Говори правду и только

Саске не волнует ни то, что ему соврали, ни то, что он забыл, на каком языке они говорили в первую встречу — всегда упускает несущественные детали. Он смотрит на решительного Наруто и думает, почему казалось бы едкое замечание не задевает. Не оттого ли, что парень не выглядит озлобленным, а смотрит своими выгоревшими глазами и спокойно ждет ответа. — Уже поздно. Скорее всего ресторан внизу уже закрыт. Можно позвонить на ресепшен, спросить, что обстоит с доставкой еды здесь, но проще будет, если это сделаешь ты, — указал Саске. Наруто только пожимает плечами. — Без проблем, — говорит он и тянется к висящему позади него телефону, не вставая с кресла. Саске хмыкает на это действие, отворачиваясь, а Наруто переключается на разговор с ресепшионистом, что-то бубнит, пару раз одобрительно кивает и прерывается спрашивая: — Пицца же сойдет? — Сойдет. И продолжает говорить. Учиха вслушивается, улавливает пожелания, благодарности, смотрит на профиль парня. Цокает кнопка выключения. — Так о чем ты еще хотел поговорить? — Первым начинает говорить Саске, медленно выходя из легкой дремоты, навеянной чужим голосом. Он периферийным зрением улавливает часы в углу — а ведь уже поздновато. — На самом деле, о многом, знаешь, — говорит тот и складывает руки в замок — подсознательная реакция защититься. — Например? — Фактически, мы познакомились часов семь-восемь назад. Когда я противился даже допускать мысль, что ты мой соулмейт — мне было плохо, и я отпустил ситуацию на самотек, принял данность, но когда мы разошлись, я начал бродить по городу и боль вернулась опять. Ты знаешь, что это? — Догадываюсь. Не так, предполагаю, — исправился Саске, — это может быть реакцией организма на отсутствие рядом соулмейта. Эдакий гарант связывания двух душ, — не очень-то и удачно иронизирует он. — О собаке Павлова слышал? Феномен соулмейтов еще исследуют, но я привык все связывать с одной теорией. Мы рядом — нам хорошо, порознь — плохо. Мы быстро поддаемся дрессировке. Психология наука сложная, но эта простая схемка связала не одну пару. Добавь еще тягу, симпатию… — почти сонно тянет Саске, войдя во вкус, но затем видит что-то во взгляде Наруто, что заставляет его поставить жирную точку: — Но можешь не переживать по этому поводу. Вся эта физическая боль ненастоящая, фантомная. Вред наносится только психике. — Умеешь ты успокаивать, — бурчит Наруто на родном языке, будто пытается скрыть свое смятение. — Как есть. Что-то еще? — Да, — кивает тот. — Не могу перестать на тебя смотреть, — и прячет лицо в ладонях со вздохом. Саске почти понимает его. Он тоже смотрит, улавливает каждое движение, шумные выдохи, изменения в мимике. Непривычно так. Саске кивает, не говоря ничего. Пауза затягивается и только потому что они оба пялились. — Ты же не симпатичный. — Нет, — соглашается Саске, хотя иные твердили иначе, — и ты тоже. — Выглядишь мрачно. — Аналогично. Жизнь не сказка, да? — Да. Тяжесть выговариваемого «да» упала камнем в разговоре. — И все же, — рассуждает Саске, — ты здесь с мрачным несимпатичным мной. — Точно, — говорит Наруто, пялясь на него совсем не прилично, как принято в обществе, продираясь взглядом сквозь грудную клетку. — Поэтому, мне кажется, нам нужно установить границы дозволенного. Взгляд некстати опять притянуло чужое кольцо на пальце. — У меня нет табу, но если тебе важно, готов обсудить. — Как насчет, — Наруто почесал руку под рубашкой, — исключить все интимные… взаимодействия? — Ты хотел сказать «секс»? — Наруто наивный, думает Саске. Ему стало даже жаль его. — И это тоже. Я просто, — он в очередной раз смотрит на Саске, и тот сам все понимает. Мало того, что наивный, но еще и верный, и честный. Где его такого хорошего растили только? — Она не заслуживает измены. И раз я уже симпатизирую тебе, то хотел бы исключить хотя бы физическую измену. Парень глубоко выдыхает, фантомная боль прошила бок. — Пусть так. Хорошо. В дверь стучат. Пиццу принесли. Блондин уходит принимать заказ и расплачиваться. Саске видит, что часовая стрелка перекатилась за двенадцать. В голове проносится «как всегда». Планировать что-то наперед не его конек, а ведь он даже пожертвовал вечером в баре. Наруто возвращается, и кажется на чуть, но счастливей прежнего. Наверное, Саске