Worm и league of legends (Worm и беды с головой Тейлор Хеберт)

      Дрожащие пальцы были не способны зажечь даже сигарету, и выпавшая палочка здоровья закатилась куда-то под кровать. За пределами его возможностей – шевелить ногой было невозможно.       Из груди вырвался хрипящий смех – не веселый и не грустный, а какой-то надломленный, ироничный что ли?       Воспоминания – это все, что ему осталось.       Их разборки – кто будет участвовать в чемпионате? Кто будет в команде, получающей спонсорскую поддержку? Кто, в конце концов, возможно, пробьется в международную лигу? Теперь все это казалось глупым.       Игры имели мало общего и вместе с тем пугающе много общего с реальной жизнью – кто не рискует, тот не выигрывает, нельзя побеждать каждый раз, побеждает не всегда тот, кто больше всех старался, не тот, у кого были все шансы на победу и лучшие ресурсы – порой все решает глупая случайность.       Они рискнули и проиграли.       Подошедшая Пророк, нагнувшись под его ложе, вытащила так желанную сигарету. Ее маленькие пальчики справились с зажигалкой гораздо лучше, чем его руки взрослого парня – дрожь не отпускала его.       Под осуждающим взором он сладко затянулся – легкие наполнило приятным теплом, но слаще всего был последующий медленный выдох дыма через неплотно сжатое кольцо губ, и с закрытыми глазами.       Он понимал и принимал ее осуждение любых наркотиков – сигареты, алкоголь, ЛСД – любые вещества, изменяющие сознание и восприятие человека, вызвали у нее дикую агрессию, ужас и истерику. Возможно, будь он похищен садистом и накачан наркотой для пользования собой как куклой, и у него была такая же реакция.       Но шутка жизни была в том, что у каждого был свой ад. Каждый сам ковал свое чистилище – а они и вовсе уже варились в кипящих котлах под собственным же надзором.       Воспоминания – все, что у него сейчас было, все, что они могли бы оставить после себя. Или все же не смогут оставить воспоминания. Некому будет оставлять воспоминания.       Неудачные мысли – напоминания, что они слились, как дети в первой катке в своей жизни, вот только ставка была не победа в игре, а жизни. Как их, так и мира. Их родного мира.       — Френсис, много курить вредно, лучше прими обезболивающее, — Дина, бывшая заключенная Выверта, поднесла к его рту граненый стакан с пузырьками, поднимающимися на поверхность воды от шипящей на дне скрытой под белым туманом таблетки.       — Спасибо, Пророк. Чтобы я без тебя делал? — Он постарался придать голосу как можно больше отстраненности и холода – не потому что имел что-то против двенадцатилетней девочки, которую похитили и накачивали наркотиками ради предсказательных способностей. Вовсе нет, как и со своими ребятами, ему приходилось придерживаться этого стиля – он сплочал их. Через злобу и ненависть к себе.       Такая тактика приносила слишком большие результаты, чтобы он мог отказаться от нее, результаты, как в видеоиграх, так и в жизни. Лишь с Ноэль он мог позволить себе быть самим собой – восемнадцатилетним наивным юношей, отчаянно добивавшемся взаимности от полюбившейся девушки.       Ноэль Майндхарт – меньшая и большая жертва, и в то же время заключенный. Он чувствовал вибрации, проходящие через стены, пол и его кровать – она бесилась, ей было одиноко и страшно, как и всем им. Это он сказал ей, что ставки выросли от пути домой – до спасения дома.       — Хех, — он усмехнулся, но тут же закашлялся – забыл про сигарету во рту, впрочем, уже подходившую к концу. Это было так неправильно, какая-то насмешка и ирония жизни – группу подростков готовившихся к чемпионату по видеоиграм вытаскивает из Мэдиссона в Мэдиссон Симург.       Вот только их дом – это Земля Алеф, где нет ни суперспособностей, ни губителей, ни Сына. А сейчас они застряли на Земле Бет.       Вот уже два долгих чертовых года.       И вот – когда появилась надежда, что есть шанс помочь Ноэль, есть шанс попасть обратно домой, в свой мир – эту надежду уничтожают, а им говорят, что нужно спасти мир.       