Тёмная радуга

— Мы едем в Корею за лучшей жизнью, — постоянно повторял малышке Фан По Сан её папа, пакуя нехитрые пожитки семьи в холщёвые мешки. Он на последние деньги купил большую и прочную лодку, на которой и собирался перевезти всю свою семью — жену и четверых детей, из беднейшей провинции Вьетнама в манящий своими возможностями Сеул. Четырёхлетняя Сан не совсем понимала, что именно он задумал и как это повлияет на неё, но выражение «лучшая жизнь» прочно засело у неё в голове. Лучшая жизнь - значит счастье. Сеул — значит лучшая жизнь. Сеул — значит счастье. Семья Фан По Сан действительно смогла перебраться в Корею, только это нисколько не улучшило их материальное положение. Папа с мамой и старшим братом работали с утра до ночи, но всё равно еле-еле сводили концы с концами. Они по-настоящему бедствовали, часто неделями ели один варёный рис. Но, как ни странно, Сеул продолжал оставаться неким сказочным замком для Сан. Только её семья никак не могла подобрать ключи к его воротам. Иногда они прогуливались по окрестным кварталам, и проходили возле странных зданий, окна которых были подсвечены ярким розово-красным светом. Мама всегда говорила Сан: «Не смотри» и закрывала ей глаза своей ладонью. Конечно, такая «тайна» ещё больше подогревала интерес девочки, и она мечтала узнать, что же это за волшебное алое свечение. Может, тот самый сказочный замок и «лучшая жизнь»? И мама не разрешает ей смотреть, чтобы не разочаровываться, ведь пока у них нет возможности там оказаться? Сан даже иногда снилось, что она заходит в дверь, из-за которой бьёт яркий красный свет, и оказывается в коридоре, ведущем к райскому саду и роскошному поместью. Слышится сладкий, певучий голос: «Это лучшая жизнь, Санни! Теперь ты можешь её прожить!», и… на этом моменте Фан По Сан обычно просыпалась в своей узенькой кровати с продавленным матрасом. Только в одиннадцать лет Сан узнала, что за ярким свечением скрывается вовсе не то, что она себе представляла. Однажды она сильно поругалась с младшей сестрой — та поставила на её тетрадь с домашней работу кружку чая, и на исписанных аккуратным почерком станицах остались большие мокрые коричневые круги. Сан, разозлившись, выбежала из дома и, бубня обзывательства, пошла гулять. Она шла, не раздумывая, туда, куда вели ноги, смотря только на асфальт, и очнулась лишь когда внезапно оказалась возле одного из горящих алым светом зданий. Мамы рядом не было — никто не мог помешать Сан приоткрыть много лет волнующую её тайну, поэтому Фан По Сан, озираясь, подошла к загадочному дому и внимательно посмотрела в его окна. В каждом из них, словно в ячейке, стояла красивая девушка. Сан мгновенно покраснела — все незнакомки были больше раздеты, чем одеты, на многих не было ничего, кроме белья. Тут же она услышала негромкий смешок и вздрогнула от неожиданности. — Да чего ты боишься, малышка? — послышался за спиной низковатый женский голос. У Фан По Сан всё внутри похолодело — она медленно повернулась к источнику звука, готовая, если что, закричать и убежать, но говорившая оказалась красивой полуголой девушкой, ровно такой же, как маячившие в окнах. Она курила самокрутку, считала помятые воны и одновременно с этим дула на отцветшие одуванчики, кустики которых росли прямо из-под фундамента дома. Семена разлетались во все стороны, взмывали к красным окнам, прилипали к стёклам, и из-за алого свечения смотрелись особенно сюрреалистично. Видимо, не одной Сан зрелище казалось завораживающим — незнакомка тоже глядела на семена-парашюты со странноватой, блаженной улыбкой. — Что это за место? Почему вы так одеты? — оторвавшись, наконец, от одуванчиков, спросила Фан По Сан. — Сколько тебе лет, детка? — сунула пачку денег себе в лифчик девушка. — Одиннадцать… — не понимая, зачем она это спрашивает, прошептала Сан. — Ну… Приходи через семь лет, и всё узнаешь сама, — плюнула на асфальт та и, развернувшись на высоченных каблуках, вернулась в здание, из-за двери которого бил такой же яркий свет, как во снах Сан. Девочка, запутавшись ещё больше, побрела домой. Она никому не рассказала о странной встрече, предпочла сама теряться в догадках. Ей понадобилось три года, чтобы, наконец, понять, что эти «алые замки» — не что иное, как публичные дома. Да, проституция официально запрещена в Корее, но имея связи с властями бордели очень легко выдавать за массажные салоны. Сан же мир секса за деньги не казался чем-то ужасным, наоборот, он манил её своей порочностью и закрытостью. Когда родители перестали строго наказывать ей возвращаться домой в девять, Фан По Сан пробиралась в тот квартал и