***
«Герой не моего романа»
Сабрина выбежала на улицу в самый ливень, когда в небе то и дело сверкали молнии, угрожающе гремел гром, а под ногами хлюпала вода, уже достаточно намочив ноги. Хоть Ренкомпри и была предусмотрительна, одев резиновые сапоги, мокрые брюки липли даже к пупку. Поясницу сдавило тугим бинтом, который, как она чувствовала, насквозь пропитался густой и алой кровью после ранения. Ей было плохо, больно, ужасно. Ей хотелось упасть прямо в лужу и в горло разрыдаться о несправедливости всей ситуации, о подножках, которые ей ставили самые близкие люди, которые теперь оказались… предателями? Да, наверное, именно так. И от этого хотелось задохнуться в струях дождевой воды, намочить всё вместе: волосы, лицо, ноги, губы, душу. И просто не знать, что те, кто дал тебе жизнь, теперь отняли её морально, духовно, душевно. От неё осталась лишь оболочка, обёртка, бесчувственная кукла. Да, она хотела сломаться окончательно, не бежать, не терпеть, уже ничего не чувствовать. И только тот факт, что где-то там, в заоблачном тумане и их «страшном завтра», в их уничтожающем «следующем шаге», ждёт тот, ради которого она готова двигаться, ради которого может жить. — Смотри, куда летишь, курица тупоголовая! — рявкнул кто-то за ухом, ноги споткнулись друг об друга, создавая столб воды, а в плече почувствовалась покалывающая боль после удара в чьё-то тело. Сабрина на бегу обернулась, без интереса пытаясь понять, в кого же врезалась в такое позднее время, в такую ужасную погоду, в такую кромешную темноту пыльного и одновременно чистого города. Вот только кроме блеснувших голубым оттенком волос человека, исчезнувшего за поворотом на скрипящем велосипеде, она не заметила больше ничего. Да и зачем? Сабрина бросилась дальше, задыхаясь и не останавливаясь даже в то время, когда кислород покидал её лёгкие. На оскорбления незнакомца было плевать, на скорый синяк на плече всё равно. Их у неё внутри намного больше. Она бежала не ради того, чтобы остановить отца от дальнейших «грехов», она бежала не ради Хлои, готовая защитить лучшую подругу (хотя и это тоже), она бежала, превозмогая покидающую её живот кровь, к тому, который всего за год смог показать ей, на что способна любовь. Знакомство с Феликсом Грэм Де Ванили можно было назвать ещё двенадцать месяцев назад чистой случайностью, даже несуразицей, а сейчас — судьбой. До этого Сабрина уже слышала о нём, хотя куча гневных отзывов о «нелепом братце Адрианчика» из уст Хлои конкретности не давали. Хлоя говорила о нём только плохое (как и о большинстве людей), одноклассники предпочитали не вспоминать случая с акуматизацией Али, Роуз и Джулеки, а Адриан публиковал с ним фотографии настолько редко, что чего-то большего кроме фамилии и имени, и того, что он брат младшего Агреста не было известно. Да и Сабрина не нуждалась в такой информации. Пока не врезалась своим аккуратным маленьким носиком в широкую грудь Феликса Грэм Де Ванили: Год тому назад: — Да, Хлоя, я уже почти на месте! Нет, Хлоя, я не стану на них кричать! Мы попросил… мы приказали им за двадцать минут собрать букет из пятисот одной розы, и они обязаны нам его сделать! — Сабрина, запыхавшаяся и вспотевшая, бежала по городской аллейке к набережной, где в небольшом магазинчике их ждали со скоростью света собирающие горшки с розами флористки. Этот день у них был сумасшедшим. У Хлои состоялось грандиозное открытие косметической фирмы, должно было прийти кучу народа, в основном: светская элита, бизнесмены и несколько инвесторов. Ещё неделю назад Сабрина лично занималась заказом роз в одной проверенной и дорогой флористической компании, откуда им утром должны были привезти пять сотен роз, расфасованных в горшки. Ключевое слово «должны». Но верх на этот раз опять взяло природное Хлоино «сам себе не гам, и другим не дам». Скандальная подруга и здесь успела напакостить. Буржуа, решившая приехать и посмотреть, как вообще к её празднику готовятся флористы, не смогла удержать язык за зубами, нажаловавшись директору цветочной компании, что ей не предложили кофе на входе, не дали брошюрки, приняли за простолюдинку и вообще у персонала ужасная униформа, а самому директору надо сделать подтяжку лица и не помешало бы сходить к косметологу. Мужик оказался не вспыльчивым, но мстительным. Кофе Буржуа налил, на подтяжку не отреагировал, про униформу не заикнулся, но сегодня в тот час, когда должен был прийти заказ, прислал обратно на карту задаток. Одним словом, шикарных бордовых роз из Голландии они не получили, а директор их подвёл. Вообще, злилась только Хлоя, а Сабрина прекрасно понимала довольно старенького человека. Наверняка тирада Хлои не была такой простой, и мужик был с ног до головы облит словесной грязью. Первой идеей Хлои было закрыть эту цветочную точку к лешему, но благодаря подоспевшей и верной Ренкомпри решили ограничиться гневным отзывом. Всё-таки, их подставили в очень ответственный момент. Пообещав, что качество и запах роз не испортятся, Сабрина заверила, что цветы на празднике будут и вовсе не обязательно переносить открытие. Поэтому сейчас она со всей дури бежала к набережной, где длинный, недавно выстроенный мост был заставлен всевозможными ларьками, десять из которых были цветочными и в данный момент дружно собирали им икебаны из разноцветных роз. Бежала девушка по нескольким причинам: во-первых, проконтролировать погрузку и поехать вместе с курьером, во-вторых, заплатить за цветы, так как налички у Хлои не наблюдалось, а онлайн-банк накрылся вместе с севшей зарядкой, когда Буржуа строчила отзыв директору без подтяжки, в-третьих, машины себе Ренкомпри в то время ещё не купила, прав не получила, а все водители Хлои разъехались по городу забирать приезжающую на открытие элиту. В общем, всё пути перекрыты, даже такси задержится. Зажмурив свои светлые глаза от попадающих в зрачки прямых лучей Солнца, Сабрина не заметила, как наступила на брошенный кем-то пустой целлофановый пакет, и, поскользнувшись, полетела на чью-то тень. Грохот у спуска на набережную был жутким. — Ай, как же больно, — девушка часто заморгала от столкновения с чем-то тёплым и твёрдым, — Простите, я, наверно… Сабрина замолчала, поднимая глаза на парня, в которого врезалась. Точнее, на сжимаемую незнакомцем в руках фотографию. Посеревший лист, на котором было что-то напечатано, привлёк внимание девушки тремя небольшими фото: Серьги, кольцо, веер и брошь. Убитый знакомый человек. Её спящая мать Агния Ренкомпри. Сабрина тряхнула головой, продолжая держать блондина, на которого свалилась, за плечи. — Женщи… — кажется, незнакомец тоже был удивлён, — Мадмуазель, Вам стоит быть внимательнее на дорогах и крутых спусках. Он резко спрятал прижимаемое к груди фото в чёрный чемоданчик и рывком поднял с земли увесистую белую папку всего с несколькими инициалами: «М. = Т. Ц.» — Я… что… да… — Сабрина была выбита из колеи, даже не успев разобрать лица парня, одно только знала: молодой и у него фото её умершей матери с операционного стола, — Простите, а откуда у Вас эти фотографии? Блондин развернулся к ней спиной, игнорируя вопрос. — Вам показалось, мадмуазель, у меня нет фотографий, — его одновременно хриплый и в тоже время мягкий голос заставили Ренкомпри ринуться к нему ближе, — Всего хорошего. Сабрина в замешательстве потащилась за парнем, забив на цветы и курьеров, что уже запихивали горшки в машину. — Эм, месье, у Вас были фото. На Вашей фотографии изображена моя мать… — Вы её с кем-то спутали. Извините, но я очень тороплюсь, — блондин снова заткнул её, одним своим напряжённым видом заставляя Сабрину начинать верить, что она могла обознаться или просто получить солнечный удар и теперь бредить. — Я видела эти фотографии своими глазами! — Сабрина топнула ногой — упрямство взяло верх, и рыжая забежала в парк за удаляющимся парнем, воровато оглядывающимся по сторонам, — Послушайте, я не знаю, кто Вы, но тот человек — убитый мужчина на фото, его ведь снайпер застрелил, в Тибете на раскопках? — Ренкомпри и сама не заметила, как начала кричать на, слава всем квами, пустой парк, так ещё и секретную информацию совсем незнакомому и подозрительному типу, — Я знаю о нём многое! Я учусь на юрфаке, мы изучали это дело… Это ведь археолог Раш… — Девушка, не мелите чепухи! — блондин резко и грубо её прервал, образовавшись рядом в одну секунду и нависнув над ней, заставляя смотреть только в глаза, не отрываясь от них ни на минуту, словно боялся, что она начнёт рассматривать черты его лица и кого-то в нём узнает, — Если Вам так неймётся с кем-то познакомиться, то сходите в клуб, в бар, в библиотеку, — он на последнем слове усмехнулся, рассматривая её строгий наряд и очки из образа «послушной девочки», — Но не надо лезть к незнакомцам с глупыми вопросами, Вас могут услышать и принять за сумасшедшую, — он сделал пару шагов назад, держа голову так, что кроме лба и подбородка не получалось рассмотреть досконально его внешности, — Арривидерчи! — блондин крутанулся на пятках и, не дожидаясь хоть какого-то ответа от новой знакомой, имя которой он уже знал, зашагал прочь, оставляя испуганную и непонимающую Ренкомпри посреди парка. Сабрина простояла в замешательстве минуты две, а потом матюкнулась под нос и побежала в противоположную сторону, услышав бой курантов у городской вышки с часами. До приезда курьера оставалось десять минут. На последних парах летя к офису Хлои, так как счастливая менеджер-флористка по телефону сообщила, что грузовик с цветами уже отъехал, и плату за