Ей Богу, как в комиксах – обычных людей похищает суперзлодей, а Симург из параллельной версии Земли более чем тянет на суперзлодея. Позже, эти люди приобретают суперспособности – они прошли и через это.       И теперь должны спасти мир. Занавес. Finita la comedia.       Удача, злой рок или хитрый занавес сильнейшего предсказателя в мире – Симург – они никогда не узнают, как так получилось, что они спрятались от Симург, уничтожающей Мэдиссон, именно в ТОЙ комнате. В комнате, где на столе стоял стальной кейс, пристегнутый наручниками к массивной руке человека. Вот только человека не было – лишь конечность, оторванная с мясом под самый корень, и пять флаконов внутри переносного сейфа.       Пять узких высоких флаконов из дымчатого стекла, на крышке каждого была выгравирована наклоненная римская буква «Омега». Котел.       Даже в их мире ходили истории, что на Земле Бет можно КУПИТЬ силы. Кто их продает? Неизвестно. За какую цену и как связаться? Неизвестно.       Но одно знали точно, все достаточно разбирающиеся в теме люди – между продажей сил, призрачной и до сих пор не подтвержденной, даже за десятилетия, и Делами 53 - была какая-то связь.       Именно это и было подтверждено ими – на каждой пробирке, дающей силы, был символ котла – буква Омега, такая же, как та, которая была отпечатана у каждого дела 53. Люди, просыпающиеся в пустынных и безлюдных местах без воспоминаний, с суперсилами и измененной физиологией. Он знал самого популярного в США – Сталевар – все его тело стало металлическим.       Мысли прервала очередная вибрация, прошедшая через все бывшее убежище Выверта до его койки.       — Пророк, пожалуйста, отведи ей еще парочку… — он не стал заканчивать предложение. Это было дико – но маленькая девочка, скрытая под серебристой броней, сделанной по образу Висты – оказывается, та была ее кумиром. Так вот, эта маленькая девочка, журящая его за курение, без всяких возражений пошла запускать новую партию.       Наркоманы, убийцы или насильники – с каждым днем доставать их было все сложнее и сложнее, проклятый туман собирал свою жатву, и им совсем не доставалось.       Не доставалось корма для Ноэль.       Он услышал небольшой писк – он знал этот звук определенной кнопки для открытия специальной двери наизусть – очередные несчастные найдут свое успокоение в подземном бункере за самой тяжелой и массивной дверью. Дина знала – это необходимость, если не делать этого – результат не понравится никому.       Сколькими они уже пожертвовали, а сколькими придется? Кем были и кем стали?       Фрэнсис Краус – некогда шестнадцатилетний профессиональный игрок в видеоигры, присоединившийся, а точнее нагло заменивший одного из членов сыгранной команды. У него была светло-коричневая кожа, длинные темные волосы и крючковатый нос. Интенсивный пронзительный взгляд – он не пришел с рождения, лишь ежедневные тренировки перед зеркалом, но это было не зря – у него было много фанатов, более чем в два раза, чем у любого другого члена команды. Трикстер – подходящее ему имя – ведь он обманывал всех – команду, чужих людей, себя. Даже его сила была обманом, хитростью – обмен двух вещей местами, если их вес примерно равен. Лишь с Ноэль он мог позволить быть себе настоящим.       Джесси – его ровесница, девушка с копной рыжих волос. Она была упорная, видела его насквозь, не боялась спорить. Из них могла бы получиться хорошая пара.       Если бы он был достаточно смел чтобы встречаться с инвалидом. Он хотел бы сказать – мне наплевать, коляска не оттолкнет меня, я буду любить тебя такой, какая ты есть. Вот только это была бы ложь. Он бы не смог. Сломал бы жизнь и себе и ей.       Она не могла ходить с четырех лет, и силы в бутылке – это была надежда на излечение. На возможность бегать, прыгать. Выйти когда-нибудь из загса с женихом на своих двоих.       