До встречи в Тризионе

Лимерик вошла в спальню и аккуратно закрыла за собой дверь. Бесшумно прокралась к кровати и чуть не засмеялась от захвативших её нежности и восторга. Камен спал, зарывшись лицом в подушку, оставив на виду только чёрную макушку. Лимерик протянула руку и, не удержавшись, негромко хихикнула, бережно пропустив пряди сквозь пальцы. Зря. Не успела она и пискнуть, как её сгребли в охапку, крепко прижимая к сильному горячему телу. А сверху ещё и одеялом накрыли. Оказавшись в полной темноте, Лимерик сначала пару раз дёрнулась, а потом прижалась к своему супругу, утыкаясь носом в рубашку на его груди и вдыхая любимый запах кедровой смолы и душистого табака. — Глупая, ты чего лезешь ко мне так рано? — хриплым со сна голосом откликнулся Камен. — А если бы я сразу не понял, что это ты? — Мне стоит начать ревновать, м-м-м? Кого ты ещё ожидал встретить в нашей спальне? — Лимерик нисколько не раскаивалась в своих действиях. Ей даже было немного жалко, что она только погладила волосы, а не поцеловала, например. Камен бережно прижался губами к макушке Лимерик и приглушённо пробурчал: — После сегодняшнего мне стоило бы приставить к тебе охрану. — Но ты этого не сделаешь, — лукаво улыбнулась Лимерик, скользнув губами по шее Камена, от ключицы к уху. Она легонько прикусила мочку и прислушалась к участившемуся дыханию. Как ни жесток был Камен, как ни опасен, но ласки — даже незначительное прикосновение к руке — выбивали его из колеи. — Ты не злишься? — Лимерик... Ты меня убиваешь, — как-то обречённо прошептал Камен. — Чего ты сейчас хочешь, маленькая чертовка? — Я не настолько чертовка, чтобы сказать, чего я хочу на самом деле, — усмехнулась Лимерик в ответ, проведя ногтями по его животу. Камен глухо прорычал что-то. — Но для начала, я хочу отправить мальчишку обратно в Пурпурные скалы. Камен замер, задержав дыхание. Отстранился, стянув с них одеяло, и поймал руки Лимерик, сжав запястья. Шумно выдохнул. Маску равнодушия Камен умел держать как никто, однако, сейчас он смотрел на Лимерик так, будто она вдруг принялась проповедовать ему во славу Руфеона. — Душа моя, а тебя никакие необычные ощущения не беспокоят? — с тактичностью матёрого гронна посреди фамильного склепа поинтересовался Камен. — Другие странные фантазии, сны, видения? Не припоминаешь в ближайшем прошлом непонятных рун, убиенных жрецов, которые могли наградить тебя проклятием? Ты у Иллиакана в лаборатории ни в какие таинственные круги не вступала? — Руки отпусти, — тихо потребовала Лимерик. Камен послушно разжал пальцы. — Я не позволю тебе использовать его в качестве предлога для войны. — Война уже началась. Твоя сестра начала её. Она подослала к тебе убийцу, а ты предлагаешь мне сидеть и ничего не делать? — мрачно спросил Камен. — Я предлагаю тебе проявить благоразумие, — резко отозвалась Лимерик. — Лимерик... — От проклятия не осталось и следа, а мальчишка, когда проснётся, подтвердит, что это целиком и полностью его идея — ты не сможешь доказать причастность Аврельсуд, только навлечёшь на себя гнев Казероса! — Лимерик... — А я не для того рисковала своей жизнью, когда предлагала использовать Ковчег для создания солнца, чтобы вы с Иллиаканом пустили многолетний план вирму под хвост! — Лимерик ухватилась за спинку кровати, собираясь подняться и уйти, но Камен оказался быстрее. Наплевав на осторожность, он заключил взбешённую супругу в объятия. Лимерик попыталась вывернуться, но не тут-то было — когда нужно, Камен обладал поистине железной хваткой. Некоторое время она шипела и царапалась, а потом Камен исхитрился и поцеловал её. Об убийцах, сёстрах и Казеросе на некоторое время было основательно забыто.