розы они могут получить и на месте доставки, Сабрина пыталась понять, что только что произошло… Было тяжело осознавать, что какому-то молодому и наглому типу она начала орать на весь парк о секретных материалах старых нераскрытых дел, которые им зачитывали на первых курсах юрфака. Но Ренкомпри была уверена: там, на этих чёртовых фотографиях был именно месье Рашье, таинственно убитый ненайденным снайпером. Вокруг этого дела двадцатилетней давности крутилось множество споров: украденный сейф с какими-то дешёвыми побрякушками, тот факт, что убийца незаметно проник на раскопки, где всё было окружено полицией и работал в том отряде её отец, и пустые слова очевидцев. Это дело прозвали «невидимкой». Но пугало даже не это. На фотографии была изображена, акуму ей в рот, её мать! Её умершая мать в день родов Сабрины при неудачном кесарево… Страх настолько тогда поглотил младшую Ренкомпри, что и она не помнила, как добралась до офиса, расплатилась золотой картой Хлои через перевозной терминал с курьером и уехала домой. Помощь осчастливленной Буржуа, перенюхивающей каждый горшок с розами, больше не требовалась. — Где же я тебя видела? — Сабрина наматывала круги по небольшой съёмной квартире, трясясь от негодования и перчащего кома в горле. Перед глазами мелькали в чёткости фото матери, что она видела дома у отца в небольшом и скудном альбоме, и те, что были в руках незнакомца. Знакомого незнакомца, которого она определённо, уже где-то видела. Он пытался казаться холодным, но даже его сильные руки были тёплыми, а чистота серо-голубых глаз топила тот лёд, который он хотел показать окружающим. Сабрина с трудом приходила к выводу, что до завтрашнего утра может не дожить, играя в догадки. Позвонить отцу и поставить его на уши? Посоветоваться с преподавателями из университета? — Боже, ну я же где-то его уже видела… он же ещё совсем мальчик… мой ровесник… ну почему всё так хреново?! — рыжая в психе кинулась к ящикам шкафа, хватая и принимаясь перебирать старые школьные альбомы. Какой-то бывший одноклассник, что перевёлся к ним класс и проучился совсем короткое время? Нет, этих всех она помнила поимённо: домашку за них выполняла. А этот блондин явно не тупой… Вместе отдыхали в лагере? Да она как-то с мальчиками не контактировала. Особенно, с такими. Раскованными, резкими… привлекательными. Сабрина перелистывала альбомы, ища взглядом светлую макушку. А ещё, у неё осталось какое-то чувство дежавю. Словно в тот момент, когда она крикнула о Рашье и о том, что учится на юрфаке, незнакомец вздрогнул, что-то перестроил в своей голове. Складывалось впечатление, что он прекрасно знал новость о том, что на операционном столе её умершая мать, а вот о Рашье не подозревал. Как будто был приятно удивлён после этой её неосознанно вырвавшейся с языка фразы. Когда уже все разбросанные по полу альбомы и книги были выпотрошены, Ренкомпри потянулась к смартфону. Добавляла в друзья, не глядя, кто отправил заявку? Только стоило Сабрине включить телефон и разблокировать его, дверной звонок три раза звякнул: в первый раз коротко, во второй длинно, а в третий два раза по короткому гудку (как она уже знала, при следующих встречах этот способ приходить и знаками говорить «свои», чтобы открыли двери, станет их личным кодом с тем человеком, что топтался у дверей). Сабрина вздрогнула, чувствуя, что если сейчас не выпустит телефон из рук, то он сам выпадет и разобьётся — ладони были настолько влажными и липкими, что пальцы скользили друг об друга. Но нет, страха совсем не было. Какое-то детское, наивное и трепетное волнение. Как у простушек перед первыми свиданиями… А вдруг, это тот самый знакомый-незнакомый блондин из парка? — Чёрт, что за идиотские мысли? Может, там мадам Беннуар пришла попросить дрожжи? — Ренкомпри откинула телефон на диван, к самым носкам тапок просовывая пальчики ног, будто собиралась разогнаться, — Да-да, это просто мадам Беннуар за дрожжами, солью, сахаром или чем-то ещё… да-да, наша соседка… да-да, это мадам Бен… Сабрина замерла, когда обнаружила, что глазка для дверей ей ещё не поставили. Хозяйка квартиры, у которой она снимала жильё, предупреждала об этом казусе: «Глазка у нас нет, а вот замки крепкие, удобные, сломать невозможно. Да ты, деточка, не волнуйся! У нас тут район тихий, спокойный…» Не успела Ренкомпри открыть рот и спросить: «Кто там?», как руки сами потянулись к дверям, а тонкие дрожащие ладоши дёрнули замочек, и дверь от сквозняка сразу распахнулась. — Ну привет, девочка, что орёт в парках… — от серьёзного блондина не осталось и следа. Руки по карманам, штаны с такой мотнёй, что язык так и чешется спросить: «Что ты там носишь?», заигрывающая улыбка и какая-то нотка истерзанной романтичности в голосе. — Феликс… — Сабрину словно обухом по голове шандарахнуло, — Феликс Грэм Де Ванили… — её взгляд опустился на поблёскивающее на его безымянном пальце кольцо — украденный аксессуар и семейную реликвию четы Агрестов, о которой Адриан всего раз упомянул, а Хлоя уже успела Ренкомпри плешь проесть своими тирадами о том, какой Фел негодяй, — Ты брат Адриана… Адриана Агреста? — Так, ну, частичную родословную меня и моего брата ты уже перечислила… теперь я, пожалуй, войду? — Фел выжидающе кашлянул, делая шаг на чужую территорию. Инстинкт самосохранения у Ренкомпри сработал быстрее, чем блондин сделал ещё один шаг. И хоть она не чувствовала, что он враг, Сабрина зашипела, выходя на лестничную площадку: — Откуда у тебя фотографии моей умершей матери? — Ты хотела сказать, убитой матери? — Фел прищурился, свысока глядя на маленькую рыжую девушку, еле достающую ему до ключиц, но пытающуюся выглядеть злобной фурией. А дальше всё закрутилось и запуталось с такой молниеносной скоростью, что Сабрина и не заметила, как сама стала той самой глупышкой и дурнушкой, которые влюбляются до потери пульса. Да, она влюбилась в Феликса Грэм Де Ванили. Вот только он любил Маринетт Дюпен-Чен.***
«Взрослые мальчики (не)плачут»
— Ты в этом уверен?! — выкрикнул в темноту Нуар, нажимая на газ со всей дури. — Да! — уверенный голос в голове Адриана заставлял переживать ещё больше, — Сейчас они спят. — Чёрт! — Агрест ругнулся и вывернул машину на обочину, чтобы срезать путь. — Ты не боишься увязнуть в грязи? — настороженный тон Ната вывел из самоедства, — Это всё-таки не твой внедорожник, а Сабринина легковушка. — Пофиг, — рыкнул Адриан, въезжая в чащу и протоптанную людьми дорогу, — если бы я ехал ещё за своей машиной в особняк, то потерял бы час времени. — А я говорил, что нужно было брать мотоцикл Ната, Хлоя его специально поставила у больницы, — ехидно заметил Плагга в голове подопечного — новая квамианская стадия прошла на славу, поэтому мозг Агресту чёрный обжора пилил теперь ещё и изнутри, — у него ж скорость такая, что сейчас не ехали, а летели бы. — Я не умею водить мотоцикл, — раз в пятый раздражённо вычеканил Адриан. — Зато умею водить я, — по-простецки и с каким-то упрёком заявил Плагг. — Ага, с правами Ната? — Адриан безрадостно хмыкнул. — И что? Зато умею. — Угу, зато штраф гаишникам платил бы я, — закончил Агрест. — Не факт, что нас и сейчас не остановят, — задумчиво проговорил Нат наперебой с митингом Плагга. — Ага, конечно, щас! — Плагг первым почувствовал волнение подопечного и остудил его пыл, чтобы тот лишний раз не волновался из-за того, что их могут тормознуть — итак поводов хватает, — Что заставит наших прекрасных и добропорядочных гаишников в три ночи в ливень раскидать себя по кустам за городом в каком-то забытом Богом лесу? — Только Кот Нуар, разъезжающий на чужой синей-женской-мини без прав на машину? — Куртсберг пустил смешок. — КотНуар, который хочет знать всю правду, — Адриан требовательно прервал смех обоих голосов (порядком взбесивших его, и от которых он не мог никак отвязаться: Нат с акумой давали чёткое направление дороги, а Плагг и трансформация поддерживали его состояние, так как Адриан уже мог давно отрубиться и заснуть), — Мне кажется, сейчас самый лучший момент, чтобы рассказать, что ты знаешь. Почему напился в день аварии, почему запретил говорить Тикки мне имя ЛедиБаг? И вообще всё, что ты знаешь. Кто-кто, но я заслуживаю узнать правду. Притихли и Нат, и Плагг. Они ехали буквально минут двадцать, слишком быстро выехав из пустого ночного города и попав на мокрую заасфальтированную трассу. А ведь ещё полчаса назад Адриан чувствовал невиданное и давно забытое облегчение, находясь рядом с Маринетт. Он чувствовал на вкус её губы — сладкие, они были настолько сладкими, что фраза «спелая вишня» это не из их жестокой сказки. Даже самая спелая ягода не настолько сладкая, насколько были ощущения в момент того, когда он наконец почувствовал губы девушки на вкус. Да, на вкус они как лимонад. Это была их третья попытка поцеловаться. Первая закончилась «отшибленной памятью» после чудесного исцеления в День Святого Валентина; а вторая была в какой-то степени даже тройной: Маринетт чмокнула его в щёку на празднике в день героев, потом при «сватовстве» Нуара, когда акуматизировался Том Дюпен, а вот на съёмках школьного фильма они вообще пробовали друг друга только на запах — губы так и не соприкоснулись. И… чёрт возьми, её фраза «в больнице душевых кабинок нет» была если ударом не в под дых, то точно тем, что он никогда не ожидал услышать от стеснительной Маринетт или ЛедиБаг, которую хлебом не корми, дай пофрендзонить ушастого напарника. Её решительный ответ был не просто намёком на то, что она готова исполнить желание