Этого не произошло – пока она спит, у нее может быть любое тело, хоть дракон, хоть волк, но лишь пока ее тело спит, она способна бегать и прыгать, даже летать, управляя неким конструктом, исчезавшим, словно мыльный пузырь при пробуждении основного тела.       Коди был тем, кого он заменил, парень тренировался усерднее, чем все, кого он когда-либо видел. Больше других минимум в дважды, а его самого и раз в десять. Вот только толку… Он уже достиг своего максимума – сколько не бейся в планку, выше потенциала не прыгнешь. Он нашел его, увидел, и заменил собой.       Коди не простил ему этого, даже оказавшись на другой планете, среди происходящего ужаса, он затаил обиду. Его попытка отомстить не принесла ничего, кроме проблем. И хуже всего досталось ему самому – ублюдок попытался убить Ноэль в Бостоне.       Они приехали в Бостон к Балансу – знаменитый злодей до этого работал на СКП, его силы могли бы спасти их – чем сложнее задача, тем более подробный план тот был способен создать, более успешный.       Попроси Баланса составить план для покупки сыра – он будет состоять из трех шагов и с вероятностью в девяносто девять процентов провалится.       Попроси Баланса составить план как им вылечить Ноэль и вернуться домой на Землю Алеф – наверняка шагов будет свыше пары тысяч, если не миллион, но и вероятность – скорее всего под сто процентов.       Ублюдок Коди лишил их этих шансов, из-за его действий были жертвы среди мирного населения на территории Баланса, и тот не потерпел дерзости. Количество его ресурсов и связей говорили одно – они либо договорятся полюбовно, либо убийцы и наемники будут преследовать их до конца жизни.       Даже сила Коди – была пусть и сильная, но без потенциала – он был способен возвращать людей и вещи на пару секунд обратно во времени. Лишь пара секунд – слишком бессмысленно. Не уровень Солнышка.       Они отдали Балансу Коди и все свои деньги. Небольшая цена за собственные жизни и контакт с Вывертом – у него были люди, способные разобраться что с Ноэль, был предсказатель, который бы помог узнать шансы возвращения домой.       Вот только умник Выверта, судя по всему, его же и прикончил, а предсказателем оказалась похищенная маленькая девочка под наркотиками. Она сама предложила войти в их команду – добровольные начала, никаких допросов с пристрастием, не больше тридцати вопросов в день. Как сказала малышка – шанс, что ее похитят в течение дня – три процента, в течение недели – тридцать процентов, в течение месяца – девяносто девять процентов. Вывод Дины был простым и понятным – лучше самой присоединиться к нормальным ребятам, которые не причинят ей боли, чем быть похищенной очередными злодеями.       И вот они сидят в Броктон-Бей – все с проблемами, а он и вовсе со сломанной ногой. Проигравшие.       Солнышко – Марисса, высокая, стройная блондинка, тело отшлифовано годами танцев и балета. Она была настолько хороша собой, что это даже пугало, тонкие и изящные черты лица. Ей досталось меньше всех, лишь небольшой вывих левой лодыжки. Будет в порядке через неделю.       Люк – Баллистик, неопрятный, одет как попало, в несколько слоёв, под синей курткой виднеется зелёная клетчатая рубашка на пуговицах, а под ней — красная футболка. Небритый, с редкой подростковой щетиной. Он почти не изменился за два года, носил примерно ту же одежду, что и до всего этого.       Ему повезло не так, как Мариссе – перелом трех пальцев на левой ноге, включая большой, участвующий в ходьбе, и тем самым не позволяющий Баллистику нормально передвигаться.       Им всем было легче, чем Ноэль. Захватить целительницу Смену не получалось, а после Левиафана Дина сказала им такое, что о захвате больше не шло и речи.       Сплетница, умник Выверта, тоже словно в воду канула – все ниточки, ведущие к помощи для Ноэль оказались обрезанными, и они просто делали вид, что все как прежде, что все в порядке. Что они не пытаются остановить конец света.       У него остались лишь воспоминания.       

