***
Гарри пытается сосредоточиться на скрипучем голосе старой преподавательницы, но её слова складываются в единый противный звук, от которого нестерпимо хочется зажать уши, но вместо этого мальчик абстрагируется от реальности, уносясь далеко за пределы приюта в Лондоне. Он воспроизводит в памяти красивый, величественный замок, воображая, что может находиться внутри, представляет, словно бежит по наверняка многочисленным лестницам, уносясь на самый верх огромных башен, и вздрагивает от грубого оклика: — Поттер! Отвечайте на вопрос, а не летайте в облаках! Гарри съеживается от внимательных взглядов старухи и всего класса, направленных на него, и судорожно носится глазами по маленькому серому классу, ища подсказки и натыкаясь на суровый и насмешливый взгляд Реддла, который без слов выражает: «Молодец, Гарри, продолжай летать в облаках». Гарри лишь вздыхает, смиряясь со своей участью, и осторожно отвечает, рисуя в голове страшные картины наказания, давая себе обещание, что больше и впрямь не будет на уроках летать в облаках, заранее зная, что сдержать его будет очень сложно: — Я не знаю, — противная старуха удовлетворённо хмыкает и ещё десять минут сокрушается над безответственностью Гарри, который отстранённо смотрит в тетрадь, мечтая лишь о сне.***
— И где же ты витал сегодня? — насмешливо спрашивает Том, когда они возвращаются с занятий. Впервые вместе. — Неважно, — обиженно отзывается Гарри, в глубине души надеясь, что Реддл поддержит его и скажет что-нибудь ободряющее. Том смеётся, видимо поняв, на что рассчитывал мальчик, и его это, несомненно, забавляет. — Увидимся в комнате, — Том сворачивает направо, а Гарри недоумённо окликает его, привыкнув задавать много вопросов: — Куда ты? — Неважно, — передразнивая Гарри, отвечает Реддл, его губы трогает едва заметная полуулыбка-полуухмылка, и он спешит отвернуться, уносясь прочь по коридору. Гарри удивляют смены настроения Тома. Иногда он готов ответить на все его вопросы и помочь, а иногда не вымолвит и слова, будто бы Гарри вообще не существует. И мальчик понемногу начинает различать его состояния, уже зная, когда можно узнать что-то интересное, а когда лучше промолчать, чтобы не нарваться на неприятности. Реддл не кажется ему злым и опасным, однако Гарри знает, что точно не хочет оказаться на месте кого-нибудь другого из приюта. Иногда мальчик думает, не слишком ли много он о себе возомнил, но мысль о том, что Том хоть немного доверяет ему и не сделает больно, приятно греет. У Гарри язык не поворачивается назвать их друзьями, потому что он знает, что Реддл испепелит его на месте за это слово, но ему всё равно хочется мечтательно улыбаться, представляя, как они обсуждают какую-то глупую чушь, рассказывая друг другу секреты. Гарри так увлечённо погружается в свои мысли, что не замечает, как почти нос к носу сталкивается с компанией задир, любящих похулиганить. Не желая нарываться на неприятности, мальчик пытается свернуть налево, в узкий коридор, но его опережают, преграждая дорогу. — Сейчас повеселимся, — противно хрюкнув, заявляет самый высокий из мальчишек. Гарри загнанно смотрит, как его обступают со всех сторон, отрезая от мира и лишая всякой надежды вырваться, и судорожно вспоминает, чему его учил Том. Но, даже когда Гарри сбивают с ног, тетрадки рассыпаются по полу, а очки отлетают в сторону, сорвавшись с переносицы, он не может заставить себя причинить им боль. Стиснув зубы, Гарри терпит, пока мальчишкам не надоест, царапая ногтями холодный пол, вперив взгляд в одиноко валяющиеся в отдалении очки. Вскоре это и правда прекращается, задиры отступают, довольные результатом, и, противно хохоча, удаляются, оставляя Гарри в полном одиночестве с синяками и ссадинами. Мальчик вслушивается в шорохи в конце коридора и, когда всё стихает, осторожно поднимается, шипя от боли. На глазах выступают предательские слезы, но Гарри впивается ногтями в собственные покоцанные ладони, отрезвляя и сдерживая себя. Не время для слабости… Он медленно собирает тетрадки, стараясь максимально аккуратно нагибаться и не тревожить пораненное тело, устраивает очки на переносице и плетётся в комнату, надеясь, что Том ещё не вернулся. Надеждам Гарри дано было осуществиться. Комната пустует, и мальчик спокойно выдыхает, чувствуя, как каждый вздох отдаётся неприятной болью. Он спешит поскорее переодеть грязную одежду, сбрасывая с себя пыльную жилетку и майку, и глупо замирает от скрипа открывающейся двери, выдыхая от досады. Опомнившись, Гарри хватает чистую одежду, стараясь побыстрее натянуть её, чтобы Реддл не увидел многочисленные синяки, но болезненно шипит от резкого движения, привлекая к себе излишнее внимание. Его попытки выглядят настолько жалко, что Том настороженно молчит, проходясь взглядом по хрупкому телу, на котором ни одного живого места не