Адриана в любую минуту, а фактом того, что она ему доверяет, что готова отдаться и ничуть не пожалеть. Ведь Маринетт прекрасно понимала, что принятие совместного душа не закончится просто «потиранием спинки»… а нечто большим, взрослым, ответственным. Желанным. Адриан встряхнул головой, когда так и лезущие в память недавние воспоминания мешали настоящему. Пока Нат собирался с силами и возможностями как-то попонятней обрисовать ситуацию и вскрыть карты, а Плагг говорил что-то о видах мотоциклов, он мог обдумать случившееся. Их идиллию с Маринетт нарушил один весьма наглый тип со своими тупыми шуточками про шпионов, их детей и внуков. Когда Адриан уже хотел придавить дверью Плаггу не только пальцы, но и голову, в палате образовались Нат с Тикки, заявившие, что на машину Габриэля и Натали произошло нападение. В поле за городом перестрелка. Марлена снова играет не по правилам… Немедленно последовавший вопрос Маринетт: «А причём тут месье Агрест и его помощница?» потонул в скорых сборах и криках Ната с Тикки не мешкать. Адриан прощался с Маринетт скомкано, рвано, впопыхах, оставляя на сердце отпечатки её признаний, на шее тёплые прикосновения, а на губах игривую улыбку. Между ними снова была стена, решётка, больничная дверь: Тикки, готовая рассказать правду, осталась наедине с ничего не понимающей Маринетт, а по другую сторону он: снова бродячий Кот в сопровождении парня-насекомого и человека-квами. Об отце и Натали было известно немного. На них начался обстрел, пули неизвестных людей от Марлены попали по шинам, и сейчас все трое: Габриэль, Натали и Горилла спали в лесу. Сил Ната контролировать одну бабочку под потоками ливня не хватало, и только одно он знал точно: они спят не вечным сном, по крайней мере, Габриэль и Натали. Сердце колотилось, как бешеное. Адриан слишком многого не успел сказать отцу и Маринетт, во многом объясниться и наконец попытаться уже точно наладить отношения. С отцом. С Натали. Со своей Леди. И если последняя находилась в безопасности под крылом Тикки и талисмана-удачи, то одни из его самых близких людей на свете были недосягаемы. И это тревожило. Телефоны выключены, а сил бабочек узнать чего-нибудь побольше не хватало возможности. — Стоять… — Адриан прервал переругивания Плагга и Ната, — Слышишь, крылообразный, ты сказал, что отправлял акуму к Натали и отцу, поэтому частично можешь чувствовать их настроение. Вопрос: а зачем ты к ним за тридевять земель отправлял бабочек, находясь итак в подорванном состоянии? — Кхе, это ты сейчас волнуешься за его здоровье? — чёрный квами заржал. — Плагг, заткнись, — Адриан попытался вложить в просьбу как можно больше вежливости. Его и вправду волновало то, зачем же Нат посылал бабочку к родителю, только проснувшись и выйдя из комы. Раньше, когда Куртсберг сказал о том, что разговаривал с ними при помощи акум, Адриан не придал этому значения, то ли времени размышлять было мало, то ли недопетрил. — Во-первых, ещё одно оскорбление, и будешь зваться бесхвостым, во-вторых, пообщаться с ними при помощи бабочки было единственной возможностью, да и в течение пяти часов после проникновения в мысли людей я ещё смогу чувствовать их настроение, — Нат начал как всегда с наезда. — Зачем ты вообще бабочек отправлял?! — Адриан забил на угрозу и даже руль посильнее сжал. — Ох, сколько же всего ты не знаешь… — Нат тяжко выдохнул, бормоча что-то прямо вслух: — Хорошо. Я расскажу. — Почему ты был пьяным? — Адриан не стал ждать ни секунды, задав вопрос, и вывернул на опушку, где было одно сплошное поле. — Воу-воу, страсти начались, — комментарий Плагга был жёстко проигнорирован. — Моё состояние никак не связано с Марленой и не имеет никакого отношения к делу, — хоть голос Ната и звучал уверенно, Адриан почему-то почувствовал в нём стыдливость. — То есть для храбрости перед началом плана Тикки ты решил просто набухаться? — Адриан грубо и открыто выплюнул свой вопрос. Ведь, возможно, если бы Куртсберг не набрался в хлам, всё могло пройти намного лучше! Да, Маринетт умела водить машину, даже оставаясь с чужими правами, но тот факт, что в момент аварии она переживала за Тикки, следила за дорогой, так ещё и гадала, как «примерного мальчика Натика» угораздило так напиться, и помешал ей выйти из ситуации сухой. А Адриан был уверен: будь Куртсберг трезвым и за рулём, всё прошло бы адекватно. — Я напился из-за личных проблем. И, признаюсь, виноват. Но почему я так сделал, это останется в секрете. — Мне казалось, все наши проблемы общие, — Адриан вспомнил слова ЛедиБаг в одном из боёв, когда он в неважном расположение духа явился на сражение и говорил, что его хмурое настроение — это его проблемы. Личные, её не касающиеся. И теперь, при том, что иногда он недолюбливал Ната, блондин считал его членом их команды. — Возможно, — Нат что-то буркнул, и опять продолжил отпираться: — Но причина моего опьянения сейчас станет для нас только новым ударом. Для тебя, для Маринетт. Это не то, что я хочу обсуждать. — Тогда с чего я должен тебе вообще верить? Может, ты напился специально, потому что один из наших врагов, и теперь строишь из себя обиженную на что-то непонятное цацку? — Адриан терял остатки самообладания. Куртсберг обещал вскрыть карты. Но сейчас он ими играл. И это бесило. Агрест уже давно знал, что Нат не причастен к тёмной стороне, но единственный рычаг давления — это показать своё неверие в его преданность и причастность к их стороне. Но вместо ожидаемых возмущённых возгласов или оправданий Адриан получил в ответ тихие грустные слова: — Бесполезно, я читаю твои мысли. Плагг, затихший на какое-то время, всё ещё молчал, понимая, что в разговор соваться не стоит. Ведь он уже знал всю правду. Почти. Адриан стиснул челюсти до хруста. И как можно было не вспомнить, что любая его мысль читается Куртсбергом без труда? Как чёрный жирный шрифт на белой бумаге… В ответ на это Нат пустил смешок. Блондин на полной мощности пустил машину на дорогу, окружённую по бокам мокрым и голым полем. — Своими молчанием и загадками ты только подогреваешь желание не доверять тебе, — Адриан посмотрел через боковое стекло на размытую дорогу и лес, остающиеся позади, и сам себе выдохнул в отражении в зеркале. Куртсберг не говорил ни слова, Плагг делал вид, что исчез или слился с мозгами Адриана в единое целое, а Агрест быстро решил для себя, что пока Нат будет блеять, он задаст ему другие вопросы. Благо, у него их целый арсенал. А о пьянке… всё равно расскажет. Или Адриан вытрясет. Только Агрест готовился поинтересоваться о том, почему же ему нельзя было узнавать личности Леди, как Нат прервал его мертвецким голосом: — За час до аварии мне позвонили из Америки. Вчера в восемь вечера на операционном столе скончалась Джулека Куффен. Адриан с размаху чуть не влетел в дерево и только по инерции успел нажать на тормоза. Первой мыслью было крикнуть «ты шутишь?!», но блондин вовремя успел прикусить язык, всё-таки, речь шла о смерти. О смерти, в которую он не поверил… Адриан неверяще уставился в зеркало, словно вместо двух подушек там сидел Нат. — Чего? — Нуар округлил глаза, — Умерла? — Подожди, это та, что устроила одинаковый дресс-код на розовых лабутенах? — Плагг тоже влез в разговор, для него это информация была новой. — Да. — даже через мысли Нат казался безжизненным. И именно этого Адриан не понимал. Что случилось с Джулекой? Кто Нату сказал о её смерти? И что заставило Куртсберга до потери пульса напиться за обычную одноклассницу? — Она была не просто одноклассницей, — Нат опять прочёл мысли. Но теперь в голосе его слышалось не раздражение или обида, а какое-то наивное чувство предполагать, что потерял он что-то безумное важное, дорогое, не имеющее возможности вернуться назад, — Джулека была моим первым другом. Моим прямым отражением: отстранённым, тихим, незаметным. Я мечтал стать художником, а она — моделью. Мы познакомились на линейке перед пятым классом. Нас с ней связывало настолько много историй, что… Нет, я не был в неё влюблён. Это место вначале заняла Маринетт, и то, без шансов на будущее. Её украл блондин, меня украла блондинка, — Нат говорил жадно, выговариваясь, выливая на Адриана и Плагга то, что так долго копил в себе, — А Джулека, она была для меня, как сестра. Мы могли не общаться вслух, но понимали друг друга без слов. Два творческих человека, два вначале маленьких, а потом взрослых ребёнка. Она была единственной, кто согласился из девчонок танцевать со мной на выпускном. А три месяца назад у неё обнаружили рак головного мозга. Адриан не верил своим ушам. Та стеснительная девочка, которую было сложно заметить и услышать, та уверенная в себе и дерзкая Рефлекта, которая показала ему изнанку и жертвы «женских туалетов», та Джулека, с которой у него была фотосессия для коллекции одежды Маринетт. Та младшая-Куффен, которой больше нет. — У неё была поздняя стадия, которую уже невозможно излечить, — голос Ната дрогнул, — о её болезни я узнал вчера. И о смерти тоже. Если бы она сказала раньше, я бы смог помочь… наверное. Куртсберг замолчал. Адриан почувствовал себя настолько паршиво, что захотелось расшибить себе лоб. Медленно покрутив руль, блондин вывернул машину от одиноких ив, редко попадающихся парами по дороге, и открыл окно, чтобы освежить лицо и ветром, и дождём, и дорожной пылью. Теперь сразу стало понятно, почему Нат не хотел говорить. Не хотел показать, что умеет ломаться. Не хотел признаваться в слабостях. Говорить, что может***
«Солги, прошу, не говори мне этой дрянной правды!»