✽✽✽

Несмотря на эликсиры и мазь владыки Иллиакана и, наконец, старый добрый маковый отвар, ночь прошла отвратительно. Лихорадка трепала пленника как вирм пойманного чёрта, и — видит владыка Камен и госпожа Лимерик — меньше всего в жизни Таллия хотела делать то, чем ей пришлось заниматься всю эту омерзительную, кошмарную и выматывающую ночь! А кому ещё? Любой, кто заступил бы вместо Таллии на этот сомнительный пост, придушил бы мальчишку подушкой меньше чем через четверть часа. В бреду он метался и жалобно стонал, не кричал, лишь изредка шептал что-то похожее на «Нет, лучше смерть...». Не поспоришь, но решаться этот вопрос будет, когда он оклемается. Если оклемается. Да, Таллия могла бы переложить свои обязанности на кого-нибудь другого и не тратить силы и нервы. В конце концов, мальчишка пришёл в Алетру убивать, а она не всепрощающая госпожа Лимерик! Но она не смогла, не смогла бросить беспомощного. Никто не должен умирать в одиночестве, даже такая паскудная сволочь. Как бы то ни было, к рассвету пленник затих, позволив, наконец, Таллии облегчённо вздохнуть. Правда, она совсем не была уверена, что это всё-таки обнадёживающий сон, а не более глубокое забытье, из которого измученный фетраниец вполне может не выбраться. И от осознания абсурдной несправедливости происходящего в душе разливался тоскливый холодок. Нелепо и бессмысленно — сдохнуть от побоев. Таллия чуть наклонилась, пристальнее вглядываясь в лицо пленника, чтобы вернее оценить его состояние, и в этот момент притихший фетраниец метнулся навстречу, целя броском к горлу. Предсказуемый и довольно глупый поступок, поскольку, разумеется, слабость его подвела. Таллия без труда перехватила его руки, но вот чего она не ожидала, так это того, что при попытке водворить его обратно на постель, мальчишка с воем забьётся словно зверь в капкане и начнёт... Выцветать. Тёмно-лиловая кожа в одно мгновение стала почти белой, полупрозрачной, с тонкими ниточками вен на запястьях, а жёсткие вороново-алые волосы упали на плечи серебристой волной, лёгкой, как облака, иногда сползавшие на Алетру с Ветреного пика. Только глаза остались прежними: янтарными и совершенно безумными. Таллии пришлось тряхнуть ошалевшего дэрона уже не сдерживаясь, и тот обмяк, закатив глаза, хотя и не вырубился совсем. — Угомонился, полоумный? — стараясь оставаться спокойной, ровно осведомилась Таллия, поспешно отступив от него. — Успокойся! Если у тебя конкретно ко мне какие-то претензии, то мы решим их после. Даже поклясться могу. Правда, для этого тебе придётся суметь хотя бы удержать свои кинжалы. Дэрон тяжело сглотнул, судорожно хватая ртом воздух, но голос его прозвучал уже вполне осознанно. Как и взгляд, которым он нежданно наградил Таллию — осмысленно-острый, настороженный. — Что тебе от меня нужно? — Ты хочешь пить? — негромко прозвучало от двери, и Таллия без промедления прижала руку к груди и склонилась в приветствии. Дэрон прищурился, взгляд стал ещё более колючим. — Хочешь, — утверждающе сообщила госпожа Лимерик и выглянула за дверь, почти сразу забирая у кого-то полный ковшик с водой. Напряжение можно было пощупать. Мало было согласиться принять воду из рук той, кого ты собирался убить. Чтобы напиться, дэрону необходимо было хотя бы сесть, а все и без того скудные силы отняла предшествующая борьба. И это понимали все. Госпожа Лимерик не колебалась: невозмутимо подойдя к кровати, она ухитрилась одним аккуратным движением приподнять дэрона, усаживая полубоком, чтобы тот мог опираться плечом о подушки: — Терпимо? И тут же отошла, поставив ковшик перед ним. Как Таллия ни отворачивалась, боковое зрение самым подлым образом ловило, как постыдно дрожали руки, и ходил ходуном ковшик, к которому дэрон припал спёкшимися разбитыми губами, едва не захлёбываясь. Напившись, он почти уронил ковшик и в изнеможении привалился затылком к спинке кровати. — Лично пытать пришли? — выплюнул он. Таллия едва не бросилась на нахала с кулаками, но госпожа Лимерик всё так же спокойно подошла к столу, на котором лежали кинжалы, которые дэрон принёс с собой, взяла один в руку и только тогда обернулась к пленному: — Позволь полюбопытствовать, как тебя зовут. Дэрон не сумел сдержать изумления, проявившегося на лице: — Зачем вам?.. — Предпочитаю знать своих врагов не только в лицо, — преодолев расстояние, отделявшее её от дэрона, госпожа