — Адриан зарычал, сразу вспоминая, как целовал её в больнице за руки, как обещал спасать, а теперь… но и теперь это было ложью. Противоречия так и сжирали его изнутри. Да. Он бы хотел её поцеловать. И от этого было одновременно и сладко, и горько. Поцеловать ту, которой не достоин. Поцеловать ту, о которой будет грезить и через сто лет. — Мда, пацан, ничему тебя эта жизнь не учит, — Плагг сделал долгую затяжку, настукивая по столу какой-то ритм после затянувшегося молчания. — Я тебе сейчас расскажу одну очень познавательную и грустную историю. Одно условие: не перебивать, — он строго посмотрел на подопечного. — Если это опять порция стёба и нецензурной лексики… — Да блять, я к тебе скоро специальную сигнализацию прицеплю, чтоб когда к Тикки подходил, она тебя током шандарахнула. Засунь своего Агреста в жопу, вытащи из этой жопы Нуара, — квами прерывисто закурил, выпуская короткие клубни и даже пару раз закашлялся, — просто выслушай: может, после этого ты поймёшь, какую дичь порола твоя голова, — брюнет по-философски вздёрнул подбородок. — И знаешь, это будет единственный случай в твоей жизни, когда нужно думать не головой, а опираться на чувства. Наша жизнь не всегда требует мозгов. Адриан сосредоточенно смотрел на брюнета, переваривая его слова. Каким бы наглым и вредным не был его квами, Агрест знал его хорошо: и сейчас понимал, что весть, которую Плагг хочет донести до него, действительно серьёзная, как и говорила Тикки. Но ком в горле и бьющий набатом в ушах голос разума, шептавший, что нужно думать о его — не его Леди важнее. Хотелось думать о Маринетт, хотелось смаковать чувства к ней, которые были и которых не отнять никогда, хотелось наконец понять себя и… — Много лет назад мы с Тикки были призваны на помощь в Россию, помочь одним секретным агентам, — Плагг не дождался соглашения Агреста и начал говорить очень быстро и путано, дабы не дать вставить хоть слова. — Операции были секретными, приблизительно конец девятнадцатого века тогда был. Наши подопечные скрывались под масками. Но не такими декоративными, как у Вас, а обычных людей: извозчика Алексея, это был мой подопечный, и одной барышни Анфисы — его «якобы» хозяйки, которую он возил на всякие балы и тусовки, — Плагг сделал затяжку, — они были влюблены в друг друга до беспамятства, — он закусил губу, потихоньку выпуская дым, а на лице Адриана пока на отображалось мыслительного процесса, — им было лет по двадцать пять. И вот в один момент, скрываясь от преступников, Алексей… набрался, как говорили тогда. Набухался в мясо, — Плагг горько усмехнулся, — и сбил на своей повозке с двумя лошадями человека. Сбил прямо рядом с домом своей барышни. А этим человеком оказалась его возлюбленная. Плагг замолчал, покуривая и не спеша продолжать. — Не знаю, к чему ты ведёшь, — Агрест сжал волосы, — но… ну и что было дальше? — Анфиса осталась жива, — Плагг отвернулся к окну, подставляя лицо холодным каплям моросящего дождя, — а мой оболтус почти сошёл с ума. И также, как и ты, решил отпустить. И знаешь, он это действительно сделал. Смотрел, как она выходит замуж за другого мужчину, сидя в кресле-каталке, потому что не могла ходить, а сил Тикки на исцеление не хватило. Смотрел, как её кормили с ложечки ближе к старости, потому что она ослабла. Смотрел, как она кормит грудью своего единственного ребёнка, — Плагг хмыкнул, видимо вспоминая что-то о детях, — смотрел, как расчёсывает волосы. Понимаешь, ваши истории одновременно разные, но до безумства похожие: твой враг — Марлена, его враг — водка и ром, он отпустил на словах, ты бы не смог, — он с видом старого мудреца покачал головой, — я знаю это, Агрест. Ты её не отпустишь даже с дулом пистолета у виска. На словах — да. На деле — никогда. Можешь мне за эти слова в морду дать, но знай, ты не слабый, ты даже сильнее