До встречи в Тризионе

Вот так живёшь, не ведая порой О том, что предначертано тебе, О том, что для тебя готова роль В жестокой и пустой чужой игре. В ней не мы выбираем пути, Нас несёт бесконечный поток, И чему суждено с нами произойти, То случится в назначенный срок. (с) «Плач Персефоны» — рок-опера «Орфей»

Рядом с ней кто-то был. Он бережно обнимал её, а она уткнулась ему носом в плечо. Отчётливый запах кедровой смолы, душистого табака и крови заставлял беситься потому, что поделать ничего было нельзя. Он умирал. Медленно. На её руках. Нет. Он умирал, всё ещё обнимая и защищая её. До последнего. Она заплакала, не в силах что-то сделать. Чья-то рука легла на плечо. Запах. Имбирь и лавровый лист. Родной запах, знакомый. Он поможет! Спасёт! — Только Извечный Хаос сможет спасти своё дитя, — мрачно шепнули ей на ухо. — Но ему нужна жертва. Настолько ли ты любишь его? Если да, то шагни в Бездну вместе с ним. Она просто кивнула. Ради него, защищавшего её до последнего, любившего её больше всех на свете, можно пойти до конца. Даже, если это значит её смерть. Ниммель проснулась и резко села на постели. Ей пришлось с силой прижать руки к груди, чтобы успокоить рвавшееся вскачь сердце. Лёгкие болели так, будто тени, что бросились из Бездны, наяву разодрали её, оставив только пыль и пепел. В спальне было тихо и темно, на улице накрапывал дождь, и выбираться из тёплой постели не хотелось совершенно, но Ниммель понимала, что уснуть уже не сможет. — Доброе утро, — Ард Дроу Герден приветственно приподнял чашку с чаем, встречая вернувшуюся с пробежки Ниммель. — А вы ранняя пташка, да? — Я вас разбудила? Герден сделал глоток и улыбнулся: — Нет, меня сложно разбудить. «Улиток» не купили случайно? — У меня... — Ниммель стало неловко, и она тут же рассердилась на себя за это, потому что в сложившейся ситуации не было её вины. — Ох, — Герден отставил чашку. — Прошу прощения. Деньги в шкатулке на полке, около вашей флейты. — Я схожу за «улитками». Я потом верну... — Конечно-конечно, — Герден махнул рукой. — Не забудьте вычесть за те, что съем я. С шоколадом. Чай не берите, я вам сам заварю. — Хорошо, — Ниммель взяла из шкатулки несколько золотых монет и снова вышла на улицу. Несмотря на кошмары и мелко накрапывавший дождь, утро было чудесным — она отлично выспалась на твёрдом, но удобном матрасе под невесомым и тёплым одеялом. От белья пахло какими-то травами, оно было чистым, мягким и... чёрным. Ниммель ни у кого в Рохэнделе не видела полностью чёрного постельного белья, но это не помешало ей моментально уснуть. А ещё у Ард Дроу Гердена было тепло. Он, видимо, плевать хотел на расходы, потому что у него даже в летнем домике были установлены стационарные нагревательные рунические камни. И стоило температуре в комнатах опуститься, как он их включал. «Я теплолюбивый, — сообщил он в ответ на вопросительный взгляд Ниммель, — всё, что ниже двадцати одного градуса — не для меня. Могу переносить, но не хочу». Сама Ниммель привыкла к сквозняку, тянущему по полу, к тому, что рунические камни — это для зимы и то, если повезёт. Осенью она не пользовалась ими никогда. Ей и в голову такая мысль не приходила. «Улитки» продавались в булочной на другом конце посёлка. Темноволосая смешливая силлин оглядела Ниммель с ног до головы, улыбнулась и добавила от себя небольшую булочку с кремом, завёрнутую в отдельный пакет, на котором цветными чернилами были нарисованы какие-то маленькие забавные рожицы. — О, — дёрнул бровью Герден, — Лания. — Девушка из кондитерской? — Ниммель откусила сразу половину «улитки» и сделала глоток ароматного липового чая. — Брюнетка, вся в кудряшках. У неё семья — пекари, а она мечтает стать художницей. Так, — Герден заглянул в холодильный шкаф, — ветчина, яйца, бекон. Омлет на беконе? Или... — он открыл соседний шкаф, — вафли? — И то, и то, — Ниммель проголодалась, и раз уж она всё равно твёрдо решила вернуть Ард Дроу Гердену деньги, то голодать не видела смысла. Герден коротко рассмеялся: — Люблю гостей с хорошим аппетитом. Тогда омлет на вас, а я займусь вафлями. Ниммель так вкусно не завтракала с тех пор... С начала эпидемии. Дроу Рассветной башни жили на широкую ногу, и Ниммель, как и всех