смотрела, как в окнах крутились красотки в неглиже, а в здания заходили мужчины в дорогих костюмах. С каждым посетителем обязательно гасло одно из окон — клиент выбирал себе «куколку», платил и делал с ней, что хотел. Сан наблюдала за поведением девушек, таких раскрепощенных и обольстительных, оценивала их дорогое белье, красивые украшения и мечтала, что через несколько лет станет одной из них. Внешний лоск и алый свет, так контрастирующие с её серой и бедной повседневностью, были для неё той самой «лучшей жизнью». Четырнадцатилетняя девчонка не понимала, что мир проституции — это не добрые и ласковые мужчины, пахнущие исключительно элитным парфюмом, шёлковые простыни и кружевное бельё, а унижения, грубость и наркотики, продажа своего тела и души. Сан слепо грезила о восемнадцатилетии, хотела так же встать в окно и зазывно улыбаться, даже репетировала позы перед зеркалом, пока родители не видели. «Я стану зарабатывать кучу денег, смогу купить себе всё, что только захочу, помогать семье, перебраться, наконец, в новую, красивую квартиру. Все будут мною гордиться». Поэтому, как только ей исполнилось восемнадцать, Фан По Сан отправилась в квартал «красных фонарей», вошла в первый попавшийся дом и обратилась к юноше, скучающему за стойкой, похожей на гостиничный ресепшн: — Я хочу работать у вас. Тот присвистнул и рассмеялся: — Ну, хорошо. Только ты вообще понимаешь, что это за работа? Сан зарделась: — Ублажение богатых мужчин. — Смысл, конечно, такой, но ты в курсе, что эта профессия — не та сказка, что показана в американском фильме «Красотка»? — Вы меня отговариваете? Но почему? — нахмурилась Сан. — Знаешь, сколько через меня прошло девиц? Сотни, — пролистал он страницы толстой тетради, — многие навоображают себе невесть чего, а потом рыдают, что их отделали до разрывов или того хуже… Беги отсюда, девочка, такой тебе от меня дружеский совет. — Но я хочу лучшей жизни для себя и своей семьи! — подбородок Фан По Сан задрожал, слова юноши напугали её, — хочу красивых украшений и новую квартиру! Я же всегда смогу уйти, верно? Пожалуйста, дайте мне попробовать! И она, закрыв лицо руками, заплакала. — Ещё никто и пальцем не тронул, а уже рыдаешь, — вновь усмехнулся собеседник, — ладно, пробуй. Как раз на днях у нас освободится кабинка, одна дурёха залетела и уходит. Знаешь, какие тут правила? Фан По Сан отрицательно покачала головой, и администратор, вздохнув, рассказал ей об арендной плате, медосмотрах, правилах безопасности и гигиены. Сан ничего из этого не напугало: немного накоплений у неё было, поэтому она могла и оплатить кабинку на месяц, и взять справку у венеролога, и купить себе красивое бельё. Домой она вернулась окрылённой — сказала родителям, что устроилась ночным администратором в гостиничном комплексе на другом конце города, и что работа настолько ответственная, что им нельзя будет её навещать, даже близко подходить к отелю. Те поверили, ведь даже представить себе не могли, что их дочка собралась торговать собой. Фан По Сан не была особо темпераментной любовницей — секс у неё случался всего несколько раз, на школьных вечеринках, обычно она даже не успевала получить удовольствия. Работа же открыла ей новые горизонты собственной чувственности, возможностей собственного тела. Ей везло — попадались негрубые и хорошо пахнущие клиенты, прямо как она и хотела. Сан не только училась премудростям любви самостоятельно, но и подглядывала за своими «коллегами». Одной из особенностей, что бросались ей в глаза, были татуировки: почти у всех проституток этого борделя на плечах, шеях и запястьях красовались розочки, одуванчики, птички, бабочки и прочие «девчачьи» узоры. Сан тоже захотела сделать себе что-то подобное. Недолго подумав, она остановилась на алом крыле на левой лопатке. Нашла неплохого тату-мастера, заплатила ему весь свой «гонорар» за смену и получила аккуратный рисунок. Сан не предполагала, что у неё начнётся реакция на красные чернила, ведь она просто не знала о том, что они — самые аллергенные. Спина нещадно чесалась и температурила, Сан уже начала бояться, что у неё развилась инфекция, но через несколько недель татуировка зажила, просто теперь она чуть выпирала над кожей — образовались келоидные рубцы. Однако и это не расстроило Фан По Сан, ведь теперь крыло выглядело так, будто готово было вырваться из-под кожи и унести Сан далеко-далеко, в те самые райские сады и богатые поместья. Это её вдохновляло. Со временем у Сан появилось несколько постоянных клиентов, и она начала размышлять о том, как бы влюбить в себя кого-нибудь из них, выйти замуж и, наконец, обрести