меня. И ты лоб себе расшибёшь, но будешь с ней. Просто сейчас тупишь… Это сейчас по-бабски прозвучит: но я чувствую тебя, пацан, и сейчас явно ощущаю, что ты любишь Маринетт больше жизни и не отпустишь. Алекс тоже любил Анфису. Тоже больше жизни. И просто промучался всю жизнь, видя, как не хорошо ей с другим… — А Анфиса? — Адриан хрустнул кулаками, покачиваясь на кушетке, с трудом обдумывая каждое предложение. — Лучше тебе это у Тикки узнать, — Плагг спрыгнул с подоконника. — Итога всего два: печальная концовка или хеппи-энд с сопливым закатом. Пойми, пацан, вы — носители камней чудесных. Ваша судьба решается ещё до зачатия. Вы — избранные, вы избираетесь сразу. И вы не сможете друг без друга. Вы будете мучаться, скитаться, медленно и морально умирать. Вы зависите друг от друга. Если плохо Тикки, плохо и мне. Рано или поздно вы или будете вместе, или останетесь по одиночке, — квами по-дружески пихнул также вставшего с кушетки Адриана в плечо. — Ваши истории отличаются, потому что Алекс действительно напортачил. А вот твой уход перед дракой — это силы квами. И пусть твои чувства хоть тысячу раз преданные и настоящие, даже я не смог устоять перед магией какого-то приворота от Таурра. Мы вообще с Тикки думаем, что они завербовали кого-то из могущественных Мастеров с Тибета. Ладно, не в этом суть… — Плагг начал тушить сигару, — просто запомни… – Анфиса и Алекс остались живы? Они были вместе? — Адриан напряжённо то сжимал, то разжимал кулаки. Плагг опустил голову вниз, выпуская оставшийся дым изо рта. – Они… — приглушённое и мужественное «они не были вместе. Алекс спрыгнул со скалы в день смерти Анфисы» потонуло в пронзительном визге из палаты. Не успел Плагг крикнуть: «Бегом к ним!», как пятки Адриана уже засверкали у перепачканных в крови дверях. Вот только хуманизирующийся обратно Плагг, уже готовый вселиться в кольцо и надрать кому-то задницу никак не ожидал увидеть такую картину. Адриан был готов убить любого, кто накинется на Его Леди, но вместо драки, шума, поножовщины, было то, что он, ну, совсем-совсем не ожидал увидеть. Агрест получил в лицо подушкой, а стоящая на кровати Маринетт в ЛедиБагговской стойке пронзительно заорала на всю палату: я кастрирую тебя, глупый Кот! А Тикки, с ужасом в глазах сидящая на кушетке, держала одну руку другой, когда из её придерживаемой ладони полился белый свет и божьи коровки, разлетевшиеся по всей палате.***
— Да блин, я тут скорее убьюсь, чем буду лазить и искать её грёбанную помаду! — Фел стукнулся головой о крышу джипа, завалился набок, задел пятой точкой пару подушек, повалил на пол пиджак Хлои и протяжно взвыл, до сих пор не привыкнув к голосу в своей голове, — Нат, дружище… да пофиг, что ты меня в живую ни разу не видел, мы с тобой столько всего знаем о Марлене, что Хлоя тебя потом обязательно расчленит! А? Что со мной сделает? Наверное, на костре поджарит… Так, ладно, о чём я говорил? А! Вот ты мне скажи на милость, как они вообще всё это находят? Сумочка в сумочке, кошелёчек в кошелёчке… ай, зараза! Да не ты, сумка её. Охренеть, да ей убить можно, — Фел вскарабкался на передние сидения, в темноте ища дорогущую помаду Хлои, которой она совершенно не пользовалась, а хранила, как раритет и реликвию — помаду, которой красилась в их первый с Куртсбергом поцелуй. Которую он потом всю и сожрал с её губ! Зашибись, романтика! И если Хлоя просто разоралась, что помада за тысячу долларов не может так глупо умереть (вообще умереть), то Нат сказал напрямую, чтобы у Фела было больше стимула ко спасению. Вообще, в заминированный джип Хлои он полез не просто за помадой. Забрать свой и её пакет с лекарствами, сумку Буржуа, пиджак блондинки и два смартфона. Так как все их вещи Кагами упрятала именно сюда, чтобы Фел даже при титаническом желании не смог ничего забрать. Джип