***

      Он дошёл до убежища Ноэль и постучался. Массивная дверь – последнее, что успел сделать Выверт перед своей пропажей. Эта преграда не остановила бы Ноэль, но остановила воды Левиафана.       — Уходи.       — Это Краус.       Долгая пауза.       — Что ты хочешь?       — Хочу войти, — ответил он.       — Нет, не хочешь.       — Хочу. Пожалуйста.       Ещё одна долгая пауза. Он воспринял её как согласие.       Когда он вошёл, Ноэль не подняла на него глаз. Его взгляд скользнул по искорёженной кровати, по треснувшим доскам с пружинами и разорванному надвое матрасу. От дубового шкафа остались лишь обломки, как и от прикроватных столиков. В комнате не осталось ни одного целого предмета мебели.       Он повернулся к ней.       — Я...       — Не смотри на меня, — перебила она.       Он остановился, затем сел на пол, прислонившись к останкам шкафа, спиной к Ноэль.       — Пришёл поболтать? — спросила она. — Составить компанию?       — Я хотел это сделать, но чуть попозже. Знаешь, у нас там такой бардак. Из-за Левиафана.       — Никто больше не приходит, чтобы просто побыть со мной. Только ты.       — Да. Но сейчас я тут по другой причине.       — ..       —Дина нашла людей, которые уничтожат не только Землю Бет, но и Землю Алеф.       Повисло долгое молчание.       — Я не могу умереть, Краус. Я пыталась. Хотела со всем этим покончить. Освободить вас, ребята, от обузы. Но не смогла. Ничего не получилось. Может это будет к лучшему? Хотя бы такая смерть?       — Твои родители. Мои. Миллиарды маленьких детей. Думаешь, это стоит того?       — Но если жизнь так жестока, то может им будет так лучше? Посмотри на меня, видишь ли ты сострадание? Видишь ли ты человека? Я все меньше и меньше Ноэль… Все больше и больше становлюсь похожей на них…       — Может быть.       — Становлюсь Губителем.       Он почувствовал озноб, и совсем не из-за весенней прохлады.       — Возможно. Или, может, ты больше похожа на тех монстров, что тогда выбросило посреди города.       — Их можно убить. Ты же говорил, что прикончил одного из них.       — Это не точно. Но ты права, я видел, как умер другой монстр.       — А моя сила... Если я стану сильнее, если ещё больше выйду из-под контроля... Может это я уничтожу все?       — Не выйдешь. Не ты. Дина дает однозначные шансы – вероятность, что ты уничтожишь Землю Бет – всего лишь пятьдесят процентов…       — ПЯТЬДЕСЯТ!? Еще вчера было ДЕСЯТЬ!... Я буду так же опасна, как Симург. Только по-другому. Я буду касаться кого-нибудь, а затем выплёвывать его копии. Более безобразные, более сильные, более... жестокие. И я не могу их контролировать. А если я дотронусь до кого-то из сильнейших героев? Вроде Мирддина?       — Ты так не сделаешь. Послушай, Ноэль. Дина нашла вариант…       Его любимая шевельнулась – он все еще видел лишь ту милую девушку с прямыми каштановыми волосами и милым курносым носиком.       — Ты и раньше так говорил, — заметила она.       — Если мы попытаемся остановить конец света… ты станешь обычным человеком. Ты вылечишься.       — Краус, это... не так-то просто, я не могу поверить, не могу позволить поверить себе… Мы уже так много испробовали за эти годы… так много обещаний…       — Я знаю. Знаю, что нелегко, но клянусь, это правда. Ты вылечишься. Я тебе клянусь. Всем что у меня есть, что еще осталось. Своей любовью к тебе.       Ноэль взгромоздилась на разломанную кровать, пальцами вцепившись в толстовку, под которой не было футболки. Всё ещё та Ноэль, которую он знал. Та Ноэль, что он любил.       Но только выше пояса.       С того места, где у неё должен был быть таз, она изменилась. Масса плоти делала её такой высокой, что ей приходилось пригибаться, чтобы не задеть потолок — а ведь она лежала. Половина поверхности была воспалённой, красной, сморщенной или покрытой волдырями. Другая половина — гладкая поверхность тёмно-зелёного, тёмно-коричневого и бледно-серого цвета. Звериная голова, наполовину бычья, наполовину собачья, торчала спереди, огромная, от раздувающихся ноздрей до основания черепа размером с лошадь. Ещё одна голова была пока в процессе развития, высовываясь слева. По обеим сторонам от голов находились передние ноги, они бугрились мощными мышцами и оканчивались чем-то средним между когтем и копытом, массивной штукой, которая с лёгкостью могла разорвать сталь.       Ещё были пальцы руки, вылезающие из её правой задней части — каждый сустав толще, чем сам Краус — и с ещё одной конечностью, вылезающей из ладони. На левой задней части росло просто множество щупалец, некоторые частично покрыты экзоскелетом, некоторые были такие длинные, что Ноэль приходилось обвивать их вокруг огромной головы и многочисленных конечностей, или заплетать кольцом вокруг себя, пока она лежала, чтобы их извивающаяся масса не заполнила собой всё пространство самой большой спальни этого дома. Тогда Краусу негде было бы сесть. Несмотря на отсутствие скелета, щупальца были способны поддерживать её вес.       Её организм не выделял отходы. Вместо этого он рос или укреплял то, что уже выросло.       Она пыталась уморить себя голодом, умереть от жажды. Это обернулось очень плохо. Она впала в неистовство и убила сорок человек за одну осеннюю ночь. Их плоть сыграла большую роль в постройке огромных пальцев, которые торчали позади неё.       Остальные не знали, насколько тогда всё было плохо. Он сумел оградить их от новостных сообщений, чтобы они не узнали число жертв, он продолжал тащить их из города в город, пока об этой истории не перестали говорить. Они знали, что погибли люди, но не знали, что их было сорок.       Дерьмовая история. Очень дерьмовая, одна из тех, когда Краус посреди ночи убегал из дома, только чтобы найти самое удалённое место, где он смог бы рыдать, кричать от разочарования, ярости, стыда и вины, и не беспокоиться, что остальные это услышат.       Но вместе со всем, что произошло, со страхом, которое вызывало одно её присутствие, он всё равно мог поднять взгляд и посмотреть Ноэль в глаза. Они тоже были наполнены слезами.       — Ты обещаешь? ТЫ КЛЯНЕШЬСЯ?       — Да, — повторил он, прошептав эти слова, не столько для неё, сколько и для себя тоже.       Он не стал ей говорить. Она будет жить, станет обычной – способности останутся с ней, подконтрольные ее воле. Она даже вернется домой.       Но не он.       

