— Yuki Murata — Follow Your Heart
Четырнадцатое февраля поймало Осаму на больничном: из-за рано начавшегося цветения, смены климата, а может, и по какой другой причине Дазай слег с аллергией, которую в кошмарном сне представить не мог. Опухший и насквозь больной, он свалился на улице, всего ничего не дойдя до дома, и соседи вызывали ему скорую, а пришедший с пар Чуя почти не спал первые несколько ночей, меняя повязки и пичкая таблетками. Днем посидеть с больным приходила Кавагучи-сан, она же подкармливала двух мальчишек, воспринимая, скорее, как своих внуков. Подобная забота смущала, но отказаться от нее язык не поворачивался: все-таки приятно. Ни у Чуи, ни у Дазая родных бабушек-дедушек уже давно не осталось, а родителей дергать было неловко — те никак не могли нарадоваться, что их отпрыски в большом городе крутятся не одни, и каждый раз, когда имелась возможность, подбрасывали им то посылку, то немного денег на карту. Деньги ребята откладывали, это были их заначки на самый крайний случай, а при возможности отправляли часть зарплат обратно родителям. В очередное утро Осаму проснулся уже глубоким днем. За окном душная солнечная весна сменилась туманом и дождем, но пыльцу это определенно прибило — Дазай впервые за все дни смог дышать. Кавагучи-сан улыбнулась ему из-за стола, заканчивая готовить чай, и подслеповато перебрала разложенные по столешнице блистеры с таблетками, выдавливая все, какие требовалось пить согласно написанной врачом инструкции. — Наверняка Накахара-кун сегодня вернется с горой шоколада, — ностальгично вздохнула она, когда они закончили пить чай, и, видя, что Осаму сегодня лучше, засобиралась домой. Дазай, сгружавший в раковину посуду, чуть не выпустил из рук чашки, едва успев неловко прижать их к груди и пролив на себя мыльную воду. Подметившая это Кавагучи-сан тихонько захихикала, прикрыв лицо морщинистой ладонью, заговорщически подмигнула и неспешно удалилась. Дазай передернул плечами от пробравшейся под кожу жути — эта женщина явно знала что-то про них с Чуей… Однако вопрос, что делать с праздником, в который ты даже за шоколадом выйти не можешь, оставался открытым. Дазай, поломав немного голову, скрепя сердце решился на вылазку. Правда, оделся он так, чтобы поменьше вдыхать возможной витающей в воздухе пыльцы — даже смочил водой маску, прежде чем мужественно выйти на улицу. Дождь все еще моросил, сакуры стояли с закрытыми бутонами, только готовясь зацвести, а значит, некоторое время их ждут похолодания: вишня всегда цвела тогда, когда становилось приятно прохладно. Осаму подумал, что им надо посадить маленькую сакуру и персик в углах их маленького пустого сада, между изгородью и домом; там, где была узкая полоска земли, засадить все глициниями, а еще соорудить беседку с качающейся скамьей… Вот бы еще на всю эту прелесть найти деньги, которые не потребуется куда-нибудь тратить в срочном порядке! Проклятая аллергия лишила его обидной части зарплаты. Чуя, работавший из дома, уже второй месяц, глядя на его убитый вид, советовал ему найти что-то аналогичное его заработку, чтобы не мотаться по городу весь день, но Осаму никак не мог найти в себе такого невероятного таланта, чтобы он стал источником дохода. Чуя, глядя на то, как высокий и красивый парень растерянно моргает, ломая голову, ворчал, что он бы придумал этой симпатичной мордашке двадцать способов применения в ближайшие пять минут, просто волю дайте. Шоколад он смог найти только в третьем по счету комбини, и то — остатки, зато в соседнем отделе нашлись залежи какао, яйца, молоко, сгущенка, свежая клубника, сахар и мука — Осаму считал, что очень удачно зашел, и пусть в аптеке его кошелек похудел еще на некоторую сумму — он считал, что потратился не зря, уже гораздо более довольным шагая домой, аккуратно обходя лужи и держа в одной руке тяжелый зонт, а в другой — десяток небольших пакетов. Рецепт блинного торта ему переслала мать, она же по телефону объяснила, как сделать крем неприторным — Дазай впитывал чужую мудрость ушами, что не впитывалось само — записывал в блокнот, твердо намереваясь порадовать любимого чем-то получше любого шоколада. В том, что оный Чуе понадарят все, кому не лень, он даже не сомневался. Процесс готовки шел ни шатко ни валко: Осаму опрокинул на себя пакет с мукой, пока пытался отряхнуться, засыпал весь стол и большую часть пола белым. Стойко пахло рассыпавшимся ванилином, блинчики то комкались, то подгорали, и Осаму извел весь пакет с мукой, раз через два получая достойный блин. Когда с первым этапом готовки он разобрался, наступил второй, и тут тоже не обошлось без экспромтов. Крем и взбитые сливки сохли у него на лице, на шее, на креативном фартуке с рисунком классического костюма — отражение в зеркале