Нуар перепрыгивал коряги, отталкивался шестом от грязной земли, жмурился от колючих капель дождя и не хотел верить в правду, которой так долго добивался. Лучше бы услышал ложь. И это не касалось того, что Фел реально оказался их агентом, как впопыхах подтвердил Нат; это не касалось того, что он много раз ошибался в брате и даже предположить не мог, что он, такой близкий и одновременно далёкий человек окажется тем, кто хранит в себе множество тайн. Жерар был убит. Адриан остервенело стиснул зубы, с такой силой отталкивая ветку колючей ели, что она отломилась и с хрустом повалилась на землю. Сжимая купленные в круглосуточном ларьке коньяк и два пакета, которыми торговала какая-то бабулька, чей рабочий день начинался в четыре утра на трассе рядом с деревушкой, Кот летел к отцу и Натали. К живым, по словам Куртсберга, старшему-Агресту и Санкёр. Глаза жгло от постоянного зелёных и чёрных цветов, от хаотичных и страшных мыслей, от увиденной картины… Да, там, на обочине, рядом с единственной одинокой ивой, которую Адриан увидел в поле, стояла обстрелянная машина Гориллы, за рулём которой лежал уже труп Жерара Депатье… — Твари! — Нуар снёс шестом перед собой ещё одну ветку какого-то голого дерева. — Не ори. — строгий и раздражённый голос Ната врезался в чёткий кошачий слух, — Он знал, на что идёт. Это его профессия — телохранитель. — Ты так говоришь, словно они для этого и созданы, чтобы умирать… — Адриан сплюнул, вылетая на протоптанную дорогу, еле освещённую поднимающимся апрельским солнцем, и то, спрятанным за тучами. — А жизнь как по закону подлости забирает лучших и оставляет отбросов, — Нат ответил тихо, с проедающей насквозь точностью слов. Да, это было так: судьба готовила сюрпризы, и не всегда хорошие. Адриан чувствовал, что сердце его каждую минуту то вдребезги рассыпается, то склеивается вновь. Сегодня у него стало на одну жизнь меньше. Девятую забрала мама, восьмую Жерар. Хмурый и гориллоподобный охранник, с самого детства бегающий за Адрианом. «Телохранитель для героя» — так его когда-то прозвал в шутку Плагг, который сейчас отмалчивался. Квами напряжённо обдумывал, как бы быстрее и осторожней сообщить волнующую его новость. Ведь во время поиска алкашки и пакетов, пока Адриан оплачивал покупки, счастливая бабулька-продавщица, работающая в ларьке на дороге и приходящая туда из соседней деревушки, поведала, что покупатели у неё встречаются редко, и что такого «улова» за одно раннее утро ещё никогда не было. «— Ох, мальчики, сделали бабушке приятное, одни Вы, да та смурная девчушка, что ехала до Вас, сегодня у меня провизию скупают. Вот в прошлом годе… — Девушка? — курящий у капота Плагг настороженно взглянул на полную женщину за кассой. — Да, такая славная, симпатичная, примерно Вашего возраста. Вот только не европейка… — старушка причмокнула губами, заворачивая купленный Адрианом плед в пакет, — Приехала, купила бутылку воды и умчалась на машине. А машина большая, красная… — Говорите, не европейской внешности? — Плагг снова перебил, уже жопой ощущая, что им светят проблемы. Пару раз за поездку ему удалось уловить слабый сигнал камня бегемота — владелец активировал брелок, а Снуффул проводил трансформацию. И если в своей группе Марлена почти никому не доверяла и старалась выполнить всю работу сама, то значит ли это, что это или она, или Кагами, если не европейской внешности? Ведь ехала женщина. Тем более, у четы Цуруги действительно есть большая красная машина, это раз, во-вторых, по словам Ната, Кагами старается давать им подсказки и играет на своей стороне, поэтому в данном случае дать рассмотреть свою внешность могла только она, Томоэ бы пряталась и скрывалась. Плагг потушил сигару, в какой раз чертыхаясь от того, что узнал, кем были их враги… — Азиаточка, — расплываясь в какой-то улыбке «свахи», старушка стрельнула своими морщинистыми глазками, — А Вы что, знакомы с ней? — Заочно, — Плагг в ответ также поиграл бровями и принял из рук женщины упакованный плед, пока думающий о потере Гориллы Адриан копошился в багажнике, — Одна знакомая, тусуемся вместе в ужасную погоду. — Понятно, — старушка кивнула, высовываясь по грудь из ларька, — Так куда вы едете? — На вечеринку, — проскрежетал Плагг, немного раздражаясь тем, что женщина начала задавить вопросы личного характера, — Тут у нас туса с самой ночи, Вы грохота и шума не слышали? Если что, это наши… одногруппники. Брюнет прищурился, ища в глазах старушки какой-то подвох. Теперь он знал точно: ехала в лес Кагами Цуруги. — Ой, ну что ты, деточка, — продавщица махнула рукой, заставляя Плагга скривиться. Эх, знала бы она, что возраст «деточки» Плагг перерос ещё миллионов пять назад, — Ночь сегодня такая спокойная была, я под дождик и гром быстро отрубилась. — Плагг, хватит лясы точить, давай садись, иначе поедешь не на колёсах, а на своих двоих! — Адриан, отрывками слышащий бессмысленный разговора Плагга со старушкой, постучал по рулю, пока брюнет медленно прощался с новой знакомой. Присевшая на плечо Плагга белая бабочка отрицательно мотнула усиками: старушка была глуховатой, но ни разу не соврала. Им предстояла встреча с новым-старым знакомым.» — Ещё долго? — Адриан удлинил шест и перепрыгнул большой овраг, одновременно с этим смотря на геолокатор, — Блин, телефоны отца и Натали вне зоны… — Ты б ещё под землю спустился и там попытался словить сигнал, — съязвил Куртсберг, — Тут сигнала нет. Кот, это лес! — Я вижу, что не пляж, — Нуар огрызнулся и спрыгнул на ровную протоптанную дорожку, залитую лужами, — Тихо, — Адриан резко шепнул Плаггу и Нату замолчать. Накладные уши дёрнулись вначале вправо, а потом стали торчком. — Бабочка указывает бежать влево, — встрял Нат, — я их там чувствую. — А мой «навигатор» меня ещё ни разу не подводил, — Адриан сорвался с места и бросился по камням в ту сторону, на которую указывали кошачьи уши, — Оттуда звуки идут… — Агрест, это могла просто упасть ветка! — Нуар внутренне ощутил, что Куртсберг закатил глаза, — Я чувствую, что слева находится тот, в кого я вселял акуму. — Моё шестое чувство меня не подводит, — Адриан бесповоротно и упёрто бежал вправо, — Может, ты вселял акуму в какого-то слизняка или червя, которые лазят под дождём? — Я похож на извращенца? — Нат обалдел от такой ему приписки выбора акумизированных. — Судя по Вашим разговорам с Хлоей, ты им являешься уже год, — Плагг наконец подал голос. — Ты не находишь, что знаешь слишком много о моей интимной жизни? — Куртсберг в волнении крякнул: — А они не могли разделиться? — Угу, я тебя умоляю. Для них лес, как… как блин лес! — Плагг вскрикнул, — Они ж кроме ноутов ничего не видели в своей жизни — городские люди. А Натали большая поклонница ужастиков: не ей ли знать, что, разделяясь, герои вымирают. — Плагг! — хоровое и недовольное от Ната и Агреста не остановило многовекового каламбурщика. — Та ладна, они ещё моему оболтусу брата не родили, обязаны жить. Кстати, прикиньте, находим мы их через десять лет: Габриэль бороду отрастил, мамонта завалил, они тут с Натали ходят в подвязках из шерсти и шкуры, завели потомство, выкопали пещеру… эх, да лес же из них настоящих чуваков сделает! — Тогда нам лучше поторопиться, — Адриан представил себе эту картину и невольно засмеялся. Отец с бородой и Натали в подвязке из убитого отцом не пойми откуда взявшегося мамонта, нянчившая пятерых детей, никак не укладывались в голове. Плагг резко сменил насмешливость на деловой тон: — Но Адриан прав, нужно бежать туда, куда указывает наше с ним шестое чувство… — Кажется, это первый раз, когда я оказался прав, и ты это подтвердил, — Адриан по новой проверил геолокатор: без изменений. — Но и Нат прав, — Плагг голосом Тикки, что всегда судила ругающихся, добавил: — Слева находится человек, к которому он отправлял бабочек. Точнее, отправлял твой отец и акумизировал. А теперь, когда две энергии смешались, камень мотылька указывает туда: энергия Габриэля и энергия того, кто принимал акуму, соединились и теперь водят нас за нос. Куртсберг в лучших традициях Шерлока Холмса во время обдумывания своих планов, сохранял тишину, вспоминая рассказ бабульки. В этот раз они с чёрным обжорой уже не отвертятся: Адриан потребует объяснений. Жаль только, что в такой обстановке… Слева находилась Кагами Цуруги. — Подожди, если я правильно понял: тут в лесу есть кто-то четвёртый и он раньше был под действием бабочки? — Адриан на минуту остановился, чтобы перевести дыхание, но тут же бросился вперёд. Шестое чувство не обманывало: отец и Натали близко. И они вместе. — Да, — выдохнул Нат, как будто соглашался на что-то, что ущемляло его права, — Кот, вспомни, там у ларька старушка говорила, что видела девушку азиатской внешности… — Я вначале удивился, как она в темноте разглядела её национальность, если, когда я платил, чуть не продала мне лимонад вместо коньяка, — Нуар фыркнул, восполняя в памяти подробности рассказа пожилой продавщицы, — Я помню. Ну? — Кота за яйца тяну! А Марлена какой национальности? — Плагг растянул фразу, добиваясь того, чтобы подопечный сам пришёл к выводу. Адриан помолчал, обдумывая слова друзей и задыхаясь от дождя, летящего во все места: в глаза, за шиворот, в дырочки на бубенчике. — Это не может быть Марлена, — Агрест выкинул вперёд шест, на две части разламывая большую ветвь, чтобы можно было пробежать под ней, — Во-первых, ей уже давно за сорок, а та была молодой. Во-вторых, это люди Марлены обстреляли машину отца, она никак не могла ехать со стороны города. А в-третьих, я помню всех молодых азиаток, которые акумизировались… — последнее предложение Нуар произнёс с гордостью. — Вот если б не последний пункт, я бы тебе поверил, — Плагг очень пожалел, что не имел возможности треснуть Адриана по башке. — Из всех азиаток акуматизировалась только мама МиЛеди, и то, её захватила Бефана, — Адриан рассуждал вслух, — Мадам Цуруги, но она намного старше отца с Натали и… Кагами? Да. Всё… Подождите… Нависла тягучая пауза. Нат сразу же, как только Адриан резко пришёл к шокирующему выводу, прочёл его мысли. — Кагами дочь Марлены. А Марлена… — Томоэ Цуруги, — жадно глотнув холодного воздуха, Нуар ошалело закончил за Куртсберга. Адриан неверяще возводил в голове все моменты, так или иначе связанные с этими двумя женщинами и просто тупо не верил. — Мы не прикалываемся, — Нат заметил в мыслях Агреста часто проскальзывающие сомнения о шутке, — С такими вещами не до юмора. Это так, Адриан. Я и сам не мог