***

      Все вокруг толпились, Легенда отдавал приказы о том, кто где будет сражаться – щитовики останавливают прибрежные воды. Силовики идут в рукопашное столкновение. Они готовились к сражению с Левиафаном.       Странно, но силы сказали – здесь было безопаснее, чем на их базе, базе скитальцев, некогда принадлежавшей Выверту.       Вероятность, что Выверт мертв? Девяносто девять целых девять десятых в периоде.       Хорошо.       Так было проще думать, чем даже в мыслях проговаривать, как именно работает ее сила.       Это было бы ужасно.       Если бы десятки триллионов вселенных были картинками, то они были бы собраны в постоянно перемешивающуюся и меняющуюся мозаику. В общем, с виду полная неразбериха. Но в зависимости от случайных изменений, иногда проявлялись закономерности. Быть может, господствующий цвет, или множество сцен, состоящих из размытых от скорости действий и движений.       Но всё было даже сложнее. Во-первых, слышались тихие звуки, а сами сцены не были двумерными. Наоборот, каждая из картинок была полностью реализованным миром, и он был длительным, как серия слайдов или катушка плёнки, тянущаяся далеко вперёд и назад от каждой сцены, на которой она фокусировалась. Всё становилось ещё сложнее, когда каждый набор слайдов ветвился и расходился, чем дальше, тем больше. Единственное, что их останавливало — особые точки обрыва. В первой такой точке не было ничего загадочного. Настоящее, сейчас. Оно неостановимо и непрерывно двигалось вперёд, поглощая реальности, когда они прекращали быть будущим и становились настоящим.       Другие точки были более зловещими. Каждая ветвь где-то заканчивалась, но некоторые заканчивались раньше других.       Дина Элкотт знала, что в тех ветвях она погибла. Сейчас их было много, с каждой секундой всё больше таких ветвей появлялось перед ней. Почти все картинки в мозаике стали чёрными или тёмно-красными. Или там горел свет и всё было покрыто кровью, или света не было — и тогда она ничего не могла увидеть.       Она сконцентрировалась, и мозаика разделилась на две части, одна чуть больше другой. В первой части смертельная точка наступала очень скоро. Во второй у неё была отсрочка. Она оценила размер обеих частей, и число возникло у неё в голове.       С вероятностью 43,03485192746307955659% она умрёт в следующие тридцать минут. Шанс смерти неуклонно рос с каждой проходящей секундой, когда возможные реальности становились невозможными и исчезали из вида, или заменялись другими, фактически перетекая на другую сторону.       Внезапно в глаза бросилась какая-то ерунда. Странная картинка.       Она сидела вместе с кучерявой девочкой подростком, старше ее на несколько лет у себя дома. Они пили чай, играли в куклы и смотрели ее когда-то любимый мультик про милых поней. Прямо сейчас.       НО КАК!?       Она увидела ее – девушка, скрывающаяся под белой накидкой, она стояла рядом с блондинкой, одетой в темно-фиолетовое обтягивающее боди.       Какова вероятность, что эта девушка сделает мне больно или заставит страдать?       Все та же картина.       Ноль процентов.       Цифры никогда не были равны нулю или ста процентам, это какая-то ошибка! Всегда есть погрешность или падение метеорита, который уничтожит планету!       Какова вероятность, что эта девушка будет моим лучшим другом?       Сто процентов.       Какова вероятность, что девушка купит мне мороженое?       Сейчас ей хотелось мороженого. Это была хитрая игра – так было легче использовать силы, если они совпадали с ее желаниями, поэтому научиться желать чего-то стало первым делом для Дины.       Сто процентов.       Это вызывало прохождение мурашек… ей больше не хотелось мороженного.       Ноль процентов.       Она подстраивалась под нее. Обманывала. Прикидывалась лучшим другом или не стоящей внимания, или неопасной.       ЧТО ТЫ ТАКОЕ!?       В голове тихо начали шелестеть листья, ветерок или звон сирен, плохо складывающиеся в отдаленные невнятные слова…       …не бойся меня… не бойся… оно не навредит тебе… я друг…иди ко мне…ближе…       Какова вероятность, что я смогу убить ее?       Сто процентов.       …я помогу тебе…просто следуй за моим голосом…       Шепот в голове нарастал… в нем было…нечто неправильное… какой-то хрип… словно говорил человек с пробитым насквозь легким или проткнутым горлом… будто воздух вырывался из бурдюка с противным свистом….       — Трикстер, мне нужна помощь! — она начала дергать его за рукав, пока он о чем-то увлеченно говорил с Солнышком.       … я потерялся здесь…в темноте… мне просто нужна помощь… помоги мне… здесь есть кто-нибудь?....       Вода ударила по зданию, снося энергетические щиты…       … я иду на помощь… я помогу тебе…я не вижу тебя… где ты…ответь…       Она молчала, вовсе не потому, что боялась нахлебаться морской воды.       