Буржуа отогнали к трассе, припарковав в темноте на обочине, где бы подозрение эта машина вызвала только или у бдительных проезжающих, или рано утром. Хотя, оставалось этому прекрасному джипу жить всего восемь минут. В голове что-то бубнил Нат, которому Грэм Де Ванили был бесконечно благодарен за то, что новый Бражник не создал ему убогого костюма, как были у марионеток бывшего ГлавГада. И хотя Хлоя сразу подняла бунт, что у её парня-мужа-Натусика прекрасный вкус, Куртсберг лишь пояснил, что сил его очень мало и даже будь у него идея костюма, он бы её не воплотил. Поэтому силы были, телепортацию Фел быстро освоил, голос в голове не кончался, а изорванная футболка и перепачканные в канализации брюки оставались на блондине. Как выяснили белокрылые подружки Ната, обе машины: Хлои и Фела должны были взорваться в одно и тоже время. Поэтому под успокаивающие серенады Ната в голове Буржуа (Куртсбергу не хватило бы сил провести две акуматизации), Фел спустил Хлою в канализацию, а сам отправился в её тёмную машину забирать вещи. Нат периодически исчезал из его головы со словами: надо успокоить Хлою, она боится крыс. Поэтому блондин в полном одиночестве собирал раскиданные по машине пакеты, их содержимое и вещи Буржуа. На взрываемые машины, кажется, было плевать им обоим. У Фела этот автомобиль даже из страны не вывозился, а был куплен специально для поездок по Парижу. Хлоя же кроме угроз в сторону врагов и тихих милых бесед с Натом в своей голове больше ни о чём не говорила. Машины сейчас были мелочью, такой мелочью, что миллионы долларов, за них заплаченные, были грязными бумажками по сравнению с жизнями людей. Погибших, погибающих и ещё живущих. Да, у Фела была идея разминировать автомобили, или хотя бы один, но Нат и это опроверг. Заявив, что, такими действиями они подставят Кагами (оказалось, Куртсберг слышал их «милую» беседу с японкой). Да, конечно, Марлена сразу узнает из полиции, что в машине найдено не четыре трупа, а два. Но тут уже на дочь ничего не сможет свалить: люк не закрыли рабочие, а крышку в полу машины Фела могла открыть Хлоя, так как была без наручников. Максимум, жёсткий выговор светил младшей Цуруги. — «Она знала, на что идёт», — говорил Куртсберг в голове блондина минутами ранее, — «Кагами находится в очень опасной ситуации. Меж двух огней: не может окончательно отвернуться от матери, предав её, но и не может молчать, когда нам грозит опасность. Разрывается между семьёй и друзьями… Как только вы появитесь в больнице, мы всё это обсудим, обещаю.» И Феликс соглашался. Им всем нужно было рассказать много всего важного, поделиться информацией, полученной друг другом, вскрыть оставшиеся тайны, да и вообще, привести все свои дела в порядок. До финала оставался всего день, если верить словам Кагами. — «Я ей верю, — слегка подавленно говорил Нат, — она уже помогла мне один раз. Я советую и тебе ей доверять. Но записку лучше прочесть в больнице, я примерно догадываюсь, что там будет. Поэтому, сейчас это тебе ничего сверхважного не даст». Фел до сих пор не прочёл второй бумажки. Как и не выпил таблеток. Акуматизация подействовала на него, как лечебная терапия, успокаивая ноющую боль в пробитой голове. А Хлое было хорошо и без таблетки, за разговорами с Натом Буржуа забыла о всех своих претензиях. Хотя плохо маскировала своё недовольство. Как ощущал Фел, Куртсберг уже твёрдо дал ей понять, что все ответы в больнице, и грузить своими вопросами его и блондина — бесполезная затея. Хлоя дула губы, но соглашалась. Может, понимала всю серьёзность ситуации, а может, устала и действительно не хотела надавливать на и без того измотанного Куртсберга. Разминирование запрещалось ещё и потому, что если Марлена устроила такую рисковую игру, вовлекая в их дела полицию (а то и более серьёзные органы), то или у неё до