учеников, иногда вовлекало в водоворот роскоши, которые те вечно устраивали вокруг своих сиятельных и гениальных персон. — Сто лет не ел вафель, — хмыкнул Герден, пока Ниммель собирала посуду и складывала её в раковину. — Для себя одного готовить лень. — Но получилось очень вкусно. Спасибо. — На здоровье. Я сейчас на заседание Совета. Ключи у вас есть, деньги в шкатулке, если встретите любовь всей своей жизни, повесьте на ручку двери шейный платок. У вас есть платок, Ниммель? — Что? Какой платок? — Всё время забываю, что ученицей вы были меньше года, — покачал головой Герден. — Когда в комнате живёт несколько учеников и кто-то из них приводит друга или подругу, на ручку двери вешается шейный платок, мол, погуляйте, занято. Ниммель залилась румянцем до кончиков ушей: — Я бы не... — Я пошутил, — вздохнул Герден. — Конечно, вы «не». Я просто пошутил, хорошо? — Хорошо, — кивнула Ниммель. Ей стоило бы уже привыкнуть к тому, что Ард Дроу Герден совсем не был похож на советника Абеля или профессора Эзолина — в нём не было ни сухости, ни чопорности, ни равнодушия, свойственных его ровесникам. Зато в нём остро чувствовалась странная, даже нескрываемая тоска по человеческой речи. Он следил за каждым движением Ниммель, всегда внимательно и с неиссякаемым интересом слушал её, глядя в лицо; поэтому Ниммель говорила не в пример больше и старалась не замирать при беседах неподвижно. — Когда вы вернётесь? — Ближе к закату. Как вы относитесь к кухне аэн’лох? — Если это суп из рыбьих голов... — Нет, — Герден демонстративно закатил глаза и рассмеялся. Он делал это очень заразительно, поэтому Ниммель тоже улыбнулась. — Нет. Это рис, шафран, овощи и морепродукты. Готовится на сковороде. Я вас научу. — Спасибо, — искренне улыбнулась Ниммель. Герден вышел из комнаты, а через минуту снова появился на пороге с витым посохом из тёмного дерева в руках: — Или вы хотите со мной? — Нет, — после коротких раздумий ответила Ниммель. — Но спасибо. — Было бы за что. До вечера. Он ушёл, а Ниммель вздохнула и поднялась из-за стола, сладко потянувшись. У неё были незаконченные статьи по аэромантии и музыкальной магии для Лоаранского ученического научного журнала. Это было странно — Ниммель уже и забыла как это, когда перо буквально жгло руки, требуя приложить его к бумаге и писать. Очнулась она только на оформлении вывода ко второй статье. Солнце клонилось к горизонту, и Ниммель отчего-то ощутила себя лентяйкой и домоседкой, потому что хотя и любила оставаться в четырёх стенах у полного холодильного шкафа, но редко себе это позволяла. Ну, или обстоятельства складывались не в её пользу. А у Ард Дроу Гердена ей нравилось. Тепло, спокойно, уютно. Письменный стол удобный и свет падал как нужно. Это было странно, но на улицу не хотелось совершенно, и Ниммель, выпив чаю с оставшейся с завтрака булочкой, снова взялась за перо, чтобы очнуться уже от звука открываемой двери. Зашуршал бумажный пакет, и Ниммель показалось, что это самый домашний звук, который ей доводилось слышать. Когда-то, так же шурша нехитрыми покупками, домой возвращались родители. — Ниммель, вы дома? — крикнул из прихожей Герден, и Ниммель вышла к нему как была — простоволосая и с грязными от чернил пальцами. — Отнесите на кухню, будьте любезны, меня заездили до состояния варёного овоща. Ниммель молча забрала у него пакет и принялась раскладывать его содержимое, периодически спрашивая у Гердена, что куда. Они перекрикивались через гостиную, а потом убавили громкость, потому что Герден пришёл на кухню. В светлой домашней мантии и с влажными растрёпанными волосами. Без идеальной укладки Ард Дроу Герден показался Ниммель смешным и домашним, но она быстро оборвала эту мысль. — Чаю? — спросила Ниммель, и Герден, окинув её странным взглядом, покачал головой. — Знаете, я ведь могу и сама приготовить. Герден улыбнулся и потеснил Ниммель у плиты. И она смотрела, внимательно слушая, как он режет овощи, крутит мельничку со специями, замачивает рис, продолжая рассказывать историю возникновения этого блюда, как двигаются губы, а в уголках глаз собираются морщинки. Через сорок минут они ели безумно вкусный рис с овощами и морепродуктами, и Ниммель чувствовала, что жизнь налаживается.