***

      С отвратительной усмешкой, мужчина с острой бородкой вытирал кровь с ножа об черную, обгорелую плоть. Монитор не передавал всех красок и слава Богу не передавал запахи.       — Э-м-м... — оно вырвалось само собой.       — Дина? — тихо сказал Трикстер. Он был не таким плохим, каким хотел казаться, но это понимала лишь она и Ноэль. Монстр, живущий в подвале.       — Это он.       — Кто?       Она показала пальцем на Остряка Джека на экране:       — Он.       — Тебе придётся объяснить нам. Кто — он?       — Он — тот, из-за кого все умирают.       На комнату опустилось молчание. Солнышко прекратила спорить с Генезис, сидящей в инвалидной коляске. Даже Баллистик отвлекся от чтения своей книжки, и теперь смотрел на них.       — Все присутствующие?       Дина завертела головой, её волосы разметались по сторонам, в шлеме было отверстие, чтобы выпустить ее локоны:       — Все. Я не понимаю. Не могу объяснить.       — Попробуй, — настаивал он.       — Иногда через два года. Иногда через восемь. Иногда где-то в этом промежутке. Но если он жив, что-то происходит, и все на Земле начинают умирать. Все, конечно, в любом случае умирают, но когда это что-то происходит, они умирают очень быстро, один за другим, и за год вымрут почти все. Даже если некоторые выживут, то они всё равно вскоре умрут и...       — Я думаю, мы поняли, что ты сказала. Посиди тихонько, если больше нет ничего важного. Мы должны обсудить это. — они все еще обращались с ней как со стеклянной, боялись причинить боль. Но они помогли ей, спасли ее. Ей хотелось, чтобы ее обняли, пустили в семью.       На несколько долгих секунд воцарилась такая полная тишина, что было бы слышно комариный писк.       — Не похоже на его силу, — Гензис говорила медленно, как будто обдумывая каждое слово. — Эффект искажения пространства: каждое лезвие, которое он держит, получает режущую кромку любой длины, какую он захочет. Взмахнув ножом, он может разрезать целую толпу. Бессмыслица, так он не сможет убить всех на Земле. — Джесси была гиком по кейпам еще до попадания сюда.       — Если он не разрежет каким-то образом планету пополам, — задумчиво сказала Солнышко.       Прозвучало тревожно.       — Нет, — сказала Дина. — Не разрежет.       — Я думаю, нам надо больше чисел, если мы хотим понять это. Какова вероятность, что ему убить всех? До одной десятой.       — Восемьдесят три целых четыре десятых процента.       — Ты сказала "если он жив". А если мы убьём его? Сейчас? До одной десятой.       — Три целых две десятых процента — шанс того, что кто-нибудь убьёт его до того, как он покинет город, если вы используете всю свою силу. Катастрофа не произойдёт в течение пятнадцати лет, если у вас получится.       — Значит, это всё равно произойдёт? — спросил Трикстер.       — Да. Всегда происходит.       — Значит, он катализатор для чего-то ещё, — вмешался Баллистик. Люк всегда был активным парнем, не лезущим за словом в карман.       — Так всегда получается? Всегда происходит то, что убивает всех на свете?       Она покачала головой:       — Не всегда, не именно так. Иногда выживает больше. Иногда сотни, иногда тысячи, иногда миллиарды. Но миллионы или миллиарды гибнут обязательно.       — Если мы нападем на него сейчас, какова вероятность, что мы его убьем?       — Голова болит.       — Пожалуйста, Дина, это очень важно. До одной десятой.       — Два, запятая, шесть процентов. Тридцать, запятая, девять процентов шанс того, что вы все умрете.       Комната опустилась в тишину. Было тревожно и жутко осознавать, что они могли бы умереть – быстро и без шансов.       Задавать вопросы и гадать было легче, чем сразу же узнать готовый ответ. Чем сложнее вопрос, тем больше головной боли. Наверняка она будет бесполезна в течение недели, но это действительно был важный вопрос.       Она начала смотреть в глубь всех этих картин и отражений. Катализатором чего будет Джек Остряк?       

***

      Ее усадили на удобный стул, перед монитором, после того, как она внезапно закричала и упала ничком.       Солнышко поднесла стакан с водой ко рту, а рука Трикстера охлаждала горячий лоб. Хотелось плакать и спрятаться под одеяло, уткнуться лбом в подушку, настолько была боль ослепляющая, вот только от нее так не спрятаться. Спасительное забытье было рядом, так и звало откинуться и упасть без сознания, но сначала нужно было сказать важную информацию.       — Джек Остряк, будет катализатором для того, кто первым придет к этим трупам. Я не вижу кто это. Какая-то неразличимая фигура. Если убить того, кто придет, то все умирают гораздо и гораздо позже. Я не знаю как… Они как-то влияют друг на друга, непонятно кто кого подталкивает к апокалипсису – Джек пришедшего незнакомца, или незнакомец Джека.       — Ты молодец, Дина, не переживай, мы справимся… Только последний вопрос. Какие у нас шансы убить того, кто придет на могилы первым после Джека?       — Пятьдесят процентов.       Она почти не чувствовала, как ее легкое тельце куда-то унесли – только мягкость подушки и тепло одеяла. Боль ощущалась чуть меньше. Нужно было проверить еще один вариант…       Какова вероятность что туда придет та девушка в белом?       Ноль процентов.       ЧЕРТ! Ей хотелось зарыдать от бессилия…       …у меня… для тебя есть… конфетка… где, ты?... дружок…       Какова вероятность, что ее друзья убьют ее?       Числа никогда не бывают равны нулю или ста процентам. Всегда существует вероятность, что произойдет что-то. Всегда.       Сто процентов.       ….где ты… отзовись….       Шепот не смолкал.       