поверить, что Кагами оказалась той… кем не казалась никогда. А её мать жестокая преступница, которая ещё двадцать лет назад сменила документы и страну. Подробностей я не знаю, все документы у Фела, но… — Кагами в этом лесу? — Адриан стиснул зубы, на пару минут прекращая бежать. В голове набатом звучали слова Ната, намёки Плагга, соединяющаяся воедино цепочка событий. Уверенная в себе, правильная, воспитанная и строгая мадам Цуруги, что вызывала уважение одной своей осанкой и внешностью, не могла так быстро переквалифицироваться в настоящую оторву, какой Адриан представлял себе Марлену. И Кагами… Кагами всё это время была дочерью врага. — Да, она в лесу. Но поверь, Кагами уже давно помогает мне и Фелу! Она пытается играть не по правилам матери, но это не всегда у неё выходит… — в тоне Куртсберга послышалась мольба никого не обвинять, — Я узнал о всей их подноготной за минуту до аварии, мои бабочки следили за Кагами целый месяц, но ничего странного не замечали. А когда я отправлял акум следить за бывшими героями и находился без трансформации, бабочки мне ничего не докладывали и не были видны носителям, но, когда машина начала переворачиваться и нас с Маринетт протаранило, я трансформировался в салоне, и акума оказалась сразу же там, где была Кагами. Они обсуждали аварию… Адриан зарычал, срываясь с места и перебежками оказываясь уже совсем близко к источнику шума. Всё рассказанное было слишком жестоко для реальности. Почти невозможно. — Отец с Натали столько раз с ними общались, разве не заметили ничего странного? — Адриан вытер пакетом из-под пледа мокрющее лицо, — Бражник же имеет доступ к мыслям акуматизированого! — Как видишь, не узнали, — презрительно вычеканил рыжий, — Главная задача бывшего Бражника: это натравить подчинённого на супергероев и одержать победу. Другие мысли и мозговые полочки не интересны. Нуар в психе откинул шест, снося одну из засохших ветвей ели. — Что она делает в лесу? — Кот поймал оружие, огибая лужу, — Она кого-то убивала? — Нуар затаил дыхание, пока Нат всё это время сохранял обет молчания. Адриан тут же нахмурился, вспоминая что-то очень важное, — Подожди, Тикки говорила, что Маринетт каждое воскресенье встречалась с Кагами и ходила в кофейню, а месье Лосье — врач из больницы, сказал про то, что между дозами были промежутки в пять-шесть дней… Кагами вливала наркоту и хотела уби… — Кагами дочь Генри Дюрета и двоюродная сестра Маринетт! — рявкнул Куртсберг, прекрасно понимая, к чему клонит блондин, — Она не собиралась никого убивать, тем более, недавно обретённую сестру, всех убирает Марлена. А дозы в кофе действительно подливала Кагами. Но! — Нат снова повысил голос, уже ощущая, что Нуар готов раскатаклизмить пол леса, — Она и спасла Маринетт! Последнюю дозу младшая Цуруги не вколола намеренно. А когда её махинация всплыла на поверхность, Томоэ заставила её взять талисман скорпиона, трансформироваться и наконец ввести наркоту. Это случилось в больнице сегодня ночью… у Кагами не было выбора спасти Мари, с ней охрану отправили. И вообще, там всё так запутано… Адриан внимательно выслушал монолог и оправдания Натаниэля, вертя в голове все свои имеющиеся шестерёнки и полученные факты. — То есть, Кагами меж двух огней? — Агрест с глазами, полными ненависти, хвостом-ремнём рассекал воздух. — Мать не подозревает её, в этом я уверен, но Цуруги когда-нибудь попадётся. Поверь, Адриан, ей сложнее всех, — пояснил Куртсберг, старательно подбирая слова. — Она могла сбежать от матери, если так хотела помочь, — надменно прошептал блондин, но ответ Ната потонул в истошном знакомом крике, — Я слышу Натали! — Под ноги смотри, могут быть лягушки*, — предупредил рыжий, прекратив говорить о Кагами. — Разве твоя Кагами не предупредила о таких непредвиденных обстоятельствах? — Адриан нашёл, на чём подловить Куртсберга, но дальше побежал аккуратно, слыша чёткие, но всё ещё отрывки из слов: «спасите, очнись» из уст Санкёр. Неужели что-то с отцом?! — Не кипятись, максимум, что могло случиться с ГлавГадом, так это башкой о камень приложился! — чёрный квами попытался «успокоить» подопечного, хотя сам волновался не меньше. — Кагами может не знать о некоторых «сюрпризах» от матери! — Нат отменно удерживал позиции «группы поддержки младшей-Цуруги», — И вообще, не слишком ли ты взъелся на неё? — Конечно, она лишь чуть не убила мою любимую девушку, её мать застрелила моего телохранителя, а ещё я кое-что вспомнил… — Адриан в грубой форме заставил Ната замолчать. Агрест в чём-то и был прав, а в чём-то крупно ошибался. Куртсбергу лишь оставалось ждать момента, когда все они наконец встретятся и поговорят по душам. Сейчас объяснить что-то бесполезно. Нат пропустил мимо ушей слова Адриана, что тот что-то вспомнил. — Тут много гильз, — Адриан пнул ногой два использованных патрона, понимаясь на возвышенность, с которой голос Санкёр и какое-то слабое кряхтение отца были громче всего, — Всем руки вверх… оуу-у. — Я тебя любить буду даже со штангой в языке и кольцом в пупке! Счастливый до умопомрачения отец, лежащий под Натали, держал ту за две щеки и влюблённо что-то шептал, а прифигевшая Санкёр, у которой щека была поцарапана и вымазана в грязи, ошалело смотрела на старшего-Агреста и вместе с ним сохраняла культурное молчание. Адриан, с минуты две следящий за сией превосходной картиной, вынул из-за спины шест, тихо чикнул на кнопочку, сделал фоточку на память, проверил, нет ли лягушек и аккуратно спустился в овраг, в котором лежало двое близких ему людей. Как говорится, младшего Агреста «попустило». Отец не напоминал убитого, успевал лапать Натали за лицо, выглядел вроде бы трезвым и не раненым. Санкёр нависла над ним в одном чёрном свитере без куртки, бездумно пялясь на лицо мужчины. — Ну офигеть, — Адриан сделал пару вальяжных шагов к парочке. Описать всех его эмоций нельзя было и тремя словами. На рядом ошивающуюся Кагами он резко забил: отец и Натали живы, так ещё и чего-то мутят в этой адской карусели выживаний, что в данный момент может быть лучше? — Кхе, пап, я конечно, знал, что Вы мне подарите братика или сестричку, ты ж у меня добрый, — почему-то появилось дикое желание постебаться, — Я даже пообещал Маринетт, — Адриан поставил на заметку, что пока «мысленно» пообещал это своей Леди, — Что уступлю тебе место, чтоб дядя или тётя — твои дети, не были младше племянников — наших с Мурцессой детей, но я даже не подозревал, что у Вас тут всё та-а-к серьёзно… Адриан ожидал любого ответа. Что отец обматерит его трёхэтажным матом (маловероятно), что звезданёт и запульнёт ботинком/камнем/телефоном в глаз (большая вероятность), что Натали даст ему с ноги за такие слова (очень маловероятно, но Санкёр обладала боевыми искусствами), но вместо этого… Да, Адриан мог предположить, что отец и брюнетка отлипнут друг от друга, и Натали отползёт от Габриэля к дереву, но он никак не мог предположить, что первым словом и вообще каким-то действием отца станет: — Ты кто? — Вау, — Адриан отложил пакет с провизией на землю, — Ну… твой любимый единственный сын? Натали, ещё не отошедшая от признаний Габриэля, переводила взгляд то на Нуара, то на старшего Агреста, хлопающего глазами и наконец принявшего горизонтальное положение. Мысли пульсировали, сбивались, и Санкёр не знала, что делать первее: радоваться, что Адриан пришёл их спасти, что они спасены и живы, или отвечать «я согласна» дурным и счастливым голосом на вопрос Габриэля по поводу замужества. И Натали ни на секунду не почувствовала подвоха. Адриан начинал волноваться, Плагг в голове молчал, а Курсберг вообще исчез. Только дождь срывался с неба и мочил их тела и лица. — Габриэль, это правда? — Натали, боясь поверить в услышанное, с детской наивностью взглянула на начальника. Дизайнер помассировал виски, совсем не осознавая, почему голова так сильно болит и готова рассыпаться на микрочастицы, словно по ней кто-то стучал молотком целый день. — Какая правда? — Габриэль конкретно ни хрена не помнил, что до этого говорил брюнетке. Натали вздрогнула, так сильно дёрнувшись, что ударилась израненной спиной о дерево. И боли не почувствовала. — Ты приглашал меня за… — Натали закусила губу. А нужно ли говорить? Или он хотел так зло пошутить? Или наконец очнулся полностью и начал переваривать свои слова, сказанные впопыхах? — Замуж. — громко выдала Санкёр, готовясь к самому худшему. Наблюдающий за всей перипетией «помню-не помню-правда-ложь» Адриан, только сейчас заметил, что бабочка Ната уже успела покинуть его бубенчик и вновь вселиться. — Агрест, слушай внимательно, от этого напрямки зависит адекватное будущее Натали Санкёр! — рыжий так громко заорал, что Адриану на миг показалось, что у него готовы лопнуть барабанные перепонки, — Я проследил за Кагами! Томоэ решила подбросить нам очередную какашку. У младшей Цуруги во владение талисман бегемота, он делает иллюзию заветной мечты. Брелок бегемота сгорел при зачистке Хранителей лет двести назад, но Марлене как-то удалось его починить! Короче, — Куртсберг аж задыхался от того, сколько всего ему нужно было сообщить и от сколького предостеречь, — У Кагами был приказ исполнить эту штуку над нашим несчастным ГабриТали: Габриэль на словах исполнил заветную мечту Натали — выйти за него замуж. Заклинание уже снято, и если твой отец в полной амнезии своей «руки и сердца», то Санкёр прекрасно всё запомнила. Ты хоть понимаешь, что сейчас будет?! В общем, скажи им почти всю правду! Чтобы Габриэль не посчитал Натали за… ну ты меня понял! Не мне объяснять! Жги, как умеешь. — Подожди, ты можешь нормально об… — Адриан от такого изобилия информации обалдел, — Что ска… — Сын, что произошло? — Габриэль ощупал землю в поисках рюкзака, пока Натали не хотела узнавать от Адриана, что судьба вновь дала ей пинка под зад… — Так, эм-м, спокойно! — Кот выставил руки в примирительном жесте, — В Вас стреляли люди Марлены, но уже всё хорошо! Все спасены, и Вы живы. А по поводу замужества… — быстро понимая, что дежурная часть закончилась и сейчас может начаться мясо, Адриан выдал: — В общем, здесь рядом, только что был один из… шестёрок Марлены, в его руках камень чудес бегемота, который может… — Агрест наконец допетрил, каким ударом правда о настоящих способностях брелока станет для Натали. Каким своеобразным позором, — Этот камень делает иллюзию старых мечтаний. То есть, Натали в прошлом, так давно, что уже даже не помнит, когда, хотела выйти замуж за тебя, отец. Но больше