просто порядочно устал, чтобы начать додумывать реальность. — Будешь? Саске думает отказаться. Вредно есть перед сном. — Давай. — Там есть сок, если хочешь, не брал колу, не похож ты на человека увлекающегося фастфудом. Он кивает и берет свою часть пиццы. Съедобно. Почти вкусно. — Я завтра еду в соседний город. Ты занят? — Работаю до вечера. — Не перетрудись, — насмехается он и смотрит на живо уплетающего еду Наруто. *** По утрам Наруто просыпается неохотно. Считается, что во время сна люди отдыхают. Наруто не отдыхает, он на время впадает в абсолютную слепую черноту. Правильную и надежную. По звонку будильника он не желает с нее выплывать: тело немеет, сопротивляется, мозг греет мыслью не подниматься с кровати и еще немного полежать. И дело-то вовсе не в том, что он не высыпается. Последние несколько месяцев ему не хочется просыпаться, чтобы осознать реальность, и все же он каждое утро переступает через себя и встает. В груди все чешется и тянет, Наруто только вздыхает и расшторивает окна, ознаменовывая новый день. И пусть для кого-то это прозвучит чересчур вычурно, но по истечении времени парень ввел этот ритуал в жизнь — расшторены окна — новый день пришел, нет — его и не было. Просто сутки научились пролетать излишне быстро, а Наруто не успевал жить. Он идет в душ. Сегодня работает целый день, неплохо бы насладиться спокойным утром. Горячая вода все стекает, зеркальные поверхности запотевают, холодная жалит своими иголками, но обещанная всеми мотивационными книгами бодрость не приходит. Сквозь шум воды Наруто слышит, как открывается дверь номера. «Саске?» — первой врывается нелогичная мысль. Саске войти бы не смог без ключа. Парень берет полотенце, сходу высушивая волосы и обтираясь, накидывает халат и выходит в комнату. Как и ожидалось, не Саске, всего лишь завтрак, предусмотрительно заказанный еще вчера из соседнего номера. Наруто вздыхает, идет к стоящему на зарядке телефону и включает его. Похоже, тяжелым день будет с раннего утра. Он отвечает на сообщения, добавляет смайлы скорее по-привычке, интересуется самочувствием, надеясь не получить ответ тотчас же. Вздыхает, блокируя экран, и раскидывается в кресле, выпрямляя ноги, закидывая голову на спинку, закрывает глаза. Он посидит так всего несколько секунд, вслушиваясь в полнейшую тишину. Наруто запоминает каждый блаженный момент покоя и некой свободы, чтобы воспоминаний хватило на весь день. Абсолютную тишь разрывает звук пришедшего сообщения. Он резко раскрывает глаза и вскакивает с кресла. Мгновение закончилось. Его ждут дела. *** Солнце неласково режет по сетчатке. Саске жмурится, потирает неприятно зудящую грудь, и заходит в тень одной из открытых террас среди всех заведений на главной площади. Парень знал, что этот город входил в список достопримечательностей, оберегаемых ЮНЕСКО, как знал, что ему больше восьми веков, но особого духа крепкой старины он здесь не чувствует. Саске садится за пустующий столик и ловит официанточку. «Пива». Та улыбается, кивает и убегает дальше. Утренний холод сменила духота уже к полудню, стоит освежиться. Он смотрит на раскинувшуюся перед ним цветастую площадь: прямоугольную, оберегаемую высокими стенами домов. Солнце играет на разукрашенных каменицах, переходящих одна в одну, разделенных разве что цветом и разнящейся лепниной на стенах. Люди за гидами перебегают с места на место, делают селфи, покупают сувениры в уличных торговцев и вконец устав, оседают на таких же закрытых террасах, раскиданных по всему периметру. Саске приносят пиво, он пьет небольшими глотками и прислушивается к его шипящей болтовне в стакане. Потихоньку осознание фальшивости всего пробирает мозг. Он глубже всматривается в напыщенную яркость красок, нетронутую временем плавность линий. Ему так и невдомек, реставраторы все-таки справляются со своей работой или же нет. Убив вкус времени, замазывая каждую трещинку и восстанавливая до неестественности цвета, они все-таки уничтожали раз за разом историю. В домах не было жизни, они стояли грустными обряженными скелетами под залпами вспышек фотоаппаратов. Саске допивает пиво, оставляет деньги с чаевыми и уходит искать отпечатки времени. Вскоре констатирует: смерть наступила в результате удушения десятком слоев штукатурки и едкой краски. А