***

      Кожа на ее руке взбугрилась и разорвалась.       Словно невидимые доктора раскрыли рану и развели края в разные стороны, удерживая их медицинскими зажимами.       Там, где обычно режут себе руку самоубийцы – у кисти, где много жил, сухожилий и артерий с венами - на ее запястье появилось окно во внутренний мир.       Крови почти не было, зато был виден бледный скользкий и блестящий подкожный жир, под ним прятались розовые волокна – тоненькие мышцы, которых, впрочем, и не должно быть много в кисти. За ними уже находились длинные и толстые белесые веревки – сухожилия и жилы.       Все это разошлось в стороны от разрыва, как распахнувшиеся крылья бабочки.       Эми смотрела на белоснежную кость.       Чувствовала ее.       Чтобы ни ждало ее впереди… там.. за чертой…       Я лишь надеюсь, что это будет лучше чем то, что сейчас.       Голубые глаза, смотрящие в никуда.       Платиновые волосы.       Орошенная кровью белая ткань.       Каждый раз, когда она закрывала глаза – воспоминание убивало ее.       Каждый раз, словно ей вырезали сердце живьем.       Грязные волосы всколыхнулись от ее нервного движения головы – неудачная попытка прогнать образ из глаз и сосредоточиться на деле.       Она пряталась в каком-то злачном переулке, без памяти, как она там оказалась. Но одно она видела точно – темно-зеленый туман, хорошо видимый безоблачной лунной ночью, не подходил к ней. Огибал ее.       Боялся ее.       Белый начал расти – словно цветок весной после холодных зимних ветров - тоненький стебель поднимался из крыльев бабочки.       Она была для меня всем       Весь мир был Викторией. Ее улыбкой, ее объятиями. Ее смехом.       Стебель укрепился, стал толстым и, поднявшись на расстояние в пару ладоней от раны, начал скручиваться, расти в длину и ширину.       Но они забрали ее.       Смотрящие в никуда голубые глаза. Платиновые волосы. Красно-белая ткань.       Белоснежная кость стала формироваться во что-то… два прямоугольника, со скошенными углами, лежащие внахлест друг на друга длинной в локоть. Вес ощущался – гигантский кусок кости, балансирующий на тонком стебле из белого материала, кусок, выросший из ее запястья, опасно качался, тянул руку вниз.       А вместе с ней забрали мою доброту и милосердие       Она ничего не чувствовала. Почти не думала. Мыслей почти не было – лишь смутные образы… инструкции, что ей нужно сделать. Неосознанные ощущения… чего-то.       Белоснежную пропорцию из живого костного материала начало оплетать что-то с острого угла конструкции.       Это была их ошибка.       Они заплатят. Все они. Все и всё.       Черная кость поглотила один из концов неправильной трапеции, начала разрастаться и ветвиться вниз, с дальнего конца. Предмет начал обретать форму.       Потому что теперь все, что у меня есть – лишь холод вместо сердца.       Когда-то бывшая Панацея, бывшая биокинетик-террорист. Просто Эми Даллон.       Просто никто.       Крепкая хватка сомкнулась на черной, матовой шершавой рукоятке. Палец удобно лег на изящный, тонкий и испещренный мелкой резьбой курок. Вдоль всего ствола вилась вырезанная линия – смутный силуэт женской фигуры, облаченной в плащ с развевающимися на лету волосами. Еще раз.       