этого не хочет. Вот никак и никогда. — Да? — Габриэлю хватило сил лишь на двигающуюся в хаотичных движениях челюсть. — Это самая тупая отговорка на свете, — Плагг прошипел это и вылетел из кольца, трансформируясь в полёте в человека, — Добрый вечер/прекрасное утро/счастливой ночи, мадмуазель и месье, карочи… Мой подопечный оказался как всегда не в том «лотке» и всё напутал, как беременная принцесса. — Я тебя огрею шестом, — угрожающе прошептал Адриан, следя за парой перед ним. — На самом деле, камень бегемота повреждён и может при использовании тупить. Вот наша бесячая Марлена и лохонулась. Камень выполняет те мечты, о которых человек всегда мечтал и это его заветное желание. Но когда тот, кто исполняет эту мечту «на словах» теряет память, как в Вашем случае, месье ГлавГад, — Плагг не удержался от шутки, — то это желание наоборот. Натали об этом никогда не мечтала. Вот… как-то так… — Правдиво, — одними губами произнёс Адриан. — Учись, жених, — Плагг сразу же зазвездился. Натали не реагировала на рассказ. В мыслях было одно: почему они соврали? Габриэль глотал воздух, как рыбка без воды, с трудом приходя к тому, что минутами ранее говорил брюнетке. Дизайнер заметался взглядом по оврагу и ляпнул первое, что попадало в голову: — Жерар правда у-умер? Адриан сначала вздрогнул, убирая пляшущие чёртики из глаз, а потом и вовсе опустил голову вниз на мокрые грязь и песок на земле. — Да. — уверенно ответил Плагг, поднимая с камня плед и бутылку коньяка, — Он в машине… — Жерар просил похоронить его там, где он погиб, — зашептала Санкёр, гипнотизируя коньяк и пытаясь не смотреть на Габриэля. Она снова получила выстрел в спину. Кажется, замужество, это не из её сказки. *Лягушки — что-то среднее между бомбой/миной/гранатой. Посередине от одного дерева к другому над самой землёй натягивают проволоку, привязанную к гранате. Стоит человеку наступить на проволочку и пойти дальше, как произойдёт взрыв — несчастный подорвётся. Если человек станет на лягушку, но не сдвинется с места, его ещё можно спасти. Проволоку можно привязать не только к деревьям.***
«На чёрном крови не видно»
Адриан с Плаггом в полном молчание поменяли одно из задних колёс Агрестовской машины, пока Габриэль отгонял автомобиль Сабрины к дороге с одной ивой. На вопрос о том, откуда новая и незнакомая машина, Адриан попросил подождать до приезда домой и не спрашивать лишнего. Говорили мало. Сказали о том, что с Маринетт наладили контакт и уже даже успели «слишком тесно» пообщаться, как заявил Плагг, а Адриан подтвердил, что с четой Дюпен-Чен всё в порядке — бабочка Ната проверяла. На этом и закончился их сухой диалог. Казалось, что даже дождь усилился раза в три, когда все трое мужчин вытаскивали из салона грузное тело убитого Жерара Депатье. Натали сидела на опушке леса, закутанная в плед на мокром бревне. Пустой взгляд, иногда подрагивающие губы и полная отрешённость от реального мира. — Его смерть была ошибкой, — тихий шёпот послышался у неё в голове. Накормивший Нууру Нат снова вышел на связь, — Среди людей Марлены был наркоман. За ним не уследили, вовремя не остановили и он погнался за Вашей машиной. — Грубая ошибка, не находишь? — Санкёр надрывно всхлипнула, даже не имея достаточного количества сил, чтобы закричать нечеловеческим голосом. Сердце рвалось на куски, концы пальцев от обморожения уже почти не чувствовались. — Он отомщён. Стрелявший в Вас мужчина убит, — произнёс Куртсберг, чем вызвал на лице Натали болезненный оскал. — Но этим самым Жерара не вернуть, — Санкёр отстранённо пожала плечами, пытаясь остановить дрожь в коленях при помощи того, что наступала пяткой одной ноги на носок другой. — Есть вещи, за которые плата невозможна, — Нат притих, видя глазами Натали, как Габриэль и Адриан в мёртвой тишине перевязывают верёвкой из бардачка Гориллы два бревна, скрещенных между собой. В форме креста. — Я хочу побыть одна. Нату хватило одной просьбы, чтобы молча вылететь из серёжек Натали и просто усадить белокрылую акуму на ветку ели. — Я нашёл рядом с опушкой под густыми ветвями деревьев сухой овраг с землёй, туда вода не попадала, — Плагг вышел из леса, таща в руках заточенный камень, — Там получится вырыть яму. Адриан хмуро кивнул, доставая из-за пазухи небольшой кусок отколовшегося от машины Гориллы металлического квадрата, на котором с диким скрипом минут десять скрежетал камнем Плагга пару слов: «Жерар Депатье. Родился 19… —… Адриан запнулся, не продолжая дальше вырисовывать инициалы и цифры, и с немым вопросом посмотрел на Натали, не отводящую взгляда от его занятия. Санкёр кивнула, предательски сглотнув. Потом посмотрел на Плагга, уже принявшегося заворачивать безжизненное тело в чёрные мешки, тот только махнул рукой, а курящий у второй машины отец хрустнул кулаками. И Адриан начёркал вместо «умер»: «героически погиб». Потом привязали оставшимися верёвками табличку с надписями и полностью завернули тело в мешки, оставив видным только лицо. Протащили труп к тому месту, на которое указал Плагг. Адриан с брюнетом, не так измученные, волокли мешок, за ними нёс крест потрёпанный Габриэль, а наравне с ним, шатаясь, шла Санкёр, прижимая к груди маленькую фотографию, найденную в пиджаке Жерара. И впервые за всю свою жизнь плакала беззвучно. Овраг и вправду оказался сухим и довольно большим, таким, что даже не пришлось вырывать ямы ещё глубже или шире. — Подождите, — Натали впервые за последние пол часа подала голос. Габриэль с неимоверным желанием увести брюнетку из этого треклятого места, мечтая, чтобы она не видела подобных картин, только был вынужден сделать шаг в сторону, когда Санкёр с решительностью в угасающем свете глаз присела на корточки перед лицом Жерара. — Спи спокойно, — Натали крепко прижалась губами к его окровавленному лбу, откуда невозможно было вытереть всю кровь. Превозмогая боль в пояснице, покалывания в плечах и израненной осколками спине, она всё же смогла просидеть так — в полусогнутом положение, не отрываясь от Жерара, минуты две. Недавно сошедшиеся раны снова открылись, а по спине, копчику и пояснице потекла горячая красная жидкость. Окружающие её по кругу мужчины продолжали ждать. Натали зажмурилась, одарив солёной слезой щёку Гориллы. Пофиг на дождь, ждущих Габриэля, Адриана и Плагга, пофиг на проходящее время и тикающие часики, пофиг на то, что вся спина в крови и тёмный плед пропитался и провонялся израненной плотью. Пофиг, на чёрном ведь крови не видно.«Пуля… ей всё равно, кто ты»
Габриэль сел на бревно рядом с разожжённым костром, маленькая копия Плагга тихо жевала Камамбер, а Адриан, освещённый светом разгорающихся брёвен, подбрасывал в скудные языки пламени газеты и журналы, найденные в бардачке Сабрининой машины, так как все ветки были мокрыми. Как сказал Нат: «Уничтожайте, всё оно не имеет значения или ценности». Натали облокотилась на дерево, прямо с горлышка бутылки попивая коньяк. Дешёвый, горький, безвкусный. Но такой успокаивающий, и, как бы смешно не звучало: отрезвляющий. — Я сейчас вспомнил, как лет в шесть решил поиграть с Жераром в прятки и спрятался под столом в столовой, — Адриан повертел в руках газетную вырезку с изображением молодого Джаггеда Стоуна и, поняв, что жаба задушит, так как таких старых газет уже и не сыскать, отложил в сторону. Маринетт подарит, — Он меня по всей гостиной искал, а я радовался и считал себя умным, что смог обхитрить взрослого мужчину. А наша кухарка Кенни говорила, что я «король пряток», хотя Фелу и Хлое всегда проигрывал, — Адриан грустно улыбнулся, пуская два наполненных горестью смешка. Готовясь сказать про Феликса тот факт, что он оказался их агентом, Агрест прикусил язык. Сказать об этом — продолжить рассказывать всё сразу. А к этому родитель и Натали ещё не готовы, поэтому блондин тихо ответил: — До сих пор не знаю, почему Жерар не находил меня, сам же любил честные игры. — На этот вопрос мы ответа не узнаем, — Натали запрокинула голову и, не стесняясь позы заправской алкоголички, облизала губы и вытерла локтем подбородок, по которым текла коричневая жидкость. Габриэль прискорбно отпил из кружки термоса совершенно холодный чай, что заваривал Жерар. Когда ещё был живым. Брюнетка, сделав пару шагов к костру, шмыгнула носом и, как зачарованная языками пламени, запела себе под нос, сжимая в кулаке фото, что взяла из пиджака охранника: — И пусть пуля летит медленно-медленно, сердце стучит бешенно-бешенно, пуля летит, всё своевременно…* Брюнетка всхлипнула, готовясь в такт мелодии, играющей в голове, которую она слышала в каком-то боевике, дальше продолжить, но не могла… Сердце, что чертовски сильно билось о рёбра, готово было выпрыгнуть через глотку. — Простите, — Натали под сочувствующие взгляды поставила бутылку коньяка на пол, — Я пойду, переоденусь… и рану перевяжу. И зашагала прочь, хромающим шагом к машине под три сочувствующих взгляда, прекрасно понимающих, что успокаивать брюнетку пока бессмысленно. Это время, когда нужно побыть одной. *Отрывок взят из песни Дениса Майданова «Пуля».***
«Твои руки на израненном теле, я знаю, что уже на прицеле…»