людям все равно, вон, позируют на фоне кладбища чужих воспоминаний. С площади было четыре входа и парень выходит из ближайшего же. Его ждут защитные стены города. Может хоть они, выстоявшие осады во время войн, революций и разгромов, уцелели. Не имея ни стыда, ни совести, Саске неявно следует за одной из туристических групп. Зря, что на площади столько сувенирных лавок, ни в одной нет подробной карты. И он идет узкой дорожкой, вымощенной мелким щебнем — все для туристов. Дома кончились, с одной стороны — небольшие камменицы, с другой — зеленая долина, перерываемая небольшими деревцами. Защитные стены с красного камня, с подвесными мостами и большими цепями уже совсем рядом. Гид с шумящими туристами идет дальше, он же остается у высокого дуба, непонятно как посмевшего прорасти у самой стены улепленной кое-где мхом, увитой сеточкой трещин, оставленой напором течения времени. Саске садится на траву и достает из рюкзака блокнот в надежде словить момент своего немого восхищения. Солнце по-прежнему слепит глаза, не давая заглядывать слишком высоко. Небо пронзительно синее. Сердце медленно сжимают, становится болезненно некомфортно. «Будто душа не на месте» — думается ему. Он потирает который раз за сегодня грудь и сосредотачивается на своем. *** Когда Наруто заканчивает работать, на улице уже собираются сумерки. День кончается, и это к лучшему. Озноб в теле мешал работать, парень боялся, что иной раз голос дрогнет. Все обошлось. Наруто думает пойти куда-то перекусить, но слабость, предельная натянутость всех мышц в теле, кусачий холод голосовали за прямой маршрут в отель. В отель к Саске. И парень в который раз ловит машину. Таксист чересчур медленный. Он просит ехать быстрее, пальцы уже пронизывает боль. Ногти посинели у самой кутикулы и отдают фиолетовым. Салон пахнет осточертевшим лавандовым маслом, и у Наруто начинает светлеть в глазах, полыхают огнем уши, будто их натерли жгучим перцем, каждый шорох набатом бьет прямиком в мозг, контрастный мир потихонечку угасает и плывет волнами. Идет кругом голова. И конечно же, они попадают на каждом светофоре на красный, иначе и быть не могло. Наруто массирует виски и пытается сосредоточиться, закрыв глаза. Саске, да, Саске. Чертова тяга. Чертова фантомная боль. Они подъезжают. Парень наощупь достает портмоне и, не различая цветов, видя только слабые очертания предметов вытягивает купюру. Таксист не жалуется, ищет сдачу — значит, все правильно дал. Из машины он выходит осторожно, неспешно — его раскачивает со стороны в сторону. Он чувствует себя в штормящем море, плещущем тяжелыми волнами. Свет никто включать не собирался — глаза видят сплошную серую стену, поделенную черными плавающими мушками-точками. Чисто интуитивно он идет к дверям, как делал это раньше, нащупывает ручку. Идти по холлу тяжело и страшно. Наруто, собирая все оставшиеся крохи самообладания, вспоминает, где находится ресепшен, и ориентируется на большой прямоугольник. Он не видит лица девушки, наверняка она думает, что он пьян, и еле сдерживается, чтобы не скривиться. Да, так и думает. И все же. Наруто просит, как есть. «Мне плохо, можете мне помочь?» Обеспокоенный голос начинает что-то расспрашивать, но и его он слышит как сквозь толщу воды. Пытается что-то отвечать. Нет, скорую не надо, все скоро пройдет, так бывает — он действительно так думает. Путь к номеру занимает как минимум вечность. Когда они заходят в лифт, густая серость сменяется калейдоскопом ярких пляшущих пятен. Красный-зеленый-синий-красный. Череп сдавливают в чьи-то ладони. Наруто предусмотрительно открывают двери, сажают его на диван. Девушка лепечет о лекарствах и лечении. Он кивает, что-то врет. В глазах опять мигает синий. — Когда появится гость из шестьдесят третьего, мой друг, — просит Наруто, — пусть зайдет ко мне. Ресепшионистка клятвенно заверяет, что все сделает. Молоденькая. Переживает. И он остается один. Время в комнате отбивает стук сердца в ушах. Лишенный зрения Наруто чувствует все тяжести времени, минуты тянутся как нуга. Он лежит, омываемый мягкими раскачивающимися волнами. И темнота. Тишина. Парень даже не удивляется своему спокойствию. Ему кажется, что он в гробу, и его везут на захоронение. Ни ужас ни страх не нагоняют его, смирение селится у него в