долгожданное счастье. Одним из «потенциальных женихов» был мелкий итальянский бизнесмен, который захаживал к Сан всякий раз, когда дела приводили его в Сеул. Его звали Лука, и он был чертовски хорош собой — молодой, лет тридцати, высокий, с густыми темными волосами и крупными глазами, похожими на красивые спелые черешни. К тому же, он никогда не был груб с Сан, не практиковал никаких извращений, всегда заказывал одну лишь «классику», а потом обязательно угощал девушку настоящим итальянским красным вином, непривычным для Востока напитком. А еще они с Сан беседовали — оба немного знали английский язык. В такие минуты захмелевший Лука лежал на белоснежной груди Фан По Сан и сетовал на свою занятость, стресс, недостаток человеческого общения и огромную ответственность перед властным отцом, ведь именно он дал Луке деньги для бизнеса. Сан лишь гладила его по голове и кивала, попивая вкусное вино — она понимала где-то треть из сказанного Лукой, но знала, что ему нужен не активный собеседник, а просто тот, кто будет с ним ласков и выслушает, не перебивая. — Я часто жалею о том, что полез в бизнесмены, ведь я кручусь в этой сфере почти пять лет, но так и не добился особых успехов, прибыли почти нет, еле «отбиваю» затраты. Иногда я думаю — что, если бы я, например, устроился работать в местную школу, нашёл бы себе хорошую девушку, женился на ней, завёл детей? Моя жизнь изменилась бы. Стала бы проще, но лучше. Сан отчётливо различила несколько знакомых слов: «жена», «дети», «жизнь» и «лучше». Поэтому она, одним большим глотком осушив бокал, выдохнула и сказала: — Давай я стану твоей женой! И у нас обоих будет лучшая жизнь. Тот вздрогнул и приподнялся на локтях: — Сан, ты — замечательная девушка, но… у нас совсем другие отношения. Ты смотрела фильм «Красотка?» Фан По Сан кивнула. — То, что показано там — выдумка, сказка. В реальности мало какой мужчина решится связать свою судьбу с женщиной… — он замялся, — с женщиной такого типа. Понимаешь, о чём я? Сан его поняла. Настолько ясно и чётко, что у неё на глазах навернулись слёзы. Лука с сочувствием посмотрел на неё: — Мне жаль, я не хотел тебя обидеть. Но ещё меньше я хотел, чтобы ты питала иллюзии насчёт меня. Печально, но факт: я — твой клиент, а ты меня обсуживаешь, делаешь всё, что я пожелаю. То, что я беседую с тобой — тоже моя прихоть. Кто-то хочет тебя связать или отшлёпать, а я просто хочу с тобой поговорить. Поэтому, Сан… Я всё понимаю, все мы хотим улучшить своё положение, но, прости, я не герой твоего романа. И он впервые за все их встречи поспешно оделся и ушёл, оставив Фан По Сан наедине с недопитой бутылкой вина. Она налила себе ещё один бокал и подошла к зашторенному окну. Таймер на стене показывал чуть больше семи минут — именно столько оставалось до конца «сеанса» Луки, и Сан могла провести это время наедине с собой, не боясь, что администратор постучится к ней и заставит открыть шторы и зазывать новых клиентов. Гладя кончиками пальцев бархатные гардины, Сан почувствовала, как по щеке бежит слеза. Она так легко поверила в сказку, которую придумала сама себе! Лука, итальянский принц-спаситель, увезет её с грязных улиц Сеула и подарит вечный праздник на другом конце света… Ничего этого не могло случиться, никак не могло. По крайней мере, не в этой жизни. У Сан кольнуло сердце — а что, если все её мечты так же обратятся в прах? Что, если… никакого счастья вообще не существует? Что, если она проведёт всю свою молодость, крутясь в ослепительно алом свете, потеряет свежесть и красоту, станет никому не нужна и не интересна, но так и не сможет построить для себя лучшую жизнь? Фан По Сан стало до дрожи жутко. На таймере оставалось меньше минуты, она вот-вот должна была открыть шторы и вновь начать выгибаться в пыльном окне. Но… так же Сан могла спуститься к администратору и объявить, что уходит. Пара слов — и она перестанет быть продажной девкой. Но тогда у неё не останется никакого заработка и возможности встретить выгодного жениха. Сан уставилась на таймер, который светился, как и всё в комнате, ярко-красным светом. Три. Два. Один. Нуль. Сан резким движением открыла шторы. «Пара слов какого-то итальянца не смогут меня напугать. Это он — трус, не я», — допила она вино прямо из горла и грохнула бутылку в мусорную корзину. Тут же под окном она заметила светловолосого полного мужчину средних лет и кокетливо помахала ему ручкой. «Наверное, американец». Тот помахал ей в ответ, и Фан По Сан расплылась в довольной, совсем не наигранной улыбке. Ещё один иностранец. Ещё одна надежда. Ещё одна возможность устроить себе лучшую жизнь…