мелочей продуман план и она не боится вмешательства третьей стороны, или ей захотелось экшена. Фел хотел кое-что вставить насчёт полиции и Роджера, но вовремя прикусил язык. Времени размусоливать того, что он знал помимо формулы «Марлена равно Томоэ» было катастрофически мало. Рассказывать про то, что он работал всё это время не один, тоже. Что получал информацию из проверенного источника, что не стирал локти до крови, ползая в каких-то катакомбах в поисках правды, а узнавал новости из переписки с его «новым-старым» знакомым. Его человек сейчас находился в безопасности и в любой момент мог прийти к ним больницу. Тем более, если это симпатичная девушка, с которой он вначале переписывался весь предыдущий год, а потом выяснил, что они вместе — два звена одной цепочки. Два несостоявшихся до конца агента, которые идут по одному пути всего их опасного дела. Фел накидал в розовую Гуччи всё содержимое Хлоиного бардачка, наконец найдя её священную помаду, завернул пакет из аптеки в пакет из супермаркета, накинул на одно плечо смятый пиджак блондинки и громко выдохнул, смотря на время в телефоне. «2:14 ночи» Таймер установлен на 2:20. Взрыв через шесть минут. — Готов к новой телепортации? — запыхавшийся и немного усталый голос Куртсберга вывел из самокопания. — Ты хотел сказать: пройти полчаса по вонючей канализации с истерящей Хлоей? — Грэм Де Ванили хмыкнул, засовывая смартфон в карман. — Если бы я не отправлял сразу несколько бабочек, то ты бы ещё смог телепортировать вас обоих, — недовольно пробубнил Нат, а потом добавил более серьёзным тоном: — Я поговорю с ней. Она пока на словах не выдаёт своего недовольства, но в мыслях у неё сплошной Армагеддон. Сам уже хочу быстрее вскрыть карты… — Надеюсь, ко мне в голову ты ещё не успел залезть? — Фел застыл посреди салона, проверяя, всё ли он забрал. — Моих сил на это не хватит. Я сейчас разговариваю с вами за счёт магии Нууру, а не благодаря капельницам и лекарствам. — Капец, конечно, вас там с Маринетт прессануло, — Грэм Де Ванили спокойно выдохнул. Скрывать ему что-то от Ната было не страшно, все его тайны — их общие, но вот тот факт, что кто-то роется у него в голове немного бесил. — Как она вообще? Я слышал… — До взрыва четыре минуты, — перебил Нат, открыто давая понять, что о Маринетт они не будут говорить, — телепортируйся, Хлое без тебя скучно. — Ну конечно, в моей-то голове она ещё плешь не проела, — съязвил Фел, покрепче сжимая сумки и очень надеясь, что с Дюпен-Чен всё в порядке. Сохранение её жизни и безопасность тоже были уговором с Одри Буржуа. И если Хлою Фел оберегал из чувства долга, то Маринетт стала для него какой-то родной, хотя виделись они всего один раз. И в этом были замешаны не только постоянные наблюдения за Дюпен-Чен, влюблённость его брата в ЛедиБаг, а что-то невероятно большее. Далеко не дружеское. Нат начал орать что-то том, что его будущая жена сущий ангел, и вообще за такие заявления можно и по кумполу получить (Грэм Де Ванили даже отметил про себя, что при одном упоминание о Хлое у художника резко появляются силы для ора), но блондин его больше не слушал. Ему предстояла уже третья встреча за этот день. Вначале он встретился с блондинистой валькирией, испинавшей его во все места (Нат сказал, что правильно Хлоя сделала и нечего делать такие «откровенные» коды для раскрытия агента), потом пообщался с одной горячей брюнеткой, что тоже его подбила (Фел уже ловил себя на мысли, что все женщины, с которыми он общался за сегодняшний день, его отхлобучили, даже та старушка из аэропорта, передавившая ногу своим чемоданом), и вот третья встреча: с рыжим нечто — его личным агентом. И Фел очень надеялся, что эта рыженькая Сабрина Ренкомпри не будет его мутузить.***
И никто из них даже не подозревал, какой степени дичь творилась у Натали и Габриэля.