голове. Облегчение не допускает сожалений. Он слышит, как первые комья земли падают на крышку гроба, чьи-то отдаленные голоса, среди которых выделяется один. Саске. Жаль его оставлять. — Что с тобой? Очень плохо? — холодные руки притрагиваются ко лбу, разрушая сонный бред. Наруто пробует разомкнуть глаза. Сизый туман помалу расступается. Он видит очертания темной фигуры Саске. — Дьявол тебя послал, — говорит он в сонном безумии, улыбается, — ангелы не воскрешают мертвецов. Ангел-некромант, что за абсурд? Фигура неподвижна, чужие холодные руки оглаживают лицо: большие пальцы проводят по лбу к вискам, едва касаясь, проводят под глазами, по щекам, выводя таинственную печать. Сизый туман перекатывается в молочный все больше разбавляясь цветом. Наруто промаргивается и в панике поднимает взгляд наверх, ловит черты Саске. Брови нахмурены, губы плотно сжаты. Парень чувствовал, что надвигается буря, но в груди наоборот теплело. Саске обнимает, прижимает к своему торсу блондинистую голову. — Что ты делаешь? — спрашивает Наруто. — Это физический контакт, — выдавливает тот. — Он достаточно интимный, чтобы считаться изменой? Наруто молчит. Легко качает головой. — Придурки. Оба мы, — выдыхает Саске без раздражения, облегченно. — Все уже хорошо. — Врешь. — Вру. Он слышал громкое дыхание парня, его руки на голове обжигали и… подрагивали? — Саске, отпусти, сядь, — и тот сел, отступил, вьелся неспокойным взглядом. — Что ты видишь? Он наклонил голову и попытался заглянуть под кожу. Иногда Наруто доводилось ловить такие взгляды, от них мгновенно становилось противно, будто кто-то хотел масляными руками облапать душу. Саске в душу не лез, к сердцу тоже руки не тянул, он неспешно изучал. Он и раньше смотрел, да не всматривался, не замечал, упускал детали. Все смотрят в глаза и на губы — это романтично и отчасти правильно, думает Наруто. Но лицо — это не только глаза и губы. Не пушистые ресницы, не глубокий взгляд. У Наруто было пробито ухо когда-то, сейчас это едва заметно. Брови у него были асиметричны, на щеках, как у наивного ребенка, проступали бледные веснушки — к зиме и вовсе пропадут. Вопреки моде, скулы почти не выделялись. Он ждал ответа. Ждал комплимента или чего там полагается в таких случаях отвечать. И Саске ответил, Наруто даже не сразу понял: — Побитого жизнью человека. Преданного, но глупого, — спокойно говорит в глаза он. — Обьясни мне, зачем это все? Горечь в горле застряла тугим комом, правда действительно горька и разрушительна. — Саске, она беременна. Понимаешь? — Он выдыхает горечь, плывущую по пищеводу. От нее мутило и бешено хотелось выпить. — Без меня она останется совсем одна. А все из-за меня, — что-то давно забытое и горячее застлало глаза, он попытался сморгнуть это и на его брюках появилось два мокрых пятнышка. — Ей нужна опора, а ребенку — отец. Наруто не смотрит на Саске, не смеет и не может, слезы все текут и текут. Он спокойно вытирает их все и дышит, дышит. — Наруто… — начал тот таким тоном, будто будет пытаться его переубедить. Дядя что-такое уже пытался сделать. — Я сирота, — признается он бесцветно, — и помню детство с родителями и без, и я не готов подвергать собственного ребенка этому, только потому что вселенной захотелось связать меня с кем-то. Саске, согласись, мы ведь не любим друг друга. — Нет, нас влечет. — Я сегодня долго думал об этом. О том, что я вижу и что есть на самом деле. Ты говорил, что вся связь соулмейтов — рефлекс, но эта сдерживающая фантомная боль не будет вечной. Я уже успел почитать об этом. Поболит месяц, не больше. — И ты готов терпеть? — Пока мы здесь, пока ты со мной — касаний достаточно, чтобы заглушить все. Большего и не нужно, — руки мелко подрагивают, Наруто надеется, что хоть голос его не подведет. — Мы не любим, не влюблены. Мы пялимся друг на друга — это все, чем мы располагаем. Симпатия — очень громкое слово для этой связи. Напряженное молчание звенит в воздухе. Наруто поднимает глаза и видит колеблющегося Саске. Тот сидел, опустив голову, и смотрел на свои колени. Вздохнул и ответил: — Пусть будет так. Пообещай, что уходя, уйдешь навсегда, и я приму твое решение. И Наруто понимает, что только-только пробравшееся внутрь тепло застыло. Спокойная снежно-чистая пустота опять подмяла контроль под себя.