и фантазия об аналогично забрызганном классическом костюме ввергали Осаму в священный ужас, поэтому в процессе готовки он в зеркало не смотрел, а, наверное, зря. Оформление торта выпило из него остатки сил, сделанная трясущимися руками надпись «С днем святого Валентина» отличалась необычным наклоном букв, но если смотреть правильно, развернув торт и наклонив голову строго под углом в тридцать градусов, то очень даже ничего, почти каллиграфия… Шоколадную крошку он добавлял как дань празднику, хотя и не очень охотно: потертый шоколад плавился и пачкал руки, а до боков и поверхности торта долетела и вовсе треть — остальное комками осталось на пальцах стонущего от изнеможения и отчаяния Дазая. Торт получался немножко несуразным, хотя Дазай все старания приложил для реализации товарного вида. Вошедший в этот момент Чуя застыл, сумка выпала у него из рук, пока он оценивал масштабы разрушений и трагедии, но, подняв глаза на замершего с поднятыми руками в шоколаде Осаму, вымазанного сливками, кремом и мукой — не выдержал и начал хохотать до слез. Тот факт, что Осаму наконец-то поднялся не только до туалета и обратно в кровать, уже безмерно радовал, заставляя терзавшую сердце тревогу отхлынуть и пропасть. Чуя снял носки и кинул в скалящийся темнотой дверной проем маленького санузла. По муке шагалось интересно, радовало, что у них был пылесос — хоть беспокоиться, что они принесут всю эту прелесть в кровать не приходилось, ну, а пока… Чуя встал на мысочки и подарил смущенному Дазаю, пойманному на месте преступления, легкий приветственный поцелуй, переросший в нечто гораздо большее. — Ты решил, что белый больше подойдет интерьеру кухни? — тепло шепнул Чуя в губы немного закружившемуся Дазаю и помог встать прямо. Тот почти мгновенно расправился с головокружением и картинно надул губы. — Вообще-то я очень старался. С днем святого Валентина, Чуя, — Дазай не удержался от лукавой улыбки. Жаль, конечно, что он всего ничего не успел до возвращения Чуи, но раз уж тот вернулся до того, как он убрался и сделал сюрприз — сюрпризом, то ничего страшного. Быстрее попробуют результат — Осаму надеялся, что в целом торт будет таким, каким он и должен быть, а немного необычный вид пусть будет изюминкой. Накахара тихонько хмыкнул, вместо ответных поздравлений вновь вставая на цыпочки и целуя сладкие губы, после чего перешел к «дегустации» и слизал сливки с чужой щеки, а крем — с крепкой, пряно пахнущей шеи, на которой так и хотелось оставить след от поцелуя. Осаму перехватил его немножко раньше, начав новую цепочку сладких поцелуев и прижав бедрами к кухонным тумбам, на которые Чуя быстренько взгромоздился задом, обхватывая шею руками, а бедра — ногами. Торт, причина стольких мучений дня, был забыт на некоторое время — гораздо интереснее оказалось устроить ниотамори прямо дома — Чуя так сладко вздыхал, пока Осаму мазал его обнаженные плечи, грудь и живот остатками крема, а потом собирал тот кусочками клубники, скармливая покорно размыкающему губы Чуе и не забывая порадовать себя. Все, что не пошло с клубникой, Дазай просто незатейливо и крайне эротично слизал. После этого уборка прошла у них в атмосфере томной чувственности. Чуя бросал на Осаму долгие взгляды, мучительно о чем-то думая. А уже лежа в постели, Осаму тихонечко млел, принимая шоколад — целую гору шоколада, на самом деле — из чужих губ, ощущая, как Чуя трется о него горячим телом — и продолжает все это лишь до тех пор, пока Дазай не касается его. Ужасная проверка на умение держать себя в руках, потому что вскоре Осаму краснел и стыдливо жмурился, чувствуя, что касается тела любимого кое-чем, что отнюдь не руки. И он совсем не ожидал, что Чуя неожиданно встанет над ним на колени и плавно опустится всем телом, принимая в себя до самого основания — у Осаму дыхание перехватило от того, как красиво это выглядело, как напрягся четко прослеживаемый пресс, как задрожали мышцы крепких бедер… …и каким красивым был Чуя, принимая его в себя — впервые за все годы их знакомства и впервые — настолько отчаянно решительно. — Я больше не могу, — задыхаясь, прошептал Чуя в ответ на незаданный вопрос и качнулся вперед, а Осаму вцепился в чужие бедра, чувствуя, как у него потемнело в глазах. После этого его ничто не могло уже остановить.***
Чуя спустя несколько часов выдохнул спокойнее и с тихой нежностью погладил чужие влажные волосы. У него был просто ужасно сдержанный парень, играющий по всем правилам хороших отношений — а еще он хотел его так, все эти годы хотел так, что теперь у Чуи саднила задница и сидеть прямо он не сможет все выходные. И Накахара был безобразно счастлив, зная все эти глупые мелочи.***
Торт они съели утром, улыбаясь общей тайне и воспоминаниям о прошедшем праздновании.