Лимерик присела на край кровати. — Итак? — Моё имя — Кармиан, — сказал дэрон нетвёрдым хриплым голосом, но со сталью в янтарных глазах. Госпожа Лимерик прищурилась и указала на него рукоятью кинжала: — Ты создаёшь оружие. Это ведь твой кинжал? Глаза Кармиана опять округлились, но госпожа Лимерик успокоила его, приподняв клинок и указав на лезвие: — Здесь твои инициалы. — Да, я — артефактор, — после некоторой паузы признался Кармиан. Госпожа Лимерик перевела взгляд на кинжал и глубоко задумалась. Таллия же смотрела на Кармиана и подозревала, что тот совсем не понимал, почему его снова не начали пытать. Ведь хозяйка Погребальных холмов должна была, по его представлениям, в первую очередь сделать своему несостоявшемуся убийце больно. — Ты из Дженаила? — спросила госпожа Лимерик, и на этот раз Кармиан удержал лицо ровным и выдавил в ответ слабую усмешку. — Из Дженаила. Опять по кинжалу поняли? — с сарказмом поинтересовался он. — Именно так, — отозвалась госпожа Лимерик. Таллия не удержалась от смешка: Кармиан даже ещё не понял, насколько сильно сглупил. Даже среди чтецов мыслей владычицы Белакис госпожа Лимерик была известна своим невероятным умением понимать целые расы или отдельных их представителей по предметам ручной работы, с ними связанными. — Ковка старательная, но местами нетерпеливая, а сама концепция кинжала преисполнена желания показать себя, — продолжила госпожа Лимерик. — Обоюдоострое лезвие говорит о повышенной страсти к действию и малому вниманию к опасностям, а простота гарды буквально кричит об усталости от высшего общества. Иногда ты хотел бы быть обычным силлином, не вовлечённым в интриги Ард Дроу. Кармиан смотрел на своё собственное творение как в первый раз. Наверное, он всегда полагал, что просто изготавливает практичное и удобное в бою оружие, а сейчас госпожа Лимерик каплю за каплей вытаскивала из клинка весь характер его творца. — Мне продолжать? — тихо спросила та, и Кармиан покачал головой. Короткий монолог госпожи Лимерик как будто отнял у него весь боевой дух. Таллия искренне надеялась, что до Кармиана дошло и то, какой он идиот и как бесславно чуть не закончил свою жизнь. — Отправляйся к своей владычице, мальчик, — тихо сказала госпожа Лимерик. — Тебе откроют портал до Пурпурных скал. — Вы меня не убьёте? — подозрительно спросил Кармиан. Госпожа Лимерик печально приподняла уголки губ и протянула ему кинжал рукоятью вперёд. — Я не сражаюсь против собственного народа. Кармиан замер, не до конца веря, что не ослышался, но затем аккуратно взял кинжал. Таллия подобралась — он мог бы всадить кинжал в грудь госпоже Лимерик прямо сейчас — должен был всадить прямо сейчас — но молча уронил руку на кровать. — Верь только своим глазам и ушам, Кармиан, — сказала госпожа Лимерик, поднялась на ноги и, открыв дверь, подозвала к себе одного из рыцарей. — На закате проводите его в зал порталов, — сказала она, — а пока проследите, чтобы его накормили. — Спасибо, — тихо сказал Кармиан и, когда госпожа Лимерик уже развернулась к нему спиной, поманив Таллию за собой, вдруг громко позвал: — Стойте! Госпожа Лимерик обернулась и вопросительно подняла бровь. — Я пришёл вас убить, — сказал Кармиан. — Вас это совершенно не злит? — Я понимаю тебя и твои мотивы, — просто ответила госпожа Лимерик. — Ты молод, ты вряд ли давно на Фетрании, и ты много слышал обо мне в Пурпурных скалах, а в Пурпурных скалах едва ли говорят обо мне что-то хорошее. Решил послужить на благо Фетрании и устранить предательницу и смутьянку. В обход закона, верно? Глаза Кармиана блеснули: — Не вам говорить мне о законе! — Верно, — улыбнулась госпожа Лимерик. — Ведь я попала в опалу за желание уберечь свой народ от очередной бессмысленной войны, пусть ради этого и пришлось бы пойти на сделку с акрасийцами. — Порой ради других можно и нарушить закон, — упрямо произнёс Кармиан, и госпожа Лимерик кивнула: — Я тоже так думаю. И верю, что ты примешь правильное решение, Кармиан, — и с этими словами она вышла из комнаты. Кармиан смотрел на закрывшуюся дверь и думал о том, что, кажется, совсем не хочет возвращаться в Пурпурные скалы, а хочет остаться в Алетре и понять, что на самом деле представляет собой хозяйка Погребальных холмов, так спокойно отдавшая оружие в руки своего несостоявшегося убийцы. Кармиан смотрел и думал о том, что никогда больше не поверит слухам.