Натали забралась в незнакомую синюю машину, на которой приехал Адриан, всё ещё мелко дрожа от увиденного и прочувствованного ужаса. Стуча зубами от пронизывающего холода, Санкёр, всхлипнув и подтянув к себе ноги, уткнулась носом в коленки. Они только что похоронили Жерара Депатье. Хмурого и одновременно весёлого и бравого солдата, «не бывшего» военного, честью для которого, как он говорил, было умереть от пули, а не зачахнуть от какой-нибудь болезни под старость лет. Он говорил, что ему не страшно умирать молодым. — Я считала тебя братом, — Натали хлопнула ресницами, выпуская на обе щеки две горячих слезы. А в руках её был маленький обрывочек фотографии: картинки, которую они нашли у него в кармане пиджака, когда хоронили, а Плагг с Адрианом засыпали завёрнутое в пакеты тело землёй. На фото двадцатилетней давности были изображены они все молодые и неопытные: Натали, только начинающая работать секретарём, Габриэль, что открывал новые офисы своей империи, уже болеющая неизвестной дрянью Эмили, и Горилла, большой, грозный, неменяющийся. Кажется, тогда они праздновали Новый год. Натали вытерла локтём мокрый красный нос, с которого бежала вода. — Да-да, ты стал для меня братиком. И хоть мы мало общались, и говорила всегда я, и хоть ты был старше меня на пять лет, я называю тебя младшим братом, — Натали пробил озноб, но она всё также продолжала шептать: — Мы с тобой единственные могли вытерпеть нападки Габриэля и единственные работали с ним так близко, в то время, как остальные не выдерживали его скверного характерна. Мы оба не любили светские мероприятия: тебе было сложно уследить за постоянно сбегающим Адрианом в толпе народу, а я просто не любила каблуки. Мы оба носили брючные костюмы, хотя жутко их недолюбливали. Ты шутил и говорил, что в том месте, где ширинка, они тебе жмут… Пх. А говорила, что у меня узкие плечи и приходится шить на заказ в ателье. Мы оба покрывали Адриана, когда он исчезал. Оба хотели спасти от домашнего ареста, — брюнетка замолчала, надрывно всхлипывая и задыхаясь от недостатка кислорода в лёгких, — Мы с тобой оба были близки с Эмили, оба желали и желаем её котёнку счастья… Натали замолчала, водя пальцем по промокшей фотографии. — И этого всего больше не будет, — Санкёр выпустила полустон-полурык. Этого ничего никогда уже не повторится. Никогда. Ничего. — А ещё, ты знал о том, что я влюблена в Габриэля, — Натали истерически засмеялась, не имея сил остановиться и не врезаться спиной в подушки. Тело само по себе раскачивалось, и его хозяйка совсем не чувствовала, как горячая кровь, как запёкшиеся комочки тёмной бардовой жидкости текут сгустками по её израненной осколками спине, — Ты часто прикалывался надо мной. Говорил, что моё «неровное дыхание» к Габриэлю сразу раскусил, сказал, что это почти незаметно, но ты понял всё без слов. А я пыталась объяснить, что вовсе не такая, что не хочу уводить мужа из семьи… Уводить мужчину у лучшей подруги… И ты меня тоже понял. Без слов, без пререканий, без смеха, без обвинений. Спасибо. Натали закусила губу, беспрерывно покусывая щёку изнутри. Она давно хотела выговориться не пустой стенке тёмной ночью, а кому-то близкому. Даже фотографии. Потому что была уверена: Жерар её слышит. — Сегодня ты спас нам жизнь, — Натали не хотела заканчивать и останавливаться, но у них было слишком мало времени: на всё про всё час, переодеться, собраться, помянуть у костра горьким дешёвым коньяком из круглосуточного ларька погибшего Гориллу и отправиться обратно в Париж. Чтобы уже точно стать железной Леди, как говорили о ней в окружение Габриэля: сильная, независимая, молчаливая, строгая, работающая «на автомате» и выполняющая беспрекословно все порученные задания. Как робот. Как запрограммированная кукла. А ведь ей последние десять лет предлагали такие невиданные зарплаты, чтобы переманить от Габриэля в чужие фирмы, что любая адекватная секретарша уже давно сбежала. А Натали оставалась. И не потому, что ей нравилась эта адская работа, а из-за того, что сердце отдано начальнику, создателю этой работы… — Да, Жерар, ты спас нам жизнь, но лучше было бы, чтобы пуля попала в меня, — Натали с горящими глазами взглянула на фото охранника, — Я действительно готова умереть, — Санкёр на секунду показалось, что Горилла на картинке посмотрел на неё с осуждением, — В этой жизни меня не держит ничего… Эмили погибла, меня хочет грохнуть Марлена, для Габриэля я вообще друг. Я устала, Жерар. Я устала падать и не взлетать. Брюнетка в волнении начала загинать пальчиками углы и так потрёпанной фотографии. — Что? Ты спросишь, а как же Адриан? — Натали потёрла краснеющие глаза и тут же выдала: — Не знаю, я не знаю, Жерар. Считай меня эгоисткой, сучкой… Но… — брюнетка о чём-то задумалась, теребя в руках фото, — А ведь, если так подумать, он единственный и держит меня на этом свете. Поэтому… Да, ради него я буду жить. Только. Ради. Него. — вычеканила Санкёр, — Со временем, нет, не так… С этого момента я стану сильной, такой, какой была до влюблённости в Габриэля. Меня уже нельзя будет сломать. Где-то там на небесах Горилла покачал головой, прошибаемый потом после уверенных, железных слов Натали. Таких, которые не бросают на ветер. — Я устала спотыкаться и получать пинки судьбы под зад. Мне надоело жить будущим, теми мечтами, что когда-то Габриэль посмотрит на меня не на как подчинённую или друга, на «личного ассистента», — Натали говорила не останавливаясь, глотая слова, пропуская окончания, — Я должна вылезти из этого кокона наивной простушки. Я уже не та девочка, что была влюблённой дурочкой… Которой остаюсь и по сей момент, — Санкёр устремила заслезившиеся глаза на потолок машины. Нет. Она не заплачет. Нет, она будет сильной. Натали закусила губу, пытаясь без слёз сказать одно короткое, завершающее их душещипательный разговор предложение: — Знаешь, вчера я бы не раздумывая сказала «да» на вопрос о замужестве, если бы это предложил Габриэль, — Натали пожевала губу. Сейчас она реально чувствовала, что та «прошлая она» разделила её мир. Есть Натали «до» и есть Натали «после». Сегодня она споткнулась в последний раз. Больше этого не будет. Она растерялась, решила, что это правда и лишь от счастья не выкрикнула " я согласна», когда Габриэль находился под действием квами, — Жерар, я не жалею, что сегодня не сказала «да». Дверь в машину резко распахнулась, а Габриэль без слов залез в салон с бинтами, ватой и перекисью, усаживаясь рядом с не шелохнувшейся Санкёр. С виду: непробиваемая. Внутри: сгорающая. — Тебе сложно будет обработать рану, — он растерянно посмотрел на женщину, то сжимая, то разжимая медикаменты, — Адриан ветки для костра собирает, Плагг ест, а я вот, нашёл в багажнике аптечку и… Габриэль выглядел помято, потрёпано, устало. Язык его заплетался от недосыпа, от неверия в то, что десять минут назад они похоронили близкого им человека… От того, что сейчас он напрашивается обработать рану подчинённой… Её голую спину. — Спасибо, — Натали незаметно спрятала фотографию в брюки, пытаясь сдержать трясучку в руках, — Поможешь? Санкёр задрала изорванный свитер до пупка. Вот так просто, открыто, сразу доверяясь. Возможно, в ней говорил алкоголь: пол бутылки выпитого коньяка, возможно, это было уже каким-то бредовым желанием и твёрдым соглашением: раздеться перед начальником, чтобы он ей помог обработать рану, которая ей физически неподвластна. Габриэль сглотнул, чуть не разорвав бинты в надутой пачке. — Правда? — он выгнул бровь, не веря в слова женщины. Да, на это Габриэль примерно и рассчитывал, но ожидал он или колкой шутки, или провокации, или даже визга, что к Натали домогаются. Но это ещё и было его единственным шансом сказать ей то, о чём он якобы «соврал» там в овраге. А ведь неправду говорили эти два оболтуса: Адриан и дурно на него влияющий Плагг. Камень не способен на то, что они ему приписали. Натали хотела сейчас, в настоящем, за него замуж. — Спасибо, — брюнетка также спокойно кивнула, совсем не соображая, что творит. И резко отвернулась, сбрасывая с себя свитер и оставаясь в одном топе. — Только не сильно туго, пожалуйста, — томно вздохнув, Натали выгнула тонкую, изящную спину, на которой виднелось десять мелких, но глубоких кровоточащих надрезов. Габриэль еле сдержал себя, чтобы не заглянуть в зеркало у руля и не увидеть брюнетку спереди…Попала мне в сердце пуля-дура, А я тобою и ранена, и пьяна, А я танцую на зло всем бурям, Была раздета тобою догола. Твои руки на израненном теле, Обнуляют свой моральный облик. Я знаю, что уже на прицеле.
***
«Стоишь. Молча улыбаешься. А боль изнутри ломает рёбра.
Натали смутно видела очертания костра, летящие в воздух искры и тлеющие сырые ветки. Возможно, она во время дождя и бега лишилась линз и теперь картинка перед глазами была размыта. А возможно, это пелена. Из слёз, из ненависти ко врагам, из воспоминаний о большом и грозном добряке Горилле, которого больше нет с ними. Да, ей было ужасно, невыносимо, горько, так, как когда Генри признался в любви. А снаружи она всё также гордо держала осанку, внимательно слушала и совсем не показывала виду, что боль изнутри ломает ей рёбра. На лежавших рядом наручных часах было пять десять утра. На поломанном от вчерашнего урагана дереве Адриан постелил купленный в каком-то круглосуточном ларьке плед, где теперь теснились Габриэль, Плагг и он сам. Натали сидела отдельно на небольшом пеньке, вертя в руках пластмассовый стаканчик с горячим, обжигающим горло коньяком. Таким же убивающим, как и воспоминания. Таким же будоражащим, как и прикосновения Габриэля к её оголённой спине десятью минутами ранее. Такими же, как и она сама: застоявшимся в пучине мечтаний и ни разу никем не выпитым. Дождь уже давно прошёл, и, наверное, накрапывал где-то совсем близко, так как тучи, тянувшиеся с севера, скоро должны были вновь спустить на них свои потоки. — Ещё двадцать минут и выдвигаемся, — хрипло предупредил Плагг, мешая соломенной палочкой ни разу не выпитый коньяк. Натали смутно вспомнила, как чёрный квами брезгливо отзывался о горьком напитке, наверное, сейчас только из-за происшествия не говорил ни слова о нелюбимом напитке. — Нат сказал, что в ближайшее время попробует с нами связаться и быстрее телепортировать, — Адриан допил воду, так как за рулём сегодня был именно он, — Ехать на машине слишком долго. — Крепкий малый, — хмыкнул Габриэль, морщась от режущего горло коньяка и смотря хладнокровным взглядом на языки пламени в костре, — У меня самое возможное было два раза в день. — Да-а, старость не в радость, — нашёл чем поддеть Плагг, безрадостно улыбаясь, — прошлое поколение думает, что оно ещё ого-ого… — Что? — Габриэль предупреждающе-угрожающе перевёл взгляд на чёрного квами. Сейчас их разделяло всего две преграды: Адриан и не наличие помидора в руках, как было в прошлый раз. Рук Габриэль совсем не чувствовал, поэтому кулак бы у него просто не сжался, чтобы врезать обнаглевшему в край квами. Да и перспектива помидора была интересней: от удара в глаз синяка у божественного существа не останется, а вот томатом он ещё долго будет вонять. — Адриан, я бы хотела с тобой поговорить, — Натали прервала готовящуюся перепалку двух баранов, — Наедине. Санкёр, не дожидаясь кивка или соглашения блондина, не беря во внимание взгляд Габриэля и замолчавшего на полуслове Плагга, схватила с земли ополовиненную бутылку коньяка и встала с пенька. — В поле, — тихо добавила она, смотря, как переглядываются между собой трое мужчин. Сейчас ей совершенно не хотелось слушать склок Габриэля и Плагга, да и вообще, видеть старшего Агреста. Лучше поговорить с младшим. Адриан предусмотрительно схватил с края бревна пистолет Гориллы: одно дело сидеть всем вместе, другое — идти в открытое поле, где недавно была перестрелка. И хоть Нат заверил, что больше казусов не будет, Адриан был начеку. Разговор с Натали был неизбежен.***