***

      Кость. Свет.       Кость и свет – вот чем она была теперь.       Там, внизу по улице, огни фонарей гасли друг за другом в клубящейся мгле. Слишком далеко, чтобы услышать крики умирающих.       Они выросли из сомнений       Она должна была окончить это тогда. Сразу же, как был шанс. Убить или убежать.       Только один бледно-зеленый огонек уверенно плыл в черном тумане, явно не боясь его влияния. Злой свет нечистой души.       Около запертого подъезда у подножья лежал мертвец. Он обнимал себя за плечи, в одной руке можно было увидеть увесистый мешок с чем-то белым; широко раскрытые и абсолютно черные глаза невидяще смотрели в безлунное небо. Тело медленно распадалось... словно дым на ветру, превращаясь все в тот же туман – обнимающий Броктон-Бей каждую ночь.       Они питаются страхом       Все боятся их, но она заставит их бояться ее.       Наконец она прошла мимо домов и завернула в переулок, из которого раздавался крик и плач. Узкая дорожка между домов оказалась окутана черным туманом. Он струился, образуя завихрения, в которых проступали уродливые силуэты. До смерти перепуганный пожилой азиат бежал к закрытой двери, за которой горел свет.       Она нацелила оба пистолета на клубящуюся массу.       Из тумана медленно проступил мужской силуэт. Клубящийся дым и плохая освещенность дали понять, кто это был, лишь когда фигура, с поверхности которой струился такой же туман, как и везде вокруг, подняла старика за шею над асфальтом. Серебристая броня.       Их извращенная мерзость поразила наш мир как дурная болезнь.       Они все больны, а доктор Эми их вылечит. Панацея всех вылечит.       Дешевые кроссовки безуспешно тряслись и сучили по воздуху в поисках опоры, чтобы их хозяин смог сделать еще один глоток столь необходимого воздуха.       Залп очищающего огня растворил его без остатка. Отдача от выстрела отбросила Эми на шаг назад, и она почувствовала под каблуком пустоту. Небольшая выбоина, в которой она могла увидеть свои холодные глаза в луже воды. Это ее не остановит. Ничто и никто.       Но я истреблю эту заразу       Каждый из них виноват. Каждый мог спасти их или ее.       — Слава богу! Господи, как же хорошо, что вы были неподалеку, мисс! Я знал, что надо сидеть дома, но у нас кончилась еда. Я не могу смотреть на своего Кенши, мой сын. Смотреть, как он свернулся калачиком и прячет свои слезы, пытаясь показаться сильным. Я пожилой человек, я прошел войну, я смогу вытерпеть еще пару дней. Но Кенши… Он же всего лишь ребенок... ему еще даже нет пяти. Вот, смотрите, — он вытянул вперед небольшую железную банку с оборванным ценником, как свое доказательство.       Она шла прямо, не останавливаясь, не оглядываясь и не замедляясь.       К переводящему дух пожилому азиату, спешно достающему ключи из нагрудного кармана.       — Что же мы стоим тут мисс, прошу вас, пойдемте, заходите внутрь. Давайте не будем искушать судьбу. Я обещаю, я никому не скажу, что видел вас.       Она не носила маски или чего-то подобного. Все еще во вчерашнем – порванные кроссовки, мешковатые темно-синие джинсы, и майка-алкоголичка – какой-то особо щедрый и придурочный пациент подарил ей ее пару лет назад. Домашняя одежда - талисман.       Ей было плевать.       Она не чувствовала холод, будучи одетой в одну тоненькую майку.       Только в сердце. Вместо сердца.       — Мисс?       Генри, начал понимать, что здесь что-то не так. С этой девушкой, спасшей его от ужасных чудовищ, что-то не так. Лишь мысли о том, что за хрупкой деревянной преградой возможно стоит его напуганный Кенши, не позволили закрыться с той стороны. Она разнесла на части монстра, что ей какая-то дверь.       Скорее подсознательно, чем осознанно, он понимал угрозу.       И не стал подставлять своего ребенка. Ни один родитель не стал бы.       Дымящиеся странные пистолеты прижались к его груди, он пятился как мог – но вскоре уткнулся в ледяную кладку окружавших их домов.       — Боже, ПРОШУ! НЕ НАДО!       Каждый из них погибнет от моей руки       За тебя, Вики.       Почти бесшумно, холодный асфальт принял тепло уходящей жизни.       Рывок, оставляющий за собой белоснежный шлейф энергии, рассеивающейся моментально – в переулке не осталось никого живого.       Следующий.       Смена. Она инстинктивно знала – это она.       В узеньком переулке, издавая царапающий уши скрежет, от соприкосновения металла с асфальтом, катилась по дороге выпавшая из ослабевших пальцев банка консервов.       

***

      В относительно целом здании, по крайней мере, с внешнего вида, горел свет в одном из немногочисленных окон. У большинства жильцов не было денег на приобретение и вставку окон, порушенных атакой губителя – доски и фанеры справлялись с задачей удержания тепла, а деньги можно было потратить и на более нужные вещи.       Одному человеку не хватало заботы и любви, другой – был сломлен, но восстанавливался. Закалялся, как закаляется сталь, становясь с каждым ударом лишь крепче и прочнее.       Можно было подумать, почему человек, которому так одиноко, которому не хватает человеческого тепла, сопереживания, сочувствия и понимания, которому отчаянно хочется любви – дарит все это без остатка другому? Почему не требует для себя?       Во-первых – у нее был план.       Во-вторых – все окупается. Со временем.       Рано или поздно, а с ее силой, скорее все же рано – она будет ее.       Вот только… надо как-то… научить ее не делать всякую херню…       — Лиза, я плохой человек, если не чувствую сожаления? Я не жалею, что тогда не позволила себя убить… что убила Славу… Это нормально? Герой или нет, наверное, это не так уж и важно, но как человек… Что ты почувствовала, когда впервые убила?       Вопрос определения себя, своей морали - не так смущал Лизу. Она видела – Тейлор становится увереннее, сильнее как личность. Крепче. Еще бы херню не творила.       Что ее действительно смущало и нервировало – наличие вышеупомянутой Славы, с зеленоватым отблеском в глазах, с поверхности тела которой медленно струился пепельно-темный туман.       Она стояла у угла и с ненавистью смотрела на них.       Им обязательно обсуждать убийство Славы при ней же?