осталось. Несмотря на жалкий вид соседа, злость и досада всё равно начинают закипать внутри, вырываясь наружу: — Ну и зачем я тебя учил?! Гарри весь сжимается — ведь ожидал, что всё так и будет, — и упрямо молчит, не зная, что сказать, пожимая плечами и стискивая от боли зубы. Каждое движение отдаётся неприятными ощущениями. — Прости, — подавленно говорит мальчик, опускаясь на кровать, и злость Тома медленно рассеивается от одного вида соседа. Гарри выглядит так виновато, что это даже смешит. Извиняться ему стоило бы перед самим собой в первую очередь. Реддл неопределенно хмыкает, приступая к своим обыденным делам и запихивая тетрадки куда подальше, а Гарри прикрывает глаза, стараясь сосредоточиться на своих силах и избавиться от неприятной боли. На глазах мелкие ссадины на руках затягиваются, а дышать становится намного легче, и Гарри замечает, как внимательно Том следит за ним, ловя каждое движение. Мальчик чувствует привычную слабость и думает, что вот-вот заснет, обессиленно опускаясь на подушки. Так всегда бывает с ним, если он немного перестарается в лечении. — И когда же ты перестанешь быть таким наивным дураком? — спрашивает неожиданно Реддл притворно отстраненно, открывая почти законченную книгу. — Я не наивный, — на грани слышимости отвечает Гарри и прежде, чем провалиться в сон, слышит: — Ты идиот.***
— Как чувствуешь себя? — когда Гарри открывает глаза, это первое, что он слышит от Тома, стараясь проанализировать свои ощущения. Слабость все ещё разносится по телу, но боль ушла, что сильно радует мальчика. — Как будто снова заболеваю, — тихо смеётся Гарри, слыша, как Реддл хмыкает в ответ. — Ну сколько можно? — притворно возмущается Том, и сосед замечает в его глазах искорки веселья. Гарри и впрямь часто болел, будя Реддла посреди ночи не только криками от кошмаров, но и кашлем. И если поначалу это безмерно раздражало, как и скрип двери, то потом стало таким же привычным. Том же, наоборот, не болел практически никогда, не боясь заразиться от Гарри простудой и неумело помогая, когда мальчишка даже не мог встать с кровати. Гарри всегда счастливо улыбался в такие моменты, наблюдая, как Реддл подает ему воды или наливает микстуру, а Том злобно шипел что-то наподобие «Прекрати уже лыбиться, иначе получишь ложкой в лоб», но всё равно поил Гарри лекарством. — И кто же тебя так? — вдруг серьезно спрашивает Реддл, специально утыкаясь в книгу и стараясь не выдавать своей заинтересованности. — Ребята, — Гарри неопределенно пожимает плечами, сообщая очевидное, и слышит раздражённое фырканье Тома. — Неужели? А я-то думал собаки. — Какая разница? — Реддл презрительно хмыкает, не унимаясь. — Однажды ты помог мне, а я не люблю оставаться в должниках. — Ты не мой должник, Том. Я сделал это просто потому, что хотел помочь, — Гарри тихо смеётся, удивлённый словами Реддла. — Вот и я просто хочу помочь! — неожиданно заявляет Том, сам замерев от собственных слов. Он же не мог этого сказать, да? Или всё же мог? Лицо Гарри озаряется такой счастливой и искренней улыбкой, что Реддл едва заметно улыбается в ответ, тут же в противовес всему раздражённо закатывая глаза. — Спасибо, Том! — от этого почти благоговейного возгласа Реддл притворно хмурится, а Гарри вдруг замолкает и зачем-то сообщает: — А у меня скоро день рождения. — Великолепно, на подарок даже не рассчитывай, — усмехается Том, ломая голову над тем, с чего бы вдруг Гарри об этом сообщать именно сейчас. И мальчик, набрав в легкие побольше воздуха, выдыхает: — Я приглашаю тебя на свой день рождения, — Реддл замирает, вперив недоуменный взгляд в светящегося от удовольствия Гарри, который спешит продолжить, — я никого никогда раньше не приглашал. Это выглядит так комично и странно, что Том беззлобно смеётся, поражаясь этой наивности и глупой радости от пустяков, но соглашается у себя в голове с тем, что Гарри привнёс в его жизнь что-то светлое. Решив, что сегодня он уже перешёл собственные границы дружелюбия и вежливости, Том сдержанно благодарит, вновь погружаясь в книжный мир. Гарри, привыкший к внезапной смене настроения Реддла, даже не расстраивается, ярко представляя в воображении, как они будут отмечать его день, а потом вдруг сникает, понимая, что не имеет ни малейшего представления о том, как вообще праздновать день рождения. Обычно для него это было лишь счётчиком лет. Ни поздравлений, ни радости — ничего… Но мечта отпраздновать этот особенный день, пусть и утративший свой шарм, с другом никогда не покидала его. Пообещав себе поразмыслить об этом, Гарри с унынием вспоминает о несделанных уроках. Пока мир за окнами погружается в темноту Лондонского вечера, а в дальней по коридору комнате, на втором этаже, слышатся лишь скрип пера и шелест переворачиваемых страниц, Том отстранённо думает о том, что так и не узнал имена обидчиков Гарри.