«Любовь — отрава, покромсает тебя до краёв»
— Зачем ты это сделал? — только они вышли с опушки: Натали, молчаливая и попивающая из стакана коньяк, и Адриан: сосредоточенный и напряжённый, как брюнетка резко остановилась. — Что именно? Купил коньяк? Взял пистолет? — Адриан без игры «в дурачка» на полном серьёзе задавал вопросы, при этом прекрасно зная, что именно спросит Натали. Догадываясь, если быть точным. Вот только поднимать темы, от которой Санкёр было плохо, что читалось по одному её взгляду, совершенно не хотелось. — Я не глупая, Адриан, — Натали грустно улыбнулась, делая шаг к крутому спуску, — и далеко не тупая, — Санкёр грубо выплюнула последнюю фразу, чем заставила Адриана скривиться, и сразу же продолжила: — В своё время, когда я переводила книгу с камнями чудес, пытаясь спасти Эмили, мне удалось сделать краткую запись на остальные страницы. Страницы о других камнях чудес: из не той шкатулки, что принадлежит ЛедиБаг, а той, что хранят более слабые, редкие и опасные камни чудес. О камне бегемота было сказано мало, но я знаю его суть и настоящие возможности, — Натали с каким-то материнским укором взглянула на блондина, — Делать иллюзию самой желанной мечты. Адриан с бегающими глазами проследил за шатающейся Санкёр, попивающей коньяк сразу с двух рук: из бутылки и из стакана. — Я примерно об этом и догадывался, — понимая, что теории подтвердились, и косые взгляды Санкёр на него бросала не просто так, Адриан не стал припираться, — А отец знает? — Твой отец интересовался только главными камнями чудес. Нет, он не знает, — Натали попыталась сказать это как можно грубее и безразличней, но нежность на слове «отец» выдавала её с потрохами. Брюнетка взглянула на Адриана с трепещущими огоньками в глазах, — Зачем ты соврал про способности квами бегемота? — Глупые способности придумал, да? — блондин стыдливо почесал затылок. — Глупо столько лет болеть человеком, который тобой не простужен, — философски прошептала женщина, имея ввиду себя и Габриэля, — И всё же: почему? Для чего ты соврал? По твоему лицу было видно, что придумывал на ходу… — О да, Куртсберг умеет сообщать всё важное в самый последний момент, — Адриан пустил смешок, оттягивая момент ответа на допытывания Натали, — Я не хочу, чтобы тебе было больно, если отец узнает о настоящих способностях. Это ведь… — Позорно, — перебила брюнетка, чувствуя, как сердце тает признания всё ещё мальчишки Адриана, у которого, между прочим, уже росла щетина. — Нет, вовсе нет, — Нуар попытался разъяснить Санкёр, что постыдного в этом ничего нет. — Не надо, Адриан, — Натали покачала головой, прерывая его возмущённый монолог, — Я знаю, что говорю. И мне приятно, что ты заботишься обо мне, правда. Даже при том, что… Твоя мама умерла, а я имею неровное дыхание к твоему отцу и претендую на место новой жены. Все слова вылетали сами по себе: откровенность требовалась. Без неё они не выживут. Словно сейчас она говорила не о семейной драме, погибшем человеке, который одинаково был дорог и ей, и Адриану, а о каких-то повседневных мелочах. — И я не против, — свободно ответил Адриан, — Я всегда считал тебя второй мамой, как крёстную, хотя ещё ближе и желал Вам с отцом счастья. Если бы он не упирался… Адриан, не заметив, как ошалело Натали проводила его взглядом вперёд (или сделав вид), прошёл первым на спуск с опушки леса в поле. Санкёр жадно заглотала ртом воздух. Да, она и сама часто считала Адриана своим сыном, и имело право мечтать, что сама для него, как мать, но… Он прямо в лицо, без пафоса, без утайки сказал ей, что она ему как вторая мама. Не замена, не близкий человек, не чем-то похожая на Эмили женщина, а именно то, что она не ожидала услышать после того, как Адриан узнал о её заветной мечте. — Вот бы мне ещё брата или сестру, а лучше двоих, и вообще прекрасно… — как бы между делом таинственно заговорил Адриан. — И ты этого так хочешь? — Натали остановилась, залпом выпивая остатки коньяка, который был одновременно холодным от их затянувшейся прогулки и в тоже время раскалённым, так как вспарывал горло. — А ты? — Адриан нахмурился. — К сожалению, да. — Натали тихо и истерично засмеялась, хлопая всё понявшего без слов Адриана по плечу. Она любила отца вопреки всему. И иногда хотела от этого избавиться. — Я пойду. Пройдусь ещё… Санкёр прекратила пускать до боли в сердце дурные смешки и, взяв из рук Адриана бутылку коньяка, сделала шаг в сторону. — Давай, я лучше с тобой, — Адриан вежливо схватил чуть не свалившуюся в лужу Натали за локоть, уже изрядно пьянёханькую. — Не хочу, — Натали поджала губы, мотая головой. — Тогда пошли к машине, уже дождь, ты намокнешь, — Адриан настойчиво, но и одновременно боясь сделать больно, сжал локоть Санкёр, — Пожалуйста. — Мы с Натали ещё пройдёмся, — шумевший в ушах ветер и тихие смешки брюнетки нарушил громкий голос отца. Адриан, уже не просто придерживая женщину, а держа повисшую на нём и слабеющую Натали, обернулся к отцу. — Нам скоро уезжать, — в тоне блондина слышалось противоречие, нежелание повиноваться. Он не хотел оставлять отца наедине с Натали. Точнее, её наедине с ним. Слишком много изнанки он сегодня увидел у этой на вид кажущейся сильной и независимой женщины. Слишком много правды о Габриэле и о собственных душевных терзаниях. И всё это, как не прискорбно бы не звучало, было вызвано у Натали отцом. Каждое её слово, которое она хотела говорить с остервенением, получалось нежным… Она боролась, она хотела отказаться. Но не выходило. — А мы совсем чуть-чуть, — Габриэль попытался как-то располагающе улыбнутся, но удалась ему только показушная «гляди, как мне выбелили зубы». Адриан прищурился, словно разговаривал с отцом одними взглядами. И тот его прекрасно понимал. «Не хочешь сдаваться?» Габриэль покачал головой. А младший Агрест горько усмехнулся, прижимая плохо соображающую Натали к себе. «Хочешь добить?» Во взгляде Габриэля проскочило на миг какое-то смятение вперемешку с раскаянием, но стоило Адриану моргнуть от упавшей на нос капли, как глаза отца снова были наполнены хладнокровием. «Тебе нечего сказать… Тогда зачем ты лезешь к ней в душу? Вы ведь, лучшие друзья, а друзья друг друга не мучают?» Уверенное лицо Габриэля исказилось, пока Адриан совсем не собирался идти на попятную, а Натали качалась из стороны в сторону, смотря куда-то в пол. «Мы не просто лучшие друзья» Наконец немыми знаками, понятными только ему и сыну, Габриэль ответил. «Но друзья…» Адриан оскалился, прожигая отца насквозь. Даже сейчас они были просто друзьями. Лучшими, верными, настоящими. Он и Натали — друзья… — Адриан, оставь нас, — Натали словно ожила и протрезвела, выпрямив спину и гордо задрав подбородок. — Ты уверена? Натали, я же вижу, ты плохо себя чувствуешь, уже изрядно выпила и… — Адриан включил свою тираду «мамочки», не желая оставлять этих двоих наедине, пока отец мысленно радовался, что разговор состоится. Решающий разговор. После которого они уже никогда не будут друзьями. — Адриан, — Натали так скривила лицо, будто съела дольку кислого лимона, — Иди, погуляй… Нуару было противно отказываться от своего кошачьего упрямства. Пусть он и мечтал, чтобы у Натали и отца что-то сложилось, тут был не подходящий момент, время, место и состояние одной из сторон. Но Натали играла не по правилам. Как мама в детстве — один взгляд, и ты повинуешься. Медленно разжимая свою руку на локте женщины, Адриан слегка подтолкнул брюнетку на отца, так, что между ними было всего пару метров. — Пять минут. Я засекаю время, — младший-Агрест внимательно проследил за неменяющимся стеклянным взглядом Санкёр. Габриэль фыркнул. Блондин, оглядываясь и «по-шпионски» щурясь, отбежал от парочки. — Вот клоун, — Габриэль попытался пошутить, но вместо смеха или хотя бы слабой улыбки Натали он получил взгляд, не выражающий ничего нежного или дружеского. Как у него на бессмысленных мероприятиях и утомительных фотосессиях во время скудных интервью. Пустой. Не интересующий. — Ты хотел о чём-то поговорить? — Натали шутка не задела ни коим образом, Санкёр допила последние капли коньяка из стакана и испытывающе уставилась на смутившегося Габриэля. — Д-да, — Агрест почесал затылок, слегка поражаясь быстрому расчёту женщины, списывая такое странное поведение на алкоголь, — Как твои раны? Габриэль внутри себя матюкнулся и прикусил язык. Сорвалось с губ совсем не то. — Заживает, как на собаке, — холодно оповестила брюнетка, с негнущейся спиной шагая впереди по полю. Агрест на секунду охренел от таких смелых заявлений, никак не вписывающихся в рамки культурной и сдержанной Санкёр, что даже не нашёл, что ответить. — Если это всё, что ты хотел спросить, то я предпочла бы побыть одна. Сдержанно, коротко, требовательно. Вроде бы нет упрёка или чего-то из разряда «сделай так, чтобы я тебя поискала», но от одних слов веет прохладой, что хочется закутаться в тёплый плед и никогда из него не вылезать. И в тоже время, она не хочет, чтобы он был рядом с ней и оставался тут. Поблизости. В запретной близости. — Я рад, что ты так быстро идёшь на поправку, — Габриэль еле выдавил из себя застрявшую в глотке дежурную фразу. Натали кивнула, всё идя перед ним и слишком натянуто держа осанку. И он даже не подозревал, насколько больно ей идти со спиной, которая натуго перебинтована в районе поясницы, так прямо и гордо. — Натали… — Габриэль запнулся, окликнув брюнетку. Санкёр резко обернулась, и на секунду мужчине показалось, что в ледяном взгляде подчинённой промелькнула скудная, слабая, но надежда. — Да? — она как-то по-детски прижала один из кулачков к груди. Теплящееся внутри неё чувство заставляло задержать дыхание. Словно шептало: сейчас произойдёт что-то очень важное. Габриэль набрался духу, за последнюю секунду взвешивая все «за» и «против». И стояли они вместе, на открытом и голом поле, на безжизненной, залитой дождём земле. Как школьники, что впервые признавались в чувствах. Как люди, что расставались навсегда и ещё чувствовали влечение друг к другу. Как персонажи другой сказки. — Натали, а что бы ты сказала, если… — Отец! Натали! — крик бегущего к ним Адриана, а за его спиной хаотично собирающего по двум багажникам вещи Плагга, заглушил своей громкостью вопрос Габриэля, перешедший на шёпот: «Натали, а что бы ты ответила, если бы предложение о замужестве оказалось правдой?» Вопроса, которого Санкёр не услышала и не услышит уже никогда…